Леонидов и Шарапов.

В мясной лавке Шарапова у прилавка трое покупателей внимательно разглядывали разложенное мясо.

– Хозяин у себя? – спросил Леонидов.

– Сейчас позову-с, – приказчик поклонился.

Появился сам бывший унтер.

– Олег Алексеевич, гость долгожданный!

– Здравствуй, Михал Михайлович.

Шарапов вытер руки о фартук, обнял Леонидова.

– А невеста где же? Грозился с ней зайти?

– В театре занята.

– Ну, Бог с ней, другим разом познакомимся, а сейчас пошли, закусим, покалякаем малость, да человек один зайдет, для твоего дела, Алексеевич, интересный.

Расположились в соседней комнате.

На столе стояли две бутылки Казенной водки, здоровенная сковорода жареной свинины и картошки. И, конечно, соленые огурцы, грибочки и миска квашеной капусты.

Выпили по первой, закусили.

В дверь постучали.

– Заходи, Орест Петрович.

В комнате появился немолодой человек в поношенном пальто с шалевым воротником, мех на котором заметно вытерся.

Он снял шапку-пирожок, поклонился.

– Честной компании приятного аппетита. Здравствуйте, Михал Михайлович, мое почтение, Олег Алексеевич.

– Вы меня знаете? – удивился Леонидов.

– А Вы меня не признали, видать, сильно сдал я.

Леонидов встал из-за стола:

– Господин титулярный советник Андрианов, чиновник для поручений Московской сыскной полиции.

– Признали все же, – Андрианов крепко пожал руку Леонидову, – бывший чиновник, бывший титулярный, а ныне конторщик жилтоварищества.

– Погодите, Орест Петрович, Вы же были одним из лучших криминалистов, на конгрессе в Женеве Вас серебряной медалью отметили.

– И это было.

– Неужели не пригодились новой власти?

– Почему же, – Андрианов налил себе рюмашку, положил на тарелку свинину.

– Меня в уголовке сыщиком оставили. Поработал немного. А потом я с Ерофеем, помните его?

– Буфетчик из кафе Филиппова?

– Он самый, я с ним об заклад побился, что найду украденную серебряную посуду, которую из кофейни умыкнули. Я портсигар свой серебряный на кон поставил, он часы, тоже из серебра, с цепочкой. Посуду эту я нашел. Вернул в кофейню. Ерофей мне часы и отдал, ну и, конечно, налил мне и помощнику моему из революционных матросов. Так тот коньяк выпил и доложил комиссару Либерману, что я взятку взял. Часы у меня изъяли, а меня из сыска вон, как мздоимца.

– И никто не заступился? – спросил Леонидов.

– Жора Тыльнер, да что он мог против Либермана, кстати, часики-то мои он по сей день носит.

– А как же дальше?

– Да вот так, старшего моего в Галиции пуля нашла, жена в девятнадцатом Богу душу отдала, младшенького краскома под Царицыном казачья шашка достала, так что я один, как перст.

Андрианов перекрестился.

– Давай помянем, – Шарапов разлил водку.

Молча выпили не чекаясь.

– Так как же Вы сейчас, Орест Петрович?

– Служу конторщиком в Жилтовариществе, жалование какое-никакое, паек. Да вот талант у меня проявился, каллиграфический почерк. Ко мне люди идут. Кому жалобу, кому прошение написать. А они мне или деньги, или продукты.

Шарапов откупорил вторую бутылку.

– Он, Алексеич, у меня делопроизводство ведет, так что с голодухи не помрет. Ты, Орест Петрович, давай по делу.

Налили и выпили по новой.

Андрианов закурил и начал:

– Видите ли, у меня был секретный сотрудник. Очень хороший, ему за знаменитое дело с морозовскими бриллиантами сам Белецкий, товарищ министра внутренних дел, золотые часы пожаловал. Имя я его называть не буду, а псевдоним его был «Барин». Вращался он в кругах самых разных, от московского и питерского дна до светских домов. Как он туда попадал, только ему да Господу Богу известно. Играл удачно, на бильярде королем слыл, на бегах рисковал по мелочи, но успешно. На Бирже по мелочи поигрывал, с этого и жил, ну и, конечно, у нас на помесячном жаловании состоял.

– А он жив? – спросил Леонидов.

– Да что с ним будет, такой как он, при любой власти свой бутерброд с маслом иметь будет. Так в восемнадцатом году он мне сообщил, что некая организация аристократов создала Союз спасения императора Николая Александровича и начала собирать фамильные драгоценности для проведения акции по освобождению царя. За се ценности отвечала княжна Ольга, племянница великого князя Сергея. Ценности переправили в Москву. Царь тогда был в Тобольске, какой у них план был – не знал «Барин», но ценности пропали. До «Барина» дошел слушок, что о деле этом знал Иван Федорович Манасевич-Мануйлов…

– Погодите, погодите, Орест Петрович, – удивился Леонидов, – его же в том же году расстреляли, когда он пытался бежать в Финляндию.

– Вы же прекрасно понимаете, Олег Алексеевич, что Манасевич Мануйлов был не только журналист, но и чиновник политической полиции, друг Распутина и на жаловании у Дмитрия Львовича Рубиншейна. Он ему и сообщил о Союзе и ценностях. И как стало известно «Барину», Рубинштейн из Финляндии прислал людей, те тайник Союза грохнули, а ценности перепрятали.

– А может, вывезли?

– Нет. Спрятаны они здесь, иначе зачем же княжна Ольга с людишками из Европы сюда прикатила. Позор на ней, не уберегла общее добро, вот и хочет отмыться перед высшим светом. Я как Вашу статью прочитал, понял – она это.

– А чего же гадать, – вмешался в разговор Шарапов, – вот альбом, здесь все Романовы и их родня. Давайте посмотрим.

Леонидов схватил альбом, начал листать.

С фотографии глядела на него женщина из кафе «Домино».

– Орест Петрович, Вы мне можете устроить встречу с «Барином»?

– Не обижайтесь, Олег Алексеевич, я хоть и бывший сыщик, но… Не могу я сдать секретного сотрудника. Тем более, я его дело из сыска забрал, когда меня поперли. Встретиться с ним могу и расспросить, что Вас интересует, Вы мне вопросики на бумажке набросайте.