Книга: Комендантский час (сборник)
Назад: Глава 4 РАЙЦЕНТР. 8–10 АВГУСТА
Дальше: Глава 6 РАЙЦЕНТР. 13 АВГУСТА

Глава 5
МОСКВА. 11–12 АВГУСТА

Начальник
– Ну, Муравьев, знаю, слышал о ваших делах.
Начальник МУРа встал, пошел навстречу Игорю.
– Жаль Полесова. Очень жаль. Редкой души человек и прекрасный работник. Похоронили его?
– Да. Прямо там, на кладбище. Все как положено – оркестр, цветы, памятник. Только ему это все равно.
– Ему да, а нам нет. Делу нашему не все равно, как хоронят людей, отдавших за него жизнь. Ты мне эти разговоры брось.
– Он мой друг…
– И мой, и Серебровского, и Муштакова, Парамонова. Мы все друзья. Ну ладно, садись, поговорим. – Начальник нажал кнопку звонка. В дверях появился Осетров. – Где Муштаков?
– В приемной.
– Проси.
– А, Игорь Сергеевич, – улыбнулся, входя Муштаков, – значит, мы с вами работать будем?
– Да.
– Ну и прекрасно. – Муштаков уселся в кресло, аккуратно поддернув выглаженные брюки. – Можно докладывать?
– Давай, – начальник закрыл ладонью глаза, – начинай.
– Видите ли, Игорь Сергеевич, – Муштаков сделал паузу, словно обдумывая следующее предложение, поглядел на Игоря, – данных у нас немного. Согласно нашей сводке-ориентировке, относительно Гомельского были предупреждены все сотрудники милиции. 9 августа постовой заметил похожего человека на Тишинской площади и немедленно сообщил в 84-е отделение милиции. Оперуполномоченный Ларин, приехавший туда, также опознал Гомельского. Он довел его до Большого Кондратьевского и там потерял. Ларин работник опытный, на следующий день он опять был на площади. В одиннадцать часов Гомельский появился вновь и опять исчез на углу Большого Кондратьевского.
– Там проходные дворы, – сказал Игорь.
– Теперь все дворы проходные, заборы-то сломали на дрова, – начальник опустил руку, – ты продолжай, Муштаков.
– По оперативным данным нам стало известно, что Гомельский часто бывает именно в этом районе и даже посещает пивную.
– Это которую? – поинтересовался Муравьев.
– Знать надо, – усмехнулся начальник, – она там одна.
– Да я этот район не очень…
– Придется изучить. Ну, какие у тебя соображения, Муравьев?
Игорь помолчал немного. Вопрос начальника застал его врасплох.
– Мы придумали два варианта. Первый – установить дежурство и арестовать Гомельского.
– Ишь ты, – начальник иронически поглядел на Игоря, – один думал или с Даниловым вместе? А если Гомельский туда больше не придет? Тогда что?
– Тогда на него должен выйти Костров.
– Где он? – Начальник встал.
– У меня дома сидит.
– Что ж ты раньше мне не сказал? – Он поднял трубку телефона: – Машину! – и повернулся к Муравьеву: – Едем к тебе в гости.
Костров
Из окна комнаты был виден двор. Совсем крохотный, с чахлыми акациями. Дома обступили его со всех сторон, образуя неровный квадрат. Они были старые, облезлые, в некоторых местах штукатурка отвалилась, обнажая дранку, уложенную крест-накрест. Окна первых этажей находились почти у самой земли, на подоконниках стояли горшки с цветами, лежали худые жуликоватые коты.
Мишка знал, что двор имеет несколько выходов в Большой Кондратьевский, на пустырь и еще один – на Большую Грузинскую улицу. Удобный оказался дворик, ничего не скажешь. Для всех удобный. Только те, кто знает об этих выходах, даже не догадывались, что закрываются они очень легко и тогда из этого дворика никуда не выйти.
Мишку привезли сюда ночью. По легенде, придуманной ему Муравьевым, он домой показаться не мог, так как его еще с сорок первого ищут; а здесь он у подруги – Игорь все предусмотрел, даже это. Хозяйка квартиры Зоя, высокая брюнетка с яркими, чувственными губами, посмотрела на Мишку прищурясь и спросила:
– Это значит, он теперь мой любовник?
– Он, – кивнул Муравьев.
– Ну что ж, – Зоя оглядела Мишку с ног до головы, – парень он вполне ничего. Только глаза диковатые.
– Какие есть, – буркнул Мишка.
– Ну вот, видите, Игорь. – Зоя развела руками.
– Миша. – Муравьев положил руку на плечо Кострова. – Зоя наш сотрудник, но об этом во дворе никто не знает. Все считают, что она в клубе работает администратором. Понял?
– Я-то понял. Только урки тоже не дураки.
– Ты что, боишься?
– Это ты бойся. Мне чего, я опять на фронт, а тебя – в постовые, и будешь на Тишинке щипачей ловить.
– Ты это брось…
– Я же слово Данилову дал, что сделаю, и поэтому из-за вашей глупости вовсе не хочу Ивана Александровича подводить.
– Да я тебе точно говорю, что ее никто не знает. Она у нас по очень секретной линии работает. Ее даже наши сотрудники знать не должны.
– Ладно, там видно будет.
– В квартире три комнаты, дверь в одну из них обоями заделана, там постоянно будут находиться два наших сотрудника. Тебе надо Гомельского сюда заманить.
– Это понятно, но как?
– Он золото скупает и камни. Но помни, что не только скупает, а может, и… В общем, вы с Зоей ими торговать начнете.
– Туфтой.
– Зачем? – Игорь достал из кармана коробку, выложил из нее на стол кольца, серьги, броши. – Здесь есть и настоящие. Зоя знает, какие можно давать в руки, а какие только показывать издали. Помни, ты пробрался сюда из Куйбышева, там со Степкой Ужом и Утюгом вы взяли ювелирный. Где Утюг и Степка, ты не знаешь, возможно, в Ташкент подались.
– А на самом деле?
– Там, – Игорь показал на стену, – убиты в перестрелке оба. Так вот, ты забрал долю и по документам сержанта Рыбина, вот они, пробрался в Москву. Все понял?
– Значит, могу ходить в форме?
– Можешь.
– И медали носить?
– Носи на здоровье. Твою жену предупредили. Если кто к тебе придет, его поведут, потом потеряют. Причем поведут в открытую.
– Получается, что хата моя вся в «мусоре». Так выходит?
– Так. А теперь давайте детали оговорим.
Проговорили они почти до утра. Мишка должен был найти знакомых перекупщиков, предложить и продать им кольца и золотые диски, но главное – сказать, что есть бриллиантовая осыпь, и просить за нее деньги большие. Осыпь надо показывать только издали, чтобы, не дай бог, не заподозрили. Правда, осыпь была подделкой редкой. Она лежала еще в музее Московской сыскной полиции. Делал ее известный ювелир Кохнер специально для подмены настоящей. Подлинник носила княжна Белосельская, за которой ухаживал один гвардейский офицер. Когда однажды на балу ей стало плохо, он подсыпал княжне в бокал с лимонадом порошок, а затем подменил осыпь. Княжна пришла в себя и ничего не заметила. Приехала домой, сняла осыпь, смотрит – одна веточка погнута, видимо, «гвардеец» торопился очень, когда пристегивал, руки дрожали. Вызвали ювелира, тот и заметил. Мошенника арестовали, он указал на Кохнера, у которого осыпь и нашли. А подделка осталась в музее, рядом с первым автогенным аппаратом для вскрытия сейфов и кистенем извозчика Чугунова. Позже она перекочевала в Музей криминалистики МУРа.
Первое московское утро началось для Мишки неспокойно. Он нервничал, почти не мог есть. За стол сели все: кроме него еще Зоя и два оперативника. Мишка только чай выпил, а до картошки с консервами даже не дотронулся.
– Это ты зря, Михаил, – сказал рассудительный Самохин, – есть надо. Иначе перегоришь, на одних нервах тебе не продержаться.
Мишка кивнул, молча взял вилку, поковырял в тарелке и положил.
– Не хочется, – вздохнул он, – это пройдет. У меня и раньше так было, когда в разведку ходил, потом пообвык.
– А ты считай, что опять в разведку идешь, – сказала Зоя.
– Не могу, там враги…
– А здесь друзья, выходит? – прищурился Самохин.
– Нет, Самохин, тоже враги. Только на фронте самим собой остаешься, а здесь врагом становиться надо.
– Это ты прав. Противно. Потерпи уж, Миша, пожалуйста.
– Ну, заканчивайте, – сказала Зоя, – мне еще посуду помыть надо.
– Мы скоро. – Самохин глотнул горячего чая и тут же, открыв широко рот, начал судорожно втягивать в себя воздух.
– Не торопись, не торопись, – засмеялась Зоя.
Все просто. Женщина торопится на работу, а ей еще по хозяйству управиться надо. Просто, обыденно. И именно эта обыденность понемногу успокоила Мишку. А что, в самом деле, особенного? Начинается для него, старшего сержанта Кострова, новое дело. Да не такое уж оно новое. Когда в сорок первом он внедрился в банду Широкова, тогда оно действительно новым было. А теперь ходи по рынку, строй из себя удачливого урку да смотри в оба. Если что – он сам не прост. На ремне у него наган в кобуре, а в кармане галифе браунинг. Восемь патронов в обойме, а в них восемь никелированных пуль. Ну, попробуй подойди. А стрелять он научился. Еще как! Разведрота не такому научит. Ну а на самый крайний случай есть у него нож. Нажмешь медную кнопку на ручке, и выбросит пружина жало стилета. Нож этот Мишка у убитого шарфюрера из диверсионной группы СС взял. Сначала завалил его в лесу под Рогачевом, а потом взял. Дважды пользовался он им, и всегда наверняка. Мишка вдруг почувствовал, что хочет есть. Это было удивительно, и он пошел на кухню. Зоя из чайника обмывала тарелки, сложенные в раковину.
– Ты чего? – повернулась она к Кострову.
– Ты уж меня прости, понимаешь, есть захотел.
Зоя поглядела на Мишку и по-доброму улыбнулась:
– Ну, слава богу, успокоился.
– Вроде того.
– Садись, я как знала – отложила тебе. Погреть?
– Не надо.
Мишка уселся за кухонный стол и прямо из сковородки начал есть необыкновенно вкусную картошку и застывшие мясные консервы. Потом он допил остывший сладкий чай и вынул папиросу.
– Ну вот, теперь полный порядок, – сказал он довольно.
Муравьев
С утра он дозванивался до майора Королева: сначала тот был у руководства, потом сам проводил совещание, затем его опять вызвали к руководству.
– Вы передайте, пожалуйста, Виктору Кузьмичу, что его Муравьев из МУРа разыскивает по срочному делу, – попросил Игорь секретаря отдела.
– Хорошо, – ответил любезный женский голос, – я доложу.
«Вот так-то, брат, «доложу», – подумал Игорь, вешая трубку, – начальству не передают, а докладывают».
Он только что вернулся из дому, куда заезжал буквально на час. Нужно было переодеться и взять кое-что из вещей. Когда он подошел к дверям квартиры, то увидел щуплого человека со связкой ключей в руке. Тот, наклонившись, копался в замке.
– Что вам надо? – спокойно спросил Игорь.
Человек обернулся и, увидев милицейскую форму, почтительно захихикал.
– Я, понимаете, из домовой конторы. Площадь эвакуированных на учет берем.
– А кто позволил в квартиру лезть без спроса?
– Пустая она, товарищ начальник, а есть люди, желающие занять.
– В ней живу я.
– Нет, пустая. В ней Муравьева Нина Петровна проживала. Сейчас она в эвакуации, а сынок на фронте.
– Сынок – это я. И если я еще раз вас увижу…
– Извиняйте, извиняйте.
Человек исчез, словно растворился в полумраке лестницы. Муравьев вошел в квартиру и позвонил в домоуправление, рассказал о странном визите.
– Так, – ответил домоуправ, – интересно. Действительно, есть распоряжение Моссовета о временном вселении в свободные квартиры. – Он помолчал немного и добавил: – В общем, вы не волнуйтесь. За сигнал спасибо. Мне уже подобные поступали, да я думал… Вы сами в милиции работаете, поэтому знаете, всякие люди бывают. Еще раз спасибо за сигнал.
Игорь повесил трубку и подумал о том, как быстро повылезала из щелей всякая нечисть. Как умело маскировалась она до войны, платила взносы в МОПР и Осоавиахим, ходила на собрания, ждала своего часа. Но нет, их время не пришло и не придет никогда, для этого он и служит в уголовном розыске.
Муравьев открыл шкаф, достал из него синий костюм, тот самый, который сшил перед войной. На работе мать премировали талоном на отрез, и она взяла бостон специально для сына. Шил костюм знакомый мастер и, конечно, сделал все как надо. Всего один раз надел его Игорь, когда ходил с Инной в Большой театр на «Красный мак». Господи, давно же это было, как будто совсем в другой жизни! Он надел голубую шелковую рубашку, повязал полосатый галстук, натянул пиджак и подошел к зеркалу. Да, он казался себе необычным, просто отвык за два года от штатского костюма. Почти все время Игорь ходил в форме или в обыкновенной зеленой гимнастерке без петлиц.
Впрочем, тот, другой человек в зеркале Муравьеву понравился. Костюм на нем сидел хорошо, даже с долей этакой небрежности, которая придает элегантность. Жаль только, что орден надеть нельзя. Он был бы кстати на этом костюме: темно-синий бостон, а на нем рубиновая звезда.
Игорь еще раз поглядел на себя в зеркало и начал собираться.
Машина ждала его прямо у крыльца подъезда. Когда он открыл дверцу, шофер, недовольно оторвавшись от газеты, рыкнул:
– Куда лезете, не видите, что ли? – но тут же смущенно улыбнулся, замотал головой: – Вот это да. Игорь Сергеевич, быть вам богатым – не узнал.
– Ну что ж, это неплохо.
Приехав в управление, Игорь сразу же стал звонить Королеву. Майора не было, и Муравьев сидел в своей комнате, ожидая звонка. Пока все складывалось крайне неудачно. Ему необходимо было ехать на Тишинку, а проклятый телефон молчал. Игорь начал уже со злостью поглядывать на аппарат, словно именно он был виноват в том, что Королев никак не освободится. Конечно, можно было бы встать и уйти, но Данилов категорически приказал передать майору письмо и на словах добавить, что очень ждет результата.
А управление жило своей обычной жизнью, и Муравьев уловил ее сразу по возвращении. Она состояла из знакомых ему привычных забот. В кабинет заходили ребята из его отделения и рассказывали о новостях. Заглянул начхоз и сказал, что он, Игорь, поставлен на довольствие. Потом явился комендант и начал по ведомости сверять номер табельного оружия, числящегося «за оперуполномоченным 1-го отделения тов. Муравьевым И. С.».
– Все ждешь? – В комнату вошел Борис Парамонов.
– Как видишь.
– Завтракал?
– Нет пока.
– Я тоже не успел. Давай сообразим.
– У меня, к сожалению, ничего нет.
– Если бы я на таких, как ты, надеялся, – Парамонов встал, одернул гимнастерку, – давно бы ноги протянул. Я сейчас.
Он вернулся минут через десять. В одной руке Парамонов нес чайник, в другой – что-то завернутое в газету.
– Ну, давай. – Он расстелил чистую бумагу, поставил банку консервов с яркой этикеткой.
– Ух ты, – удивился Игорь, – что это?
– Второй фронт.
– Что?
– Ну, консервы, колбаса американская. Вкусная, прямо сил нет.
– Я такой и не пробовал.
– А она только что и появилась. – Парамонов взял банку, и Игорь увидел сбоку, прямо на ней ключик. Борис повернул его, и жесть, закатываясь в трубочку, начала освобождать крышку.
– Придумали же.
– С умом делают. Вот сейчас в Москве появились консервы ихние, колбаса, тушенка свиная, сало консервированное, шоколад. Машины грузовые. Между прочим, в каждой, говорят, кожаное пальто лежит.
– Врут.
– Я тоже думаю. Наливай чай. Вот сахар в пакетике.
Игорь разлил чай, насыпал в кружки коричневатый крупный сахарный песок. До войны он такого и не видел никогда. Чай сразу помутнел, покрылся сероватой пенкой.
– Ничего, – Парамонов взял кружку, – зато он сладкий, лучше, чем сахарин. У меня от этого сахарина во рту кисло становится, словно я лимон со шкуркой съел.
– У меня тоже.
Игорь сглотнул слюну, следя за Парамоновым, который резал красноватую, покрытую желе колбасу. Несмотря на подозрительный цвет, колбаса оказалась удивительно вкусной.
– Ну, как харч?
– Подходящий. Это ты что, спроворил где или из пайка?
– Колбаса-то? Пайковая. Видишь, наклейка какая? Помощь от союзников. Я вчера газету читаю, смотрю, сводка с ихнего фронта. В Месопотамии стычки патрулей, несколько раненых. И колбаса эта. – Парамонов повертел банку в руках. – Стычки, колбаска. Легко воюют, чужими руками, кровью чужой, а как мы немцу хребет сломим, так они сразу заорут: мы тоже, мол, дрались… Баночками этими. Как думаешь?
– А что думать? И я читал. О том, что на фронте появляются части из армии Роммеля, которая в Африке. Значит, могут они оттуда дивизии снимать, раз там только стычки патрулей. В общем, противно.
– Это ты точно сказал – противно. За консервы, конечно, спасибо, – Борис бросил пустую банку в корзину с мусором, – но история всем воздаст.
– При чем здесь история, – сказал Игорь, – разве в ней дело… Нам о сегодняшнем дне думать надо. Самим, без их консервов и патрулей.
Зазвонил телефон.
– Муравьев слушает.
– Товарищ Муравьев, соединяю вас с майором Королевым.
В трубке щелкнуло, и Игорь услышал Королева.
– Здоров, Игорь Сергеевич, что там, как дела?
– У меня для вас письмо от Данилова, приказано лично вручить.
– Раз приказано – вручай. Жду через двадцать минут. Пропуск сейчас закажут.
Через полчаса Игорь сидел в кабинете Королева. Виктор Кузьмич прочитал письмо, хмыкнул, поглядел на Игоря.
– Твой начальник думает, что госбезопасность – справочное бюро.
– Он просил на словах передать, что очень на вас надеется.
– А ты хоть знаешь, что в этом письме? Стало быть, не рассказал начальник. Хороший он у тебя мужик. Очень хороший. Иван Александрович пишет, что погиб Полесов. Жаль. Ведь у меня были соображения насчет его. Хотел к нам Степана Андреевича забрать.
– Он бы не пошел.
– Пошел бы. Докладывай, что у тебя.
Игорь медленно, стараясь не опускать мелочей, рассказал Королеву о готовящейся операции на Тишинском рынке. Майор слушал внимательно, временами что-то помечал в блокноте. Слушал не перебивая и, только когда Игорь закончил, сказал:
– Есть одна мелочь, которую вы, братцы, не предусмотрели.
– Какую? – встревожился Муравьев.
– Нельзя Кострову в форме-то ходить. На рынке военных патрулей полно, а документики, как я понял, у него липовые. Наверняка заберут. Тогда как?
– Освободим.
– Это не вопрос. Как он потом там покажется? Или вы на дураков рассчитываете?
Игорь молчал. Он только теперь начал понимать, что так хорошо на первый взгляд продуманная операция внезапно оказалась под угрозой срыва.
– Немедленно переодеть Кострова, – приказал майор. – С начальником МУРа я созвонюсь. Иди. – И уже в спину сказал: – Данилову, если позвонит, передай: все сделаю.
Костров
Рядом с проходным двором два парня зазывали желающих.
– И только на туза! Только на туза! Как шестерку с восьмеркой подняли, так вы и проиграли! И только на туза! Как туз – так и денег картуз!
Один из них грязными пальцами с обломанными ногтями разбрасывал на фанерке три замусоленные карты. Оба были в кепках-блинчиках, под пиджаками грязные тельняшки, брюки заправлены в начищенные, смятые гармошкой хромовые сапоги. Они казались близнецами, сходство подчеркивали сальные, косо подстриженные челки, спадающие на лоб, и золотистый блеск коронок под мокрыми губами. Вот к ним подошел какой-то человек, полез в карман. Вокруг сразу собралась толпа.
– Ну, дядя, – ощерился парень, – спытай счастье. Оно не лошадь, вдруг повезет.
– Давай.
– Сколько?
– Пятьсот.
– Предъяви.
Человек вытащил из кармана мятые бумажки:
– На, гляди. Теперь ты.
Парень достал из-за пазухи пять сотенных и положил их на дощечку.
– Метать?
Три одинаковые карты легли рубашкой вверх. Человек подумал, выплюнул окурок с изжеванным мундштуком и осторожно поднял одну из карт.
– Туз, – пронесся по толпе вздох.
– Твое, – с сожалением сказал банкомет и протянул ему деньги. – Может, еще? Иль боишься?
– Сколько?
– Эх, трус в карты не играет, на отыгрыш: ты тысячу, я тысячу. А?
– Годится.
Опять легли три карты. И опять по толпе прокатился восторженный шепоток.
– Может, еще?
– Хватит. – Человек, не считая, сунул в карман комок денег и скрылся в толпе.
До чего любопытная была эта толпа своей невероятной пестротой! Кого только не встретишь здесь! Рынок разросся, занял все близлежащие переулки. Это было горькое порождение войны, с ее нехваткой, дороговизной, бедностью. Здесь можно было купить все. Краснорожие барыги в солдатских шинелях с чужого плеча могли продать хлеб и водку, пенициллин и зажигалки. Это была грубая и грязная накипь войны. Регулярно ее снимали, эту накипь, но она появлялась вновь, и бороться с ней было необыкновенно трудно.
Мишка, стоя на углу Большого Кондратьевского, наблюдал за этой толпой и думал: неужели нельзя облить бензином всю эту сволочь, облить и поджечь, пусть горит? Он даже Зое тихо сказал об этом.
– Зачем же так, Миша, – ответила она, – здесь не одни барыги. Нехватка, вот люди понесли сюда то, что могут продать или обменять, и нет в этом ничего зазорного. Люди свое, не ворованное, продают или на продукты меняют. А сволочи есть, конечно. Они здесь и собрались, потому что их, как магнитом, тянет к человеческому горю. Вон, видишь. – Она кивнула в сторону игроков.
Мишка сам давно уже наблюдал, как эти двое нагло обманывают простодушных людей, зараженных азартом.
– Ну-ка, подожди. – Мишка шагнул к толпе.
– Зачем? – Зоя схватила его за руку.
– Сейчас увидишь.
– Миша!
– Так надо.
Мишка раздвинул плечами любопытных, подошел к банкомету.
– Что, товарищ военный, спытай счастье, – улыбнулся один из парней.
– Давай.
– А ставишь что?
– Вот. – Мишка вытянул из кармана золотое кольцо.
– Дай гляну, – сказал второй и протянул руку.
– Смотри из моих рук.
Парень наклонился, внимательно рассмотрел кольцо.
– Рыжье, – шепнул он напарнику, державшему карты.
– Сколько против него? – спросил банкомет, прищурившись.
– Три куска.
– Идет.
– Предъяви.
– Не в церкви…
– Здесь тоже не фраера.
Банкомет достал из кармана толстую пачку денег.
– Мечи.
Три карты шлепнулись на дощечку. Мишка пододвинулся к банкомету вплотную и крепко взял его за руку. Парень дернулся. Но Костров держал крепко.
– Ты что, фраер, а? – прошипел банкомет.
– Тихо, сявка, кого лечить решил? – Мишка выдернул из рукава банкомета карту, бросил на дощечку. – Вот он туз, – сказал он спокойно, забирая деньги, и, повернувшись к угрожающе надвинувшемуся на него второму, добавил: – Тихо, тихо, сопли вытри, а то я тебя сейчас по стенке разотру.
Толпа весело загудела. Мишка повернулся и пошел к Зое. Вслед ему несся тяжелый мат.
– Зачем ты? – спросила Зоя.
– Золото им показал. Теперь, где надо, разговор пойдет: мол, появился карась с рыжьем.
– А что такое рыжье?
– Это на блатном языке означает золото.
Потом они продирались сквозь толпу. Мимо старушек, торгующих постным сахаром, пацанов, пронзительно кричавших: «Папиросы! Папиросы «Пушка»!», женщин с невидящими глазами, вынесших на рынок немудреные предметы домашнего быта, мимо юрких подростков в кепках-малокозырках.
Они шли через этот сорящий, гомонящий, торгующийся человеческий клубок, ища только им одним нужные лица. Их толкали, извинялись и бранили, но они продолжали свой путь. Купили у старушки сахар и пошли дальше, аппетитно похрустывая, приценились к совсем новеньким сапогам, постояли рядом со старичком, торговавшим старыми часами. Потом они выбрались из толпы и подошли к кинотеатру «Смена». У касс толпился народ: шел американский фильм «Полярная звезда». На огромной афише был нарисован горящий самолет. Здесь можно было передохнуть. Но напротив кинотеатра находилась как раз трамвайная остановка, и битком набитые красные вагоны выбрасывали на тротуар десятки людей. День был воскресный, и многие со всех концов города ехали на рынок.
– Давай подойдем, – сказала Зоя.
Они отошли за кассы кинотеатра, встали у проходного подъезда каменного двухэтажного дома, через него можно было попасть во двор.
– Да, – сказал Мишка, – к этой сутолоке привыкнуть надо. Сразу и не разберешься.
– Это сегодня, – ответила Зоя, – все-таки выходной.
– А в обычные дни?
– В обычные народу мало. Заняты люди, работают.
– Ну а барыги?
– Эти-то здесь крутятся…
Внезапно она сжала Мишкину руку:
– Смотри!
Мишка, прикуривая, чуть повернулся и увидел на другой стороне улицы парня в знакомой кепочке-малокозырке и с косой челкой под ней.
Рядом с банкометом стоял высокий, сутулый человек в мешковатом, неопределенного цвета костюме. В нем Костров сразу же узнал того самого «счастливчика», выигравшего полторы тысячи. Они о чем-то говорили, иногда поглядывая в Мишкину сторону.
«Засуетились, сволочи, – внутренне усмехнулся Мишка, – три куска – деньги немалые. Посмотрим, что будет дальше». Он взял Зою под руку. Девушка сразу же прижалась к нему, игриво улыбаясь.
– Товарищ старшин сержант, – услышал Костров за своей спиной глуховатый, официальный голос. Он оглянулся и увидел пожилого младшего лейтенанта в очках и двух красноармейцев с винтовками. На рукавах у них алели повязки с белыми буквами «КП».
Патруль! Мишка похолодел. Вот сейчас он достанет липовый документ и повезут его в комендатуру. Конечно, там все разъяснится, выпустят, но зачем лишние сложности, да еще на глазах этих двоих.
Тут ему в голову пришла дерзкая мысль.
Мишка подтолкнул Зою к проходному двору, а сам вытянулся, бросив руку к пилотке.
– Документы, – еще раз устало приказал командир и протянул руку.
– Есть, товарищ младший лейтенант. – Мишка краем глаза увидел, что Зоя уже скрылась в подворотне, теперь все было в порядке.
Мишка, оторвав руку от пилотки, медленно начал расстегивать карман гимнастерки, сделав незаметно полшага вперед. Теперь он стоял как раз между младшим лейтенантом и бойцом. «Ну, – внутренне собрался он, – давай, Миша. Давай!» Сильным ударом сапога он подсек ноги лейтенанта, одновременно правой ударил бойца чуть выше пряжки ремня. Не оборачиваясь, сбив с ног какую-то женщину, он бросился в подворотню. За спиной раздалось запоздалое «Стой!». Но он уже был во дворе рядом со спасительным подъездом.
Зоя открыла дверь и увидела Мишку, прислонившегося к косяку, глаза у него были совсем шальные.
Костров вошел молча, косо посмотрел на Зою и сел на диван.
– Ну, как ты? – спросила она.
– Как видишь. – Мишка расстегнул ворот гимнастерки.
Заскрипела дверь в соседнюю комнату, показалась голова Самохина.
– Вы чего? – спросил он, удивленно глядя на Мишку.
– Патруль, – вздохнула Зоя, – напоролись, глупо совсем.
– Ну и что?
– Сбежали.
– А они?
– Они ничего, – сказал Мишка. – Им, старичкам этим, салажат ловить, а не нас. Знаешь, Самохин, – он хитро прищурился, – помог нам патруль-то этот.
– Как же так?
– А вот так, зови ребят, расскажу. Зоя, ты бы разыскала Игоря, пусть мне штатское пришлет, завтра опять пойдем в карты играть.
Назад: Глава 4 РАЙЦЕНТР. 8–10 АВГУСТА
Дальше: Глава 6 РАЙЦЕНТР. 13 АВГУСТА