Книга: Люди долга и отваги. Книга первая
Назад: Борис Рогачев ХОД КОНЕМ
Дальше: Григорий Кошечкин НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА Повесть
Игорь Арясов
МГНОВЕНИЯ… МГНОВЕНИЯ…
(Несколько дней из жизни Александра Горшкова)
День первый. В субботу утром отец рубил в сарае дрова. Двенадцатилетний Сашка вертелся около мотоцикла «Урал» с ведром и тряпкой. Отец обещал прокатить, если он как следует вымоет мотоцикл.
— Черт побери! — вдруг громко крикнул Константин Иванович и вышел из сарая, держась рукой за щеку.
— Ты что? — Сашка поднял голову.
— Что-то ударило в глаз, больно, спасу нет. Ну-ка, посмотри, — и склонился над сыном.
— У тебя слёзы там, много, и весь глаз красный. Чем ты его?
— Кажется, проволоку перерубил, кусочек от нее попал, — отец ушел в дом и через несколько минут вернулся. — Вот что, сын, поеду-ка я в больницу, не дай бог старому наладчику без глаза остаться. Ты со мной или здесь?
— Конечно, с тобой, ты же обещал покатать!
Сашка забрался в коляску, отец завел мотор, оглянулся на мать, стоявшую на крыльце:
— Не волнуйся, мы скоро, — и выехал на улицу.
— Папа, а с ветерком можно? — крикнул Сашка, зная, что отец любит скорость. Было раннее утро, город еще не проснулся полностью, встречных машин немного. А боль в глазу с каждой минутой все сильнее. Действительно, надо торопиться. Константин Иванович прибавил газ, покосился на сына. Сашка сдвинул брови, упрямо сжал тонкие губы, маленькими сильными руками цепко держался за поручень.
— Я тоже буду как ты, папа! Есть же такие профессии, чтобы на мотоцикле работать!
— Обязательно, — кивнул отец. — Только расти быстрее надо, уж больно ты мал у меня.
В больнице Сашка оробел, его напугал неприятный запах лекарства. Отец заметил это, взял за руку:
— Не бойся!
В кабинете врач посмотрел глаз и тут же сказал:
— Немедленно на операцию, иначе будет плохо.
— Понятно, — вздохнул отец. — А долгое это дело? А то я с сыном на мотоцикле приехал.
— Оперировать будем сейчас же, чтобы не потерять глаз, а выпишут вас через несколько дней.
— Ясно, — Константин Иванович повернулся к сыну. — Как нам быть, Саша? Тебе же домой надо, там мама волнуется. И мотоцикл жалко на улице бросать. Ты вот что сделай: постой около него, а когда милиционер мимо пойдет, попроси, чтобы отогнал домой. Понял? Держи ключи и действуй.
На улице Сашка по-отцовски обошел мотоцикл, стукнул носком ботинка по колесу: машина в порядке. Сашка повертел головой по сторонам, надеясь увидеть работника милиции. В городской парк культуры с шахматной доской под мышкой неторопливо направлялись пенсионеры, возле памятника бородатому дяде с интересным именем «Семашко» ворковали голуби, косились на Сашку малиновыми бусинками глаз. Над городом быстро и незаметно вставало солнце.
Прошел час. Милиционеров не было. Сашка устал ждать, включил зажигание, завел мотор и сел за руль.
«Поеду потихоньку до первого постового, — решил он. — Остановят если, скажу, что папе делают операцию, а на мотоцикле больше некому ехать».
Он вырулил на дорогу и, прижимаясь к обочине, поехал. На перекрестке у светофора сбавил скорость, внимательно посмотрев по сторонам, свернул влево. Как назло — ни одного милиционера!
Метров через пятьсот он увидел торопливо шагающего по тротуару мужчину в военной форме. Посигналил. Мужчина обернулся, Сашка помахал ему рукой:
— Дяденька, идите сюда!
Майор подошел к нему, строго спросил:
— Тебе чего, мальчик?
Сашка объяснил. Мужчина посмотрел на часы, развел руки:
— Понимаешь, брат, на самолет я опаздываю. Ты водить-то мотоцикл можешь?
— Умею.
— Молодец. А я нет. Поезжай потихоньку. Здесь до ГАИ совсем недалеко. Сначала повернешь направо, а потом налево. Извини, я спешу, вон как раз мой троллейбус, — мужчина побежал к остановке, вскочил в троллейбус и, глядя через большое чистое стекло на Сашку, погрозил пальцем: осторожней!
Сашка вздохнул. Что делать? Где ГАИ, он не знал. И поворачивать с проспекта Ленина ему надо совсем в другую сторону. «Ладно, поеду и дальше сам. Может, повезет, встретится кто-нибудь».
Но Сашке в этот день не повезло. Он выехал за город, многоэтажные дома сменились маленькими, тесно лепившимися друг к другу, дорога по-прежнему была пустой, широкой, и он прибавил скорость до «50». Подъезжая к дому, Сашка по-отцовски трижды просигналил, свернул во двор. Мать заметила его в окно, выбежала на крыльцо:
— Как там папа, сынок?
— Нормально. Ему операцию сейчас делают. Он просил меня мотоцикл домой пригнать. Только я не нашел милиционеров. Был там один военный, но он на самолет опаздывал. Мам, давай я тебя к папе отвезу?
— Нет, я на автобусе, нельзя тебе еще на мотоцикле, рано!
День второй. Старшина дорожно-патрульной службы Иван Иванович Басов остановил служебный «Москвич» около столовой.
— Саша, пора и обедать.
— Не хочется, — Горшков вышел из машины, поправил на плече ремешок рации. — Позавтракал хорошо. Приятного аппетита, Иван Иванович. Я поработаю.
— Ну, гляди, моряк, — Басов скрылся в дверях столовой.
«И чего они меня моряком зовут? Два с лишним года, как в запас уволился с Черного моря. Походка выдает, что ли?» Александр пересек дорогу, поднялся на горку, внимательно посмотрел вправо. Прямо по осевой линии дороги на большой скорости мчался бортовой ГАЗ-53. Да, по городу так не положено. Александр поднял жезл и тут же едва успел отпрыгнуть на обочину, потому что машина шла прямо на него. С ума сошел водитель, что ли?
Горшков оглянулся вслед и ахнул: на его глазах ГАЗ-53 правым бортом задел пешехода, который, перевернувшись в воздухе, упал пластом на полотно трамвайного пути. Пьяный за рулем!
Горшков выскочил на дорогу, резко выбросил руку с жезлом первой встречной машине. Новенькие «Жигули» взвизгнули тормозами. Александр рванул на себя дверцу водителя:
— Разворачивайся быстро! И вон за тем газоном! Он только что человека сбил, гад!
Полный пятидесятилетний мужчина побледнел и не совсем уверенно развернулся на проезжей части.
— Быстрее! — торопил его Горшков. — Видишь, уходит! А ты куда? — он погрозил кулаком владельцу «Жигулей», которые только что были задеты бортовой машиной. — Стой на месте!
А Басов как назло в столовой! Но у меня же с собой рация!
— Внимание, первый! Преследую машину ГАЗ-53. На улице Октябрьской совершен наезд на человека. Преследую ГАЗ-53. За рулем пьяный водитель!
Через несколько секунд в эфире прозвучало.
— Горшков! Горшков! Сообщи номер нарушителя!
— Не могу. Он у него весь в грязи.
— На чем преследуешь его?
— Какой у вас номер? — Александр посмотрел на мужчину, судорожно вцепившегося в баранку. От волнения и испуга тот несколько секунд вспоминал номер своей машины, потом назвал. Александр повторил его по рации и тут же услышал, что кто-то просит задержать именно ту машину, на которой он «ведет» нарушителя. А-а, черт, путаница какая-то, нас-то зачем задерживать?
ГАЗ-53 свернул в переулок. Горшков — за ним.
— Товарищ, миленький, давайте быстрей! Он же пьяный, вы что, не понимаете? Народ с работы идет! Школьников вон сколько!
Было шесть часов вечера. Сентябрь едва тронул еще густую листву деревьев. В очередном проулке нарушитель исчез. Но только на секунду, потому что ГАЗ-53 промчался прямо перед ними и свернул в центр города на площадь Челюскинцев.
— Обогнать его надо. И прижимай к бордюру!
— Я неопытный, товарищ сержант, — пробормотал водитель, — только недавно машину купил.
Эх, чтоб тебя, дядя! А нарушитель вывернул на улицу Революции, на бешеной скорости промчался мимо городского родильного дома, где запрещен проезд, распугивая стоящих на дороге людей.
По рации у Александра запросили номер машины нарушителя.
Горшков вынул пистолет, опустил стекло.
— Достань его как можно ближе.
Хорошо, что улица глухая и встречных машин нет. Он поднял руку и дважды выстрелил в воздух. ГАЗ-53 продолжал, разбрызгивая дождевые лужи, мчаться вперед. Горшков высунулся из окна, прицелился и выстрелил по номеру. Грязь отскочила и стали видны цифры. Александр по рации передал номер бортовой машины. Потом снова высунулся в окно и четыре раза подряд выстрелил по задним колесам. Четвертая пуля, он успел это заметить, прошла мимо, ударила в большую лужу. «Эх, ты, кандидат в мастера!» — выругал себя Горшков.
Бортовая свернула вправо, к железнодорожному вокзалу. Но туда пьяному и вовсе нельзя, сейчас электричка из Москвы должна подходить.
ГАЗ-53 вылетел на трамвайное кольцо. Впереди — высокий забор. А за ним — Александр знал — глубокая траншея, там строится подземный переход. Если водитель сломает забор, дальше бортовая никуда не денется.
Но ГАЗ-53 вдруг резко затормозил перед самым забором, а из кабины выскочили двое и бросились в разные стороны. Почему их двое? Как же это он второго-то не заметил?
— Стойте? — крикнул Горшков, распахивая дверь «Жигулей» и обегая машину. Никого! Где они? Александр перемахнул через забор. В трех метрах — глубокая, наполненная желтой водой траншея, рядом трубы. И чья-то кепка видна. Чья? Горшков вскочил на трубы. За ними съежившись, втянув голову в плечи, сидел мужчина. Горшков с пистолетом в руке спрыгнул к нему:
— Вставай!
Мужчина увидел пистолет, медленно встал и поднял руки. На Горшкова пахнуло сивушным перегаром.
— Твоя машина?
— Нет, начальник, не моя, — пробормотал он. Из наружного кармана мятого пиджака выглядывали путевки. Горшков левой рукой выхватил их, посмотрел номер.
— Ты еще врешь?
Мужчина пригнулся, отводя назад правую руку. Александр на миг опередил его, ударив левой в челюсть. Водитель пошатнулся, медленно опустился на трубы. Горшков нагнулся. Кажется, глубокий нокаут. Ладно. Этот теперь не уйдет. А где же второй? Александр выпрямился и краем глаза успел заметить, что сзади на него по новеньким, только что уложенным бетонным плитам бежит второй, бежит, пытаясь выдернуть правую руку из кармана плаща:
— Сейчас я тебя перышком!
Горшков отскочил в сторону, подсек нападавшему обе ноги и снова ударил левой. Мужчина как-то странно легко завис в воздухе и, перевернувшись, упал на строительный шлак.
Все произошло в считанные секунды, но сотни пассажиров только что подошедшей к перрону московской электрички стали свидетелями этой короткой схватки. До перрона было каких-нибудь десять метров.
К сержанту и двум нарушителям двигалась огромная толпа. Горшков торопливо спрятал пистолет.
— Что случилось, командир? — высокий пожилой мужчина оказался первым около Александра и очнувшегося от нокаута водителя.
— Человека они только что сбили, пьяные, — ответил Горшков, слыша рев сирен подъезжающих оперативных машин.
Водитель, помогая себе руками, сел на трубу, сплюнул в сторону пожилого мужчины:
— Скажи спасибо, что не тебя сбил!
Стоявшие вокруг люди возмущенно подступили к пьяному хулигану. Горшков громко сказал:
— Граждане, их трогать нельзя!
В этот момент сквозь толпу к нему пробился Басов:
— Саша, там другому, кажется, скорая помощь нужна, я уже вызвал.
— Спасибо, Иван Иванович. Еле догнал их.
— А у второго, между прочим, в кармане во-от такая финка.
— Я догадался, — кивнул Горшков, — иначе бы не тронул его. Вы доложили о применении оружия?
— Все в порядке, моряк, не волнуйся.
Вскоре приказом начальника управления Александру Горшкову досрочно было присвоено звание «старшина милиции».
Через два года, остановив ночью машину, водитель которой превысил скорость, Горшков приготовил штрафной талон.
Мужчина стал копаться в карманах:
— Товарищ старшина, я же свой, между прочим, я два года назад помогал вашим товарищам двух нарушителей задерживать. Мне еще приемник тогда подарили.
— Приемник? Это хорошо. А у вас нет желания вернуть мне кошелек с талонами, я его в вашей машине в тот вечер обронил.
— Батюшки! — ахнул мужчина. — Так это вы, товарищ Горшков? А я тот самый, вы меня помните? Между прочим, так и вожу ваш кошелек с собой. Знаете, все некогда отдать, вот, возьмите. Только сейчас не наказывайте, ладно? Я больше не буду, честное слово!
День третий. Она стояла на крыльце общежития, в котором расположился отряд учащихся машиностроительного техникума. Был август, вечерело. С ближнего поля головокружительно сладко пахло зрелой земляникой. Горшков притормозил «Яву», посмотрел на девушку.
— Чего загляделся?
— Просто так. Красивая. Разве нельзя?
— Пожалуйста, у нас тут все красивые. Прокати!
— Не боишься?
— А вам по должности такое не положено.
— Это ж надо! Ну садись. Прокачу с ветерком! — Горшков с места дал полный газ, и темнеющий над сладким полем горизонт рванулся навстречу.
— Лихой наездник. Где научился?
— В яслях. Я же милиционер.
— Они такие не бывают.
— Какие?
— Симпатичные и добрые.
— Вот уж неправда, у нас все как раз такие.
— Где ж ты был? Здесь только что ребята местные подрались.
— Я в ГАИ работаю, а сегодня выходной, поэтому без формы.
— Понятно. Ты приезжай завтра, мы еще две недели ягоды собирать будем. Только без формы, как сейчас. Ага? А теперь давай назад, мне отбой проверить надо.
— Договорились. Между прочим, меня зовут Саша.
— А меня Таня.
В декабре Саша и Таня сыграли свадьбу…
День четвертый. Маршрут в тот январский вечер 1983 года был привычным — проспект Ленина. На дежурство Горшков заступил вместе с инспектором ГАИ младшим сержантом Андреевым.
В девять вечера пообедали в столовой.
В 22.45 Горшков вел патрульные «Жигули» по направлению к Туле.
Дежурство должно было закончиться через час пятнадцать минут. Под колесами хлюпала грязь. Недавний снег опять растаял, и дорога была неприятной. Андреев сидел рядом. Приблизились к первому девятиэтажному дому на проспекте Ленина. Справа — ресторан «Отдых».
— Гляди, Саша, пьяный за рулем.
Горшков посмотрел вправо: от бордюра медленно отъезжали «Жигули» с номером «з-0715-ГА».
— Нет, это он отъезжает, — ответил Горшков, но через несколько секунд понял, что неправ: след задних колес «Жигулей» не совпадал со следом передних. Старшина прибавил газ, стрелка спидометра пересекла цифру «50». Андреев опустил стекло, вытянул руку с жезлом. В «Жигулях», ехавших рядом с патрульной машиной ГАИ, было четверо мужчин и женщина. На сигнал остановиться водитель не отреагировал. Горшков прибавил скорость, прижал «Жигули» к бордюру.
Андреев вышел первым. Водитель «Жигулей» включил заднюю передачу и стал отъезжать. «Шутник!» — усмехнулся Горшков и тоже сдал назад. Андреев приблизился к машине, козырнул. Из нее вышел водитель, молодой, широкоплечий, улыбающийся, в темно-коричневой дубленке. До него было метра три, но Горшков издалека уловил запах спиртного.
— Тебе документы, начальник? — парень раздвинул на груди куртку. — Нет их у меня. Ключи хочешь? Держи! — и бросил ключи в свою машину между сидениями.
«Все ясно!» Горшков открыл заднюю дверцу патрульной машины, шагнул вперед:
— Садитесь с нами, поедем на медицинское освидетельствование.
Много раз за семь лет своей службы Александр произносил эту фразу. И не однажды те, к кому она была обращена, пытались не подчиниться. Так и в этот раз: водитель стал вырываться. В этот момент ему на выручку из «Жигулей» выбежали еще трое. Один из них дохнул на Горшкова перегаром:
— Я был за рулем! — и схватился за дверцу, которую хотел закрыть Александр.
— Тогда садитесь и вы, — предложил старшина, на мгновение поворачиваясь к нему. В ту же секунду водитель выскочил из патрульной машины, а третий пассажир «Жигулей» ударил старшину кулаком в лицо.
Александр заметил, что Андреева тоже втянули в драку. Впереди, метрах в двадцати, под красным сигналом светофора, стояло такси. Горшков махнул его водителю рукой, подъезжай, мол, помоги. Тот неохотно сдал назад и даже вышел на дорогу, но безучастно смотрел, как невысокий старшина пытается удержать двух пьяных.
«Вдвоем не справимся». Горшков метнулся к рации в патрульной машине:
— Прошу оказать помощь, нахожусь напротив пединститута!
На это понадобились секунды, но пьяных уже не было. Андреев молча показал на трамвайную остановку. Горшков бросился к ней между патрульной машиной и «Жигулями». На пути встал четвертый пассажир, до этого не принимавший участия в конфликте. Горшков влево, тот влево, старшина вправо — он опять на пути. Пришлось схватить его под руки и посадить на капот машины.
Инспекторы легко догнали пьяного водителя, взяли за руки, повели назад. А «Жигули» тем временем завелись и правая задняя дверца была открыта. Но первым около нее оказался старшина. Он дотянулся до ключа зажигания, повернул его, а вытащить не успел: инспектора вытолкнули на обочину, а на его место сел пьяный водитель и хлопнул дверцей. «Жигули» стали сдавать назад, освобождая пространство для маневра. Но Горшкова удивило не это, а то, что водитель такси, стоявший вплотную позади «Жигулей» с пьяными пассажирами, тоже попятился. Если бы он не тронул свою машину с места, возможно, ничего бы не произошло.
Александр вскочил на ноги, стал между «Жигулями» и такси. Не помогло, пьяные настойчиво теснили его. Старшина подбежал к дверце водителя, дернул за ручку — на предохранителе, не открывается. Зато стекло второй двери оказалось приспущенным. Оттуда, из салона, на старшину смотрело испуганное женское лицо. Горшков просунул в салон правую руку, чтобы открыть переднюю дверь. И в этот момент «Жигули» с визгом рванулись вперед. Горшков непроизвольно потянул руку назад. Никак! (Потом Александр догадается, что подвернутым рукавом полушубка он зацепился за ремень безопасности. Но это будет позже, через несколько часов.) А сейчас «Жигули», набирая скорость, рвались вперед. И единственной для них помехой был старшина, правая рука которого застряла в ремне безопасности.
«Сначала ты упирался ногами, — расскажет после случившегося Андреев. — Потом начал скользить, как по льду, потому что они потащили тебя по дороге. А потом машина рванулась, и я ничего не понял: как ты, где ты, что с тобой? Только одна мысль: лишь бы под колеса к ним не попал!»
Какие-то секунды Горшков еще пытался освободить правую руку, затем нечаянно опустил ее и вдруг почувствовал, что рукав ничего не держит, а пальцы лежат на подлокотнике дверцы водителя. Что делать? Бросить машину? Но скорость уже такая, что он просто-напросто разобьется о мокрый асфальт или попадет под колеса первой же встречной машины. Они должны остановиться! Он что есть силы сжал пальцы на подлокотнике и поднял ноги, скользившие по асфальту. Левой рукой, ребром ладони, с размаху ударил по стеклу передней двери, но не разбил его. (Ночью, когда после всего этого пройдет часа два, вспомнив о том, что дома ждут его с дежурства и волнуются, он посмотрит на часы и заметит, что стекло на них треснуло).
Сидевший на заднем сиденье мужчина трижды ударил инспектора кулаком в голову, сбил шапку. Но старшина не разжимал пальцы. Тогда мужчина схватился за его руку, пытаясь оторвать ее от подлокотника. Девушка, лицо которой было совсем рядом с Горшковым, закричала:
— Стойте, что вы делаете? Он же разобьется!
И вдруг Горшков услышал злой крик:
— Бери влево руля, сбивай!
Александр все понял тут же. Бери влево — значит выворачивай руль, веди «Жигули» к любой встречной машине, которая собьет прицепившегося старшину и даст возможность уйти. Их надо остановить, обязательно. Сколько он висит на правой руке? Минуту? Час? Стекло давит на мышцы, и они немеют. (В поликлинике, куда нарушителей чуть позже привезут для медицинского освидетельствования, врач, укалывая Горшкова в руку, с удивлением будет переспрашивать: «Неужели не чувствуете боли? Ничего, это пройдет, это от перенапряжения».)
А у него есть еще левая рука, свободная. Но как дотянуться до пистолета, который не поверх полушубка, и даже не на кителе, а под кителем да еще на правом боку? (Левая рука! Всего два дня назад Горшков вышел на работу. До этого две недели лечил именно левую руку. Помогал на 198-м километре железнодорожникам и строителям ликвидировать последствия оползня, сбрасывал глыбы земли, поскользнулся и ударил о камень именно левую руку. Какой он все-таки невезучий! Не зря Таня зовет его «ходячее домашнее ЧП»!)
Хорошо, что полушубок короткий и не такой уж и новый, мнется легко. Левой рукой Горшков дотянулся до кобуры. Самым трудным оказалось расстегнуть застежку. Большим пальцем он все-таки подцепил ее, сбросил. Достал теплый пистолет. (Через несколько дней, когда его спросит начальник управления генерал-майор А. И. Сафонов, почему старшина носит пистолет под кителем, а не на полушубке, Александр улыбнется: «Люблю оружие, Алексей Иванович. Зимой, если входишь с мороза в теплое помещение, пистолет потеет, может появиться ржавчина. А ведь мне на соревнованиях по многоборью стрелять из него. Звание кандидата в мастера спорта подтверждать надо!»)
Пистолет в левой руке. Но как снять оружие с предохранителя? Как передернуть затвор? Горшков на секунду увидел желтый кружок спидометра, стрелка которого замерла на цифре «100». Щелчка предохранителя он не расслышал, только понял, что ему это удалось. Теперь передернуть затвор. А как? Нужна вторая рука, в которую вцепился мужчина и бьет ее, и царапает. Александр что есть силы прижал пистолет к левому бедру, передернул затвор. Все, патрон в стволе! Можно стрелять. Но куда? Если бы вокруг было голое поле, он бы выстрелил через стекло пьяного, ничего, не соображающего водителя. Но машина не в голом поле, а почти в центре людного города, сейчас народ пойдет из кино, а убойная сила пули триста пятьдесят метров…
Горшков поднял пистолет и дал два предупредительных выстрела в воздух. «Жигули» мчались с прежней скоростью.
— Бери влево, сбивай! — истошно кричали в машине. «Жигули» метнулись влево. Горшкова прижало к дверце. В глаза старшине, в каком-нибудь полуметре, ударил ослепительный свет встречной машины. И в этом огромном светлом круге, где-то вверху, Горшков уловил слабые мигающие синие и красные точки. «Оперативная!» — успел сообразить он. Машина ПМГ прошла мимо, обдав старшину грязью. (На другой день ее водитель, разведя руками, скажет: «И как мы тебя, Саша, не зацепили, до сих пор не пойму. Они же рванулись к нам в бок так быстро, что я еле успел увернуться!»)
Час был поздний. Встречных машин было мало.
— Бери влево!
«Но куда же дальше, — подумал Горшков. — Здесь ведь бордюр. Или об ограждение хотят ударить меня?»
Надо стрелять в колесо. Тогда они остановятся. Странно, что эта простая мысль не пришла к нему раньше.
Но колес не видать. Это хорошо, когда сзади преследуешь машину, а когда висишь на ней таким манером — не очень-то приятно. «Буду стрелять через дверь водителя в левое переднее колесо, — решил Александр. — Должен попасть, обязан!»
С левой руки пять раз подряд он выстрелил по касательной сквозь дверь водителя вниз, туда, где бешено вращалось колесо. (Позже эксперты установят, что одна пуля пробила резину.) Машина заюлила, сбавила скорость, остановилась. Горшков встал на ноги, не чувствуя под собой мокрого, грязного, спасительного асфальта. Ему казалось, что он все еще продолжает мчаться, немыслимым образом поджав к самому подбородку ноги и повиснув на правой руке. Краем глаза Александр увидел, как к «Жигулям» мчатся несколько милицейских машин и такси.
Пьяные выскочили из «Жигулей» и втроем бросились на инспектора. Горшков взмахнул левой рукой с пистолетом:
— Стоять! Не двигаться! Патрон один, но не промахнусь!
Нападавшие окаменели. Из оцепенения их вывел визг тормозов подоспевших машин. Первой оказалась патрульная, из которой выскочил Андреев. Нападавшие бросились врассыпную. Через три минуты их взяли.
Горшков подошел к старшему оперативной группы:
— Вызывайте следователя, доложите о применении оружия!
— Знаешь, сколько они тебя тащили? Несколько километров. Везучий ты!
С этого дежурства Александр вернулся домой только к шести утра. Татьяна встретила его хмуро:
— Между прочим, мы тут не спали всю ночь, волновались. Что случилось?
— Пустяки, Танюша. Поспорил на проспекте Ленина с товарищами из ресторана. Пришлось доказывать им, что они пьяные. Пока протокол оформили, пока то да сё, вот и задержался, — Александр прошел в комнату, где спали двухлетний Ромка и посапывала Леночка, которой пошел четвертый месяц. — А вы тут как? Нормально? Ну и молодцы. Я прилягу, пожалуй. Мне к 14.00 на дежурство. Ты разбуди, Танюша…
