Шарип Асуев
КОМИССАР
Майор милиции Аллабердыев вроде бы все сказал заместителю начальника областного Управления внутренних дел, но казалось ему, — как-то путано, неубедительно. Возникла пауза. Не вынеся ее, Нурмамед встал.
— В общем, товарищ полковник, прошу вас помочь. Парня в обиду я не дам.
Полковник пристально посмотрел на него.
— Разберемся, Нуры-джан, разберемся… Лейтенанта пришли ко мне. Кстати, передай с ним свою фотографию. На доску Почета тебя предлагаем.
Кивнув дежурному сержанту, Нурмамед вышел на улицу. Сел в машину и закурил. Курил он, в общем-то, мало. «По большим праздникам», — говорили друзья. Но сегодня был явно не праздник. Утром к нему в кабинет зашел начальник райотдела:
— Мне звонили… Айрапетов проверял вчера условно осужденных. Он там что-то не так сделал. Проверьте, пожалуйста.
Аллабердыев работал заместителем начальника Советского РОВД города Ашхабада по политико-воспитательной работе пятый год и отлично знал всех своих сотрудников. Лейтенант милиции Айрапетов был переведен к ним год назад из МВД республики. Работу свою знал и любил. Что он мог «не так сделать»? Замполит вчера дежурил по отделу и лично поручил Айрапетову провести профилактическую проверку нескольких условно осужденных, среди которых был и великовозрастный бездельник Хансахатов, учинивший драку в молодежном кафе. Вот на нем инспектор и споткнулся. Его отец — Хансахатов оказался довольно ответственным работником, но, что называется, с червоточинкой. О профнадзоре и слушать не хотел. Мягко говоря, попросил милиционера со двора. А утром — звонок. Да не просто звонок, а чуть ли не требование примерно наказать «непонимающего свои обязанности сотрудника».
Вызванный для объяснения Айрапетов был смущен, но не растерян:
— Товарищ майор, объясните мне, в чем я виноват. Я действовал согласно инструкции. Выполнял поручение…
Аллабердыев отпустил его и стал звонить Хансахатову — отцу. Но тот и слова не давал сказать. Говорил свысока, периодически повторяя, что он это так не оставит.
Майор положил трубку и задумался.
Он родился и вырос в колхозе имени Куйбышева Дейнауского района в крестьянской семье. Думал ли, что станет сотрудником милиции? Пожалуй, нет. Окончил школу, затем ашхабадский культпросветтехникум. Работал в Чарджоуской областной библиотеке. Женился на своей бывшей однокласснице Эрешгуль. Она к тому времени заканчивала второй курс на факультете иностранных языков Туркменского государственного университета имени А. М. Горького. Переехал к ней в Ашхабад и устроился помощником библиотекаря в Центральной научной библиотеке Академии наук республики. Неизменно веселый и вместе с тем серьезный в работе, исполнительный парень вскоре стал, как говорится, душой коллектива. Ему, казалось, все трудности нипочем. Жил с женой и первенцем — дочуркой Гулэндам — в маленькой однокомнатной квартире. Успевал и на работе справиться, и жене по хозяйству помочь, и экзамены в университете на отлично сдавать.
К 1969 году тридцатилетний Нурмамед стал главным библиографом. Коммунисты АН ТССР единодушно приняли его в свои ряды.
Выбранная в университете специальность все больше увлекала Нурмамеда. Его дипломная работа, посвященная истории Ашхабада — города, возникшего в 1881 году как военное поселение царской России на среднеазиатской железной дороге, ставшего затем одним из центров революционного движения в Туркестане, до основания разрушенного страшным землетрясением в 1948 году, но в новой красе восставшего, словно Феникс, из пепла, — была высоко оценена не только государственной комиссией, но и в научных кругах республики. Аллабердыев у предложили аспирантуру. И он уже готовился к экзаменам. Но жизнь внесла поправку.
— Счастливую?
— Пожалуй, — отвечает Аллабердыев.
В один из декабрьских дней — это было все в 1969 году — в коллективе шло открытое партсобрание. Повестка дня: рекомендация сотрудника для работы в органах внутренних дел. Присутствовавший на собрании подполковник милиции рассказал, что партия и правительство принимают эффективные меры по дальнейшему укреплению в стране правопорядка и законности. Но есть трудности, и немалые. Не везде еще изжиты инертность в предупреждении, пресечении и раскрытии преступлений, встречаются случаи нарушений социалистической законности. Необходимо привести в действие все резервы и возможности. Подчеркнув, что главный резерв в этом деле — это люди, кадры, которых в республике, в частности, остро не хватает, подполковник попросил собравшихся выделить из коллектива наиболее достойного кандидата. Зал притих. А затем из вначале разрозненных голосов уверенно сложилось единодушное мнение: рекомендовать коммуниста Н. Аллабердыева. Подполковник, по глазам видно, был доволен.
С Нурмамедом он встречался не в первый раз. Бывал у него дома, с женой говорил. И в принципе уже получил согласие Нурмамеда сменить профессию. Но то, что коллектив назвал сейчас именно Аллабердыева, очень обрадовало подполковника: значит, не ошибся в предварительном выборе. В заключение он сказал:
— Товарищи, позвольте напомнить вам слова Серго Орджоникидзе о том, что крестьянин судит о Советской власти не по тому, как к нему относится тот или иной народный комиссар, которого он, может быть, не видел никогда в своей жизни, а по тому, как к нему относятся в сельском Совете, в милиции. Эти слова не потеряли своего значения и сегодня. Мы уверены, что товарищ Аллабердыев оправдает ваше доверие, будет достойно представлять власть советского народа.
Домой шел со странным чувством. Жалко было науку бросать. Да и в милиции не обещали манны небесной, скорее — наоборот. В голове вертелось любимое изречение отца, что в переводе с туркменского означает: «Обмозговать надо».
Работая в библиотеке, Нурмамед много читал. Наиболее полюбившиеся стихи и отрывки выписывал, заучивал наизусть. И сейчас в его сознании сначала туманно, затем четче и четче в такт скрипу снега под ногами возникали слова из стихотворения Александра Межирова:
Повсеместно,
Где скрещены трассы свинца,
Где труда бескорыстного невпроворот,
Сквозь века
на века,
навсегда, до конца:
— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!
18 января 1970 года приказом по городскому управлению внутренних дел Аллабердыев был зачислен заместителем командира по политико-воспитательной работе дивизиона. Ему присвоили звание — лейтенант милиции.
Институт военных комиссаров, введенный по указанию Владимира Ильича Ленина в тяжелую для страны весну 1918 года, с некоторыми перерывами существовал более 22 лет и был упразднен в октябре 1942 года. Вместо комиссаров пришли замполиты. Но овеянный славой образ красного комиссара, олицетворяющий дух нашей партии, ее дисциплины, твердости и мужества, живет и поныне. И не только в армии, но и в милиции заместителей по политико-воспитательной работе нередко называют старым словом «комиссар», вкладывая в него уважение и к должности, и к человеку.
— Ну так что легче, комиссар, книжки читать или порядок поддерживать? — пошутил как-то при встрече подполковник Туваков, отличный офицер и прекрасной души человек, взявший с первого дня духовную опеку над Нурмамедом.
— А я не противопоставляю, Кули Тувакович.
— Правильно делаешь. А вот соединять эти понятия надо. Качество нашей работы зависит во многом от знаний, в том числе и книжных. А главное — чем лучше мы работаем, тем спокойнее другим эти книги писать и читать. Ты одно запомни: количеством мероприятий мало чего добьешься. Успех — в ежедневной, кропотливой работе в каждой службе, в каждом подразделении, с каждым сотрудником. Раньше не случайно говорили, что командир — это голова полка, комиссар — его отец и душа. А душа должна за все болеть…
Аллабердыев запомнил. Всего через год молодого замполита ставили в пример другим. Еще через год перевели заместителем начальника дивизиона дорнадзора по политико-воспитательной работе. Вот здесь и произошел случай, который вспомнился Нурмамеду после неудавшейся телефонной беседы с Хансахатовым.
Аллабердыев сопровождал группу велосипедистов. Завершалась традиционная гонка на призы Совета Министров Туркменской ССР. Последний этап шел на пригородном шоссе. Увлеченные борьбой спортсмены стремглав неслись по всей ширине дороги, движение по которой было приостановлено. И вдруг в шипение велосипедных шин ворвался угрожающе громкий звуковой сигнал. Обдавая колонну клубами пыли, мимо промчался легковой автомобиль. Патрульная машина догнала и заставила его остановиться. Нурмамед был уверен, что за рулем пьяный, и очень удивился, когда перед ним предстал совершенно трезвый, но наглый в своей уверенности тип.
— Мне некогда. К шефу спешу, — протянул он кончиками пальцев водительское удостоверение. — Сам, как миленький, через час принесешь.
— Вот теперь начнется, — сочувственно произнес шофер патрульной машины, подкатив к зданию управления. «Началось» действительно, скоро.
— Может, не будем связываться, — предложил было начальник, но, встретившись со взглядом зама, продолжать не стал. — Ну, смотри сам…
История тянулась почти неделю. Были и звонки, и просьбы, и увещевания. Но старший лейтенант милиции Аллабердыев был непреклонен: провинился — отвечай! Он твердо знал, что закон не может быть к одним строгим, а к другим снисходительным, кто бы за их спиной не стоял. Партийность, справедливость, гуманизм — все это заложено в самих наших законах. И поэтому по-настоящему партийно и честно только требование неукоснительного их соблюдения. Это воспитывалось в Нурмамеде с детства. Его отец Аллаберды Елдашев был председателем крупного колхоза. В первые послевоенные годы разрушенной, полуодетой стране был остро нужен хлопок, много хлопка. Колхоз расширял посевы. Отец днями пропадал в поле. Как-то вечером восьмилетний Нурмамед слышал, как мать жаловалась ему: мука кончилась, готовить не из чего, а в доме десять детей.
— Так оно тем лучше, что десять, — весело ответил отец и, подозвав старших сыновей, строго наказал им намолоть на ручном жернове побольше муки.
На следующий вечер, придя домой, отец вначале удовлетворенно посмотрел на стоящие под навесом четыре мешка. Но затем как-то быстро подошел к ним и, развязав один, потрогал муку рукой. Игравший во дворе Нурмамед видел, как переменилось лицо отца, как он вскочил на еще не расседланного коня и поскакал за ворота. Через некоторое время отец вернулся вместе с дальним родственником, заведовавшим колхозным складом.
— Твоя работа? — еле сдерживаясь, показал он на мешки.
— Я… Колхозу выделили…
— Сколько выделили?
— Шестьдесят мешков.
— А семей в колхозе сколько?
— Восемьдесят.
— Себе сколько взял? Чтоб через полчаса здесь этих мешков не было! Склад сегодня же передашь Аман-ага.
«Раз отступишь, сынок, где не надо, всю жизнь будешь, как рак, задом пятиться», — любил повторять отец.
Нурмамед не забывал эти слова. И никогда не жалел, что не отступил, даже когда было очень трудно. В конце концов правда всегда брала верх, как и в случае с тем горе-водителем. В дело вмешались партийные органы. И шофер, и его покровитель получили по заслугам. Аллабердыев точно знал, что так будет и на этот раз. И теперь после беседы с полковником больше думал о том, откуда такие люди еще берутся, столь уверенные в своей непогрешимости и безнаказанности? Это стремление в каждом случае докопаться до первопричины, понять мотивы и связь поступков, предугадать их возможные последствия помогало ему в повседневной работе с личным составом райотдела милиции.
Функциональные обязанности заместителя начальника РОВД по политико-воспитательной работе предписывают ему совместно с партийной организацией вести политическую подготовку подчиненных, регулярно информировать их о событиях внутри страны и за рубежом, разъяснять личному составу государственное значение задач, выполняемых органами внутренних дел, пропагандировать правовые знания среди населения. Казалось бы, все просто и ясно. Но как часто жизнь дополняет этот четко очерченный круг обязанностей!
Каждый раз, обходя на разводе строй опрятных, подтянутых милиционеров, замполит думает: «Вот стоит подразделение, единый коллектив, готовый выполнить любое задание. Через несколько минут они разойдутся по постам. И каждый станет самостоятельным представителем власти, вынужденным порой в считанные секунды, при сложных обстоятельствах сам себе поставить задачу и решить ее. Предусмотреть все ситуации и дать инструкции невозможно. Там машину, остановленную на минуту, угнали, здесь обвесили покупателя и книгу жалоб не дают, еще где-то мать сынишку потеряла и мечется вся в слезах по улице… И нигде не скажешь, что ты не работник милиции. Должен понять. Должен помочь. Ты — представитель советской власти. И от работы замполита во многом зависит, сумеют ли эти очень часто совсем молодые парни быть где надо чуткими и добрыми, где надо строгими защитниками людей. Их можно приказом заставить выполнить задание, за срыв — так же приказом наказать. Воспитать приказом нельзя. Сотни выговоров и распоряжений не заменят верно сказанное слово, в нужный момент, нужным тоном сделанное замечание».
Как-то вечером в отдел доставили пожилого человека. Аллабердыев был в отпуске, в дежурной комнате оказался случайно: по пути домой зашел по привычке посмотреть, как идут дела у ребят. И сейчас, сидя в гражданском, он со стороны наблюдал, как дежурный оформлял протокол: фамилия, имя, отчество, возраст… Задержанный был в изрядно поношенном, но в чистом и опрятном костюме. Волновался, но держал себя достойно.
— Да, выпил пива пару кружек. Хулиганил же не я, а этот патлатый в джинсах, нагло лезший вперед. Я, между прочим, мог вообще не стоять в очереди, но вижу — много людей, женщины с детьми. Неудобно стало вне очереди брать. А сержант ваш хам, — дежурный вскинул голову, но майор знаком остановил его. — Да, хам. Я к нему: «Товарищ милиционер». Он мне: «Не скандаль, старик. Тебе зачем духи французские? О спасении души пора думать». Вот я и не выдержал, в чем единственно и признаю вину.
Аллабердыев взял у дежурного протокол и, представившись, пригласил мужчину к себе в кабинет. Тот оказался фронтовиком. Мог действительно взять эти злосчастные духи для внучки вне очереди. Был дважды ранен под Волховом. Давно на пенсии, но продолжает работать бондарем. «Настоящих бондарей нынче мало стало», — с грустью произнес он. Нурмамед извинился за своего сотрудника. На милицейской машине отправил старика домой. А после добрый час рылся в своих бумагах, отыскивая затерявшуюся выписку из книги маршала Г. К. Жукова. Нашел. Внимательно перечитывал слова, в свое время заставившие его самого по-иному взглянуть на многое.
«Молодых людей, — писал Жуков, — я призвал бы бережно относиться ко всему, что связано с Великой Отечественной войной… Но особенно важно помнить: среди нас живут воевавшие люди. Относитесь к ним с почтением не только в дни, когда они с орденами собираются поговорить с вами. Не забывайте о них в сутолоке жизни: на вокзале, в приемной по житейским делам, в поликлинике, в автобусе и в семье. Помните: редкий из воевавших не ранен. И почти все они лежали в промерзших окопах, случалось, по многу дней не знали горячей пищи, по многу ночей не спали. Это было во время их молодости. Тогда казалось — все нипочем. И действительно, все выносил человек. А сегодня старая рана заговорила, здоровье шалит. Бывший солдат не станет вам жаловаться — не та закваска характера. Будьте сами предупредительны. Не оскорбляя гордости, относитесь к ним чутко и уважительно. Это очень малая плата за все, что они сделали для вас в 1941-м, 42-м, 43-м, 44-м, 45-м годах…»
Нурмамед сел за пишущую машинку и неумело, двумя пальцами перепечатал текст. Уходя поздно вечером из отдела, отдал листок дежурному с просьбой передать сержанту. И какова была его радость, когда на следующее утро очень рано сержант пришел к нему домой!
— Извините, товарищ майор. Вы не знаете адрес вчерашнего старика? Хочу извиниться перед ним.
— Наши ряды в основном пополняет молодежь, грамотная, эрудированная, с хорошей армейской закалкой, — рассказывает Нурмамед. — Не хватает только жизненного опыта, но это дело, как говорится, наживное. Вот мой девиз работы с новичками. Смотрите, как верно подмечено.
Замполит показывает очередную выписку, которых у него, кстати, целая уйма. На листке — выдержка из романа Юрия Стрехнина «Завещаю тебе», в которой начальник политотдела говорит о работе с молодыми:
«Она в чем-то сродни работе ваятеля. Только скульптор мнет глину или бьет молотком по зубилу, а в нашем деле секрет успеха как раз в обратном — в том, чтобы не мять и не бить. Наше искусство — уметь воздействовать на характер без суеты. А за росток дергать, чтобы скорее росло, — так только его повредить можно».
— Очень важен также личный пример, — продолжает Аллабердыев. — Каждый сотрудник милиции, вступая в должность, дал присягу добросовестно выполнять все возложенные на него обязанности, не щадя сил, а в случае необходимости, и самой жизни. Ты воспитываешь в человеке мужество и самоотверженность. А верит ли он тебе, если ты говоришь о смелости и доблести, сидя за кабинетным столом? Мне, как замполиту, не обязательно лично участвовать во многих операциях. Но чтобы воспитывать человека, надо прекрасно знать его характер, наклонности и способности. Изучить их можно только в деле. Опасные ситуации, словно прожектор, высвечивают всего человека. Один герой-героем, а в критическую минуту стушевался, забыл все, чему учили. Другой же был тихоня-тихоней, но в опасный момент преобразился, действовал храбро и четко.
В личном деле майора милиции Аллабердыева немало записей, начинающихся со слов:
«За мужество и находчивость при задержании опасного преступника…»
Вот один из случаев.
Замполит, как всегда, присутствовал при вечернем разводе, затем еще несколько часов работал в своем кабинете. Был уже поздний вечер, когда он, уходя домой, заглянул в дежурную часть. Сотрудники пожелали ему спокойной ночи. И только на следующий день из приказа по областному управлению милиции многие узнали, что эта ночь была для майора Аллабердыева не совсем спокойной.
К двум часам ночи Нурмамед поехал в аэропорт проводить улетавшего в Москву друга. Возвращался оттуда на такси. Сидел рядом с водителем. Теплая майская ночь кутала притихшие улицы и дома Ашхабада. На очередном перекрестке их машина одна остановилась у запрещающего глаза светофора. Ночами светофоры, как правило, благосклонны к водителям: красный сигнал на них горит гораздо меньше, чем днем. Но сейчас уставшему от напряженного дня и бессонной ночи Нурмамеду казалось, что они стоят целую вечность. Веки сами собой смыкались. Вдруг перед самым носом готовой тронуться машины дорогу торопливо пересек мужчина. Таксист чертыхнулся. Нурмамед подумал было: «С ночной смены, видать, идет. Домой спешит». Но в следующий миг в мозгу словно током ударило. Заворачивая за угол, прохожий мельком обернулся, но и этого оказалось достаточно. Цепкая зрительная память майора сомнений не оставляла: в глубину жилого массива уходил особо опасный преступник, бежавший недели две назад из колонии.
Бросив коротко: «Остановите здесь!» — Нурмамед выскочил из машины. Подбежал к телефону-автомату. Но в нем вместо трубки, как проклятье чьим-то недобрым рукам, висели два оборванных провода. Что делать? Уйдет ведь… Майор метнулся снова к машине.
— Вы не дружинник? Я из милиции. Сообщите немедленно в ближайший пункт: обнаружен разыскиваемый в городе рецидивист. Запомните место.
В глубине квартала было темно. Мерцающий свет фонарей на проспекте не доходил сюда. И Нурмамед не сразу заметил удалявшуюся фигуру. Бандит замедлил шаги, внимательно осматривался. Он явно не мог найти то ли дом, то ли квартиру. Вдруг он остановился, постоял секунду и решительно повернул обратно. Матерый преступник и майор милиции в гражданской одежде шли теперь навстречу друг другу. Из ориентировки Аллабердыев знал, что противник вооружен и при первой же опасности готов открыть огонь. Позже, скупо рассказывая об этом случае, он заметил.
— Боялся? Да как сказать… Волков бояться — в лес не ходить. Вы знаете, милиция — это не ежечасные погони и перестрелки, но иногда еще приходится браться за оружие. Каждый раз, заряжая пистолет, думаю о том, что мы не всегда можем ответить на вопрос: «Где, когда в воспитании человека была допущена ошибка, которую сейчас, возможно, придется исправлять огнем». Уверен: придет время, и мы научимся не только отвечать, но и предупреждать эти вопросы.
А в ту минуту я, честно говоря, с досадой подумал о том, что нет с собой пистолета.
Расстояние между Аллабердыевым и бандитом неумолимо сокращалось. Таксист, кажется, парень не промах. Скоро будет подмога. Не упустить его! Задержать любой ценой!
— Спичек нет, парень? — голос вроде бы не выдал волнения майора. В руках он держал сигарету.
— Я те сейчас такую спичку отвалю, в последний раз прикуришь, — от бандита несло перегаром. Короткая прическа с лысинкой. Толстые, приплюснутые уши. Мясистый нос и бульдожий подбородок. Дальнейшее произошло мгновенно. Резким приемом самбо Нурмамед сбил противника с ног и навалился на него, пытаясь выйти на болевой прием. Но тот был моложе и физически сильнее майора. Где же у него оружие? Главное — не дать выхватить его. Аллабердыев уже выдыхался в ожесточенной схватке, когда услышал топот бегущих. В следующую минуту их разняли. Двое крепких парней в милицейской форме скрутили руки бандиту. Рядом, готовый в любой миг помочь им, стоял водитель такси.
— Риск, конечно, был, — вспоминает Нурмамед. — В отдельных случаях я и сам вступаю в спор с классикой: безумству храбрых поем мы песню. Считаю правым командира, который в одном известном фильме говорит, что ему нужны не мертвые солдаты, а живые победители. Но бывают моменты, когда надо думать только о долге.
Именно это чувство, чувство долга, и воспитывает замполит Аллабердыев у своих подчиненных. О результатах его работы красноречиво говорят переходящее Красное знамя областного управления милиции, которое Советский РОВД держит уже который год, Почетный диплом МВД СССР, врученный отделу как победителю во Всесоюзном смотре-конкурсе по организации правовой пропаганды среди личного состава, другие многочисленные поощрения.
Не так давно при встрече Нурмамед сообщил:
— Старший сын Бахтияр поступил в мединститут. Сказал ему в шутку: «Изменил, значит, отцу?» А он: «Нет, папа, будем с тобой оба лекарями. Только ты лечишь общество от пороков, а я научусь избавлять людей от недугов. Но в любом случае обещаю, что работать буду не хуже тебя».
