Получив циркуляр о происшедшем в Кремле с перечнем похищенных ценностей и приметами неизвестной женщины, продавшей московскому коммерсанту жемчуг, помощник начальника Саратовской уголовно-розыскной милиции Иван Александрович Свитнев побывал во всех ювелирных магазинах города. Предупредил их владельцев о необходимости немедленно информировать его о каждом факте появления продавцов драгоценностей. Установил дежурство своих сотрудников на рынке, в гостиницах, кафе, ресторанах.

Потом пришел из Москвы еще один циркуляр о розыске Константина и Дмитрия Полежаевых. К нему прилагались фотокарточки подозреваемых.

Иван Александрович был одним из тех немногих работников сыска, которые начали свою службу еще до революции, но сразу же после Октября заявили о своем желании трудиться в милиции. Молодой, энергичный, он отдавал все свои силы, опыт и знания народной власти. В его личном деле становилось тесно от различных поощрений за отличную службу. Вот и сейчас он с присущей ему энергией взялся за розыск опасных преступников.

Находясь со специальным заданием в ресторане «Товарищество», один из его сотрудников обратил внимание на мужчину и женщину, предлагавших посетителям золото в слитках. Он позвонил Свитневу. Тот немедленно прибыл с группой работников. Мужчину, назвавшегося Болдыревым, и женщину — Мизинову — задержали. На квартирах у них произвели обыск и нашли еще около двух фунтов золота в слитках.

— Не наше оно. Мы только комиссионеры. Самарин дал, чтоб продали.

— Кто он? Где живет?

— На рынке с ним повстречались, — твердили арестованные. — У нас бывал, скрывать не станем. Но где живет, не сказал. Да мы и не допытывались. А комиссионные платил хорошо...

Немного потребовалось времени, чтобы словоохотливые соседки Мизиновой рассказали работнику милиции, что эта смуглая женщина с небольшой родинкой над верхней губой слева в феврале уезжала на полмесяца в Москву. Вернулась не одна, с каким-то мужчиной.

Значит, Мизинова и есть та самая женщина, которая продала в Москве жемчуг. Не исключено, что мужчина, прибывший с ней в Саратов, может быть Самариным. Узнав об аресте Мизиновой, он конечно же постарается скрыться. Медлить нельзя. Самарин... Самарин... Где же встречалась эта фамилия?

Иван Александрович спустился в архив и принялся листать одно дело за другим. Ага, вот и нужные сведения! Несколько лет назад в Саратов приезжал Константин Полежаев и жил здесь под фамилией Самарин. Не он ли снова пожаловал в город?

К утру следующего дня адрес Самарина был установлен. Жил он но Рождественской улице, в доме номер 6. Туда и направилась группа Свитнева.

— Самарин, — представился хозяин квартиры, подавая паспорт.

— Пусть будет Самарин, — сказал Свитнев. — Начинайте, товарищи.

Искали долго, старательно. И — никаких драгоценностей! Где же они? Запрятаны в надежном месте?

К Свитневу подошел инспектор Борноволоков, тихо сказал:

— Иван Александрович, по-чудному как-то хозяин ремонт сделал: потолок закопчен, краска с полов и окон облезла, а обои на стенах новые.

— Я тоже об этом подумал. Тщательно простучите стены.

В одном месте стена отозвалась гулом. Решили снять обои. Хозяин запротестовал:

— Печка там была ненужная. Вот и решили заклеить. С таким трудом обои добыл, а вы рвать хотите.

— Мы аккуратно все сделаем, — пообещал Свитнев.

Под обоями оказалась заштукатуренная голландская печь.

— Я же вам говорил, печка там, а вы... — упрекнул хозяин.

— Разбирайте, — приказал Свитнев.

Старые обожженные кирпичи, сажа. И ничего больше, И вдруг — свежая кладка. Тайник! Да какой! Вскоре перед изумленными взорами понятых на столе выросла горка жемчуга. Рядом лежали бриллианты, слитки золота, украшенные драгоценными камнями золотые кольца, серьги, нательные кресты, цепи, броши, браслеты.

— Собирайтесь, Самарин. То есть Константин Полежаев, — сказал Свитнев. — Вы арестованы.

На допросе Константин поначалу запирался. Но слишком вески были изобличающие его улики. И он вынужден был дать показания.

В конце прошлого года будто бы случайно Полежаев зашел в Кремлевский двор. Увидел, что какие-то люди входят в колокольню Ивана Великого. Поднялся с ними на третий этаж. Тут-то и увидел золото и другие драгоценности. Сразу прикинул, как сподручнее ограбить ризницу.

Припас веревку, брезент, мешки, кое-какой инструмент. Ночью по водосточной трубе и выступам в стене; добрался до окна, привязался и стал пилить решетку. Однако за ней оказались ставни, обитые железом.

На следующую ночь принес брусья и с их помощью взломал ставни. Потом наиболее ценное складывал в брезент и сбрасывал вниз. Там перекладывал в мешки, которые прятал в Кремлевской стене за памятником Александру II. В последнюю ночь нашел неподалеку лестницу. Поднял мешки на стену, сбросил на набережную. Тут, ломовой извозчик подвернулся...

— Когда вы совершили эту кражу? — спросил Свитнев.

— В конце января.

— Вы сказали, что все время работали в перчатках. Но на сплюснутой вазе, найденной на месте происшествия, оказались следы ваших пальцев. Объясните, как это получилось?

— Ваза не лезла в мешок. Ну я ее и сдавил. А палец прищемил. Думал, до крови. Вот перчатки и снял, чтобы поглядеть. Присмотрелся к вазе, а она не из золота. Я ее в угол и кинул со зла голыми руками. Потом мне передали, что ваш Ксенафонтов постарался мои следы скрыть. Да, видно, плохо старался.

— А кто еще участвовал вместе с вами в краже?

— Я один управился.

— Но у вас обнаружена лишь часть похищенных ценностей. Где остальные?

— Распродал.

— В ризнице нашли солдатский погон. Кому он принадлежит?

— Не знаю. Я поднял его на улице и машинально сунул в карман. А потом оставил в колокольне, чтобы сбить милицию с толку.

— Понятно. И все же, Полежаев, вы не один грабили патриаршую ризницу, — сказал Свитнев. — У нас есть доказательства, подтверждающие это.

— Я все сделал один, — набычившись, упрямо повторил Полежаев. — Больше от меня ничего не добьетесь.

Его увели. А утром следующего дня дежурный надзиратель доложил, что арестованный Полежаев покончил в тюремной камере жизнь самоубийством.

В тот же день Иван Александрович Свитнев выехал в Москву с материалами следствия.

 

Группа сотрудников Московской уголовно-розыскной милиции прибыла в Красково на рассвете. С ними был и Свитнев. Посовещавшись, разошлись по улицам в разные стороны. Расспрашивали местных жителей: не поселился ли кто здесь в последние месяцы?

Выслушав Орлова, якобы прибывшего из Питера к своему закадычному дружку, одна из женщин сказала:

— Не у Жбанкова ли дом в аренду он взял? В январе туда въехал. Попов его фамилия. А хозяин к дочери перешел. Вон их домик будет с палисадником.

Жбанков оказался дома. Он охотно описал приметы своего квартиранта и был очень доволен, когда Орлов подтвердил, что это и есть его закадычный дружок.

— Только нету твоего приятеля, уехал. Заявится не раньше как дня через два-три.

Вторично Орлов пришел к Жбанкову вместе с остальными сотрудниками розыска.

— Это что же, все моего квартиранта знакомыми будете? — недоверчиво покосился хозяин.

— Все, — ответил Орлов, предъявив удостоверение работника милиции. — Давно желаем встретиться с ним.

Вместе с хозяином и его дочерью направились к дому, который арендовал Попов.

— О том, кто мы и зачем здесь, никто не должен знать, — предупредил Жбанковых Нефедов.

Вскоре уже составляли опись обнаруженных при обыске драгоценностей из патриаршей ризницы. Нашли их в доме, надворных постройках, в куче мусора.

В ожидании минули сутки, вторые. Как раз на исходе их оказался Семен Пищиков в трактире Кузнецова, где и узнал от скупщиков краденого, что Дмитрий Полежаев живет в Краскове. Не чувствуя под собой ног от радости, он помчался к мистеру Брэдли. При появлении возбужденного репортера тот воскликнул:

— Что случилось, господин Пищиков?!

Не отдышавшись от быстрой ходьбы, Пищиков с трудом выдавил:

— Нашел! Я нашел!

Смакуя каждую деталь, репортер принялся во всех подробностях рассказывать о том, как узнал, где искать Дмитрия... В конце концов было решено, что оба будут ходить по улицам Краскова, встречать на платформе прибывающие поезда. Расспрашивать местных жителей сочли нецелесообразным: можно навлечь на себя подозрение и, чего доброго, угодить в ЧК. Да и Дмитрий не такой профан, чтобы жить под своей фамилией.

Брэдли возбужденно заходил по комнате. Уж он-то сумеет договориться с этим Дмитрием. Скорее бы прошла ночь и наступило завтра!

В Красково они уехали утренним поездом. На платформе сразу же отошли в сторонку, чтобы лучше рассмотреть выходящих из вагонов пассажиров.

— Господи, Дмитрий! — воскликнул Пищиков, увидев элегантного человека с чемоданчиком в руке. Рядом с ним, весело болтая, шла высокая блондинка.

Пищиков бросился навстречу этой паре, Джон ринулся за ним. Остался какой-то десяток шагов. Вдруг на пути Дмитрия выросла плечистая фигура рабочего-железнодорожника.

— Здорово, Дмитрий! С приездом тебя!

Полежаев от неожиданности растерялся, подал незнакомцу руку, и сразу почувствовал, что тот сжал ее, как клещами. Силенки Ивану Нефедову было не занимать.

Дмитрий оглянулся. По бокам — еще двое. Третий взял под руку Зиночку. Никто и глазом не успел моргнуть, как приезжие оказались в комнате дежурного по станции.

— ЧК! — прошептал побледневшими губами репортер.

Англичанин и сам догадался, что за люди встретили Дмитрия. Не в силах сдержать начавшейся во всем теле противной дрожи, Брэдли посмотрел отсутствующим взглядом вдаль, на сходящиеся где-то у горизонта стальные рельсы. Они звали его...

Полежаева допрашивали в 3-м Знаменском. Убедившись, что работники милиции знают, кто он такой, Дмитрий ничего не отрицая, подробно рассказал, как вместе с братом Константином забрались в ризницу, как и где делили драгоценности.

— Жалею об одном, — признался грабитель, — что не довелось этим добром попользоваться. Быстро нас повязали...

11 марта 1918 года из Петрограда в Москву переехало Советское правительство во главе с Владимиром Ильичей Лениным. Еще раньше управляющий делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич принял самые действенные меры к сохранению ценностей, находящихся в Кремле. Все они были перенесены в Оружейную палату под надежную охрану. А вскоре Бонч-Бруевич сообщил Владимиру Ильичу, что похищенные сокровища патриаршей ризницы разысканы и что в этом деле особенно отличился работник милиции Свитнев. Ленин поручил передать Свитневу благодарность от имени Советского правительства. Благодарность Ильича была внесена в послужной список Ивана Александровича.

В дальнейшем И. А. Свитнев возглавлял Саратовский губернский уголовный розыск, служил в московской милиции.

Гражданский комиссар Москвы М. И. Рогов работал впоследствии в Моссовете, был заместителем Наркома финансов СССР, потом председателем Госплана РСФСР и председателем бюджетной комиссии ВЦИК.

По-разному сложилась судьба остальных участников раскрытия преступления: одни отдали свою жизнь за молодую Советскую республику на фронтах гражданской войны, другие еще не один год трудились на поприще криминалистики.

Что касается К. П. Маршалка, то он в мае 1918 года попросил освободить его от должности начальника уголовно-розыскной милиции, уехал в Петроград, откуда бежал за границу.

...В Кремле, возле Боровицкой башни, возвышается Оружейная палата — хранилище национальных драгоценностей и исторических реликвий. И среди множества сокровищ сверкают бриллианты, изумруды, сапфиры, возвращенные нашему народу его милицией в том далеком и таком близком для всех нас грозном тысяча девятьсот восемнадцатом...