Глава 27

Осенью восемьдесят седьмого года мой комитет получил телеграмму из Сан-Франциско, с первого взгляда представляющую собой отрицательный ответ на запрос о возможности покупки некоего электротехнического оборудования, но на самом деле сообщавшую, что золото в указанном месте найдено и экспедиция приступает к разметке участков. Отец меня аж обнял на радостях — видать, крепко его достали финансовые проблемы. Я тоже испытал прилив энтузиазма, но несколько по другой причине — что золото в устье Нома есть, у меня и так сомнений не было. Но вот то, что нам об этом сообщили из Сан-Франциско, однозначно свидетельствовало о состоявшемся как минимум один раз сеансе связи между Калифорнией и Аляской. И это при том, что обе радиостанции имели детекторные приемники! Правда, с двухполупериодным выпрямлением. Настройка такого девайса являлась настоящим мучением, но, когда оптимальные положения двух игл были наконец-то найдены, чувствительность минут на двадцать становилась заметно выше, чем у простого, лишенного наворотов изделия. Потом настройку надо было повторять. Всю эту тягомотину придумал Колбасьев, причем сам, я ему почти не подсказывал, и уже можно было утверждать, что ученик превзошел своего учителя. Ибо сам я с большим трудом смог обеспечить связь между Гатчиной и Москвой, а от Сан-Франциско до Нома в восемь раз большее расстояние. Хотя, конечно, сверхдальняя связь на средних волнах — дело такое, сильно зависящее от состояния атмосферы. Однако случившееся все-таки позволяло надеяться, что со временем из Нома можно будет связаться и с Владивостоком.

Кроме того, в моем комитете наконец-то появился патентный отдел. Полковник Роговцев все-таки сдержал обещание и прислал в Приорат молодого человека, недавно закончившего юрфак Петербургского университета, который занялся этим делом. Первым была запатентована схема оружейной автоматики со свободным затвором, а сейчас он занимался патентованием передатчика Герца, приемника Попова и отдельно — двухполупериодного приемника Колбасьева. Патенты мы брали в России, Англии, Германии, Франции и САС111, как сейчас назывались Штаты. На всякую мелочь типа Италии или там Австрии просто не хватало рук.

Однажды ненастным осенним вечером отец позвал меня на прогулку.

Я подумал, что у него возник какой-то вопрос по поводу моей секретной службы, но ошибся. И вообще слегка прифигел, узнав, что именно интересует родителя. Оказалось — мое мнение по вопросам диетологии.

— Мне и ты, и врачи напрягаться запрещают, — жаловался он. — Даже дрова, говорят, колоть нельзя! Толстею я, Алик, от такой жизни, аж самому неудобно. А тут недавно встретился мне один полковник, я его еще с турецкой войны помню. Тогда он объемистым был ого-го каким! А сейчас его сразу и не узнаешь — тощий, как лучина. Я спросил, как это ему удалось так похудеть, а он ответил — мол, просто перестал мясное есть, вот и все. Прежде чем к Боткину с таким вопросом подходить, я решил у тебя поинтересоваться.

Ох, грехи наши тяжкие, мысленно вздохнул я. Ну не возникало у меня в прошлой жизни такой проблемы! Просто оттого, что к старости я там начал не толстеть, а тощать. Однако предубеждение против вегетарианства было уже тогда и, пожалуй, настала пора поделиться им с родителем.

— Не факт, что тот полковник похудел именно из-за отсутствия в рационе мяса, — начал я. — Может, он просто заболел чем-нибудь и вообще скоро помрет. Небось от такой диеты у него болезнь-то и обострилась. Если же организм здоров, то вряд ли он от ботвы начнет худеть. Есть такое животное, гиппопотам называется. Мяса не ест совершенно, и при этом почему-то не худеет. Корова опять же… в общем, не думаю, что это хорошая идея. А почему вас это вдруг озаботило? Полнота далеко не всегда является признаком болезни.

— Да просто неудобно мне! И Фредерикс жалуется — мол, трудно стало

мне подходящую лошадь подобрать. Больно сильная нужна.

Ага, если бы дело было только в этом. Я в свое время очень удивился, увидев, как неуверенно отец чувствует себя на лошади. Меня и то научили! А он ездил потихоньку и, кажется, этих самых лошадей даже побаивался. Во всяком случае, не доверял им. Так что у шталмейстера барона Фредерикса задача была действительно непростой — требовались не просто пригодные под седло тяжеловозы, но к тому же еще смирные, флегматичные и доброжелательные. Может, соорудить родителю мотоцикл? Вроде чоппера. А что — борода есть, лысина есть, пузо тоже в наличии — вполне каноничный байкер получится. Хотя пусть лучше на велосипеде побольше ездит — если не напрягаться, то для здоровья весьма полезно.

Так я родителю и сказал.

— Думаешь? Ладно, попробую. Но на парад, скажем, на этом твоем лисапеде не выедешь.

— На автомобиле можно! — осенило меня. Хорошо хоть хватило ума не ляпнуть — «как Сталину». — Чай, у нас тут технический прогресс, пора отказываться от покрытых мхом столетий устаревших традиций. Решено, сделаю я вам автомобиль.

— Хм… а что… ладно, делай. Дорого он мне встанет-то?

— Не так чтобы очень, думаю, где-то тысячи три-четыре на него уйдет.

— Ого! Твой-то куда дешевле обошелся.

— Так то мой! Вы же император, вам на таком убожестве ездить будет просто неприлично, посолиднее придется делать.

Я думал, что наш разговор на этом закончится, однако ошибся. У

родителя ко мне было еще дело, причем не одно.

— Тут, понимаешь, маман меня спрашивала — нельзя ли такой мотор, какой на твоем автомобиле стоит, только поменьше, на велосипед приделать? Чтобы он побыстрее ездил.

Да уж, маман в этом отношении являлась полной противоположностью отцу. Верховую езду она любила самозабвенно, почти как танцы, причем быструю, с лошадьми у нее никаких проблем не возникало. Я даже иногда думал — не свернула бы матушка шею, с такими-то лихими скачками! Но не волновался, ибо в другой истории ничего она себе так и не свернула. И на велосипеде родительница с удовольствием гоняла по парковым дорожкам. Сделать ей, что ли, мотоцикл? Точнее, мопед, на нем убиться довольно трудно.

— И чтобы он смазывался чем-нибудь более приятно пахнущим, нежели касторка, — продолжил изложение заказа отец. — А то ты, когда после поездки на своем драндулете во дворец заходишь, иногда ей сильно пованиваешь.

Ага, «мотюль» вам с запахом клубники подавай! Перебьетесь, нету его

тут.

— Это не оттого, что ездил, а оттого, что в моторе ковырялся, — объяснил я. — Если маман туда не полезет, то и запах к ней не пристанет.

— Коли так, то и касторка сойдет, — согласился родитель.

Однако и сейчас это было еще не все, что он хотел мне сказать.

— Тут мне старый кайзер письмо прислал, — перешел к следующему пункту повестки дня его величество. — Пишет, что его внук, Вильгельм, прочитал про ваши полеты и очень заинтересовался. Хочет приехать,

дабы самому попробовать. И его, наверное, сестры будут сопровождать, София и Маргарита. Чуешь, чем дело пахнет? Фридрих, сын его, действительно горлом мается, все ты правильно разузнал. Ему даже какую-то операцию предлагали сделать, только он отказался. Так что Вильгельма к нам привязать — оно очень своевременно будет. Ты там к средней сестре, Софии, присмотрись, ладно? Вот только… левая-то рука у Вильгельма совсем плохо работает. На дирижабле ладно, пассажиром его покатаете, а с дельтапланом как быть? Не разбился бы будущий наследник.

— Не разобьется, мы для него специальный дельтаплан подготовим, — пообещал я.

Действительно, с плохо функционирующей левой рукой, да которая к тому же короче правой, управляться с трапецией будет неудобно. Ну так можно установить ручку по образцу самолетной! Пригодится, а то я уже начал задумываться. Ведь у дельтаплана, чтобы он поднял нос, надо двигать трапецию от себя, а на самолете Можайского — ручку на себя! Я-то к подобному давно привык, а вот ученики могут и запутаться, причем вплоть до летальных последствий, и отнюдь не от слова «летать». Значит, решено — для начала сделаем один дельтаплан с комбинированным управлением. Ручка, двигающаяся взад-вперед и вправо-влево, как у самолета, ею можно будет оперировать одной рукой. А педаль газа так и оставим, ибо педали, поворачивающие руль направления, дельтаплану без надобности из-за отсутствия того самого руля. То есть для управления таким летательным аппаратом левая рука станет вообще не нужна.

Следующим утром, неспешным шагом двигаясь к Приорату, я продолжил обдумывание того, что услышал прошлым вечером. Итак, приезжает Вилли с сестрами. Ники, наверное, будет рад вновь лицезреть свою ненаглядную мартышку, но это его дело. А мое — проследить за переделкой управления как у дельтаплана, так и у дирижабля. Мы с братом решили его немного рационализировать. Действительно, зачем в экипаже рулевой? Управлять подвижными плоскостями стабилизатора прекрасно сможет и капитан — при помощи педалей. Но не таких, как в самолете, а типа велосипедных. Крутишь их вперед, и рули высоты поворачиваются вверх, назад — вниз. Переделка несложная, но все равно с ней лучше не тянуть, а то приедет внук кайзера, а у нас дирижабль стоит в разобранном виде. Может получиться неудобно. Ладно, с техникой разберемся, не в первый же раз. А вот с личным вопросом как быть? Папаня ясно намекнул, что меня неплохо было бы женить. Кандидатура предполагаемой невесты, правда, ни малейшего энтузиазма не вызывает, но тут уж ничего не поделаешь. Помните — «все могут короли»? Я, хоть и не король, все равно жениться по любви не смогу. Точнее, не смогу без скандала. Да и хрен с ним! Ничего страшного, женюсь, если понадобится, а для души, если не совсем к месту употребить такое возвышенное слово, мышек вокруг вполне достаточно. Сами набегут, даже искать не придется.

Тут меня охватила прямо-таки какая-то возвышенная грусть, словно я был не великим князем Аликом, а как минимум лордом Байроном. С моей мышкой мы тесно не общались уже больше месяца! У меня иногда по утрам перед глазами так и вставали ее волнующие формы. Но — увы. Договорившись со мной о грядущей замене, Людочка пустилась во все тяжкие. Петр Маркелович докладывал, что сейчас она развлекается сразу с двумя братьями-циркачами, причем одновременно. Это, по мнению начальника комитетской канцелярии и моего зама по тайной службе, был уже разврат. Согласен, но где же обещанная юная фея — мне ее что, самому искать? Нет, я, конечно, могу, но это займет много времени, коего и так не хватает. И вообще, если мое высочество начнет все делать само, то зачем ему тогда подчиненные? С немалыми, между прочим, окладами.

В общем, придя на место службы, я первым делом вызвал Петра Маркеловича и поинтересовался, в каком состоянии пребывают мои личные дела.

Девушка проверена во всех смыслах. Никаких фактов, препятствующих ее приближению к вам, не выявлено, но подозрения у меня в отношении нее есть. Не нравится она мне. Не в смысле внешности, разумеется, тут все в порядке. К сожалению.

— Да? Тогда, пожалуйста, доложите подробно.

— Слушаюсь. Начну с того, что Людмила была не совсем права, назвав ее своей подругой. Они просто живут неподалеку, но до того, как Людмила стала появляться в Приорате, девушки вообще не общались. Знакомство произошло по инициативе молодой Некрасовой — это фамилия объекта.

— Вы думаете, она каким-то образом смогла разузнать, чем мы с Людочкой тут занимаемся?

— Нет. Просто Людмила была единственным известным ей человеком, вхожим в Приоратский дворец.

— Она что, по-вашему, от охранки или еще от кого-нибудь?

— Полностью исключить такого не могу, но, с моей точки зрения, это чрезвычайно маловероятно. Она сама от себя. Это очень умная, целеустремленная и беспринципная стерва, к тому же на редкость обаятельная. Сам удивляюсь, как подобные качества успели развиться в столь юном возрасте, ведь ей месяц до восемнадцати, но это так. В общем, госпожа Некрасова — далеко не простая душа Людмила.

— Что посоветуете?

— Ничего, ваше высочество. Советовать в подобных случаях глупо. Сам бы я поостерегся с ней связываться, так это я, человек уже в возрасте и к дамам довольно равнодушный.

Ага, знал бы ты, в каком я-то на самом деле возрасте, подумалось мне. Но, правда, к дамам все равно весьма неравнодушный, тут он прав.

— Короче говоря, решать вам, — закончил канцелярист.

— Ладно, посмотрим, так ли страшен черт, как его малюют. Когда она сможет здесь появиться?

— Если отправить посыльного прямо сейчас, то часа через два.

— Отправляйте. И, если вам будет не в тягость, раздобудьте бутылку чего-нибудь слабенького с минимумом закуски, а то у меня тут как-то незаметно гости все выпили и сожрали.

Когда через два с небольшим часа в дверь моего кабинета после осторожного стука прошла девушка, я не уронил челюсть на стол только потому, что опирался ей на руку.

В своей долгой жизни я видел — разумеется, не вживую, а только в кино и на картинках — всего двух абсолютно красивых женщин.

Остальные — всякие там Бриджит Бордо, Софи Лорен и прочие Клавы Шифер могли рассматриваться только с позиций, насколько они приближаются к идеалам. Не очень, с мой точки зрения, весьма не очень. Примерно как те, которые мне попадались и в жизни.

Уточняю — красавицами, даже отдаленной конкуренции которым в моих глазах никто не мог составить по определению, были «спортсменка, комсомолка и просто красавица» из «Кавказской пленницы» и Маришка Вереш из «Шокинг блю». Так вот, сейчас в мой кабинет зашла именно она, вторая. Сходство, с моей точки зрения, было практически абсолютным.

Я потрясено молчал — скорее всего, с довольно дурацким видом. Впрочем, точно сказать не мог, ибо не смотрел в зеркало. Ну не до зеркал мне было!

Девушка сделала что-то вроде книксена и сказала:

— Ваше высочество, я вам очень благодарна за приглашение.

— Э… спохватился я, — проходите, пожалуйста. — Меня зовут Александр, можно просто Алик.

— Ой, извините ради бога, я так волнуюсь, что даже забыла представиться. Марина Некрасова.

Блин, мысленно застонал я, имя — и то совпадает. И даже голос, кажется, похож! Ну так же не бывает — у меня что, бред?

— Марина, а вы случайно не поете?

— Как вы узнали? Пою, только, наверное, плохо, меня мама учила. И на рояле немного играю.

— Пойдемте, — я встал, хотя сделать это, разумеется, следовало сразу, а

не демонстрировать идеалу всю глубину своего бескультурья.

Мы быстро прошли в конференц-зал, в углу которого стоял рояль, притащенный сюда по инициативе Николая. А ведь я тогда еще что-то

бухтел, мол, да зачем он здесь. Хорошо хоть брат меня, идиота, не

послушал.

На рояле младший секретарь игрался с котом.

— А ну брысь! — зашипел я на них. И двуногий, и хвостатый

бездельники испарились.

Марина села к роялю и запела. Что именно, я потом вспомнить не мог, ибо вообще чуть не рехнулся — голос тоже почти совпадал! Такой же глубокий и сильный. Только, по-моему, он был все-таки немного

красивей. Понимающие люди скажут, что такого просто не может быть, и до этого дня я бы с ними согласился, однако сейчас — уже нет. Как это не может, когда он есть?

На этот день у меня были какие-то планы, но я про них даже не вспомнил. Разумеется, сделано не было ничего. Ну то есть совсем ничего, включая то, ради чего и была затеяна эпопея со знакомством. Когда Марина ушла, ко мне, хоть и не сразу, вернулась способность соображать, и я задал себе вопрос — что это было? Меня осчастливили или просто кинули, как последнего лоха?

Но уже на следующий день я имел возможность убедиться — нет, не кинули. Более того, Маришка вообще оказалась девушкой.