Оглядываясь назад, могу сказать, что самое лучшее время для предпринимателей было тогда, когда о нас меньше всего помнили. Это, пожалуй, время перелома между концом 90-х и началом «нулевых». Почему нам было плохо в начале 90-х, это понятно. Тогда не просто приходилось вести бизнес, но и отбиваться от бандитов. Но потом они перестреляли друг друга и легли на «аллею героев». Правда, от них остался «средний менеджмент», который сегодня нашел свое место в политике. Бандиты в спортивных костюмах и красных пиджаках перестали нами интересоваться, а бандиты в погонах и фуражках еще не стали нами интересоваться. Этот перелом и был тем самым комфортным временем для молодого предпринимательского сообщества новой России. Бо́льшая часть компаний, которые сегодня стали успешными, именно тогда и были созданы.

Но в начале «нулевых» постепенно стал формироваться вкус к легким деньгам у людей, которых я называю бандитами в погонах. Они нашли общий язык с теми, кто остался после криминальных войн 90-х. И, объединившись, поняв, чем они могут быть полезны друг другу, снова пошли на предпринимательство. И с середины «нулевых» нам снова стало несладко.

На сегодняшний день есть всего две стратегии, которые позволят компании выживать. Первая: работа с нищими. Вторая: работа с легендой. Все, что касается так называемого среднего формата, должно свалиться в одну из этих сторон.

Работа с нищими – это не просто низкий ценовой сегмент в вашем объеме рынка. Это в первую очередь удовлетворение потребностей низкой ценой и низким продуктом. Грубо говоря, мокрая простыня и вентилятор вместо кондиционера.

Работа с легендой – это долгая, нудная маркетинговая стратегия, когда вы создаете не сам по себе бренд и не ценность бренда или товара, а легенду владения им. Яркий пример – айфоны и харлеи, которые не являются дорогостоящими с точки зрения изготовления, но являются легендой каждый в своем секторе.

Эти две стратегии наиболее разумны на падающем рынке, когда идет стагфляция. При этом ключевым фактором является четкое понимание, какую потребность клиента мы удовлетворяем.

Это особенность не российского бизнеса, а Российской Федерации. Если банк выдает вам кредит максимум на 3–5 лет, о чем можно говорить?

Я не могу сказать, что для меня завтра хоть потоп. Ни одно живое существо, в том числе россиянин, не заинтересовано в быстрой смерти. Все заинтересованы в долгой жизни, просто делают короткие проекты. Проект сработал, отработал – его модернизируют, ликвидируют, продают. Это не вопрос стремления людей к коротким срокам, это следствие навязанной внешними условиями логики. Мы отдали управление собой, своей жизнью каким-то персонажам, и эти персонажи задали нам определенный стиль жизни. Почитайте изречения восточных мудрецов: когда моешь чашку – думай о чашке. У нас этого думания о чашке нет, мы думаем о чем угодно другом.

Мы долго были под татарами. У нас именно такая психология, ханская: налетели, уничтожили, дань за 300 лет собрали, пропили, снова живем в шатрах.

В России, к сожалению, процент ставок по кредитам стал запредельным, поэтому сейчас здесь тяжело развиваться. Хотя сам процесс идет быстрее, так как в объеме можно заработать больше, но – при большем риске.

Малый бизнес тем хорош, что он может существовать где угодно.

Около 40 % малого и среднего бизнеса живет «в черную», и эта цифра будет расти. Это не более чем ответная реакция на действия властей. Если феодал относится к крестьянину как к дойной корове, общается с ним, как мясник со скотиной – «мы сегодня доимся или идем на говядину?» – что крестьянину остается, кроме как уйти в тень?..

С «черным» бизнесом надо общаться, как с забитой собачонкой: выманить, отмыть, накормить – и только после этого она может стать к вам лояльной.

На курс рубля в какой-то степени влияет цена на нефть, но в целом курс занижается искусственно. Реальный курс – в районе 17 рублей за доллар. Основная проблема не в нефти, а в том, что меняется энергетическая парадигма. И в том, что у нас будут изымать деньги, валюту в том числе.

У феодалов сейчас нет денег на какие-то свои дела. Поэтому принудительно банкротятся банки и снижены ставки по валютным вкладам. Под этой эгидой будут ограничения хождения валюты и введение валютного контроля. Ваша задача – беспокоиться не о курсе доллара и евро, а о том, что будет легально на руках.

При советской власти за владение валютой была статья УК. И валютчиков у нас было много, некоторые сидели буквально за 10 долларов. До этого, надеюсь, не дойдет. Дойдет, скорее всего, до того, что для совершения зарубежной поездки или покупки импортного оборудования придется получать разрешение.

Сейчас идет сдерживание Ирана. Различные военные конфликты, которые образуются случайно, один за другим, направлены на то, чтобы Иран не вышел на большие объемы торговли нефтью. С Ираном никакие договоренности невозможны: они голодные, с них сняли эмбарго, и им нужно увеличивать добычу – и соответственно, выбрасывание нефти на внешний рынок. Как только военные конфликты начнут затихать, обвал могут сделать рублей на десять. До 95 рублей доллар может дотянуть.

Ключевой момент: у вас просто может не быть долларов. У вас медленно, но верно будут изымать валюту. И рубли тоже.

Череда банкротств будет вялотекущей. Банки будут сокращать, причем необязательно крупные. Сейчас не такая стратегия, чтобы устранять крупные банки.

Я взял калькулятор и посчитал свою будущую пенсию: получается 30–32 тысячи. Казалось бы, неплохо. Мне осталось до пенсии, условно говоря, 15 лет. Но через 15 лет этих 32 тысяч хорошо если хватит на 10 буханок хлеба. Возьмем для примера раскладку по ЖКХ. Сейчас я плачу в 17 раз больше, чем платил в 1998 году. Если исходить из тех же темпов, то через 15 лет ЖКХ будет стоить три моих пенсии.

Нашим чиновникам надо выйти на площадь и объявить: у тех, кто родился после 1966 года, пенсии не будет, но за это вы можете забрать 100 % зарплаты. Это будет, по крайней мере, честно. Когда депутаты начисляют себе 450 тысяч, у них «Ауди-8», длинноногая секретарша и хороший офис на «Охотном ряду», я понимаю, зачем им «белая» зарплата. А нашим согражданам, вместо того чтобы их агитировать, надо показать экономические выгоды. У людей должна быть прозрачная перспектива, что они получат.

Весь бизнес в России работает в рамках закона. А закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло. Яркий пример – компания «Арбат-престиж». У парня отобрали бизнес, разорили по сути дела, а бизнес был миллиардный. Он три года просидел на нарах, а когда вышел, ему сказали: «Спасибо, до свидания».

«Белый» бизнес не гарантирует ничего, потому что законы пишутся так, что любой гражданин априори является правонарушителем. Как говорил Дзержинский, «отсутствие у вас судимости – это не ваша заслуга, а наша недоработка». С тех пор ничего не изменилось.

Улучшится ли жизнь в России, зависит от того, сколько людей начнет думать и понимать, что «сверху» – это не Богом даденное, с этим надо работать, и в том, что мы плохо живем, виноваты мы сами. Мы выбираем себе царей, а не менеджеров, которых будем каждый день спрашивать, что они выполнили из своей предвыборной программы.

Я не верю, что народ завтра прозреет. Бо́льшую часть устраивает пайка, которую подбрасывает государство. Разруха – она в головах. Жить мы будем плохо до тех пор, пока люди не поймут, что надо пойти убрать собственный подъезд, прикрутить на этаже оконную ручку, поменять лампочку. Для себя, а не для кого-то другого. На мой взгляд, шансов немного.

Разговоров на тему малого и среднего бизнеса будет много, но надо понимать, что это не более чем болтовня. Для обслуживания трубы достаточно «генералов», их детей и внуков. Про малый бизнес вам говорят, чтобы вы не клянчили пенсию. Пенсии у вас не будет. «Наверху» это знают, поэтому посылают вас зарабатывать на свою старость.

Вопрос некорректный. Общество, а не государство.

Общество получило бы государство. Сейчас мы пока имеем феодализм. А налогов собиралось бы существенно больше.

Когда европейцы перестали пускать некоторых граждан РФ на свою территорию, а американцы запретили им покупать недвижимость и открывать счета в США, мне и еще 140 миллионам моих соотечественников на это было наплевать. Если бы Россия объявила симметричные санкции, она должна была запретить Бараку Обаме покупать дачу в Воронеже, а Ангеле Меркель открывать счета в Сбербанке. Но вместо этого мы ввели продовольственное эмбарго на ряд продуктов европейского производства, в результате которого Евросоюз недополучит около 10 миллиардов евро. Вероятно, наши власти рассчитывали, что тамошние предприниматели, будучи политически активными гражданами, выйдут на улицы с лозунгами и транспарантами с требованием отменить санкции. Да, единичные случаи выливания молока перед зданиями администраций были, но они не носили массовый характер. Мы не учли двух маленьких деталей. Во-первых, общий объем экспорта Евросоюза – 120 миллиардов евро, во-вторых, совокупная поддержка европейских сельхозпроизводителей достигает 40–45 миллиардов евро в год. Очевидно, что из-за наших санкций европейская экономика не умрет в конвульсиях, а недовольство фермеров не перерастет в бунт. Но давайте посмотрим, что в результате получили мы.

Хочется спросить, почему члены Таможенного союза не поддержали наши санкции? Возьмем Норвегию, которая, не успев присоединиться к санкциям ЕС, тут же получила запрет на ввоз рыбы со стороны России. За последние месяцы норвежцы увеличили экспорт лосося в Белоруссию в 3 раза. Теперь мы покупаем норвежского лосося в Белоруссии, но уже гораздо дороже. И под эти цены подтягиваются российские производители. «Красная цена» трески в опте была – 90 рублей за кило. Сейчас она стоит 180 рублей, хотя себестоимость ее добычи не изменилась. Рыбаки просто пользуются сложившейся ситуацией, и их можно понять. В конечном итоге от российских санкций страдают рядовые граждане, а бичевать будут нас с вами, предпринимателей, потому что мы – спекулянты.

Санкции – это антисанкции. Удар по нам нанесли мы сами же.

Я не помню, чтобы Запад против нашего бизнеса объявлял санкции. Он запретил российским чиновникам въезжать в их страны, иметь там имущество, вести бизнес – это да. Но наше предпринимательство никакого отношения к этому не имеет.

К сожалению, у нас как не было отечественного производства, так и нет. И как следствие, нет отечественного продукта. Любой товар, который мы возьмем с прилавка, либо импортный, либо квазиимпортный, поскольку имеет в цикле производства долю зарубежных технологий, например, произведен из импортного сырья или на импортном оборудовании. Наша курица вырастает из немецкого яйца, свиньи – из голландских поросят. Неудивительно, что укрепление мировых валют и ослабление рубля отражается на ценах на «отечественную» продукцию.

Почему с коррупцией никто не борется? Потому что с ней бороться невозможно. Нет бенефициаров. Теоретически бенефициаром может являться потребитель или предприниматель, то есть человек, получающий от нее выгоды, потому что он становится конкурентоспособен по сравнению с тем, у кого коррупция не заложена в конечную стоимость товара. Коррупция – это экономический элемент. Иначе государственная машина не работает. Она начинает работать только тогда, когда конкретному чиновнику заносятся конкретные деньги за ту работу, которая ему уже оплачена из налогов.

Борьба с коррупцией – не более чем болтовня. В некой общей теории коррупцию может победить некий лидер, который придет и начнет стрелять своих родственников. В прямом смысле этого слова. Коррупция – то же, что «блат» при советской власти. Семейственность, которая есть сегодня, это коррупция. Вся власть, с верхнего эшелона до нижнего – сплошь семейственность.

Бороться с коррупцией некому и незачем. Поэтому нужно цинично использовать этот инструмент – другого варианта нет.

Любой бизнес всегда к чему-нибудь приспосабливается, в этом его характерная особенность. А когда мы говорим про настроение, то к предпринимательству это не имеет никакого отношения. Предприниматель – это человек, который работает в любых условиях. Даже в Сомали есть бизнес. Другое дело, что если раньше мы дышали под водой, то сейчас мы дышим в песке под водой, но все равно ведь дышим! Но вот хорошо ли это для страны?..

В долгосрочной политической и экономической перспективе Крым обратно Украине не отдадут. Но на сегодняшний день предпринимателям в Крыму тяжело. Они жили при вольнице в Украине, у них не было никакой надзирательной части, а сейчас правила игры изменились кардинально, и они вынуждены приспосабливаться к нашим законодательным тонкостям.

Основная проблема в том, что в Крыму нет платежеспособного спроса. И даже в летний сезон говорить о том, что там будет высокий платежеспособный спрос, трудно. Там имеет смысл развиваться только в низком ценовом сегменте. Закладываться на то, что будет расти средний класс, бессмысленно.

Почему Украина не занималась Крымом? Потому, что это дорого. Для Украины строить мост, делать энергосети, проводить воду – дорого. Овчина выделки не стоит. Чтобы развить в Крыму курортную инфраструктуру, нужны в первую очередь не гостиницы, а мост, электричество и вода. Для маленькой экономики Украины это было нереально. Хватит ли денег у падающей экономики России на агломерацию, которая никогда этих вложений не вернет, – вопрос.

Я как предприниматель в Крым вкладываться бы не стал.

Россия к этому не готова. Надо четко понимать: на малое предпринимательство это никак не влияет. Это обычная государственная торговля доступом к тому или иному рынку: мы отдаем им свой рынок, они нам свой.

Возможностей было достаточно. Помню, лет 5–7 назад продавалась сеть немецких торговых центров Karstadt, причем недорого – за каких-то 20 миллионов долларов. Наши правители могли тогда вписаться в покупку Karstadt, на 5–7 лет отправить в Германию команду управленцев – набираться опыта и изучать спрос. Одновременно создавать в России институты, которые разрабатывали бы потребительские товары, востребованные за границей, а их производство размещать в Китае. Это был бы реальный выход на мировой рынок. Однако никто этого делать не стал. Зато примерно тогда же мы закачали в АвтоВАЗ около 60 миллиардов долларов – на эти деньги могли бы скупить всю автопромышленность мира.

В любом бизнесе выигрывают туалетная бумага и бананы. Это не плохо и не хорошо, это вызов нам как предпринимателем. Нам всем бы хотелось торговать качественными товарами, но у потребителя свое понимание качества. Сейчас продукт стал хуже во всех сферах: в продуктовом сегменте, в DIY, в общепите. Но осознали это только люди бывшего среднего класса. Потребители, которые, условно говоря, сидели на дне, особой разницы не почувствовали.

«Мы» – это кто? Мы живем в феодальном государстве. Кому нужны эти изменения? Если речь о тех, в чьих руках сконцентрирована власть в России, то у них все хорошо. Их поведение очень прагматично: их задача по максимуму выжать из России ресурсы и присвоить их себе. Они принимают такие законы, которые им позволяют делать это лучше всего. Технологии здесь мало кого интересуют.

На самом деле у российской экономики самые замечательные перспективы. Те, кто ею управляют, будут продавать углеводороды до тех пор, пока они будут пользоваться спросом. При этом бизнес у нас в стране исчезнет. Но экономика, построенная на углеводородах, была, есть и будет.

Для правящего класса все будет хорошо. А что касается населения, то, чтобы выжить, много не надо. Посмотрите на Северную Корею: можно всю жизнь прожить, питаясь чашкой риса в день, имея одни и те же штаны и пальто. Ведь можно жить! Так что нам мешает? С помощью пропаганды можно приучить людей к любому образу жизни, они еще и довольны будут.

В России сильно завышены операционные расходы, поэтому инвестировать средства в наши предприятия западным инвесторам смысла нет.

Будет очень непросто, потому что к управлению странами должны прийти «развиватели». Сейчас управляют «охранители», которые заняты сохранением стабильности ради стабильности. Есть ли шанс сменить элиты – не знаю.

Первая проблема – это зарегулированность бизнеса. Все регуляторные вещи почти фатально мешают ведению бизнеса. Количество бумажек, которые нужно получать для ведения бизнеса, запредельно. Но абсолютно никак не влияет на качество услуги. Вторая проблема – отсутствие платежеспособного спроса. Бо́льшая часть банкротств компаний связана именно с этим. Третья – большое количество запретительных документов для получения кредита. Это три ключевых фактора. Но можно развивать их дальше. Можно сказать про налоги. Да, они не растут, зато у нас более 50 нетарифных сборов, это всякие там «Меркурии», «Платоны» и далее по списку. Они увеличивают себестоимость продукта или услуги, но не стимулируют спрос. Так что толку для экономики от них нет.