Глава 22
Регина Львовна Скоробогатова находилась в своей палате, но ничего интересного она мне не рассказала. Она, как обычно, пробила время и продолжила променад.
– По дороге никого не встретили? – спросила я.
Дама призадумалась.
– Я люблю именно после четырех гулять, потому что народа нет. Вот до полудня гуляющих полно. Но мне не нравится дефилировать в толпе, поэтому я зарабатываю скидку после полдника. Из людей никого не приметила.
Я сделала стойку и повторила:
– Из людей никого… А кто был? Лиса в розовом платье?
Скоробогатова засмеялась:
– Вы шутница. Звери не носят одежду. Хотелось бы мне посмотреть на лисичку, наряженную по всей форме… Но навряд ли такую модницу увижу, разве что в цирке.
– Тогда почему вы сказали: «Из людей никого»? – удивилась я.
– Видела медсестру, – пояснила Регина Львовна.
– Она что, не человек? – от растерянности спросила я.
Скоробогатова удивилась:
– Конечно нет. Обслуживающий персонал, сотрудница. Люди – это те, кто платит деньги, а те, кто их получает, прислуга.
– Ясно, – пробормотала я.
– Только не подумайте, что я плохо отношусь к уборщицам, официанткам и иже с ними, – спохватилась собеседница. – У меня в особняке пять домработниц, всегда при встрече улыбаюсь им, вежливо здороваюсь, на праздники дворня получает подарочки, зарплату им никогда не задерживают. Деньги – это святое. Если, не дай бог, у сына случится беда с бизнесом, то я лучше на неделю моды в Париж не полечу, а поломойкам заплачу. Но, согласитесь, они мне не ровня. Ни по образованию, ни по уму, ни по материальному положению.
– Как звали девушку, с которой вы столкнулись в парке? – остановила я даму.
Регина Львовна начала вертеть на пальце кольцо со здоровенным изумрудом.
– Даже если я и слышала, как обращаются к той девушке, то мигом забыла. Я не особо памятлива на имена прислуги. Называла своего управляющего много лет Виктором и только в этом году выяснила, что он Василий. Смешно, да?
– Очень, – кивнула я. – А как выглядела девушка? Рост, телосложение, цвет волос?
Регина Львовна положила ногу на ногу.
– Не разглядывала ее. Ну, такая обычная, как все. И голову опустила, когда меня увидела. Я еще подумала: обслуга здесь прекрасно выучена, не пялится на людей. Но девица не поздоровалась, и хорошее впечатление испортилось.
– Можете описать ее форму? – попросила я.
– Форму? – растерянно повторила Скоробогатова.
Я заставила себя улыбнуться.
– Да. Средний медперсонал ходит в спецодежде. В больничном корпусе у них «пижамки» разных цветов, а в СПА платья, фартуки, косынки – наряд сестер милосердия начала двадцатого века. Узнаю, во что была одета девушка, – пойму, где она работает.
– Нет, – махнула рукой собеседница, – я ее не рассматривала.
– Как же вы догадались, что это медсестра? – удивилась я.
– М-м-м… – протянула Регина, – ну… она… Ой, не знаю! Просто я так подумала.
– Может, еще юношу видели? – продолжала я. – Он из породы людей, не санитар, не медбрат, не доктор. Весьма симпатичный, волосы черные, собраны в хвост, из отличительных примет: яркие татуировки на руках…
– Это же Боря, – обрадовалась Скоробогатова, – племянник Милова, владельца клиники. Очаровательный мальчик. Задумчивый такой! Его мать – мой косметолог, родная сестра Валерия. Вижу Бориса каждый день, он к Надежде приходит, очень привязан к ней. Стихи сочиняет.
– Я слышала, что парень пишет картины, – возразила я.
– Одно другому не помеха, – справедливо заметила Регина Львовна. – Я-то сначала посчитала его хамом – он никогда не здоровается. Идешь по саду, паренек на скамейке сидит, покачивается, а потом вдруг ложится. Ну, прямо как бомж! Я, когда его в первый раз увидела, даже испугалась, сообщила охране, что в парке кто-то спит на лавке. День к вечеру катился, испугалась я, по маршруту не пошла. И рассказала своему косметологу утром о происшествии. А днем Надежда появилась у меня в палате вместе с Борей, тот преподнес букет, коробку швейцарского шоколада и стал извиняться: «Простите, Регина Львовна, не хотел лучшую мамину клиентку напугать. Я поэт, вдохновение приходит внезапно». И Надежда пустилась в объяснения: «Сын часто находится в поэтическом трансе, а это очень утомительно для нервной системы, поэтому на Борю наваливается сон. Вы из-за мальчика прервали прогулку по саду? Велю охране вам ее засчитать». Я сразу успокоилась, поняла: Борис странен, как все одаренные люди. Постоянно его в парке по вечерам в трансе вижу. Надежда объяснила – сын книгу готовит.
– И вчера он там был? – спросила я.
– Да, – ответила собеседница, – как обычно, лежал на лавочке.
– И в каком месте парка Борис творил? – поинтересовалась я.
Скоробогатова приложила пальцы к вискам.
– Не знаю, как объяснить. Хорошо сад знаете?
– Нет, – честно ответила я.
– Тогда не поймете. Хотите покажу? – предложила дама.
– Если вам не трудно, – обрадовалась я.
Регина Львовна встала.
– Нет. У меня по плану моцион. Правда, только через час, но можно один раз изменить планы.
– Огромное спасибо! – поблагодарила я.
– Только вам придется пару минут подождать, пока я приведу себя в порядок, – предупредила Скоробогатова, – с голым лицом не дефилирую перед людьми. В холле на этаже очень удобные диваны, там работает телевизор. Свой «ящик» я велела из палаты убрать – не желаю видеть и слышать ужасы. Взорвалась бомба, упал самолет, стрельба где-то, авария на шоссе, землетрясение, цунами… В России еще бывают хорошие новости? Намедни читала в Интернете «Новости культуры: главный режиссер театра задушил свою любовницу».
Она посмотрела на меня:
– Понимаете?
– Нет, – после паузы ответила я. – А при чем здесь новости культуры? Это криминальная тема.
– Вот-вот, – кивнула Регина Львовна, – о том я и веду речь. Почему у нас новости культуры – это сообщение о том, что постановщик пьес лишил кого-то жизни? Помнится, в советские годы постоянно сообщали позитив: успешный запуск ракеты в космос, рекордный урожай пшеницы. Тогда все это казалось глупой агиткой, но сейчас я бы с удовольствием смотрела те новости, а не сегодняшние. Подождете меня в холле? Спущусь через пять минут.
Через полчаса сидения на неудобном стуле со странно изогнутой спинкой я решила вновь подняться в палату Регины Львовны, но меня остановил оклик:
– Лампа, очень рада вас видеть!
Я повернула голову на звук знакомого голоса – ко мне спешила Надежда Милова. Чуть позади от нее шел мрачный бледный Борис с мученическим выражением лица. Я вспомнила, в каком состоянии «поэт» и «художник» был вчера, и поняла: парня терзает вульгарное похмелье.
– Хотите выбрать СПА-процедуру по своему вкусу? С удовольствием помогу вам, – предложила Надя. И чуть тише добавила: – Сделаю пятидесятипроцентную скидку.
Я изобразила восторг:
– Ооо! Очень щедро! Спасибо!
Милова приложила палец к губам:
– Тсс… Предложение исключительно для вас. Боречка, познакомься с Лампой Романовой. Ты вчера пришел домой, когда мы пили чай в гостиной.
Юный пьяница поднял правую руку, на запястье которой висело несколько браслетов, все с орнаментами, брелоками, и, не моргнув глазом, соврал:
– Добрый день, Лампа. Извините, вчера я так устал, что лег спать, не поприветствовав гостью, и не смог проводить вас до дома.
– Ерунда, – улыбнулась я, – меня довезла ваша бабушка. Какие у вас интересные украшения!
Борис вытянул руку.
– Нравятся?
Я покривила душой:
– Очень.
– Выбирайте любое, с удовольствием подарю, – пообещал парень.
– Ну что вы, – начала отнекиваться я, – неудобно брать дорогую вещь.
– Нет, нет, выбирайте, – настаивал парень. – Эти вещицы мой приятель делает, ювелир Степан Радченко, он…
Продолжения фразы я не услышала – мимо нас с воплем «Подождите, я тоже наверх» к лифту пронеслась женщина, размерами напоминающая бегемота в самом соку. Тетушка не видела никого вокруг и на лету задела меня массивным боком. Я пошатнулась, попыталась удержаться на ногах, но не устояла и шлепнулась на пол. Висевшая на моем плече сумка упала на плитку, раскрылась, все содержимое вывалилось наружу.
