Глава 9
При виде вышедших из городка переговорщиков посланцы взволновались. Брячислав увидел на морщинистых, словно изрубленных топором лицах облегчение и… ожидание чего-то. Князь насторожился, но кроме эмоций ничего больше не было. Лодки оленеводов по-прежнему спокойно колыхались на волнах залива, не делая попыток рвануться к берегу, чтобы захватить пленников. Впрочем, команды требучетов ждали только сигнала, чтобы смести своими снарядами тех, кто попытается предпринять хотя бы намёк на враждебные славянам шаги. Супруга Слава также держалась спокойно. Нет, волнение, конечно, было. Но не столь сильное, как если бы замышлялось нечто плохое.
Едва трое приблизились к ждущим их, старики, а там были одни пожилые, медленно склонились в поклоне. Князь ответил, слегка наклонив голову. Слав и его молодка – чуть пониже. Всё же возраст требовал уважения. Волк рядом с хозяином застыл неподвижно, и старики чуть вздрогнули, когда тот немигающим взором жёлтых круглых глаз, казалось, пронзил каждого из них. При виде же соплеменницы открыли было рты, но та только подалась ближе к мужу. Невиданная доселе ткань белая, а главное, заметный живот, выдающийся вперёд, и вид молодки, цветущий и ухоженный, заставили их, похоже, изменить первоначальное намерение. Старший из стариков произнёс длинную переливчатую фразу со множеством гласных звуков, глядя на девицу, та попыталась пояснить, так же, как и они, растягивая немногие пока известные ей славянские слова:
– Го-оворить…
– Понятно. – Брячислав сделал утверждающий знак.
Переговорщики, видно, поняли. Самый молодой из них, в вышитой бусами одежде, вытащил из-за пояса тонкий свёрток из выскобленной шкуры маленького оленя, одним взмахом расстелил на песке. Старший присел, показал пальцем на неё, потом на себя. Ткнул ногтем в одно место. Брячислав глянул и едва удержался от того, чтобы не воскликнуть от удивления, – перед ним был чертёж земель. Он узнал точки островов, вдоль которых шли его лодьи к этой земле. Увидел нанесённые волнистые линии по морю, судя по всему обозначающие океанские течения. Несколько значков были ему незнакомы, но явно тоже что-то значили. Но самое главное – за округлой линией, означающей не что иное, как очертания тех мест, где сейчас жили славяне, если пропорции были соблюдены верно, была нанесена огромная извилистая линия другой земли. Просто гигантской, очертания которой терялись у края шкуры.
Старик показал на эту линию, что-то опять произнёс на своём языке. Князь взглянул на девушку – та беспомощно развела руками, указала на свой рот. Понятно. Да и то удивительно, что хоть что-то выучила за тот месяц, что живёт с ними. Тогда старик разразился длинной речью, пытаясь что-то объяснить. Девчонка вслушивалась, потом, когда тот выдохся, наморщила лоб, мучительно пытаясь высказаться:
– Уйти. Чучунаа – уйти. Сюда. – Ткнула в ту же новую землю.
Слав пояснил:
– Они нас чучунаа называют. Великаны. Злые.
– Думаешь, просят нас уйти с их земли в другие места?
– Да, князь. Как я понимаю, судя по этим… – Парень кивнул на по-прежнему не двигающиеся лодки в бухте: – Проредили мы их хорошо. Мужчин истребили почти подчистую. Вот они и хотят для спасения своего племени, чтобы мы покинули эти края.
«А и верно парнишка говорит. После всего произошедшего вообще удивительно, что у них кто-то остался. На лодках лишь старики да совсем зелёные юнцы. На их месте я попытался бы тоже куда-нибудь чужаков подальше отсюда сплавить… Что ж, судя по чертежу, земля та велика. Очень велика, и чудь даже не знает конца тех мест. Но явно больше этой земли. Можно к тёплым местам спуститься посуху, если что. Да и… Обильнее те края должны быть наверняка. Поскольку больше. Мы сколько в округе ходили – ни железа, ни других руд. Леса немного. По самому краю только. А выше – сплошные льды. Да и в глубину земли тоже. Нет, старик советует дело. Но мы сейчас уходить не можем. Осень скоро. Припасов зерновых нет. Придётся ещё одну зиму здесь быть, лодьи же отправить за добычей. К Оловянным островам. Или франков пощипать. Может, ещё кого – моря пустыми не бывают. Запастись на холодное время. А по весне отправиться на новые места».
Князь присел на корточки рядом со шкурой, ещё раз всмотрелся, намертво запечатлевая в памяти увиденное.
– Согласен я. Мы уйдём. Весной. Как бухта откроется ото льда.
Старик выжидательно посмотрел на славянина, и, поймав его взгляд, князь утвердительно кивнул, повторил:
– Да.
Взглянул на девицу Славову. Та поняла. Быстро перевела согласие. На лице старца отразилось безмерное облегчение, но тут Брячислав вытащил из ножен засапожный меч, и переговорщик в ужасе отшатнулся. Князь же спокойно нарисовал круг на песке, поделил на четыре части. На первой, как смог, изобразил дерево. Голое, без листьев, под снегом. На второй – то же дерево, но без снега. На третьей – листья обильно покрывали берёзку. На четвёртой – дерево опять стояло голым, но без покрова. Показал вокруг себя, ткнул ладонью в третий сектор рисунка.
Старик призадумался, потом просиял, закивал часто-часто: мол, понял. Показал четыре пальца в ответ – четыре времени года: зима, весна, лето, осень. Князь в ответ так же поднял руку, загнул пальцы, оставив три. По очереди показал на лето, зиму и весну. Затем – на лодки. Дальше сделал вид, что гребёт. Старик расплылся в улыбке до самых ушей. Добился всё-таки своего. Потом взял у неподвижно стоящих за его спиной других переговорщиков стрелу с каменным наконечником, торжественно поднял её над головой, показывая всем, и с треском сломал её. Положил перед князем. Брячислав поднял положенное, тоже поднял над головой, ещё раз, без всякого усилия, легко переломил обломки ещё раз. Показал старику. Тот вскинул руку кверху, и бухта буквально взорвалась радостными воплями, в которых без всякого перевода угадывалось безмерное облегчение. Обе стороны раскланялись напоследок и двинулись каждый к себе. Славяне – в городок. Оленеводы – к лодочкам. Когда князь со спутниками и волком подошли к воротам, бухта начала стремительно очищаться – местные торопились по домам, стремясь быстрее донести до племён радостные вести. А князь поднял голову, улыбнулся:
– Мир, братья! Мир! Больше биться не будем.
– Хвала богам! – Ответный клич достиг, казалось, светлых небес.
Брячислав отвечал на вопросы дружинников, торопливо освежая в памяти увиденное на шкуре.
Наконец сквозь толпу протолкался Гостомысл:
– Что, брат?
– Вечером думать будем. Путяту надо кликнуть тоже. Обязательно. И Брендана позови. Поход наш к Оловянным островам в силе остаётся. Только цели немного меняются. Но в основном то, что порешили намедни.
– Понял, брат.
– Слав молодец. И девка его. Не струхнула перед старшими. А Волчок вообще выше всяких похвал…
– Так у нас в дружине, сам знаешь, лучшие из всех родов! – задорно улыбнулся старшему…
После ужина четверо собрались за одним столом в клети, где жили братья-князья. Брячислав раскатал пергаментный свиток, на котором по памяти нанёс увиденное на оленьей шкуре.
– Что скажете, други?
Все всмотрелись. Первым подал голос Гостомысл:
– Как я вижу, за землёй, где мы сейчас живём, ещё есть края нехоженые?
Чуть спустя Брендан добавил:
– И земля та велика. Если верно изображено. – Потом присмотрелся повнимательней ещё раз. Указал на линии: – Сие – течения морские. Когда я домой возвращался, корач бежал быстрее. Заметно было.
– Смотрите, други, здесь реки морские сильны и могучи. Линии больно жирные. Все – на полночь бегут. Но ближе к берегу новому – есть небольшое течение, противосолонь основному.
Путята тоже внимательно смотрел на карту, но пока ничего не говорил, и князь, не выдержав, спросил:
– Что скажешь?
Жрец пожал плечами:
– Мало чего. Что земля та велика – точно. Реки морские – тоже вижу. Думаю, разведать бы надо, прежде чем решать. А вдруг чужинцы обманули? На погибель нас собираются отправить?
– Не думаю, друже.
– Почему, князь?
Брячислав усмехнулся:
– Я на берегу был. Общался с ними. Видел. Да и Слав… Захоти чужак обмануть нас, парень почуял бы.
– Это верно. Но всё равно без разведки нельзя туда идти.
– Согласен. Посему слушайте: отправляем три лодьи. Одна остаётся. Две и сто человек – к Оловянным островам. Им – добыть хлеба, железа, скотину. Сколь смогут, столько и брать. Чем больше, тем лучше. Основное – зерно и металл. В крицах ли, в изделиях – без разницы. Найдём мы там руду – кто знает. А не найдём? Железа нам на новом месте много понадобится. Утварь, топоры, оружие… Да мало ли? Если там тоже люди живут, чем отбиваться станем? Так что железо нам, как хлеб, нужно. И зерно тоже. Свои запасы давно приели. Скота – каждой твари по паре, как говорится. Резать не станем. На расплод пустим. Это первым двум лодьям задача. Третья лодья пойдёт к этим берегам. Спустится к низу, сколь может. В пути людям быть месяц. Потом – назад. Смотреть место для житья. Где град поставить можно. Выбрав же, возвращаться. С местными, коли попадутся, постараться не ссориться. Решить дело миром. Далее… – Взглянул на заинтересованно слушающего речь бывшего монаха. – Пойдёшь с третьей лодьёй на разведку. К новым берегам.
Тот склонился, не выдавая своего удивления:
– Спасибо, княже, за доверие.
– Ты – наш уже. Так почему тебе веры быть не может?
Ирландец уже говорил на славянском языке почти без акцента, а от тонзуры не осталось и следа. Впрочем, голову монах не брил, как воины, а просто подрезал коротко. Одежду тоже славянскую носил, словом, если бы не волос тёмный, то от своего и не отличить. Хотя и ростом, конечно, ниже любого из славян был.
– Ещё раз благодарю, князь.
– Как место под град подберёте – пробегите по окрестным краям. Проверь, есть ли руды какие. И вообще, имеются ли они на той земле. Не найдёшь, так хоть приметы проверь рудные.
– Сделаю, княже. Не беспокойся.
– Добро. Лодьи пошлём через седмицу. Эти дни – дозоры утроить. Округу просеять через мелкое сито.
– Ясно. Так и будет.
– Ты, Гостомысл, свою задачу знаешь. Люди у тебя уже отобраны. И Путята с тобой пойдёт. Он языки островитян знает, мало ли, договориться надо будет по-хорошему.
Оба названных кивнули.
– А с Бренданом я Крута отправлю за старшего. Хватит ему без дела ходить. Разумен. Нрав спокойный. Рассудок трезвый. Посмотрим в деле. Как поселенцы приедут, повысим его до старшего воина. Так что пусть привыкает.
– Это всё понятно, князь. Но если уж на то пошло, скажи, когда собираешься в Аркону вести посылать? – Путята смотрел на Брячислава остро, пронизывающе. – Пророчество Прокши-провидца ведь никто не отменял…
– Если удачно на острова сходите, по весне и отправим. Сразу же.
– Не узнав, не разведав новых краёв?! Даже не проверив, есть ли они вообще или солгала нам чудь? – Брови жреца поползли вверх от удивления.
Но князь оборвал его:
– Всё зависит от Брендана и Крута. Какие они вести привезут. Но и вам свой наказ повторю – железо и хлеб. И чем больше, тем лучше. Сколь сможете добыть, столько и везите. – И острым взглядом заставил жреца подавиться невысказанными словами.
Жрец в помощь дружине дан был, а не указывать, что делать. Брячислав о пророчестве старого ведуна, конечно, знал. Но было ему и ещё кое-что ведомо: старый ведьмак, при храме Святовида в Арконе-граде доживающий последние дни, поведал ему великую тайну предков-ариев. За большой солёной водой есть земля, велика и обильна. Где род славянский спокойно жить сможет, не боясь слуг проклятого богами. Ибо так сказано было в тайных книгах светлых богов, прародителей ариев, от которых пошли славянские племена.
Правда, поначалу князь думал, что земля, на которой они зимовали, именно те края и есть. Но, увидев карту чужинцев, понял, что изображённый на той материк именно та земля, а он – ошибся, посчитав за искомые места огромный остров. Славянин ещё не признавался даже самому себе, но внутри Брячислава уже окрепло решение в любом случае переселяться на те земли. И весной князь намеревался одновременно отправить одну лодью с вестями в родные края, а прочим отплыть к новым местам и ждать первых переселенцев, строя заставу и град, возделывая поля. Но сейчас, увидев, как дёрнулся жрец, засомневался в правильности своих решений. Может, лучше дождаться разведчиков из новых земель и тогда уже двинуться туда? Если ведьмак прав, то с добытым хлебом дружина сможет перезимовать. Словом, отогнал непрошеную мысль – рискованно больно. И не в том беда, что погибнут двести душ. А в другом – род славянский, дух его истинный канет в небытие под мечами детей Трёхликого зверя… Время против них работает. Терять его попусту нельзя…
Через неделю, как и было решено, лодьи отплыли от городка. Одна направилась против Дома Ярилы. Вторые – к нему. У каждого отряда своя задача. И каждая важна, как сама жизнь. Храбр попал к тем, кто к Оловянным островам плыл. И откровенно говоря, радовался удаче. С той поры, как Слав женой обзавёлся, отдалились они друг от друга. Непроизвольно, конечно, но теперь у друга-побратима другие заботы есть. Конечно, окажись товарищ в беде, придёт побратим на выручку не раздумывая, позабыв обо всём. Но парень понимает – у Слава семья. О той заботиться надо. Дитя скоро родится. Так что… А он пока холост. Ни кола ни двора, как говорится. Одно оружие за душой. Да и дружина славянская пока ещё в походе. Не устраивается на новом месте. Не становится на века на житьё. Поэтому, коли выпала собрату такая удача, радоваться надо. И не мешать тому наслаждаться кусочком счастья. И вечерами, перед тем как уснуть, жалел, что не попробовал тогда ту франкскую девицу. Князь ведь ему предлагал… Глядишь, изведал бы Тайное, сладкое, как сама жизнь… Так более опытные товарищи говорили. А ему только верить им на слово оставалось. Со временем черты лица её стёрлись из памяти. Только и осталось перед глазами нагое тело да закушенная в страхе перед неизбежным губа, из которой сочились две струйки крови…
Лодьи ходко бежали по спокойному морю, с каждым днём приближаясь к земле. Миновали остров Кипящей воды. Пристали на час, пополнили запасы пресной воды. Спешили, как могли. Благо ветры благоприятные дули, надували паруса изукрашенные без перерыва. На вёсла и не садились. Лишь рулевые менялись, а народ в основном отсыпался. Есть возможность – отдыхай. Потом ратная страда начнётся – уже не до того будет… Море ровно ложилось под острые носы, отбрасывающие белопенные усы, и по-прежнему оставалось пустынным. Пикты по воде почти и не плавали. Так что добрались до северной оконечности Британии быстро. На три дня шустрее прежнего. Пристали в знакомой бухте, где дожидались воинов, громивших капище распятого. Но хотя и простояли сутки, ни друиды, ни прочие люди так на берег и не вышли. Поразмыслив, Гостомысл решил пройти на юг вдоль островов, поискать поселения за Стеной, делившей остров на две части. Там и места были побогаче, и народу побольше. Да вполне возможно и на корабль случайный наткнуться, спешивший из Метрополии в колонию…
А через день напоролись на рыбаков, вышедших на лодке в море. Те попытались было удрать, но быстрые лодьи под ударами вёсел хорошо отдохнувших воинов резво настигли неуклюжую, выдолбленную из целого ствола лодку с четырьмя мужчинами на борту, и мгновенно скрутили их, затащив на борт. Путята допросил пленников. Те попытались молчать, но калёное железо быстро развязало языки, и вскоре жрец докладывал Гостомыслу, что удалось выяснить. Оказывается, времена на этой земле наступили лихие. Ромеи вышли из-за Стены и начали огнём и мечом принуждать племена к новой вере. Не щадили никого и ничего. Грабили подчистую, свозя добытое в свои лагеря, а потом отправляя их в столицу, Лондиниум, стоящую в устье большой реки. Оттуда караваны кораблей увозили добычу на материк. Пикты пытались сопротивляться, но тщетно – бронзовое и железное оружие находников не оставляло им ни шанса, и племена уходили в суровые горы, где пытались спрятаться от чужеземцев. Королева Боадицея попыталась было поднять восстание, но её войска были разгромлены, а воины перебиты. Саму Боадицею уморили в бане, отравив угарным газом. И сейчас лишь кучки пиктов остались жить на прежней родовой земле. И вряд ли чего славяне могли добыть на разорённой, разграбленной дочиста земле.
После того как мёртвые тела римских рыбаков были преданы морю, поскольку отпускать их никто не собирался, Гостомысл принял решение напасть в Лондиниум. С ним сто человек дружинников, закованных в сталь. При удаче паника и хаос помогут воинам ограбить береговые склады, где хранится то, что ромеи собираются отправить к себе, и спокойно уйти в море. Гребные каторги не смогут нагнать более скоростные и мореходные корабли славянской дружины. Риск? Никто не спорил. Но другого выхода не было. Идти по крошечным деревням, искать там тайники, выгребать из них урожай по зёрнышку заняло бы уйму времени с неизвестным результатом. Да и вести мгновенно разнеслись бы по стране, быстро дойдя до римского военного командования. И что тогда, продолжать собирать крохи, каждое мгновение ожидая нападения легионов? Озираясь по сторонам в поисках всадников и лучников? Лучше уж сразу ударить в самое сердце. Нанести молниеносный удар туда, куда не ожидают. Кто осмелится предположить, что горстка варваров, по сравнению с двумя полными легионами, стоящими гарнизоном в столице колонии, решится на подобную дерзость?
Обогнули остров, минуя белые меловые скалы, высящиеся вдоль пролива. Вновь приняли ближе к полуночи, разыскав устье Темзы. Пристали к берегу в небольшой бухте, тщательно замаскировав лодьи и выставив дозоры. Дождались ночи. И едва первый раз прокричала сова, бесшумно двинулись на вёслах вверх по реке, благо небо заволокло тучами, через которые не могла пробиться луна.
Острые носы славянских лодий вынырнули из темноты внезапно. Тревогу никто не поднимал – часовые были убиты мгновенно. Стрелки били без промаха в хорошо освещённые на фоне костров силуэты, и уже мёртвые римляне без звука валились на землю. Раненых не было. Только убитые. Миг, едва слышный треск навалившихся на камни пристани бортов. Канаты прихватывают насады к берегу, падают бесшумно сходни, по которым, соблюдая прежнюю тишину, сходят закованные в сталь воины. Разбитые на десятки, они быстро оцепляют пристань, врываются в небольшие домики-караульные, где отдыхают смены часовых, и убивают спящих и бодрствующих солдат. Они захвачены врасплох и никакого сопротивления не оказывают, просто парализованные видом стальных гигантов. Минуло менее часа, и вся гавань под контролем. Найденными рогатками перегораживают улицы, ведущие в город. Сбиваются замки с дверей складов, следуют донесения – есть зерно! И не только! Масло, ткани, крицы необработанного железа, слитки меди, ткани всех видов, воск, мёд… Глаза разбегаются! Гостомысл досадливо грызёт ус – будь у него побольше людей и особенно кораблей, он тогда развернулся бы! Вычистил бы Лондиниум подчистую!.. Вот же… Впрочем… Его взгляд падает на застывшие у пристани каторги.
– Вон те две – грузить тоже. Возьмём их на буксир!
– А гребцы?!
– К проклятому истинными их! Расковать, и пусть таскают товары в трюмы! На корабли железо и медь грузите, ткани. Словом, рухлядь. Зерно и прочее – к нам, на лодьи!
Два десятка бросились к кораблям, на которые указал князь, через короткое время вернулись:
– Пустые они, княже! Ни единой души!
– Не повезло…
– Это как знать, княже. Будь там кто, уже бы ор подняли. А так – обошлось. Наверное, их в город увели.
– Не наше дело. Два десятка – улицы стеречь. Остальные – грузимся! Вначале наши лодьи, что сказал. Потом, коли время будет, каторги…
Спешили. Изо всех сил. Надрываясь, тащили тяжёлые тюки, которые римляне едва могли поднять вчетвером. Несли под мышками бочки с маслом, мёдом и винами. Сразу по две штуки. Забили лодьи так, что те тяжело осели под грузом почти на сажень. На палубах громоздились горы товаров. В пути разберутся. Лишнее выкинут или оставят на берегу. А сейчас нужно таскать, таскать и таскать! Без роздыху, с опаской поглядывая на уже начинающее синеть небо, приступили к каторгам. Те громадные. Но… Впрочем, гребцов на них нет, и захваченные корабли поволокут следом за лодьями на канатах. Так что можно валить столько, сколько влезет. Удивительно, но трюмы и места гребцов оказались чистыми. Ни нечистот, ни запаха. И вместе с тем видно, что корабли не новые. Самые умные сообразили, что каторги просто выскребли перед рейсом, опасаясь грязи и множества болезней. Но сейчас это только на руку славянам. И опять запорхали над землёй ящики, тюки и бочки, кошели и мешки…
Гостомысл с тревогой посматривал на уже светлое небо. Рассвет быстро наступал, проявляя из темноты строения и улицы, но в городе по-прежнему было тихо. Никто не поднимал тревогу, не было слышно ни хриплого рёва труб, ни ударов барабанов. Словно город затаился в страхе, опасаясь вызвать неудовольствие налётчиков… Словно затаился… Затаился… Даже огней рабов, встающих затемно и начинающих заниматься домашними делами, не было видно, что было уже совсем невероятным…
– Пленники есть?
– Всех кончили, княже!
– Вот же… Поторопились. Ладно. Возьми троих воев, притащи мне любого человека. Оттуда.
Гостомысл указал на уходящую в город улицу. Воин кивнул, позвал товарищей, и через мгновение те исчезли в тени зданий. Впрочем, ненадолго. Едва досчитали до полусотни, как они уже вернулись, волоча за собой толстого голого человека, с ног до головы окутанного верёвками, дико вращавшего выпученные в страхе глаза.
– Путята!
Жрец вырос перед князем мгновенно, словно стоял за спиной, что, впрочем, так и было.
– Спроси его, почему так тихо? Где солдаты?
Тот проквакал, потом вытащил тряпку изо рта пленника. Ромей прокашлялся, затем затараторил без перерыва. Путята внимательно выслушал, после вдруг заулыбался, ударил себя ладонями по бокам. Гостомысл с удивлением проследил за реакцией жреца. Наконец тот произнёс:
– Римский военачальник узнал, что на окраине появились неизвестные варвары, поэтому увёл легионы на защиту берега. Солдаты ушли четыре дня назад. Я так думаю, когда мы появились у берегов островов. И в городе сейчас нет военных вообще. Все, кто оставался, находились на пристани. Так что… – Жрец вновь рассмеялся, и Гостомысл тоже раскатился смехом:
– Так они боятся, что мы придём к ним?
– Разумеется! Потому и забились по своим каменным норам и трясутся в ужасе!
– Тогда чего мы так спешим? – Сунул два пальца в рот, и гавань раскатилась заливистым пронзительным свистом, заставившим воинов замереть. Гостомысл махнул рукой: – Не спешить! Делаем дело спокойно. Потом по городу пойдём. Солдат здесь нет, ушли.
– Гой-да!!! – дружно рявкнули воины в ответ на добрую весть.
Впрочем, погрузка продолжалась в том же бешеном ритме. Обе каторги осели почти по отверстия для вёсел, когда князь отдал приказ прекратить погрузку. Всё равно забрать всё, хранившееся в городе, было нереально. А вот утопить трофейные неуклюжие суда, не приспособленные к таким переходам, как лодьи, можно было легко. Да и скот нужен был.
Князь спокойно поднялся на палубу римского корабля, взглянул на заваленные награбленным трюмы, распорядился:
– Путята, возьми пять человек, выкини лишнее. Будет высокая волна – булькнут наши каторги, как булыжники.
Жрец кивнул и вопросительно взглянул на князя.
– А мы по городу прогуляемся. Интересно взглянуть, как живут ромеи, – ответил тот.
Путята ухмыльнулся:
– А мне любопытно, где ромейки, как Славова жёнка, потом отцов своих детей искать будут?
Оба рассмеялись…