Глава 31
В ППД удалось пробыть недолго. Через пару недель часть нашего батальона отправили на уборку картошки, но за этот период успели проводить Борю Месяцева по замене в группу советских войск в Германии. К тому времени он уже женился, что не помешало ему устроить пьянку космического масштаба. Чуть позже отправили в те же места и Саню Веремчука.
Примерно в это же время в штаб бригады подали списки офицеров, подлежащих замене в будущем году, среди которых оказался и ваш покорный слуга. С этого момента я перешёл в разряд «заменщиков», которые, как известно, «не потеют». Впрочем, это всего лишь присказка, имевшая силу только в течение пары месяцев перед отъездом.
А пока я уже несколько часов трясся с друзьями и подчинёнными в кузове ЗИЛ-131. В конце концов, мы остановились в небольшом посёлке на реке Онон, где сборной команде из состава нашего батальона предстояло запастись картофелем на всю бригаду.
Под жильё нам отвели отдельный пустующий дом. Спали на матрацах, уложенных прямо на пол. Офицеры не были исключением, с той только разницей, что «их благородия» жили в отдельной комнате. Возглавлял команду начальник штаба батальона Юра Быстрозоров, который недавно прибыл на смену майору Егорову. Был с нами и замполит Боря Осипов.
Удивительное дело, но наши бойцы, до настоящего момента нёсшие службу вдалеке от посторонних глаз, здесь, на людях, вдруг преобразились. Вне работы ходили всегда аккуратные, чистые и подтянутые, и для этого не требовалось строгого офицерского слова. Откровенного пьянства также не было, а что там утаилось от командиров – одному богу известно.
За время командировки в памяти остался яркий момент. Однажды меня остановили трое сельских парней, и завязалась доброжелательная беседа. Вдруг лица собеседников стали меняться от страха и удивления. Я оглянулся. Вдоль по улице в колонну по три дружно, в ногу, по направлению к нам бежала моя рота. На руках у бойцов были намотаны солдатские ремни, бляхи сверкали на солнце. Оказывается, кто-то из солдат заметил, что меня окружили местные мужики, и он решил, что мне грозит опасность. Старшина по тревоге поднял подразделение, и бойцы бросились меня спасать. Пришлось срочно давать отбой.
Не хотелось бы идеализировать личный состав бригады и взаимоотношения солдат как между собой, так и с офицерами. Неуставные взаимоотношения не просто были – процветали. Особенно в хозподразделениях. Молодых бойцов порой избивали, не давали спать по ночам, перегружали работами. Борьба велась с этим повсеместно и беспощадно. Ответственный офицер находился в казарме круглосуточно. После отбоя его задачей было следить, чтобы солдаты, независимо от срока призыва, спали столько, сколько положено. По сути, произошла подмена сержантского состава офицерским, что было безусловной ошибкой.
«Дедовщина» всё равно имела место быть. Порой слабых физически и безвольных унижали даже внутри одного призыва. Ефрейтора Карповича «дембеля» вынудили отправиться домой в общевойсковой форме, жестоко решив, что он не достоин носить голубой берет. Рядовой Деревянко натёр мозоль, и ему дали послабление по службе в начале призыва, а он так и проходил до увольнения в запас, хромая на одну ногу уже по привычке. Этим заслужил всеобщее презрение, но, как говорится, каждый выживает по-своему.
Однажды я стал свидетелем того, как комбат Латаев, оставаясь в казарме на ночь (бывало и такое), увидел только что избитого молодого бойца. У того на спине отпечатались следы звёзд от ударов бляхой солдатского ремня, и у Владимира Ильича сдали нервы. Он тут же определил казарменного бандита, затащил его в каптёрку и исхлестал ремнём, а потом вышвырнул того вон, да так, что дверь слетела с петель.
Всё вышеупомянутое в таких формах существовало на тот момент только в ЗабВО. Чуть позже, когда я служил в бердской бригаде, имел возможность в этом убедиться. Там, в 67-й бригаде, ничего подобного не было даже в подразделениях обеспечения.
При развёртывании бригады первому командиру подполковнику Леониду Васильевичу Агапонову, несмотря на то что бойцов присылали со всего спецназа по принципу «что нам негоже», удалось сохранить лучшие традиции отельной роты, на базе которой создавалась бригада. Это целиком и полностью подтвердилось в чеченских кампаниях, где личный состав проявлял наивысшую выучку, героизм и самопожертвование.
Впрочем, абсолютно то же можно сказать о любой части спецназа ГРУ, и 24-я бригада не была исключением.
Время в «санатории» под названием «заготовка картофеля» пролетело незаметно. Вернулись аккурат к началу осенней проверки, но она прошла мимо нас. Не было даже привычного норматива по ТСП «поиск». Единственным минусом в этот период были частые наряды, что называется: «через день на ремень».
И опять курилка! На этот раз в центре внимания оказался прапорщик Колычев. Валера был спортсмен – парашютист, мастер спорта и член сборной команды бригады по парашютному спорту. Как правило, прапорщики из сборной числились в подразделениях на соответствующих должностях либо занимали посты, близкие к парашютно-десантной службе. В части они почти не появлялись и вечно пропадали на сборах и соревнованиях различного ранга, а тут вдруг Колычеву каким-то образом случилось исполнять обязанности начальника склада артвооружения текущего довольствия. Тут хочешь или нет, а на службе каждый день появляться надо, да ещё и во время проверки.
Проверяющие – офицеры штаба округа – редко когда до получения высоких постов в разведотделе округа занимали должности командиров групп, а тем более рот в бригадах СпН, и вооружение спецназа ГРУ им было в диковинку, поэтому любили они во время проверки побаловаться боевой стрельбой. Именно на стрельбище начинался основной – неформальный – этап получения подразделениями хороших и отличных оценок. Сопровождался он крепкими возлияниями алкогольных напитков и завершался в «генеральской» бане – сауне. Проще говоря, пьянствовали «высокие» офицеры до одури и в таком состоянии подписывали проверочные ведомости, не глядя. Однако подобное явление не снимало ответственности с командиров подразделений за боевую подготовку личного состава. Учёба велась с полной отдачей сил, в особенности по ТСП и огневой подготовке – именно эти предметы являлись ключевыми в способности группы выполнять задачу.
В тот день, когда Колычев обеспечивал боеприпасами проверяющих начальников, фуршет происходил в тире на стрельбище части. Скудная закуска и обильное алкогольное питие было накрыто на двух столах для чистки оружия. Тут же на брезенте лежали практически все виды стрелкового вооружения, имевшиеся в арсенале спецназа. Шквал огня обрушивался на камни, пустые бутылки, кирпичи и всё то, что могло послужить мишенями для вошедших в раж окружных офицеров.
Наконец, грохот стрельбы смолк, и в звенящей тишине послышались бульканье, чоканье, хруст и чавканье. Один из подполковников заплетающимся языком обратился к Колычеву:
– Ну, а что-нибудь покрепче у тебя есть?
– Не понял, товарищ подполковник, – отреагировал Валера.
– Чё не понял? Гранатомёт, например.
Тут прапорщик сообразил, что офицерам захотелось пострелять из более мощного оружия, и через несколько минут на брезенте лежали две или три РПГ-18. «Муха», реактивная противотанковая граната, которую зачастую ошибочно называют гранатометом, достаточно проста в использовании, но прицеливание требует определенных навыков.
Колычев, досконально разбиравшийся в парашютной технике, в оружии был не силён. Он внимательно изучил этикетку – инструкцию в картинках, прикрепленную к направляющей трубе, приготовил гранату к стрельбе, взвёл и подал подполковнику. Тот бодро подхватил её на плечо и попытался сквозь одно из диоптрийных отверстий увидеть хоть что-нибудь впереди себя.
Колычев почувствовал неладное и резко подвинул зрителей в сторону. В этот момент раздался выстрел. Система прицеливания у «Мухи» имеет необычное устройство, и без определенного навыка пользоваться ею достаточно сложно, а подполковник и вовсе впервые держал гранату в руках. Перед носом стреляющего офицера полыхнуло пламя реактивного заряда, и тут же в нескольких метрах позади него грохнул взрыв. Граната ударилась о землю, кумулятивная струя около метра прошла под землёй и затем по пути наименьшего сопротивления вырвалась наружу, осыпав людей комьями грязи и кусками шлака, которым была утрамбована площадка позади огневой позиции.
Стрелявшему офицеру досталось больше всех. От страха он упал на четвереньки и принялся с диким криком мотать головой, пытаясь стряхнуть землю с головы и с ушей.
– Ну, ни хрена себе! Ну, ни хрена себе! Гранатомёт! По своим стреляет! – вопил подполковник, и ему было невдомёк, что по незнанию он приладился стрелять, взяв направляющую трубу наоборот.
Хмель моментально выветрился вместе с желанием продолжать стрельбу Проверяющие офицеры загрузились в УАЗ и отправились продолжать веселье в «генеральской» бане.
Всё вполне могло закончиться трагедией, но в армии, где оружие стреляет достаточно часто не вовремя, не туда, куда надо, и не так, как положено, «чуть-чуть» не считается, и, кроме гомерического хохота слушателей Валеры Колычева, никаких других эмоций не вызвало.
