Глава 16

Когда бригада вернулась в ППД (пункт постоянной дислокации), там уже ждало офицерское пополнение – выпускники училищ и «заменщики». В этом году их было много. Как выяснилось через некоторое время, в бригаде должны были развернуть ещё один разведывательный батальон. В действительности добавилось два, но один из них остался кадрированным. Из КВОКУ приехал Андрей Колесник – спортсмен, чемпион Европы среди юниоров по классической борьбе. Приехали Лёша Скобочкин, Володя Барсуков из Каменец-Подольского инженерного училища и были определены в роту спецвооружения. Туда же направили и Сергея Недовизия, прибывшего из Германии. Замполит Толя Сержантов недолго прослужил у нас в части. Менее чем через год он попал в тяжёлую автокатастрофу и был комиссован подчистую. Это была очередная потеря в части.

Володя Барсуков и по сию пору, несмотря на разделяющие нас многие тысячи километров, по-прежнему остаётся самым надёжным другом.

С его прибытием наступила новая эпоха в сфере развлечений офицеров. Если раньше свободное время уходило на пикники и домашние гульбища, то теперь добавилось увлечение картами. Игральными. Как-то раз, мимоходом, прапорщик Валера Колычев показал нам, как играть в «храп». Очень простая игра, направленная на выигрыш денег. Даже если изначально ставили по копейке, то через пару раздач на кону были уже десятки, а то и сотни рублей. Зарплаты тогда исчислялись в две – четыре сотни рублей. Некоторые проигрывали несколько зарплат вперёд. Наличных стало не хватать, и тогда ввели «векселя», то есть короткие долговые расписки, где стояли только сумма и подпись должника.

После введения бумажек проигрыши только увеличились. Пришлось ввести ограничения по ставкам на кону. И ещё перестали брать в игру тех, у кого в семье двое и более детей. Из игры был почти исключён Сергей Недовизий, который имел троих детей. Этот факт у сослуживцев вызывал лёгкую ухмылку, но о причинах этого подробнее и чуть позже. Недовизий имел длинное прозвище – «Изверженцев Вулкан Везувьевич». Во время алкогольных посиделок Лотоцкий назвал Серёгу «Везувием». Боря Месяцев тут же продолжил: «Это имя такое, а фамилия – "Изверженцев"». После долгих яростных споров сошлись на том, что указано выше, но звали Сергея чаще всего просто – «Везувий».

Однажды мой друг Саня Загнойко проиграл мне приличную сумму денег. Я простил ему долг в обмен на обещание больше не садиться за карты. Не было у него к этому способностей. Обещание он добросовестно соблюдал.

В целом играли честно и порядочно. Лишь однажды Боб Месяцев был уличён в краплении карт.

Иные жёны взвыли, но остановить этот азартный процесс было не под силу никому. Играли часами, днями, вечерами и сутками. Пьянствовать меньше не стали, но серьёзная игра шла только на трезвую голову. Во-первых, потому, что трезвый против пьяного – результат предсказуемый и нечестный. Во– вторых, когда игра сопровождается питием водочки, к утру уже никто не помнит, кто, кому и сколько проиграл или выиграл. Опять же случались казусы, но о них по порядку повествования.

Чуть позже образовался клуб преферансистов. Как известно, преферанс требует напряжения ума и определенного таланта, поэтому в новом сообществе состояло гораздо меньше игроков. Его организатором был Боря Месяцев. Я уже к тому времени, ещё в училище, успел освоить азы преферанса, но совершенствовал мастерство под руководством Боба. Там же не мог не оказаться обладающий исключительно цепкой памятью Володя Барсуков. Играли обычно без зрителей и тоже на деньги. Как любил повторять Месяцев: «это только пацаны играют на щелбаны, а настоящие игроки – на интерес».

Наконец, приехал новый комбриг майор Григорий Ананьевич Колб. Поговаривали, что он очень не хотел служить в ЗабВО, и этим объяснялось его долгое отсутствие. Вместе с ним прибыл и новый начальник политотдела полковник Ясевич. Эта пара – а они вместе служили в Марьиной Горке – была полной противоположностью связки Иванов – Рыков. Григорий Ананьевич умел хорошо говорить, был точен в формулировках, обладал чувством юмора. Когда он на совещании распекал подчинённого, весь зал хохотал, а субъекту, попавшему на язык комбрига, было невесело от стыда. При этом шутки не были обидными и не оскорбляли достоинства. Однако новый комбриг бывал и зол, но достаточно выдержан.

По складу характера Ясевич походил на своего командира, только в нём отсутствовала язвительность, но имелась изрядная доля интеллигентности. Даже с Месяцевым он обращался вежливо, доброжелательно его увещевая, что на Бориса оказывало большее влияние, чем унижения и оскорбления предыдущего начальника.

Появился и новый заместитель начПО майор Кушнир. Он только что прибыл из Группы советских войск в Германии. И тут же получил прозвище «Лихенский фуфырь». Все его рассказы начинались с фразы: «Заехали мы в Лихен, купили "фуфырь"….» Далее он продолжал: «Водочки хлоп, капустки ням и к бабам». На руке у него не хватало одного пальца, но при этом Кушнир своей клешней очень ловко изображал, как совершается и то, и другое действие.

После почти полного обновления политотдел перестал быть карательным органом и даже обрёл некоторую воспитательную роль.

В самом начале сентября меня остановил наш новый командир батальона майор Латаев, Владимир Ильич оказался настоящим комбатом. Из тех, кого принято называть «батяней», Латаев был настолько яркой личностью, что иногда мне кажется, что все пять лет я прослужил только под его началом, хотя командиров за этот период сменилось несколько. Неуравновешенность характера только добавляла ему авторитета. Ярость Латаева была необузданной, но справедливой. Чем пьянее он был, а такое порой случалось на службе, тем больше было вероятности попасть под его праведный гнев. Однако такое отношение не распространялось на офицерский состав. С нами Владимир Ильич максимум, что мог себе позволить, – это негодование на повышенных тонах.

Латаев свирепо посмотрел на меня широко поставленными на выкате глазами и спросил:

– Бронников, а ты чего фотографии не сдаёшь?

Я слегка оробел и нетвёрдо ответил наивным вопросом на вопрос:

– Какие фотографии? Кому?

– НОКиСу, – так же сурово произнёс Латаев.

Батяня-комбат майор Латаев и замполит капитан Осипов

Взгляд Владимира Ильича был почти всегда обманчив. Это потом мы уже научились различать гнев и участливость Латаева. Одно отличалось от другого тем, что в первом случае глаза его наливались кровью, и тогда наш командир начинал, что называется, «бычать».

Новый комбат своим вопросами проявлял заботу о своём подчинённом. Дело в том, что совсем недавно прибыл новый начальник отделения кадров майор К-ов. Вместо того чтобы подготовить документы на присвоение воинского звания «старший лейтенант» и сообщить, что я должен принести фото, он скромно промолчал. Под этим предлогом не делал ничего. Таким мелким пакостным методом третья звёздочка на моих погонах появилась позже на несколько месяцев. Майор К-ов был не просто негодяем, но ещё и… впрочем, по порядку. Последующие события случились весной и летом будущего года, но, чтобы закрыть тему о новом начальнике кадров, уместнее рассказать об этом прямо сейчас.

Произошло ЧП. Из окна второго этажа штаба выбросился сержант Харламов. Произошло это глубокой ночью. Боец по долгу службы частенько засиживался в штабе допоздна. Он, конечно, остался жив и только слегка повредил ногу. Однако причины этого оставались непонятны. Сержант был абсолютно трезв, но находился в состоянии очень нервном и на вопросы не отвечал. Харламов по штату состоял в шифровальном отделе, а туда отбирались исключительно добросовестные, умные солдаты, поэтому заподозрить в хулиганстве либо в чём-то подобном никак не могли. Начальник отдела старший лейтенант Завьялов оставался в полном недоумении, как и все остальные.

Отдел курировал местный «особист» капитан Иванов. Именно он способствовал тому, что это происшествие замяли, но кажется, что он знал разгадку этого случая.

Через пару месяцев, в начале лета, в роте Сани Зайкова пропал солдат второго года службы рядовой Ковалюк. Был он достаточно слабовольный, но издевательствам, в силу армейского возраста, уже не подвергался. Более того, через пять месяцев солдат намеревался остаться на сверхсрочную службу. Работал он тоже в штабе части. Случилось это в пятницу. В составе бригады его искали сутки, затем – батальоном, а в воскресенье рота Зайкова была переведена на казарменное положение. Всех остальных отпустили до понедельника домой. Изрядно уставший, я брёл в сторону ДОСа через КПП, что случалось довольно редко. Обычно я ходил напрямую через стадион и лесок.

Я топал, уставившись под ноги, считал шаги и предвкушал короткий отдых. Внезапно я поднял глаза и увидел перед собой пропавшего рядового Ковалюка. Сил изливать на него свой гнев уже не было, и я сквозь зубы прошипел:

– Ты где, сука, был?

Боец, разумеется, молчал. Он явно был с глубокого похмелья и выглядел не то чтобы помятым, но подавленным и растерянным. Я ухватил Ковальчука за пояс и дёрнул в сторону казармы. Возле входа в расположение роты нас встретил его командир роты. Все трое мы вошли в каптёрку, и Зайков с помощью нескольких тумаков быстро добился от дезертира признания.

Оказывается, всё это время солдат пропадал в квартире начальника кадров. Последний напоил Ковалюка до бесчувствия и принудил вступить с ним в половую связь. Так они и провели двое суток в пьянстве и гомосексуальных оргиях. Попросту говоря, этот человек в офицерских погонах оказался не только негодяем, но ещё и пидором.

Мгновенно в кадрах штаба округа на него был подготовлен соответствующий приказ, и майор К-ов исчез из бригады. Спустя некоторое время на его место прибыл из Германии капитан Сергей Хрененко. Отличный и незаносчивый офицер, он делал всё четко и вовремя. Изредка «забывал» внести в наши личные дела объявленные начальством взыскания.

Как обычно, на два месяца позже приехали выпускники рязанского училища лейтенанты Хамзин, Никонов, Куба и Мишарин. Все они, не отслужив в Забайкалье положенного – пятилетнего – срока, уехали в Чирчик, что, по сути, было лишь короткой остановкой перед Афганистаном. Сергей Куба ещё с училища имел прозвище «Кубинец» и был по характеру достаточно немногословным, но при этом доброжелательным человеком. Я даже и не знал, что его отец был высокопоставленным военным.

Лейтенанты Никонов и Загнойко, старший лейтенант Бронников

Мишарин за свою некоторую наивность был прозван «князем Мышкиным». Дай бог, чтобы по прошествии многих лет он сохранил это положительное качество. Женю Никонова за соответствующую внешность и телосложение иногда называли «болгарским штангистом».

Во время проводов Серёга Лукьянов интересовался, как там мужики без женщин два года. Позже он сам отправился исполнять «интернациональный долг» и прислал пространное письмо. В самом его конце была короткая приписка: «кстати, про баб, член не только не стоит – висит неправильно». На его долю там выпали тоже достаточно суровые испытания. В результате тяжёлого ранения потерял ногу. Был награждён орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.

Что тут скрывать, Сергей дважды ошибся, и обе ошибки были роковыми, но за это поплатился только он. Во-первых, место расположения группы было выбрано неверно – она со всех сторон оказалась окружена превосходящими высотами, чем и воспользовался противник. Во-вторых, вместо того чтобы руководить боем, Сергей сам начал вести огонь из пулемёта, не меняя позиции.

Как бы то ни было, но на нём нет чужих жизней – в тот раз он оказался единственной потерей в группе. Скорее, он даже принял на себя чужую судьбу – смерть штатного пулеметчика.

Здесь Саня недоговаривает чуток. Накануне, 1 мая, он праздновал день рождения. Возлияния оказались несколько больше, чем планировались, – хотя кто этот план устанавливал? Закончились мероприятие глубокой ночью. Наутро у Зайкова должен был состояться объезд территории, но как имениннику ему досталось больше всех, и он не смог проснуться вовремя. Когда выскочил из палатки, то увидел только клубы пыли от колонны вдалеке, а ещё через час его БТР подорвался на фугасе. Погибли все. Теперь у Саши два дня рождения – 1 и 2 мая.