Ничего сверхважного у Дмитриева-младшего Шувалов узнать не успел, да тот и знал лишь крохи, которые успел подобрать благодаря собственной внимательности и умению анализировать. Как выразился Ворон, умение это хромало у Психа на обе ноги. Однако несмотря, а вернее – вопреки всему Николай понял главное: отец совершил настоящий прорыв в исследованиях Зоны и научился делать пребывание в ней человека безопасным.

Дмитриев набрал группу добровольцев и что-то с ними сотворил. Конкретики процесса Николай не понял, но что-то здесь было связано с «радужками» – небольшими хрустальными шариками, производящимися в лаборатории путем переработки «ведьминого студня» и еще какой-то гадости.

Николай долго не мог решиться, но в конце концов выкрал одну из них. Позже это спасло ему жизнь, поскольку жаждущий признания отпрыск олигарха прихватил еще и «грим опытного образца», то есть в разы менее активный, чем «грим дикий», встречающийся в Зоне и в буквальном смысле не оставляющий нашедшему ни единого шанса на выживание.

Как только Николай закончил изливать профессору душу, за ним явился какой-то очкастый адвокатишка, и даже юридический отдел родного института и ЦАЯ ничего не смог поделать. Полицейские чины замяли дело о незаконном проникновении на территорию Москвы с оперативностью, достойной лучшего применения (лучше бы воров и убийц так ловили), и причин для задержания больше не стало никаких.

Николай покидал институт, понурившись и вжимая голову в плечи. По всему выходило, что ему сильно достанется от отца.

– Эй, Псих, а сколько тебе лет? – не выдержав зрелища, поинтересовался Ворон.

– Двадцать три.

Сталкер присвистнул.

– Ты действительно псих, раз строишь из себя малолетнее чадушко, – фыркнул он и отвернулся.

Конечно, вести речь о том, что такому большому лбу неприлично сидеть на папиной шее, он не собирался. Дети обеспеченных родителей, как правило, засиживались в семейном гнезде долго. Кто-то тупо ждал наследства. Другие использовали папины связи, а иногда и получали начальный капитал для открытия чего-нибудь своего. Впрочем, знавал он и так называемых «игрушек», по которым настолько сильно «потоптались» собственные родители, что те и помыслить не могли о самостоятельной жизни. Так и сидели с мамочками или папочками до сороковника, боясь даже заикнуться про создание собственной семьи или хотя бы о переезде на отдельную жилплощадь. Вот только Николай Дмитриев по характеру точно таким «овощем» не являлся.

– Кое-что прояснилось, но скорее просто подтвердилось, – заметил сталкер.

– С тобой хочет поговорить Хазаров, – сказал Шувалов словно между прочим.

– Час от часу не легче! – рассмеялся Ворон. – Поверьте, Василий Семенович, со мной все в порядке. Роман, конечно, наверняка вас напугал, но даже он способен заверить в том, что услуги психиатра мне не требуются. Денису, к слову, тоже.

– Не балаболь. – Шувалов покачал головой. – Он приехал поговорить об Алле Андреевой. Ты же сам просил поспрашивать.

– Просил… – Ворон поджал губы и тяжело вздохнул. – Ладно, давайте Хазарова.

Шувалов проводил их в знакомый уже кабинет-переговорную. В дверь первым вошел сталкер.

– Здравствуйте, господин Хазаров. – Голос отдавал морозной стужей, а Денис еще и кожей ощущал напряжение, разлившееся в воздухе.

– Здравствуйте, Петр Тихонович, – в свою очередь поприветствовал он психиатра и протянул руку. От Ворона тот подобного дружеского жеста так и не дождался.

Когда-то Хазаров был ведущим психиатром Московской психиатрической клинической больницы номер один имени Н.А. Алексеева, до середины девяностых прошлого века прозывавшейся «Кащенко» или «Канатчикова дача». Об этой психушке еще Высоцкий слагал песни, да и сейчас слава никак не желала обходить это заведение стороной.

Чего только не наслушаешься от сталкеров, которым посчастливилось (или, наоборот, не повезло) проходить рядом. Те же, кого нелегкая заносила в само здание из красного кирпича постройки девятнадцатого века с арочными окнами и высоченными потолками, обратно уже не возвращались. Прежними, во всяком случае, и в здравом рассудке.

Говорили о призраках – то ли людей, здесь томившихся когда-то, то ли воплощений больных фантазий, порожденных самим этим местом. Научники периодически проводили диспуты относительно влияния негативной психической энергии на аномалии и Зону – чисто теоретического свойства, потому что никто не повел бы их в «Кащенко» для проверки. Бытовало даже мнение, что психушка – это Зона в Зоне, государство в государстве – как Ватикан в Риме. Якобы никакие законы уже привычной Зоны там не действуют, как нет и знакомых аномалий.

Время от времени какой-нибудь новичок-сталкер, обладающий неумеренными амбициями и глупостью, заявлял, что побывал в «Кащенко» и вышел оттуда живым и в собственном уме. Один такой даже рассказал, что лично наблюдал, как призрак купца (скорее всего того самого Ермакова) заявил призраку (по всей вероятности, того самого Алексеева): «Поклонись при всех в ноги – дам триста тыщ на больницу». Алексеев грянулся лбом об пол и получил деньги. На поверку оказалось, новоявленный сталкер просто любил на досуге покопаться в архивах и немного знал об истории Москвы.

Хазаров уволился из больницы лет за пять до возникновения Зоны. О причинах не распространялся, а от излишне любопытных отгораживался чисто научными выкладками. Работу продолжил в частной клинике и на дому: с шизофрениками и аутистами. После катастрофы, постигшей Москву, связался с учеными и стал консультировать. Денис не знал да и не интересовался, на каком поприще тот сошелся с Шуваловым, но профессора, как говорится, давно дружили домами.

Денис и Ворон вели Хазарова в «Центр боевых искусств на Сумском», где собирались оборудовать несколько лабораторий по изучению Зоны изнутри. Чем эта затея обернулась, можно не напоминать – очень быстрой эвакуацией.

Для Дениса именно тот проход в Периметр оказался первым и повлек массу сложностей. Хазаров же выделял его из всех с самого первого дня и очень старался заслужить доверие. Не просто так, конечно, Денис для него, как и для большинства тогдашних знакомых, представлял прежде всего практический и научный интерес. Заполучить такой объект для исследований хотели многие. Вот только Ворон снова вытащил его из этой переделки. С тех пор между ним и Хазаровым шла необъявленная война, которая с годами даже не думала утихать.

– Я рад вас видеть, милостивые государи мои! – широко улыбнулся Хазаров и крепко пожал руку.

– Взаимно. – Денис кивнул и сел в кресло, не дожидаясь, пока это сделают остальные. Зла он не держал, но не собирался допускать тех же ошибок, что и в юности.

– Денис, как ты вырос! – Хазаров потянулся к нему и отечески потрепал по волосам. Дениса аж передернуло от такой фамильярности. – Стал совсем взрослым.

«И почти неотличим от человека», – словно бы услышал Денис и вздрогнул. А еще очень сильно ощутил досаду. Хазаров считал одним из личных поражений то, что Денис предпочел уйти с Вороном, а не остаться с ним.

Хазаров присел в соседнее кресло. Он изменился. Теперь, когда первое впечатление от встречи и узнавания прошло, Денис смог это оценить. По-прежнему крупный и моложавый, он почти полностью поседел. Лицо стало еще круглее, нос-картошка оплыл у переносицы. Три подбородка превратились в четыре. Раньше только тон голоса выдавал его отношение к окружающим – ласковое, терпеливое, но как бы свысока. Теперь подобное читалось и в осанке, и в позе. Так, должно быть, вел себя какой-нибудь царь-император или знатный помещик, одним видом показывающий значимость своей персоны и положения.

Денис относился к подобному спокойно. По его мнению, такое поведение можно было назвать обоснованным, Хазаров все же являлся светилом психиатрической науки.

Ворон тихо фыркал про себя и едва заметно поджимал губы. Кресло он проигнорировал и примостился на подоконнике, скрестив руки на груди, словно специально демонстрируя свою замкнутость и нежелание иметь с присутствующими ничего общего. Но этим на самом деле он вовсе не выказывал своего отношения, а на примере подчеркивал разницу. Хазаров всегда больше слушал, чем говорил, при этом постоянно подстраивался под интонации собеседника. Несмотря на свой внушительный вид, знания, умение вкладывать свои мысли в чужие головы и добиваться желаемого, попытки все и всех держать под контролем, он все равно проигрывал. Ворон же сидел поодаль, но не выпадал из обсуждения. Все присутствующие как по команде повернулись вполоборота, чтобы постоянно держать его в поле зрения.

Сталкер выглядел нарочито замкнутым и недовольным, чем-то неуловимо напоминая взъерошенную птицу. Он ютился на самом краешке и при этом, казалось, занимал все свободное пространство в комнате. К мнению Хазарова прислушивались и иногда поддавались его давлению. За Вороном – шли с радостью и готовностью ко всему.

– Что ж, други мои, – Хазаров потер руки, словно намыливая, и всплеснул ими, будто воду стряхнул, – я, признаться, очень удивился, когда Василий Семенович обрисовал мне вашу проблему.

Одет он был в привычный светло-серый свитер (несмотря на жару в кабинете) и темно-серые брюки. Из-под брючин выглядывали шерстяные носки, тоже серого оттенка. Ботинки, начищенные до блеска, отражали свет ламп.

– Проблем у нас нет, – заметил Ворон. – Есть вопросы.

– В данном случае это абсолютно не важно, – отмахнулся Хазаров. – Аллочка – кристальной души человечек, по определению не желающий зла, – заверил он. – Редко когда в женщине сочетаются красота и ум, у нее же присутствуют еще и высокие моральные качества. Собственно, я приехал именно затем, чтобы подтвердить это.

– Сомневаюсь, будто понятия о морали и безнравственности сходятся даже у двух людей, выросших под одной крышей, что уж говорить про всех прочих? – На губах Ворона заиграла легкая усмешка. – Однако у меня нет времени сражаться с вами на поприще демагогии. Вам известно о человеке, который меня интересует, его пол, мотивы и вероисповедание мне индифферентны. Больше важна информация: где и с кем работает, как найти.

– Насколько понимаю, она работала с вами, – вздохнул Хазаров.

– Поправка: она наняла нас. Не более того. – Ворон слегка скривился. – Люди, которые работают вместе, стараются вовремя отвечать на телефонные звонки, перезванивают и интересуются общим ходом дела.

– Вы тоже пропадаете для всего мира, войдя в Зону, – заметил Хазаров. – Пора бы понять, что для некоторых подобным свойством обладает работа.

– Не в моем случае!

– Вы эгоист, Игорь.

– Не льстите мне, привыкну.

Шувалов взял со стола небольшую статуэтку в виде вставшего на дыбы дракончика, синусоидой выгибающего змеиное тело и расправляющего серебристые крылья, и принялся рассматривать так, словно видел впервые.

Дракончик косил изумрудным глазком в сторону Дениса, а тот внезапно осознал, что сама собой эта перебранка не утихнет. Ну, если только один из участников не решит демонстративно уйти, хлопнув дверью. Пока подобный маневр враждебные стороны воспринимали бегством с поля боя, следовало действовать.

– Предлагаю говорить по существу. – Денис удобнее сел в кресле и закинул ногу на ногу. – Петр Тихонович, не знаю, что вам сообщил Василий Семенович, но для разъяснения нам нужна именно Алла Андреева. Именно она передала нам «радужку» и рассказала про место в Зоне, в котором мы позже обнаружили Валентина Сизова.

– Мертвым?

– Живее всех живых, – фыркнул Ворон. – Скажу больше, ему понравилось быть москвичом, и теперь он ищет друзей и соратников.

– По приблизительным подсчетам, в Зоне сейчас находятся около пятидесяти человек-универсалов, – проинформировал Шувалов, ставя дракончика на место.

– Что это значит? – спросил Хазаров.

– Они хорошо чувствуют себя как в Зоне, так и за ее пределами. – Ворон повел плечом.

– Почти как я, – припечатал Денис.

Хазаров нахмурился.

– Это возможно? – поинтересовался он у Шувалова.

– Посмотрите на меня и уверуйте, – усмехнулся Денис.

– Не шути с этим, мальчик, – посоветовал Хазаров и поморщился.

«Было бы странным, если б он не перенял у этого ходока в Зону с птичьей кличкой его отвратное поведение и философию», – снова промелькнуло у Дениса в голове, и он чуть сильнее, чем следовало, сжал подлокотники кресла. Только чтения чужих мыслей ему сейчас не хватало.

Стало досадно. Во-первых, из-за того, что его считают глупцом, не умеющим пользоваться собственными мозгами. А во-вторых, за Ворона, который в отличие от того же Хазарова не искал оправданий, не подтверждал теорий и не выдавал собственное любопытство за намерение облагодетельствовать других.

– Я, Петр Тихонович, и не думал шутить, – ответил Денис. – Валентин и люди, подобные ему, чувствуют аномалии, более того, те их не трогают. «Белые сталкеры», как мы их прозвали, не страдают физически при выходе из Зоны. Наверняка Василий Семенович уже поведал вам о киллере?

– Возвращаться с нами Валентин отказался и делал все с его точки зрения доступное, пытаясь переманить нас на свою сторону, – заметил Ворон.

– Это может оказаться очень серьезной проблемой, – вставил Шувалов.

Хазаров вздохнул.

– Алла Андреева остается единственным человеком, способным пролить свет на происходящее, – вернул разговор к главному вопросу Ворон. – К нам она пришла, не слишком умело сыграв роль убитой горем жены.

– Бедная девочка. – Хазаров снова «помылил» руки.

– Кто она вам? Родственница?

– Почти, – повздыхал Хазаров. – Дочь очень хороших знакомых. Когда-то я мечтал, чтобы она стала женой моего сына. Увы, Аллочка предпочла научную карьеру, и, возможно, к лучшему.

– Несомненно, – согласился Ворон. – По крайней мере у нее хватило совести не закрыть глаза на возникшую проблему.

– Ей может угрожать опасность, – вдруг понял Денис. – Потому что…

– Сценариев развития событий может быть очень много, – перебил его Ворон. – За ней, например, придет сам Валентин и его друзья. Также работодатель наверняка будет недоволен, если она прервет эксперименты. А ведь она именно так и поступит, не желая навредить еще кому-нибудь.

– Вы давите на меня, Игорь! – Хазаров впервые за все это время повысил тон голоса.

Ворон развел руками и усмехнулся:

– Когда-нибудь и вам следует ощутить подобное на себе, не все же в чужих головах ковыряться. Интересный опыт.

– Безумие какое-то, – покачал головой Шувалов. – Что вы все трое тут устроили?

– Безумие, да, – Ворон спрыгнул с подоконника и переместился на край профессорского стола, – дистиллированное и концентрированное. Безумие чистое, как слеза младенца. А Зона разве не безумие? А вся наша жизнь? Господин Хазаров, я жду от вас адрес. Потому что если с этой Аллой случится что-нибудь более безумное, чем я, ответственность падет именно на ваши плечи.

– И что вы собираетесь сделать? – сдался Хазаров.

– Украсть ее у Дмитриева.

– Но это же…

– Тоже безумие, – согласился Ворон. – Вопрос лишь в том, сработает ли оно как надо.