18
Ботсвана
«Сколько может человек обходиться без сна?» – думаю я, глядя в свете костра на Джонни, который клюет носом. Глаза его полузакрыты, корпус наклоняется вперед, как дерево, готовое упасть. Но пальцы по-прежнему крепко держат ружье, лежащее у него на коленях, словно оружие – это часть его тела, продолжение конечностей. Весь вечер остальные поглядывали на него, и я знаю, что Ричард не прочь завладеть оружием, но даже полусонный Джонни слишком грозен, чтобы с ним связываться. После смерти Исао Джонни спал только урывками днем, и он полон решимости бодрствовать ночью. Если это продлится еще несколько дней, он либо впадет в ступор, либо сойдет с ума.
В любом случае ружье останется в его руках.
Я оглядываю лица у костра. Сильвия и Вивиан сидят друг подле друга, светлые волосы обеих одинаково встрепаны, на лицах печать тревоги. Странные вещи делает буш даже с красивыми женщинами. Лишает их наносного лоска, делает тусклыми волосы, смывает макияж, оставляет плоть и кости. Именно это я и вижу, глядя на них: две женщины, медленно деградирующие к первобытному состоянию. Это уже произошло с миссис Мацунагой, которая выглядит как собственный хрупкий надломленный костяк. Она по-прежнему не ест. Тарелка с мясом, которую я ей даю, остается нетронутой у ее ног. Чтобы немного поддержать ее физически, я добавила две ложки сахара в ее чай, но она тут же выплюнула его и теперь смотрит на меня недоверчивым взглядом, словно я пыталась ее отравить.
Да что говорить, все смотрят на меня недоверчиво, потому что я не присоединилась к команде «Джонни виноват». Они считают, что я перешла на темную сторону, что я шпионка Джонни, хотя мне хочется лишь одного – найти самый вероятный путь к спасению. Я знаю, что турист из Ричарда никакой, хотя он со мной не согласен. Неловкий, перепуганный Эллиот вот уже несколько дней не бреется, глаза у него воспаленные, и я не удивлюсь, если он начнет бредить как сумасшедший. Блондинки разваливаются прямо у меня на глазах. Единственный человек, который остался самим собой, который знает, что делает, – это Джонни. Я ставлю на него.
И поэтому остальные больше не смотрят на меня. Они смотрят в сторону или мимо меня, бегло переглядываются некой безмолвной глазной азбукой Морзе. Мы в реальности переживаем телевизионную программу «Выживший», и мне ясно, что большинством голосов я изгнана с острова.
Блондинки отправляются спать первыми, они уходят от костра, прижавшись друг к другу и перешептываясь. Потом исчезают Эллиот и Кейко – расходятся по своим палаткам. На минуту перед костром остаемся только мы с Ричардом, но мы относимся друг к другу с таким подозрением, что и говорить-то нам не о чем. Мне с трудом верится, что когда-то я любила этого человека. Дни, проведенные в буше, добавили красивую грубоватую мужественность его лицу, но теперь я вижу за ней мелочное тщеславие. Истинная причина его нелюбви к Джонни в том, что Ричард рядом с ним – пустышка. Все сводится к тому, кто мужественнее. Ричард всегда должен быть героем собственной истории.
Он, кажется, собирается что-то сказать, но тут мы оба понимаем, что Джонни не спит, его глаза светятся в темноте. Ричард, не сказав ни слова, поднимается. Я вижу, как он уходит, ныряет в нашу палатку, и одновременно ловлю на себе взгляд Джонни, чувствую его жар на моих щеках.
– Где вы познакомились? – спрашивает Джонни.
Он сидит так недвижно, опираясь о дерево, что кажется частью ствола, все его тело – как одно длинное, изогнутое корневище.
– В книжном магазине, конечно. Он пришел подписывать экземпляры своей книги «Варианты убийства».
– О чем она?
– Обычный триллер Р. Ренуика. Герой оказывается на отдаленном острове с террористами. Он использует свои навыки жизни на природе и расправляется с ними по одному. Люди поедают такие книги, как конфетки, и набился полный магазин желающих получить автограф. А потом он с персоналом магазина отправился в паб выпить. Я была уверена, что он положил глаз на мою коллегу Сейди. Но нет, он пошел домой ко мне.
– Вы, кажется, удивлены.
– Вы не видели Сейди.
– И когда это было?
– Почти четыре года назад.
Достаточно давно, чтобы Ричарду наскучило. Достаточно давно, чтобы накопились обиды и болячки и мужчина начал сомневаться в правильности выбора.
– Значит, вы должны хорошо знать друг друга, – сказал Джонни.
– Должны.
– Вы не уверены?
– Разве можно в чем-то быть уверенным?
Он скашивает глаза на палатку Ричарда:
– В некоторых людях никогда нельзя быть уверенным. Так же, как нельзя быть уверенным в некоторых животных. Можно приручить льва или слона, можно даже доверять им. Но леопарду доверять нельзя никогда.
– И к какому роду животных вы относите Ричарда? – спрашиваю я полусерьезно.
Даже намека на улыбку не появляется на лице Джонни.
– Это уж вы мне скажите.
Его ответ, произнесенный таким спокойным голосом, заставляет меня задуматься о почти четырех годах, проведенных с Ричардом. Четыре года мы делили постель и стол, но между нами всегда сохранялась дистанция. Это он всегда тянул, презрительно усмехался, когда я заговаривала о браке, словно эти разговоры были ниже нашего достоинства, но думаю, что я все время знала, почему он никогда не женится на мне. Просто не хотела признаваться в этом самой себе. Он ждал свою единственную. А я ею не была.
– Вы ему доверяете? – шепчет Джонни.
– Почему вы спрашиваете?
– Хотя вы и прожили с ним четыре года, знаете ли вы, каков он на самом деле? На что он способен?
– Вы не думаете, что это Ричард…
– А вы?
– Все остальные именно это говорят про вас. Что мы не можем вам доверять. Что вы намеренно затащили нас сюда.
– И вы тоже так думаете?
– Я думаю, что если бы вы хотели нас убить, то уже давно сделали бы это.
Он смотрит на меня, и я остро ощущаю, что ружье – в его руках. Пока он контролирует ружье, он контролирует и нас. Теперь я спрашиваю себя, не совершила ли я роковую ошибку. Может быть, я доверилась не тому человеку?
– О чем еще они говорят? – спрашивает он. – Что планируют?
– Никто ничего не планирует. Просто они испуганы. Мы все испуганы.
– Причин пугаться нет, пока кто-нибудь не совершит что-то необдуманное. Пока вы доверяете мне. Не кому-то иному, а мне.
Даже не Ричарду – вот что он имеет в виду, хотя и не говорит. Не считает ли он, что Ричард виноват в том, что случилось? Или это часть игры «Разделяй и властвуй», которую ведет Джонни, сея семена подозрения?
Эти семена уже укоренились.
Позднее, лежа в палатке рядом с Кейко, я вспоминаю все вечера, когда Ричард поздно возвращался домой. Был у литературного агента – так он обычно говорил. Или обедал со своей издательской группой. Больше всего я опасалась того, что он заведет интрижку с другой женщиной. Теперь я спрашиваю себя: что, если мне не хватало воображения и причины его отсутствия были более темными, более ужасающими, чем простая неверность?
За стенами палатки звучит ночной хор насекомых, а хищники ходят кругами у нашего лагеря, и сдерживает их только огонь костра. И одинокий человек с ружьем.
Джонни хочет, чтобы я доверяла ему. Джонни обещает обеспечить нашу безопасность.
За эту мысль я цепляюсь, погружаясь в сон. Джонни говорит, что мы это переживем, и я ему верю.
До рассвета, когда все меняется.
На этот раз кричит Эллиот. Его испуганное «Боже мой! Боже мой!» пробуждает меня, швыряя в кошмар реальности. Кейко нет, я в палатке одна. Я даже не надеваю брюки, выкатываюсь из палатки в футболке и трусиках, задерживаюсь, только чтобы надеть ботинки.
Весь лагерь уже пробудился, все собрались у палатки Эллиота. Блондинки цепляются друг за дружку, волосы у них сальные, растрепанные, ноги голые, хотя рассвет прохладный. Они, как и я, выскочили из палатки в чем были. На Кейко пижама, на ногах маленькие японские сандалии. Полностью одет только Ричард. Он стоит, держа Эллиота за плечо, и пытается успокоить его, но тот лишь трясет головой и рыдает.
– Нет ее, – говорит Ричард. – Ее больше здесь нет.
– Может, она прячется в моей одежде! Или в одеялах.
– Я посмотрю еще раз, ладно? Но я ее не видел.
– А что, если там еще одна?
– Еще одна кто? – спрашиваю я.
Все поворачиваются, смотрят на меня, и я вижу подозрительность в их глазах. Мне они не доверяют, потому что я сделала ставку на врага.
– Змея, – говорит Сильвия и обхватывает себя дрожащими руками. – Каким-то образом она заползла в палатку Эллиота.
Я опускаю глаза на землю – не удивлюсь, если увижу, как к моим ботинкам ползет змея. Я научилась не выходить босиком в этой земле пауков и кусачих насекомых.
– Она зашипела на меня, – говорит Эллиот. – Я от этого проснулся. Открыл глаза и увидел ее – она свернулась у моих ног. Я уже был уверен… – Он проводит дрожащей рукой по лицу. – Боже мой. Мы не протянем здесь еще неделю!
– Эллиот, прекратите, – приказывает Ричард.
– Как я могу спать после этого? Как все мы сможем спать, если мы не знаем, что` может заползти в нашу постель?
– Это была африканская гадюка, – говорит Джонни. – Скорее всего.
Ему опять удалось испугать меня, приблизившись совершенно бесшумно. Я поворачиваюсь и вижу, как он подбрасывает дрова в гаснущий костер.
– Вы видели ее? – спрашиваю я.
– Нет. Но Эллиот говорит, что она шипела на него. – Джонни идет к нам, как всегда держа в руках ружье. – Она была желто-коричневая? В крапинку, с треугольной головой? – спрашивает он у Эллиота.
– Это была змея – вот все, что я знаю! Вы думаете, я спрашивал ее имя?
– Африканские гадюки часто встречаются в буше. Возможно, мы еще увидим их.
– Насколько они ядовиты? – спрашивает Ричард.
– Если не принять мер, то укус может быть смертельным. Но если вам от этого будет легче, то их укусы часто сухие, без яда. Она, вероятно, забралась в постель Эллиота, чтобы согреться. Рептилии нередко так себя ведут. – Он оглядел нас. – Поэтому я вас всех предупреждал, что палатку нужно тщательно застегивать на молнию.
– Она и была застегнута, – говорит Эллиот.
– Тогда как змея попала внутрь?
– Вы знаете, что я до безумия боюсь заболеть малярией. Я всегда застегиваю палатку, чтобы не налетели комары. И я уж никак не думал, что целая долбаная змея сможет туда пробраться.
– Возможно, она заползла туда днем, – говорю я. – Пока вас не было.
Джонни, не говоря ни слова, обходит палатку Эллиота. Уж не змею ли он ищет? Уж не думает ли он, что она притаилась где-то там под брезентом, ждет новой возможности заползти внутрь? Джонни внезапно падает на колени, и мы теряем его из виду. Тишина становится невыносимой.
Сильвия срывающимся голосом кричит:
– Что, змея все еще там?
Джонни не отвечает. Он поднимается, и, когда я вижу выражение его лица, руки у меня становятся как ледышки.
– Что такое? – спрашивает Сильвия. – Что такое?
– Идите сюда и посмотрите сами, – спокойно говорит он.
Вдоль нижней кромки палатки, почти скрытый низкой травой, проходит разрез. Это не разрыв, а чистый, ровный разрез в полотне, и смысл этого сразу становится ясен всем.
Эллиот недоуменно оглядывается:
– Кто это сделал? Кто, черт побери, разрезал мою палатку?
– У вас у всех есть ножи, – замечает Джонни. – Это мог сделать любой.
– Не любой, – говорит Ричард. – Мы спали. Вы дежурили всю ночь, были на вахте, как вы говорите.
– Как только стало светать, я ушел за топливом для костра. – Джонни оглядывает Ричарда. – А как давно вы одеты?
– Вы видите, что он делает, а? – Ричард оглядывает нас. – Не забывайте, в чьих руках ружье. Кто здесь всем заправлял, когда все полетело к чертям!
– Почему моя палатка? – Голос Эллиота дрожит, и паника охватывает всех нас. – Почему я?
– Мужчины, – тихо говорит Вивиан. – Он в первую очередь устраняет мужчин. Он убил Кларенса. Потом Исао. А теперь Эллиот…
Ричард делает шаг в сторону Джонни, и ружье мгновенно поднимается, его ствол направлен прямо в грудь Ричарда.
– Назад, – говорит Джонни.
– Вот, значит, как оно будет, – говорит Ричард. – Первым он убьет меня. Потом – Эллиота. А как насчет женщин, Джонни? Милли, может быть, и на вашей стороне, но остальных вам не убить. Если мы будем сопротивляться.
– Это вы, – говорит Джонни. – Вы всё это делаете.
Ричард еще раз шагнул вперед:
– Я тот, кто вас остановит.
– Ричард, – говорю я умоляюще, – не делай этого.
– Милли, тебе пора определиться, на чьей ты стороне.
– Нет тут никаких сторон! Мы должны поговорить об этом. Мы должны вести себя разумно.
Ричард приближается еще на один шаг к Джонни. Это вызов, соревнование нервов. Буш лишил его разума, и теперь он действует, побуждаемый дикой яростью. Направленной на Джонни, его соперника. На меня, предательницу. Время замедляется, и я с мучительной ясностью вижу все в малейших подробностях. Капельки пота на лбу Джонни. Хрустнувшую веточку под ногой Ричарда, который продолжает наступать. Руку Джонни, его напрягшиеся в готовности к выстрелу мышцы.
И я вижу Кейко, маленькую, хрупкую Кейко, которая неслышно проникает за спину Джонни. Я вижу, как она поднимает руки. Я вижу, как она обрушивает камень на голову Джонни.
Он все еще жив.
Несколько минут спустя после удара он открывает глаза. Камень разорвал ему кожу, и из него вытекло жуткое количество крови, но он смотрит на нас ясными глазами, полностью отдавая себе отчет в том, что происходит.
– Вы совершаете ошибку. Все вы, – говорит он. – Вы должны выслушать меня.
– Никто вас не слушает, – говорит Ричард.
Его тень надвигается на Джонни, и он останавливается, глядя на него. Ружье в его руках, и теперь он контролирует ситуацию.
Джонни стонет и пытается встать, но ему тяжело даже сесть.
– Без меня вы все погибнете.
Ричард смотрит на остальных, кто стоит вокруг Джонни:
– Проголосуем?
Вивиан мотает головой:
– Я ему не верю.
– И что мы с ним теперь сделаем? – спрашивает Эллиот.
– Свяжем, вот что. – Ричард кивает блондинкам. – Найдите-ка веревку.
– Нет. Нет. – Джонни с трудом поднимается на ноги. Хотя его качает, подступиться к нему никто не решается. – Можете пристрелить меня, если хотите, Ричард. Здесь и сейчас. Но я не позволю себя связать. Не позволю превратить меня в нечто беспомощное. В этих местах.
– Свяжите его! – командует Ричард блондинкам, но они стоят не двигаясь. – Эллиот, сделайте это.
– Только попробуйте, – рычит Джонни.
Эллиот бледнеет и отшатывается.
Джонни поворачивается к Ричарду и говорит:
– Ну хорошо, ружье теперь у вас, да? Это доказывает, что вы – альфа-самец. В этом смысл затеянной вами игры?
– Какие, к черту, игры? – Эллиот покачивает головой. – Нет, мы всего лишь пытаемся остаться в живых.
– Тогда не верьте ему, – говорит Джонни.
Ричард крепче сжимает в руках ружье. Боже мой, он собирается стрелять. Он готов хладнокровно убить безоружного человека. Я кидаюсь к нему, хватаю ствол винтовки и отвожу его вниз.
Удар Ричарда по лицу сбивает меня с ног.
– Ты хочешь, чтобы нас всех убили, Милли? – кричит он. – Ты этого добиваешься?
Я прикасаюсь к горящей щеке. Он никогда прежде не поднимал на меня руку. Случись это где-то в другом месте, я бы вызвала полицию, но здесь я бессильна, здесь нет властей, которые пришли бы мне на помощь. Я оглядываю остальных и не вижу сочувствия на их лицах. Блондинки, Кейко, Эллиот – все они на стороне Ричарда.
– Хорошо, – говорит Джонни. – В ваших руках оружие, Ричард. Можете воспользоваться им в любое время. Но если собираетесь убить меня, стреляйте в спину. – Он отворачивается и идет прочь.
– Если вы вернетесь в лагерь, я вас убью! – кричит Ричард.
Джонни откликается через плечо:
– Я, пожалуй, предпочту те шансы, что у меня есть в буше.
– Мы будем вести наблюдение. Если увидим вас где-нибудь поблизости…
– Не увидите. Я предпочту довериться животным. – Джонни останавливается, смотрит на меня. – Идемте со мной, Милли. Прошу вас.
Я гляжу то на Ричарда, то на Джонни – необходимость выбора парализует меня.
– Нет, оставайтесь с нами, – говорит Вивиан. – Мы в любой день можем ждать самолета, который отправят на наши поиски.
– К тому времени, когда прилетит самолет, вы все будете мертвы, – говорит Джонни. Он протягивает ко мне руки. – Я позабочусь о вас, клянусь. Я не допущу, чтобы с вами что-то случилось. Умоляю, Милли, доверьтесь мне.
– Не сходите с ума, – говорит Эллиот. – Вы не можете ему верить.
Я вспоминаю все, что случилось: Кларенса и Исао, чью плоть сгрызли с костей. Машину, которая неожиданно перестала заводиться. Змею в недавно разрезанной палатке Эллиота. Я вспоминаю то, что открыл мне Джонни всего несколько дней назад – о том, что он мальчишкой коллекционировал змей. Кто, кроме Джонни, может знать, как обращаться с гремучей змеей? Ничто из случившегося здесь нельзя рассматривать как простое невезение. Нет, нас привезли сюда на заклание, и только Джонни мог осуществить этот план.
Он читает решение в моих глазах, и лицо его искривляет болезненная гримаса, словно я нанесла ему смертельный удар. Несколько секунд он стоит, переживая свое поражение, его лицо – маска печали.
– Я бы сделал для вас все, что в моих силах, – тихо говорит он мне. Потом, покачав головой, разворачивается и идет прочь.
Мы все смотрим, как он исчезает в буше.
– Думаете, он вернется? – спрашивает Вивиан.
Ричард поглаживает ружье, лежащее рядом с ним; теперь оно всегда у него под рукой.
– Пусть попробует – тут-то я его и буду ждать.
Мы сидим вокруг костра. Эллиот разложил такой огромный, это настоящий бушующий ад среди темноты. Пламя слишком высокое и слишком жаркое, сидеть у такого костра – никакого удовольствия, к тому же это бесполезный перевод дров, но я понимаю, что побудило его к этому. Пламя сдерживает хищников, которые в этот самый момент наблюдают за нами. Других костров мы не увидели, и я не знаю, где Джонни в эту черную, черную ночь. Какие он знает методы, чтобы остаться живым, когда повсюду клыки и когти?
– Будем дежурить парами, – говорит Ричард. – Никто ни на минуту не должен оставаться здесь в одиночестве. Первую вахту несут Эллиот и Вивиан. Мы с Сильвией – вторую. Так переживем ночь. Станем придерживаться такого порядка, не будем терять рассудок и дождемся самолета, который вышлют, чтобы нас найти.
Мне до боли ясно, что он исключил меня из дежурств. Я понимаю, почему в дежурстве не участвует Кейко: после невероятной атаки на Джонни она снова погрузилась в молчание. Но по крайней мере, теперь она стала есть – несколько ложек консервированных бобов и немного крекеров. Но вот я – здоровая и готовая помочь, а никто и не смотрит в мою сторону.
– А я? – спрашиваю я. – Что делать мне?
– Мы сами, Милли. Тебе ничего не надо делать.
Его голос не допускает никаких возражений. И уж конечно, он не потерпит их от женщины, однажды вставшей на сторону Джонни. Не сказав больше ни слова, я ухожу от костра и залезаю в палатку. Сегодня я возвращаюсь к Ричарду, потому что Кейко не хочет моего присутствия в своей палатке. Я – пария, предатель, который может заколоть во сне.
Когда час спустя в палатку заползает Ричард, я все еще не сплю.
– Между нами все кончено, – говорю я.
Он и не собирается возражать:
– Это очевидно.
– И кого ты выберешь? Сильвию или Вивиан?
– Это имеет значение?
– Да нет, пожалуй. Как бы ее ни звали, все сводится к тому, чтобы потрахать кого-то новенького.
– А ты и Джонни? Признай, ты готова была бросить меня ради него.
Я поворачиваюсь к Ричарду, но вижу только его силуэт на фоне палаточной стенки, подсвеченной пламенем костра.
– Я ведь осталась, разве нет?
– Лишь потому, что у нас оказалось ружье.
– И это делает тебя победителем, да? Королем буша?
– Я сражаюсь за наши долбаные жизни. Остальные это понимают. Что же тебе не ясно?
Воздух вырывается из меня долгим, печальным вздохом.
– Мне все предельно ясно, Ричард. Я знаю: ты считаешь, что поступаешь правильно. Даже если ты понятия не имеешь, что тебе делать дальше.
– Каковы бы ни были наши проблемы, Милли, мы должны держаться вместе, иначе не выжить. У нас есть ружье и припасы, и численное превосходство на нашей стороне. Но я не знаю, что может придумать Джонни. То ли он ушел в буш, то ли он собирается вернуться и прикончить всех нас. – Он замолкает на несколько секунд. – Ведь мы в конечном счете свидетели.
– Свидетели чего? Мы не видели, чтобы он кого-то убил. Ты не сможешь доказать, что он сделал что-то плохое.
– Тогда пусть это доказывает полиция. Когда мы выберемся отсюда.
Некоторое время мы лежим молча. Сквозь стенки палатки я слышу, как разговаривают у костра на вахте Эллиот и Вивиан. Я слышу пронзительный треск насекомых и далекий хохот гиен. «Жив ли еще Джонни, – спрашиваю я себя, – или его тело в этот самый момент раздирают на части и пожирают?»
Рука Ричарда касается моей. Медленно, нерешительно его пальцы сплетаются с моими.
– Люди меняются, Милли. Если мы расстаемся, это еще не значит, что прошедшие три года были прожиты напрасно.
– Четыре.
– Мы уже не те, какими были, когда познакомились. Это жизнь, и мы должны относиться к этому по-взрослому. Решить, как разделить наши пожитки, как сообщить друзьям. Как сделать все это достойно.
Ему говорить это гораздо легче. Пусть я и первая сказала, что между нами все кончено, но уходит по-настоящему именно он. Теперь я понимаю, что он уже давным-давно начал уходить от меня. К окончательному разрыву нас привела Африка, которая показала нам, как мы не подходим друг другу.
Возможно, я и любила его когда-то, но теперь думаю, что он никогда мне не нравился по-настоящему. И уж определенно не нравится он мне сейчас, когда таким деловым тоном говорит об условиях нашего расставания. Как мне найти новую квартиру сразу по приезде в Лондон? Примет ли меня сестра, пока я буду искать подходящее жилье? И потом, есть все те вещи, что мы покупали вместе. Кухонные принадлежности заберу я, компакт-диски и электроника останутся у него. Справедливо? И хорошо, что у нас нет домашних животных – их-то не разделишь. Как это не похоже на тот вечер, когда мы сидели бок о бок на диване, планируя путешествие в Ботсвану. Я воображала себе звездные небеса и коктейли у костра, а не хладнокровные разговоры о разделе имущества.
Я поворачиваюсь на бок спиной к нему.
– Ладно, – говорит он. – Поговорим об этом потом. Как цивилизованные люди.
– Хорошо, – бормочу я. – Как цивилизованные.
– А теперь мне нужно поспать. В четыре часа нужно вставать на дежурство.
Я просыпаюсь в темноте и какое-то время не могу сообразить, в чьей я палатке. Потом осознание обрушивается на меня с почти физической болью. Мой разрыв с Ричардом. Одиночество, которое меня ждет. В палатке так темно, что я не вижу, лежит ли он рядом. Протягиваю руку, но на его месте пустота. Вот оно, будущее. Мне придется привыкать спать одной.
Слышу хруст ветки: какой-то человек – или зверь – проходит у палатки.
Я напрягаю зрение, пытаясь увидеть, что там за брезентовой стенкой, но там такая темнота, что я даже пламени костра не вижу. Кто допустил, чтобы огонь погас? Кто-то должен подкинуть дров в костер, пока он не погас совсем. Я натягиваю брюки, ищу ботинки. После всех разговоров о том, что нужно быть настороже, эти бесполезные идиоты не смогли даже поддерживать огонь в костре – нашем главном защитнике.
В тот момент, когда я расстегиваю молнию палатки, раздается первый выстрел.
Женский крик. Кто это – Сильвия? Вивиан? Не могу разобрать, слышу только панику.
– У него ружье! Боже мой, у него…
Я пытаюсь в темноте нашарить рюкзак – там у меня спрятан фонарик. В тот момент, когда я нащупываю ремень, гремит второй выстрел.
Я выбираюсь из палатки, но вижу только тени и тени. Что-то движется перед затухающими углями костра. Джонни. Он вернулся, чтобы отомстить.
Гремит третий выстрел, и я бросаюсь во тьму буша, почти к проволоке, которой обтянут лагерь по периметру, но натыкаюсь на что-то и падаю на колени. Я чувствую теплую плоть, длинные спутанные волосы. И кровь. Одна из блондинок.
Я тут же вскакиваю и вслепую бросаюсь в темноту. Слышу звон колокольчика, когда задеваю ботинком провод.
Следующая пуля пролетает так близко, что я слышу ее свист.
Но по крайней мере, теперь я окутана тьмой – такую цель Джонни не может увидеть. Я слышу у себя за спиной крики ужаса и один последний оглушительный выстрел.
У меня нет выбора – я в одиночестве кидаюсь в ночь.