Глава 33
Мерик не предполагал, что езда верхом может быть одновременно таким приятным и таким унылым занятием.
Вечернее солнце, просачиваясь сквозь сухие ветви, пятнами лежало на пыльной тропинке. Всего тридцать лье к востоку от Божьего дара – и пейзаж опять стал мертвым, а тишина стояла как на кладбище. Был слышен только перестук копыт и голоса Иврены и Ноэль, которые ехали следом.
Йорис дал Мерику лучших коней, каких сумел найти, и нагрузил их провизией, водой, вещами для ночлега. Он также вручил Мерику Око стража – заколдованный кристалл, который ярко загорался, если замечал поблизости опасность. Не нужно было оставлять кого-то на дежурстве, пока остальные спят.
Мерик уже давно мечтал о возможности выспаться.
Порыв ветра донес запах соленой воды. Яданси было не разглядеть из леса, но присутствие моря ощущалось на протяжении всего пути.
Прохладный воздух, впрочем, не приносил облегчения. Не из-за жары, а потому что в одном седле с Мериком сидела Сафия.
Вынужденная близость оправдывала прикосновения к ее телу, позволяла приобнять ее, чтобы держать поводья, временами прислоняться к ней и чувствовать, как она в эти моменты замирает. В то же время у принца ужасно затекли ноги, и он опасался, что когда придет время остановиться и разбить лагерь, походка у него будет, как у Хермина.
И все же неудобство было последним, что его волновало. Каждый шаг лошади подталкивал его все ближе к Сафи, заставлял прижиматься животом к ее пояснице, бедрами и икрами – к ее ногам и, как Мерик ни старался думать о Божьем даре и оказанной ему там теплой встрече, ум настойчиво занимали совсем другие мысли.
О форме ее ног. Об изгибе, где шея переходила в плечо.
После разговора в поселке, когда он узнал, что Сафия не знала заранее о помолвке и что она не намерена выходить за Леопольда, Мерик перестал сопротивляться влечению. В конце концов, зачем притворяться, что его нет? Куллен был прав: сопротивление в лишь отбирает силы, но ты все равно в проигрыше.
Однако, прежде чем прекратить спорить с сердцем, Мерик должен был убедиться, что Сафия разделяет его чувства. И он убедился в каюте капитана. Всего несколько взглядов, несколько слов, потайной жар за напускной легкостью речи и движений – и ему больше не требовалось доказательств. Но даже тогда он колебался, не смог сразу отдаться этому притяжению. Нужно было последнее испытание, что-то внезапное, скорее подтверждение, нежели новое признание – если бы она отстранилась или отвела взгляд, когда Мерик смотрел ей в глаза, он бы понял, что неверно истолковал ситуацию.
Поэтому он взял ее тогда за руку – и тут же увидел, что она испытывает те же чувства. И два потока слились, потому что у них оказалось одно русло на двоих.
Теперь Мерика мучила колкая сила магии. Ярость или нет – он не знал. Она бурлила под кожей, слишком горячая, слишком тяжелая, и беспощадное нубревенское солнце только распаляло мучение. Еще хуже было то, что Ноэль и Иврена, казалось, безотрывно наблюдают за ним. Особенно Ноэль. С самого момента, когда они ступили на сушу, Ноэль не выпускала его из вида, и Мерик чувствовал, как она сверлит его взглядом.
Зато теперь, когда его общение с Сафи уже не было постоянным сражением, с ней можно разговаривать. И она проявила удивительную словоохотливость, засыпав его вопросами. Сколько человек живет в Ловатце? Твой бог – он бог только воды или вообще всего? Сколько языков ты знаешь?
Мерик терпеливо отвечал. В Ловатце около ста пятидесяти тысяч человек. Всевышний – бог всего. Я свободно говорю на далмоттийском, прилично на марстокийском и еле-еле на карторранском.
В конце допроса у него тоже появилось желание и ее кое о чем спросить.
– А помнишь, – начал он, – ты сказала, что карторранцы тебя ищут? Откуда ты знала? Вряд ли это была случайная догадка.
– Ну, – нехотя произнесла Сафи, – я, как-никак, ведьма Истины.
– Понятно, – отозвался Мерик. Он так и подумал. Сняв флягу с водой с пояса, он протянул ее Сафи, хотя у самого пересохло в горле. Та сделала несколько аккуратных глотков, хорошо понимая ценность воды в этих краях. Затем Мерик спросил: – И где сейчас эти карторранцы? Твое ведовство может это предсказать?
Она покачала головой.
– Это работает по-другому. Надо произнести некое утверждение. Тогда я пойму, правда это или нет. Например: карторранцы сейчас совсем близко…
Сафи вздрогнула и замерла. Мерик почувствовал ее напряжение и забеспокоился, но она тут же расслабилась.
– Это неправда, они не близко. – Она протянула ему воду обратно.
Мерик взял флягу и задумчиво произнес:
– Значит, все хорошо…
– А вот это неправда. – Она посмотрела на него через плечо. – И ты сейчас не про карторранцев думал.
Он хмыкнул и сделал глоток воды. Из-за жары она была неприятно теплая, но хотя бы увлажняла рот.
– Я думал о том, что твой дар – опасная вещь, донья. И я понимаю, почему некоторые считают, что ради него стоит проливать кровь. А меня расстраивает, когда люди оправдывают пролитую кровь.
– Мой дар опасен, – кивнула Сафи. – Но люди преувеличивают его возможности. Честно говоря, я сама довольно долго его переоценивала. Например, меня легко сбивает с толку искренность. Если ты действительно веришь в то, что говоришь, я не отличу это от правды. Когда ты рассказываешь о Всевышнем, моя магия считает, что он существует. Но она считает то же самое, когда мой телохранитель говорит про Шелока или когда дядя говорит про Инан… – Она помолчала, затем добавила: – Поэтому я сначала не поверила, когда ты сказал, что Нубревене нужно торговое соглашение. Магией я чувствовала, что это правда, но магией я также чувствовала, что Сотня островов – именно такая, как в книжке Ноэль.
Сожаление в ее голосе не ускользнуло от Мерика.
– Ясно, – произнес он.
Ненадежное волшебство Сафи могло, тем не менее, сказать ему то, что он хотел знать.
– Мой отец дал заколдованные миниатюры капитану, который устроил бунт. Это так?
Воздух загустел, а небо словно задержало дыхание – или, возможно, Мерик в ожидании ответа сам перестал дышать.
– Да, – ответила, помолчав, Сафи. – Это так.
Мерик выдохнул и посмотрел на облака.
– То есть Ловатц не отвечает на мои послания нарочно.
– Да.
– И, выходит, я как адмирал с самого начала ничего не значил. Отец меня просто использовал, и теперь…
– Нет, – внезапно перебила Сафи. – Подожди. Моя магия говорит, что не все твои слова – правда.
– И что это значит?
– Точнее не скажу, – вздохнула Сафи.
– Ну и ладно, – проворчал Мерик, убеждая себя, что большего ему знать не надо. Догадки ни к чему не приведут. Он решил подумать про отца и Хайета уже в Лейне.
– Слушай, – произнесла Сафи задумчиво, – а зачем отцу тебя было обманывать?
– Потому что я для него ничего не значу, – отозвался Мерик. – У меня недостает волшебства, чтобы удержать корону, и недостает терпения, чтобы вести дипломатические игры.
– Это у тебя-то недостает терпения? – Сафи рассмеялась. – Ты несравнимо терпеливее меня. А уж если бы ты знал моего дядю…
– Ты не видела мою сестру, – возразил Мерик. – Вот истинное самообладание.
– Однако люди любят не ее, а тебя, – заметила Сафи. – Значит, остальное неважно.
– Здесь меня действительно любят, – согласился Мерик, вспоминая Божий дар, но на этот раз без прежней радости и гордости. – Но в Ловатце все по-другому. Это город пуристов. Мой отец держится у власти лишь потому, что умеет их ублажить, при этом не давая им всего, что они хотят.
– Откуда взялось столько пуристов?
– Их всегда было много на севере, но после войны они расползлись повсюду. И продолжают расползаться. Ты же видела, что война сделала с нашими землями, донья. Полстраны теперь пустыня, и в результате все хотят найти способ контролировать магию, а еще лучше – истребить ее. Дай волю пуристам – любого со Знаком магии кинут на растерзание псам.
Сафи задумчиво вытерла лоб рукавом. Мерику показалось, что она подбирает слова.
– У тебя еще есть мать, – произнесла она наконец. – Почему королева Яна не повлияет на пуристов? Или хотя бы на твоего отца. Все-таки она августейшая особа, ее воля – воля Всевышнего. Ее бы послушали.
– Послушали бы, но увы, – вздохнул Мерик и горько усмехнулся. Ему еще в детстве пришлось смириться, что мать выражает отнюдь не волю Всевышнего, а волю своих визирей. Казалось, они подсказывают ей не только что говорить, но и что думать. Королеве далеко было до Иврены или Керрил.
– Кто такая Керрил? – спросила Сафи.
Мерик удивленно моргнул. Неужели он думал вслух?
– Мать Куллена, – ответил он. – Когда я переехал в Нихар, она меня вырастила как сына.
– Разве не Иврена?
Мерик крепче сжал поводья, мышцы под Знаком магии напряглись.
– Иврене было некогда из-за обетов, – произнес он. – Так что дома у Куллена я проводил куда больше времени, чем с ней.
В памяти всплыл образ маленького домика с двумя комнатами. Он был тесный, но уютный, и повсюду стояли живые цветы.
– Керрил – Ведунья флоры, – объяснил Мерик. – Она занималась нихарскими садами… ну, когда там еще были сады.
Сафи повернулась к нему.
– А почему ее не было в Божьем даре?
– Она там не живет, – ответил Мерик, любуясь ее профилем. С момента купания в Колодце истоков ее щеки вновь покрылись потом и пылью, пряди волос прилипли ко лбу и шее. На полсекунды он представил, что Сафи не донья, а он не принц, что они просто путешественники на пустынной дороге, едут куда-то по лесу, и больше нет ничего – только они вдвоем и ветер, и стук копыт.
Но вскоре его снова настигла горечь бессилия, вклиниваясь в поток мечтаний. В голове закружились тревоги и страхи, сменяя друг друга.
Потом его посетила новая идея: а что, если Ловатц не отвечает Хермину, потому что Серафин мертв? Может, каналы голосовой магии были перегружены из-за новости о…
– Так почему Керрил не перебралась в Божий дар, как остальные? – спросила Сафи, отвлекая его от мрачных мыслей. Она откинулась назад и теперь прижималась спиной к его груди. Задавая вопрос, она слегка повернула голову, и ее щека оказалась совсем близко от его лица.
Словно прося о поцелуе.
Мерик понимал, что она делает это нарочно – не чтобы его подразнить, а словно потому, что чувствовала, куда его уносят тревоги, и хотела вернуть его назад, к себе.
– Видишь ли, – он притянул ее еще ближе, охотно принимая приглашение отвлечься, – Керрил верит, что ее магия способна исцелить эту землю. Она говорит, что нет дела благороднее, чем вернуть Нубревене утраченные красоту и жизнь. Поэтому она осталась в старом доме.
– Но ведь в Божьем даре жизнь и красота! – воскликнула Сафи. – Может, Керрил просто не знает? Только представь, что бы она сказала, увидев поселок.
Мерик рассмеялся.
– Вообще-то я думаю, что она бы разочаровалась. Керрил мечтает вернуть Нубревену сама, собственными силами, без постороннего участия. Кроме того – ты видела в Божьем даре цветы?
– Пожалуй, нет.
– Вот. А главное – там нет бородатых ирисов. Керрил больше всего мечтает вернуть в Нубревену Божий цветок. Он здесь раньше рос повсюду, а у нее своеобразные представления о своем долге перед нашей землей. Куллен точно такой же. Оба почему-то считают, что должны взять на себя все тяготы мира и отдать все, чтобы его спасти.
– А ты разве не такой? – спросила Сафи, лукаво улыбнувшись. – Ты берешь на себя больше, чем кто-либо, кого я знаю.
– Я рожден принцем, донья, и я должен относиться к своей роли серьезно, даже если другим это кажется бессмысленным.
– Но дело не только в этом, – заметила Сафи. – Помимо прочего, ты любишь чувствовать себя нужным.
Мерик решил на это не отвечать. Вместо этого он попросил:
– Произнеси еще раз слово «любишь».
– Лю-бишь.
Он улыбнулся и, не выдержав, рассмеялся.
– У тебя иногда пробивается забавный акцент, и «любишь» звучит почти как «губишь».
Сафи задумалась и принялась пробовать оба слова на вкус:
– Любишь… губишь… А если сказать «я тебя люблю» – это похоже на «я тебя гублю»?
– Не знаю, – улыбнулся Мерик. – А ты любишь меня или губишь?
Сафи вздохнула. Ее лицо было совсем близко, ухо почти касалось его губ. Мерику так хотелось слегка укусить ее за мочку уха, а потом поцеловать в висок, а потом…
Он еле сдерживался.
Нужно было как-то прервать неловкую паузу.
– Когда ты говоришь по-нубревенски, кажется, что ты местная, – сказал он наугад. – Акцент почти незаметен.
– У меня были отличные учителя, – ответила Сафи с таким энтузиазмом и облегчением, как будто она всю дорогу мечтала поговорить именно на эту тему. – Главным из них был мой наставник, ведун Слов. Он умел избавлять от любого акцента при помощи магии. Заставлял нас с Ноэль тренироваться часами.
– Ты столькому выучилась, – произнес Мерик, снова взяв себя в руки. – У тебя куча знаний и боевых навыков, да еще и магия. Я думаю, ты способна по-настоящему изменить мир.
Сафи на секунду напряглась, словно ее магия измеряла правдивость этого предположения, а затем она сказала:
– Наверное, способна. Наверное, я могу что-то изменить или даже властвовать над другими. Но дело в том, что я не люблю долго оставаться на одном месте, принц. Кроме Ноэль, в моей жизни нет почти ничего, что бы постоянно удерживало мое внимание… и никого, кто бы пытался его удержать.
– Значит, так и будешь жить вечно в пути? Даже если бы кто-то предложил… – Он не смог договорить, потому что во рту пересохло.
Но смысл недосказанного повис между ними, и Сафи снова повернулась к Мерику, вопросительно приподняв бровь. Какие невозможно голубые глаза.
Мерик понял, что теряет голову от этой вынужденной близости, что не может ее больше выносить, что хочет остановить коня, схватить Сафи, стащить ее на землю и целовать, пока она не начнет задыхаться, а потом…
Она широко улыбнулась, словно догадалась о ходе его мыслей, причем эта улыбка его одобряла.
Мерик почувствовал, как в груди зарождается бурный поток, как он разливается по телу, достигая самых кончиков пальцев.
Он погрузился в беззвучную молитву своему богу, чтобы отвлечься любой ценой, чтобы дождаться, когда этот длинный день закончится и когда выпадет возможность остаться с Сафией наедине.