Глава 11

Ведун крови по имени Эдуан скучал и злился. Часы пробили четыре, когда он растянулся на балке под крышей Дворца дожей. Ему приходилось постоянно вращать запястьями, сгибать пальцы и шевелить лодыжками, чтобы держать свои мышцы в тонусе – и удерживать свой гнев.

Он давно откинул капюшон и даже расстегнул пряжки плаща. Пока его видели лишь шестнадцать других наемных охранников и семья голубей, не прекращавших ворковать с тех пор, как он устроился рядом с их гнездом. Его не особенно волновало это нарушение устава.

Старые монахи заботились больше о миссии наемника в эти дни, чем о соблюдении наставлений Кар-Авена. Кроме того, Кар-Авен был лишь мифом, а вот бронзовые пиастры – очень даже реальными.

А еще все в монастыре боялись Эдуана. «Демон Пустоты», – шептались они, когда думали, что он не слышит.

Смешно. Эдуан был не больше связан с Пустотой, чем любой другой колдун. А Пустота в действительности была мифом. Но сейчас Эдуана устраивало, что люди его опасались. Сегодня это дало ему право выбирать место слежки первым. Даже аспиды из Марстока, стража императрицы Ванессы, позволили ему первым войти в стены дворца.

Мудрое решение с их стороны. Эдуан был готов к бою, весь день и весь вечер. Даже после того, как эта девушка номаци без запаха крови от него ускользнула.

Он пошел к пристани, как только услышал про атаку Разрушенного – и, что важнее, про девушку с изогнутыми клинками.

Ведьма истины оставила свой запах по всей улице. Даже несмотря на трупный смрад крови Разрушенного, Эдуан все равно мог легко ее учуять. От нее исходил запах горных хребтов и лугов. Словно густой снег парил над кристально чистой правдой.

Эдуан отследил этот запах, который вел на несколько шагов вниз от портовой мостовой… пока внезапно не исчез.

Тут буйный нрав Эдуана дал о себе знать. Было только одно средство, которое могло скрыть запах крови, – ткань из жил саламандры. Это означало, что ведьма Истины знала, что Эдуан охотился за ней, и принимала меры предосторожности, чтобы избежать встречи.

Но Эдуана не так легко было сбить с толку. Он был хорошим следопытом, поэтому начал тщательно изучать периметр пристани, двигаясь методично и постоянно хватаясь за малейшую зацепку, за любой намек на запах крови. Он найдет ее, даже если ему придется прочесать каждый дюйм Веньязы – он это сделает. Йотилуцци предложил слишком много денег Эдуану, слишком много, чтобы он мог позволить себе поражение. Вознаграждение в две тысячи пиастров пришлось бы Эдуану по сердцу.

Вдобавок, эта девушка была ведьмой Истины. Ведьма истины… Такого рода знание могло сделать Эдуана сказочно богатым. Как говорится в старой аритванской пословице: «Удача – дело рук ведьмы Истины, стоящей позади тебя», а ничто не притягивало Эдуана так, как удача.

После того как он получит деньги от Йотилуцци, Эдуан может либо продать ее по высокой цене, либо сдать отцу, который, несомненно, будет счастлив заполучить Ведьму истины.

Хотя, конечно, первым делом надо было ее поймать, а до сих пор таро были не на стороне Эдуана. Уже можно было сказать, что расклад не в его пользу.

Эдуан почти преодолел улицу за пристанью, когда позади него раздался шум. Эдуан повернулся и поймал взгляд девушки номаци, которая таращилась на него.

Он начал разглядывать ее в ответ. В ней не было ничего особенного.

Хотя, возможно, ее лицо было немного знакомым…

Затем девушка побежала, и Эдуан понял, откуда знал ее: она была второй «аритванской» разбойницей. Напарницей ведьмы Истины.

Мгновенно магия крови Эдуана вернулась к жизни. Он не мог уловить запах этой девушки в Онтигуа, и это был его шанс. Если он запомнит ее запах, он не просто выследит ее – он сможет ее контролировать. Сможет полностью остановить ее пульс, если подберется достаточно близко.

Он протискивался между купцов, вокруг пролетали повозки и лошади, ни на секунду не теряя из виду ее коричневый плащ. Вскоре он побежал, расталкивая всех, кто был на его пути. Но, как близко он ни подходил, он не чуял ничего.

Это, должно быть, саламандровый плащ, решил он. Хотя ткань не была похожа на ту, удерживающую тепло, с Сирмаянских гор, но только саламандровое волокно могло быть объяснением ее неосязаемости. Единственным объяснением его провала.

Потому что это был провал. Несмотря на то, что он не отрывал от нее своего сосредоточенного взгляда, умная девчонка повернула налево на мост и испарилась в толпе.

Или так показалось Эдуану. Когда он снова увидел ее, то понял, что она его обманула и теперь пересекала другой канал.

Но потом в груди Эдуана потеплело: он понял, что девушка поранилась о багор на лодке. Она истекала кровью, и даже лучше – она оставляла красные полосы на плитах лестницы, на которую перепрыгнула. Теперь, даже если Эдуан потеряет ее, он может заполучить ее запах. Запах лужи крови никак не спрятать.

Поэтому, когда девица в конце концов снова заметила его – зажмурилась, сидя на пятнистой кобыле, – он изобразил неторопливую улыбку и помахал рукой.

Она ничем не ответила, но скорость, с которой она подстегнула лошадь, сказала Эдуану, что номаци напугана.

Хорошо. Напуганные люди совершают ошибки.

Но, как Эдуан вскоре узнал, он тоже совершил ошибку. Когда он пересек мосты и переулки и добрался до ряда рыболовных багров, которые она обрушила, то понял, что до сих пор не может учуять запах ее крови.

Он подобрался очень близко. Практически уткнулся носом в темные мазки. Рыбаки непонимающе глазели на него, но Эдуана это почти не волновало. Он был слишком зол, чтобы обращать на них внимание.

Человек, у которого нет запаха крови… Это невозможно. Никогда – ни разу за двадцать лет жизни Эдуана – он не сталкивался с тем, чей запах крови не мог учуять.

Никогда.

Это не просто прогневало его, это выбило его из колеи. Заставило скрипеть зубами и сжимать кулаки.

Позже, когда Йотилуцци спросил, почему бандитки еще не у Эдуана, тот соврал и сказал, что они обе были одеты в саламандровые плащи. Потом, когда Эдуан связался с отцом при помощи ведуна Голоса, он опять соврал. Но его отец все равно был зол – что добавило Эдуану еще кровожадности.

Теперь он был здесь, застрял под крышей вместо того, чтобы охотиться на двух девушек. Это была пустая трата времени. На дипломатическом балу ничего не могло произойти. Отец Эдуана всегда говорил: «Двадцатилетнее перемирие сделало людей жирными и неамбициозными».

Эдуан прижал к глазам тонкую бронзовую подзорную трубу и заглянул через отверстие в резном потолке. Мелькали белобрысые и рыжие головы карторранцев. Яркие оттенки оранжевого, зеленого и синего бархата выдавали их так же, как и пастельный шелк – далмоттийцев. Голые плечи и приподнятые волосы – признак султаната Марсток. А те, кто был одет иначе, были представителями тех немногих наций, которые на самом деле были заинтересованы в этом Военном саммите.

Эдуану было все равно, кто здесь и для чего. Главное, чтобы ему платили, и платили хорошо. Так что, если от него требовалось лежать на животе в куче голубиного помета, пока знать пожирала такую гору еды, что ее хватило бы, чтобы прокормить в течение месяца племя номаци… он будет делать это.

Хотя его раздражительный нрав сегодня очень мешал ему.

Когда прозвучали первые пульсирующие ноты нубревенских «Четырех шагов», Эдуан решил сменить декорации. Это был шанс избавиться от кипящего в венах напряжения.

Он сунул подзорную трубу в футляр на плече. Затем добрался до лестницы. Прошел мимо двух других наемников, которые нервно посмотрели на него. Стукнул по краю потолка, приоткрылся лаз – еще одно местечко для обозрения бального зала. Хлипкая веревочная лестница повисла на пятьдесят футов вниз.

Когда Эдуан спускался, все его мышцы напряглись, чтобы не дать лестнице раскачиваться. Он должен был спуститься бесшумно, незаметно для всех присутствующих с другой стороны стены. Эдуан решил, что веревочная лестница – еще один пример того, как слабы стали далмоттийцы (и все остальные). Есть ли реальная необходимость в охранниках на крыше, если, чтобы спуститься оттуда, нужно потратить так много времени. Это тоже нужно сообщить отцу.

Тем временем шла вторая фигура «Четырех шагов». Сапоги Эдуана мягко и беззвучно ступили на пол. В затененной нише играли скрипки, поднимая пыль своим вибрато. Их перекрывало постукивание каблуков, в котором Эдуан узнал этот вьющийся, стелющийся нубревенский танец.

Эдуан был знаком с нубревенскими «Четырьмя шагами». Не очень хорошо, но он бы скорее выплюнул свои кишки, чем стал участвовать в подобном состязании. Тем не менее, движения он знал. Наставница учила его в первые годы в монастыре.

Но Эдуан не проявлял к танцу никакого интереса, как и ко всем вещам, которым старая наставница пыталась его научить, – до отъезда из монастыря два года назад, по достижении восемнадцатилетия, – начиная от того, как правильно молиться, и заканчивая временем, когда лучше сажать тюльпаны. Молитву, садоводство и танцы он оставлял тем, у кого было время, которое можно потратить впустую. У Эдуана лишнего времени не было.

Тем не менее, он был здесь и присматривался к танцующим.

Он проклинал свою скуку и гнев.

Сначала Эдуан направился влево. Но в нос ему ударил знакомый запах крови. Ядовитые тайны и бесконечное вранье. Эдуан не знал, были ли слухи правдивы, – действительно ли кровь аспидов Марстока была из кислоты, но он ненавидел телохранителей, которые были ведунами Яда. Даже сильнее, чем ненавидел большинство людей.

Так что Эдуан передумал идти влево и вместо этого, непрерывно вращая запястьями, повернул направо.

Он не ожидал никаких происшествий в этот вечер, но это еще не значило, что он может позволить суставам быть жесткими, а мышцам – холодными.

Когда Эдуан наконец нашел глазок – даже меньше, чем те, в потолке, – и прильнул к нему, только начиналась третья фигура «Четырех шагов».

Эдуан высоко вздернул брови.

Было видно только двоих танцоров, их каблуки стучали о мрамор в бешеном ритме, подобного которому Эдуан никогда раньше не видел и не слышал, а вокруг них был еще более впечатляющий смерч. Один из танцоров, должно быть, владел магией Воздуха – нет, магией Ветра. Эдуан разглядел знак ведуна Ветра на руке мужчины.

Наблюдатели вытягивали шеи и переступали с ноги на ногу, хотя лица оставались по-прежнему спокойными, а взгляды сосредоточенными.

Ветер продолжал закручиваться в такт музыке. В такт шагам. Он поднимал юбки девушки, ее волосы и толкал зазевавшихся зрителей, когда пара пролетая мимо.

Эдуан смотрел, позволив себе немного развлечься, и думал о том, сколько мастерства нужно, чтобы танцевать с такой скоростью и изяществом. Его старая наставница никогда не выполнила бы эти фигуры так виртуозно.

Инстинктивно он оглядел ближайшие лица и принюхался. Резкий запах разгоряченной крови.

Она напоминала о горных хребтах и скалах, о лугах, покрытых одуванчиками, и истине, спрятанной под снегом.

Он почувствовал дрожь внутри. Ведьма истины была здесь – в этом зале.

Зазвучали последние ноты «Четырех шагов», и Эдуан обратил свой взгляд к танцорам. Ветер затихал. Они шли порознь в финальной фигуре танца. Нубревенец явно был кем-то значимым, судя по тому, что остальные моряки (и все благородные женщины) смотрели на него с открытым обожанием. Он не вызвал у Эдуана особого интереса.

Но девушка… она привлекла внимание. Не ее сильная фигура и не отсвет фонарей на ее коже.

Это был ее запах. Ее кровь.

Эдуан улыбнулся, и пальцы его потянулись к кинжалу, прикрепленному над сердцем. Сердцем, которое она пронзила лишь четыре дня назад.

Он задумался, кем такая женщина может быть – возможно, ее дар Истины получил широкую огласку, несмотря на ее непомеченную руку… И тут громкие овации пронеслись над бальным залом. Они начались в одной точке, и, хотя вся прочая знать присоединились к аплодисментам, первый зритель так и продолжал хлопать громче всех.

Взгляд Эдуана сосредоточился на императорском наследнике с волосами цвета шампанского, Леопольде. Он стоял возле императрицы Ванессы и нескольких ее фрейлин и ждал, пока люди освободят проход, чтобы подойти к танцорам.

– Прекрасно, – наконец сказал Леопольд, продолжая хлопать. Но было заметно, что он слегка переусердствовал с аплодисментами. Повысив голос, он добавил: – Какие великолепные танцоры!

Нубревенец повернул раскрасневшееся лицо к принцу и низко поклонился.

– Принц Леопольд.

Леопольд ответил ему кивком.

– Принц Мерик, ты украл у меня Сафию. – Его тон явно свидетельствовал о желании вернуть девушку.

Лицо у той приняло смущенное выражение, она порозовела.

– Полли, – прошептала ведьма Истины очень тихо, чтобы не услышала ни толпа, ни нубревенский принц, проходящий мимо к выходу. – К сожалению, я потеряла тебя в этой толпе, – сказала она.

– Не нужно извиняться. – Леопольд говорил гораздо громче, чем требовалось. – Затем он развел руками и воскликнул: – Еще один танец! Пусть это будет праганский вальс.

Он торжественно поклонился Ведьме истины и вскинул руки.

Пальцы Эдуана взволнованно отстукивали ритм на рукоятке кинжала. Ночь обещала быть интересной. Ведьма Истины, которая пыталась ограбить мастера Йотилуцци, танцевала уже со вторым принцем. И, если Эдуан понял действия Леопольда правильно, эта девушка была его загадочной безымянной невестой.

О, Ведун крови Эдуан больше не скучал и не злился. Совсем – теперь у него была работа.

Сафи было дурно от танца. Вокруг все кружилось, и она даже не могла глотнуть воздуха… Мерик.

Принц Мерик.

Человек, который не мог нормально одеться, был из знати. Человек, который бросился на Разрушенного, чтобы защитить двух девушек, которых он даже не знал, был принцем. В это было невозможно поверить даже теперь, когда она знала о его происхождении. Но об этом говорил его вздернутый подбородок, его осанка. Отсутствие у него страха, когда Сафи толкала его, и готовность нанести ответный удар.

Что-то произошло между ней и Мериком во время их танца. Что-то такое мощное, как ветер и музыка, которые в одном порыве кружились вокруг них. Движение воздуха, которое предшествовало шторму. Господи, как Сафи сейчас нужна Ноэль. Ей нужна была сестра по Нити, чтобы помочь разобраться в этой буре в груди. Чтобы понять, почему ее так тянет к Мерику. Принцу Мерику.

Если бы Ноэль была здесь, она бы увидела Нити Сафи и сказала бы, что на самом деле значит это беспокойное отчаяние… Или это было просто странное, мимолетное мгновение. Мимолетное. И оно уже закончилось.

Но Ноэль не было рядом, и Сафи не могла сбежать. Когда комната и лица закружились вокруг нее в захватывающем дух вальсе, внутри звучал другой вальс – ложь и истина разбивались о ее магию со всех сторон. Она знала, что нужно остановиться. Уйти. Выблевать эти пирожные с кремом и выговориться в пустоту стен, так, будто она говорит все это Ноэль.

Что-то поменялось в Сафи после танца – после Мерика, – что-то изменилось и внутри Леопольда. Он не позволит ей оставить его. С каждым танцем показная улыбка на его лице становилась шире. Его слова покрылись слоем притворства. Она не понимала, почему…

Пока музыка внезапно не прекратилась, и вместе с ней не остановился и танец. Пока Хенрик не потребовал тишины в зале и не подозвал Леопольда к себе. Пока Леопольд не потащил Сафи к императору и тяжелые, невозможные слова не сорвались с губ Хенрика.

– Готова ли ты, Сафия фон Хасстрель, – промычал император, кивнув Сафи, – стать невестой моего племянника, Леопольда, и будущей императрицей Карторры?

Колени Сафи подогнулись. Она начала падать, Леопольд сумел подхватить ее и сделать так, чтобы все движения выглядели естественно.

– Полли, – прошептала она, цепляясь за его шею непривычно слабыми руками. – Полли, пожалуйста… скажи, что… Полли…

– Это правда, – пробормотал он, сжимая ее крепче. Удерживая в вертикальном положении. Комната наполнилась смущенными аплодисментами, будто все были потрясены этим заявлением, как и она.

– Я… не могу. – Она покачала головой.

– Я знаю. – Все, что он ответил.

Она отпрянула, сердце грозилось выскочить из груди, ее глаза уставились на него. Привычный оттенок морской волны сменился на стальной. Подбородок Полли был напряжен. В нем не было ни капли лживого притворства.

– Ты… знал, что это случится, – пробормотала она, хотя язык и губы не слушались. – Почему ты не сказал мне?

– Потому что я не хочу этого и надеялся, что до этого не дойдет.

Затем он схватил ее руки, сжал и закружил ее, чтобы заставить хлопать зрителей, любопытных мастеров, бесстрастных женщин султаната, потрясенных доний и донов.

– За множество счастливых лет вместе! – воскликнул Леопольд, приподнимая ее руку, и Сафи не могла не заметить довольную улыбку, которая светилась на губах императора Хенрика.

И отсутствие ее дяди в толпе.

Сафи поняла еще кое-что, от чего в горле стало горько. Дядя Эрон знал, что это произойдет. «Правда». Но это не была та свобода, которая ей обещана. Брак с императорским наследником был далек от свободы в понимании Сафи, так что за дерьмо ей скормили дядя, Хабим и Мустеф? И как, черт побери, теперь отправиться к Ноэль? Это был конец всему.

Сафи оглядела каждое лицо в толпе, ее руки дрожали в руках Леопольда. Она искала голубые глаза Эрона. Темную голову Мустефа. Кого угодно знакомого. Ей просто нужно было, чтобы кто-то встретил ее взгляд и подтвердил ответным взглядом, что она имеет право злиться. Имеет право быть напуганной до смерти.

Но в толпе не было ни одного знакомого лица. Она даже высматривала принца Мерика, его серебристо-серый плащ, но он и остальные нубревенцы исчезли из зала, как и ее дядя, и Мустеф.

Сафи была один на один с дрожью в коленях и с болью в горле.

Потом ее безумный взгляд остановился на женщине с морщинистым лицом и крепко сбитой фигурой, которая, по смутным детским воспоминаниям Сафи, бывала в поместье Хасстрелей: донья фон Бруск. Волосатый подбородок женщины двигался, как у коровы, жующей жвачку. Она резко и ободряюще кивнула девушке и медленным шагом начала продвигаться сквозь толпу. К Сафи. Когда часы пробили двенадцать, аплодисменты стихли, а донья фон Бруск снова смотрела на Сафи. Она не отрывала глаз и не замедляла шага. Четыре шага за один тягучий удар колокола. Затем раздался финальный звон. Он пронесся по комнате… И все до единого огоньки в зале, в саду и на пристани зашипели и погасли. Бал погрузился в темноту.

Эдуан все еще был за стеной, когда погас свет.

Он заглядывал то в один глазок, то в другой, но не терял из виду ведьму Истины или запах ее крови – даже когда она перестала танцевать, чтобы проследовать к императору Хенрику.

Эдуан знал, что произойдет.

А девушка явно не знала. Никогда прежде он не видел, чтобы кровь отхлынула от лица так быстро, и на короткий миг Эдуан почувствовал жалость. Быть захваченной врасплох таким известием…

Но если Эдуану удалось разобраться, что происходит, то она должна быть очень глупой, если не сделала то же самое, а глупцы часто получают то, что заслуживают.

Когда Эдуан наблюдал за девушкой, которая кружилась в обнимку с Леопольдом, волоски на его руках встали дыбом. А затем и на затылке.

У него было достаточно времени, чтобы догадаться, что дело в магии, и даже определить ее разновидность – магия огня, – перед тем как свет погас.

Гости начали вопить и паниковать – такие же беспомощные, как и большинство знатных людей.

За два глубоких вдоха Ведун крови Эдуан учуял кровь каждого, кто находился в бальном зале, каждого стражника за стенами и на потолке. Это был просто беглый конспект различных запахов, чтобы он мог передвигаться вслепую.

И чтобы он мог отследить, кто еще передвигался подобным образом.

Кто-то, кто организовал эту темноту. И Эдуан знал, что это было связано с девушкой по имени Сафия. Ее запах начал исчезать.

Там был еще кто-то, с едким запахом сражений и пушек. И кто-то третий, кто пах горными вершинами… и сожженными трупами.

На ощупь он отправился к ближайшему выходу. Он должен был удержать в носу запах той девушки…

Лампы вспыхнули вновь – при помощи сильной магии. Облегченные всхлипы и вздохи долетали сквозь стены, и лучики желтого света проникали сквозь смотровые глазки. Эдуан бросился к ближайшему, и его взгляд устремился туда, где, как говорила ему магия, будет девушка. Пространство было пустым. Совершенно пустым. Там, где стояла девушка… она была все там же. Она не двинулась с места и была возле Леопольда. Эдуан учуял ее. Это был запах елей и снега, яблоневых садов и овечек.

Это не был аромат девушки по имени Сафия. Это был совершенно другой человек. Кто-то со значительно более старой кровью – гораздо более древней.

Ведун иллюзий.

Осознание оглушило его. Эдуан осмотрел людей, которые были на виду, запах которых он мог почувствовать. Но не было никаких признаков того, что кто-то работает с мощной магией воздуха. Однако Эдуан не сомневался в том, что Ведун иллюзий присутствовал в зале и манипулировал изображением.

Эдуан также не сомневался, что он был единственным человеком в этом здании – и, возможно, на всем континенте, – кто мог бы разнюхать, что происходило на самом деле. Вовсе не высокомерие заставляло его так думать. Это была простая истина.

Истина, из-за которой ему так хорошо платили и которая, возможно, после этого вечера принесет ему еще более щедрых работодателей, чем мастер Йотилуцци. А Ведьма истины, невеста принца Леопольда Карторранского? Да, это был шанс сильно продвинуться вверх.

Эдуан шагал стремительной, легкой походкой. Девушка выпала из его поля зрения. Он мог отслеживать ее на больших расстояниях, но это была трудная задача. Если бы он сумел держать ее в диапазоне ста шагов, в диапазоне своей чувствительности, было бы легче. Пока он бежал, человек с едким запахом боя и крови встал на его пути… и с ним пришла вонь дыма от открытого огня.

Ведун огня поджигал дверные проемы.

Эдуан позволил себе лишь чуть-чуть испугаться. Пламя… его беспокоило. Но он отстранил инстинкты, заставил себя сдвинуться с места, мысленным усилием вернул бразды правления холодному разуму и вдохнул еще больше силы в легкие.

Нос он тщательно прикрыл плащом. Говорили, что каравенские монахи готовы ко всему, и это еще мягко сказано, но Эдуан поднял эту готовность на совершенно другой уровень. Его белый плащ каравенца был сделан из любимой саламандровой ткани, так что ни магический, ни природный огонь не мог ему навредить.

Эдуан пошел к выходу, и языки пламени рвались ему навстречу. Он упал на пол, прямо в огонь, и метнул свой первый нож.

Ведун огня был задет, хотя не издал ни звука, ничем не выдал себя. Но запах его крови ударил в нос Эдуана, прокатившись сквозь пламя. Он поднялся на ноги… И метнул второй нож.

Ведун огня нырнул в сторону и спрятался за комнатным растением в длинном холле дворца. Нож оставил трещины в глиняной кадке, азалии закачались.

Эдуан бросил взгляд дальше по коридору. Он ничего не видел, но чувствовал, что девушка прямо за большой дверью в конце. Ведун огня обежал кадку с растением. Пламя вырывалось из его рта, из его глаз – даже когда нож вонзился ему в колено.

Эдуан отпрянул в сторону, используя инерцию, чтобы быстро отбежать. У Ведуна огня не было никаких шансов поспеть за ним. Эдуан мог управлять своей кровью и в критический момент был способен довести свои скорость и силу до запредельного уровня.

Пока он мчался по мраморному полу, перед ним материализовались еще темные фигуры – они выходили из-за кадок и спускались на тросах с потолка. Эдуана передернуло, он инстинктивно потянулся за метательными ножами… Но когда все эти тени побежали в его сторону, Эдуана понял, что никаких запахов нет. Нет запахов, нет крови.

Это была работа Ведуна иллюзий, и Эдуан пустился бежать так, что ноги еле касались пола. Тени приблизились. Пламя, горячее и отчаянное, понеслось за ним.

Затем Эдуан оказался достаточно близко к входной двери, чтобы замедлить скорость. Глотая воздух и задействовав всю свою магию крови, чтобы найти Ведьму истины, он почти забыл, что нужно укрываться от взглядов.

Роковая ошибка для всех, а тем более для Ведуна крови, и когда нож с золотой рукояткой застрял у него в плече, гнев, который так редко выходил из-под его контроля, резко вспыхнул.

С боевым кличем Эдуан выхватил меч из ножен и напал на человека впереди – человека, чей нож сейчас впился ему в плечо до кости. Некто со светлыми волосами и кровавым ароматом урагана и шелка.

Он встретился с мастером Шелковой гильдии, безоружным и бесстрашным. Ожидающим смерти. Готовым умереть.

Но Эдуан никогда не сражался с беззащитными. Он едва успел перенаправить свой меч, взмахнул им и вывернул вправо. Оружие скользнуло мимо плеча мастера, слегка коснувшись шелкового халата.

Мастер гильдии даже не пошевелился. Его глаза были закрыты, и его, казалось, не заботило то, что Эдуан чуть не рассек его пополам. Мастер даже раскинул руки, будто говоря: бери мою жизнь.

Но его глаза не открывались, а лоб был сосредоточенно наморщен. Мастер был сконцентрирован на волшебстве, которое происходило где-то в другом месте. Этот человек и был ведуном Иллюзий. Человек, которого Эдуан знал через Йотилуцци, они обедали вместе тысячи раз. Человек, который возглавлял Шелковую гильдию и носил отметку Портного, но не был портным.

Он был ведуном Иллюзий и, по какой-то причине, – частью плана похищения Сафии с бала. Когда осознание захлестнуло Эдуана, он также понял, что потерял запах Сафии. Она удалилась уже более чем на сто шагов, а значит, ему придется искать девушку, словно собаке в лесу на охоте.

Еще один сдавленный крик сорвался с губ Эдуана, он отпустил мастера гильдии и побежал к выходу. Где, ряд за рядом, под ослепительно белой луной стояли солдаты.

Эдуан сразу подсчитал – четыре ряда по пять. Ничего такого, с чем он не мог бы справиться. На самом деле, это было почти смешно. Двадцать человек не могли остановить его. Все, что они могли сделать, это задержать его – в лучшем случае. С мечом и ножом он метнулся вперед, чтобы встретить атаку первой шпаги, но когда четыре стрелы арбалетчиков вонзились в его грудь, он понял, что все эти люди были подготовлены к поединку с ним. Они действовали так согласованно! Целая армия, которой было приказано задержать одного человека. Когда Эдуан пробился сквозь стрелы, ножи и мечи, он был слишком вымотан, чтобы продолжать выслеживать девушку по имени Сафия. Так что он сделал то, что редко когда-либо делал, потому что ненавидел впутываться в долги жизни.

Но ему нужна была помощь, чтобы поймать Сафию. Это был его единственный шанс. Он сжал синий опал в левом ухе и прошептал: «Приди». Синий свет блеснул в уголке его глаза, магия пробежала вниз по телу. Камень Нити ожил. А это означало, что каждый каравенский монах, который находится поблизости, придет на помощь Эдуану.