Книга: Королева Тирлинга
Назад: Глава 4. Путь в Цитадель
Дальше: Книга II

Глава 5. Шириной с Океан Господень

Многие семьи в тот день привели в Цитадель своих близких, предвидя лишь горечь расставания. Они еще не знали, что станут участниками переломного момента в истории, а некоторые сыграют роль куда более значительную, чем когда-либо смели рассчитывать…
«Древняя история Тирлинга в изложении Мервиниана»
Они въехали в Новый Лондон через несколько часов после полудня. Келси разморило от жары, тяжести доспехов и недосыпа, но когда они въезжали в столицу по Новолондонскому мосту, она сразу пришла в себя, пораженная грандиозными размерами города.
На мосту была застава, где двое мужчин собирали плату за проезд. Булава выудил десять пенсов из кармана плаща и с поразительной ловкостью умудрился расплатиться, не открывая лица. Келси изучала мост. Это было подлинное чудо инженерии – не меньше пятидесяти футов в длину, из серых гранитных блоков на шести огромных колоннах, которые поднимались из глубин реки Каделл. Река огибала город и убегала на запад, где через пятьдесят миль обрушивалась с утесов в Тирлингский залив. Воды ее были удивительно чистого голубого цвета.
– Не засматривайтесь на воду слишком долго, – предупредил Булава из-за ее плеча, и Келси устремила взгляд перед собой.
Новый Лондон изначально был небольшим городком, который построили первые переселенцы на одном из склонов Рисовых гор. Но город разрастался, переходя с холма на холм и превращаясь в столицу Тирлинга. Теперь под ним лежала целая цепь холмов, и улицы его змеились вверх и вниз, повторяя природный ландшафт.
Цитадель высилась в самом центре города – гигантский монумент из серого камня, по сравнению с которым остальные здания казались крошечными. Она была возведена на манер зиккурата – асимметричная, но явно тщательно продуманная конструкция. Даже с такого расстояния Келси могла разглядеть многочисленные укрепления и балконы на разных уровнях, со множеством укромных уголков и проемов, где можно было бы спрятаться. Цитадель была построена во времена правления Джонатана Доброго, второго короля Тирлинга. Имени архитектора никто не знал, но он явно был мастером своего дела.
Остальная часть города производила не столь сильное впечатление. Большинство зданий были наскоро сооружены из дешевой древесины и перекосились в разные стороны. Один большой пожар, подумалось Келси, и город сгорит дотла.
В миле от Цитадели высилась еще одна башня – белоснежная и не столь высокая, увенчанная золотым крестом. Это, должно быть, Арват, главная резиденция Церкви Господней. Разумеется, где ей еще быть, как не рядом, хотя Булава сказал ей, что Регент разрешил соорудить придворную часовню внутри Цитадели. Келси не могла разглядеть, был ли крест просто позолоченным или целиком отлит из чистого золота, но на солнце он сверкал так ярко, что слепил глаза.
Трудно было сказать, каким было бы ее отношение к Церкви Господней, будь она воспитана в другой семье, где на ее мировоззрение не влиял бы убежденный атеизм Карлин. Но дело было сделано, и теперь она взирала на золотой крест с инстинктивным недоверием, сознавая, что ей придется искать какой-то компромисс со всем тем, что он символизировал. Даже дома, в коттедже, компромиссы ей всегда давались плохо.
Булава молча ехал подле нее, то и дело указывая, куда нужно повернуть. Они миновали мост и въехали на оживленную магистраль, которая вела непосредственно в город. Оба по-прежнему были плотно закутаны в плащи и капюшоны. Булава считал, что на всех дорогах к Цитадели будет стража, и Келси чувствовала его настороженность, замечая, как он то и дело менял положение, оказываясь между ней и тем, что вызывало у него опасения.
Сама Келси не замечала ничего необычного, но откуда бы ей знать, что здесь считалось необычным? Вдоль улиц тянулись лотки. Торговцы предлагали всевозможные товары, от простых фруктов и овощей до экзотических птиц. Уличный рынок, поняла Келси. И он становился все многолюднее по мере того, как они пытались углубиться в город. На улицах были и магазинчики – каждый с красочной вывеской. Келси углядела портного, булочную, целителя, цирюльника и даже галантерею. Это каким же надо быть пустозвоном, чтобы шить себе шляпу на заказ?
Толпа ее поражала. После стольких лет в обществе Барти и Карлин было сложно привыкнуть к такому количеству людей в одном месте. Люди были повсюду, и такие разные! Высокие и низкорослые, молодые и старые, с темными волосами и светлыми, худые и полные. Келси повстречала множество новых людей за последние несколько дней, но она никогда раньше не задумывалась, сколь разным может быть человеческое лицо. Она видела человека с длинным крючковатым носом, похожим на птичий клюв. Женщину с длинными волнистыми светлыми волосами, которые сверкали на солнце сотнями искр. Все вокруг казалось слишком ярким – настолько, что заслезились глаза.
А звуки! Со всех сторон раздавалось множество громких голосов, чего она прежде никогда не слышала. Время от времени она улавливала отдельные голоса – торговцев, называющих свою цену, или знакомых, окликающих друг друга сквозь общий шум, но эти голоса казались ничтожными в сравнении с гулом толпы. Он физически оглушал Келси, угрожая взорвать ее барабанные перепонки, и все же она находила его странным образом успокаивающим.
Они повернули за угол, и внимание Келси привлек уличный артист, который показывал фокусы. Он поместил розу в вазу, потом извлек из ниоткуда точно такую же вазу, потом заставил розу непостижимым образом переместиться в нее. Келси придержала лошадь, чтобы посмотреть. Фокусник заставил обе вазы исчезнуть и достал из собственного рта белоснежного котенка. Зверек явно был настоящим – он барахтался в руках фокусника, пока толпа аплодировала. Фокусник вручил котенка девочке из толпы зрителей, которая радостно завизжала.
Келси улыбнулась, очарованная этим зрелищем. Скорее всего, его дар ограничивался ловкостью рук и не имел отношения к реальной магии, но она не видела ни одного изъяна в его движениях. Если даже это был просто обман зрения, он был безупречен.
– Госпожа, мы здесь подвергаемся опасности, – прошептал Булава.
– Что такое?
– Всего лишь предчувствие. Но мои предчувствия в таких делах, как правило, оправданны.
Келси взялась за поводья и снова направила лошадь вперед.
– Этот фокусник, Лазарь. Запомни его.
– Да, госпожа.
Чем дальше, тем больше Келси начинала разделять беспокойство Булавы. Она все чаще замечала, как люди смотрят на нее. Все острее чувствовала, что находится под прицелом, и хотела, чтобы их путь поскорее закончился, пусть даже в конце ее ждет смерть. Она не сомневалась, что Булава избрал самый лучший маршрут, но все же ей хотелось оказаться на открытом пространстве, где опасность была бы очевидна и ее можно было бы встретить в честном бою.
С другой стороны, сражаться она все равно не умела.
Хотя Новый Лондон казался ей сущим лабиринтом, некоторые районы были явно благополучнее прочих. В районах побогаче были ухоженные улицы, и по ним ходили хорошо одетые горожане. Было даже несколько зданий из кирпича со стеклянными окнами. В других кварталах теснились деревянные домишки без окон, а их сгорбленные обитатели передвигались вдоль стен, крадучись и явно не желая привлекать к себе лишнего внимания. Иногда Келси и Булаве приходилось проезжать сквозь облако вони, которая наводила на мысль о том, что в окрестных домах было плохо с канализацией или же ее не было вообще.
«Если тут так воняет в феврале, – с отвращением подумала Келси, – то что же будет в разгар лета?»
Проезжая через какой-то особенно замызганный участок, Келси поняла, что они оказались в «веселом» квартале. Улица была такой узкой, что скорее напоминала проулок. Все здания были сделаны из такой дешевой древесины, что Келси даже не могла опознать ее. Многие постройки так сильно накренились, что было странно, как они до сих пор не рухнули. Время от времени Келси слышала крики и звуки бьющихся предметов. В воздухе звенел смех – холодный, неискренний, от которого по ее телу побежали мурашки.
Убого одетые женщины появлялись в перекошенных дверных проемах, прислонялись к стенам, и Келси была не в силах отвести от них взгляд, надежно укрытая своим низко надвинутым капюшоном. Проститутки! Над ними витала какая-то неуловимая аура запущенности. Сложно было сказать, в чем это проявлялось. Дело было не в одежде – их платья были не хуже и не лучше многих, что видела Келси. И, несмотря на весьма откровенные вырезы, дело было и не в фасонах платьев. Это было в их глазах, которые каким-то образом казались непомерно огромными даже у самых полных женщин. Они выглядели потасканными – что молодые, что старые. У многих, похоже, были шрамы. Келси пыталась не представлять себе их жизнь, но не могла думать ни о чем другом.
«Закрою весь этот квартал, – решила она. – Закрою и дам им нормальную работу».
В ее голове зазвучал голос Карлин: «Может, еще и длину их платьев будешь регулировать? Или запретишь романы, которые сочтешь чересчур фривольными?»
«Это разные вещи, разные».
«Нет никакой разницы. «Веселые» кварталы живут по своим законам. Если хочешь диктовать людям нормы морали, тебе прямая дорога в Арват».
Булава знаком приказал свернуть налево, между двух зданий, и Келси с облегчением вздохнула, когда они выехали на широкий бульвар, обрамленный с обеих сторон аккуратными магазинчиками. Серый фасад Цитадели стал ближе, закрывая собой стоящие позади горы и большую часть неба.
Несмотря на ширину бульвара, было так людно, что Келси и Булава снова оказались стиснуты в толпе и с трудом пробивали в ней путь. Здесь было больше света, и Келси чувствовала себя более уязвимой, несмотря на скрывавшие ее плащ и капюшон. Никто не знал, как она выглядит, но Булава наверняка был узнаваемой фигурой в любом месте. Казалось, ее спутник разделял эти опасения – он пришпорил коня, упорно устремляясь вперед, пока наконец буквально не распихал всех всадников и пешеходов на своем пути. С некоторым ворчанием толпа перед ними расступилась.
– Прямо, – тихо скомандовал он. – Как можно быстрее.
Однако продвигались они все равно медленно. Рэйк, который так хорошо себя вел на протяжении всего пути, похоже, почувствовал волнение Келси и начал сопротивляться ее командам. Попытки обуздать коня в сочетании с весом доспехов вскоре утомили ее. По шее и спине Келси ручьями струился пот, а Булава все чаще оглядывался по сторонам. По мере приближения к Цитадели толпа сжималась вокруг них все теснее.
– Нельзя ли поехать другим путем?
– Другого пути нет, – ответил Булава. Теперь он правил одной рукой, держа другую на рукояти меча. – Времени мало, госпожа. Проталкивайтесь вперед, осталось недолго.
На несколько минут Келси сосредоточила все силы, чтобы оставаться в сознании. Послеполуденное солнце накалило ее темный плащ, а теснота, вызванная скоплением народа, еще больше усиливала ощущение удушья. Дважды она едва не выпала из седла и удержалась только благодаря Булаве, который каждый раз крепко хватал ее за плечо.
Бульвар наконец закончился, уступив место широкой лужайке, которая окружала Цитадель и крепостной ров. Лужайка полого спускалась к воде, и Келси на мгновение застыла в недоумении, глядя на этот причудливый угол: оказалось, что Цитадель была построена в искусственном углублении – глубоком котловане, который возник, когда сровняли холм. Со всех сторон вздымались холмы, на которых теснились здания. Серый монолит Цитадели возвышался теперь прямо над головой Келси. При взгляде наверх у нее закружилась голова, и пришлось отвести глаза.
Лужайка была сплошь усеяна людьми, которые окружали ее со всех сторон, но с вершины холма открывался хороший обзор, и Келси мгновенно оценила обстановку. У подножия склона, рядом с подвесным мостом, стоял длинный стол. Сидевшие за ним люди были явно какими-то чиновниками: все были одеты в идентичные костюмы темно-синего цвета. От стола сквозь толпу змеились несколько длинных очередей.
Рядом со столом стояли в ряд прямоугольные клетки, при виде которых у Келси вырвался долгий болезненный вздох. Каждая была величиной приблизительно десять на двадцать футов и футов восьми в высоту. Пол был деревянный, но решетки были сделаны из мортийского железа, с прочным ромбовидным плетением. Келси насчитала десять клеток, а когда толпа на мгновение сдвинулась, она увидела, что каждая стоит на огромных деревянных колесах. Солдаты в черной форме тирлингской армии уже начали сгонять мулов к последней в ряду клетке.
Даже на расстоянии было видно, что клетки активно использовались: на каждой решетке были видны следы ударов. Попытки побега? Их наверняка было немало. Три клетки, стоявшие дальше всего от стола, были уже плотно набиты людьми. Пленники внутри двигались – Келси видела, как клетку качает, когда они смещались к внешней стенке. Где-то кто-то кричал. Перед глазами Келси возникла фотография из какой-то книги Карлин: железнодорожный вагон, так плотно забитый людьми, что некоторые из них лишались пальцев или половины стопы, когда двери закрывались. Что это была за сцена? Келси никак не могла припомнить, но сходство было безусловным. Люди, словно скот, согнанные в клетки, где им нечем дышать.
Вокруг клеток толпились родственники, говорили с теми, кто внутри, держали их за руки или просто бродили вокруг. Солдаты, что находились неподалеку, сурово смотрели на толпу в ожидании момента, когда кто-нибудь из родственников потеряет контроль над собой. Однако почти все собравшиеся вели себя пассивно, и это Келси показалось самым ужасным. Ее народ был забит. Это было ясно при взгляде на длинные аккуратные очереди, тянувшиеся к чиновничьему столу, на то, как семьи окружали клетки, ожидая, когда их близких увезут прочь, будто отправка была неизбежной и неумолимой, как смерть.
Внимание Келси привлекли две клетки, стоявшие ближе всего к столу: они были меньше остальных, а решетки на них чаще. Обе были заполнены совсем маленькими детьми, не старше девяти-десяти лет. Детские клетки были не так плотно забиты, как взрослые, – в них было немного места, чтобы двигаться, но большинство детей прижимались к решеткам, протягивая руки к родителям.
Темноволосая женщина, отчаянно пытавшаяся дотянуться до первой клетки, внезапно неистово закричала. Ее муж так же отчаянно пытался оттащить ее назад, но он был грузного телосложения, а она превосходила его проворством. Сколько бы он ни хватал ее за руки, за одежду, она все равно умудрялась высвободиться и продолжала рваться к клетке. Наконец, он ухватил ее за волосы и резко поднял в воздух. Женщина кулем повалилась на землю, но спустя мгновение снова вскочила на ноги и рванулась вперед.
Охранявшие клетку солдаты, очевидно, были на пределе терпения: они беспокойно следили за движениями матери, не зная, стоит ли вмешиваться. Ее крик разносился над лужайкой, срываясь в хриплое карканье, и силы ее, похоже, были уже на исходе. Наконец, муж одержал верх, плотно ухватив ее за шерстяное платье. Он оттащил ее на безопасное расстояние от клеток, и солдаты вновь приняли расслабленные позы.
Однако мать продолжала что-то надрывно выкрикивать, и Келси отчетливо различала ее голос даже с вершины холма. Супруги стояли, глядя на клетку, в окружении нескольких детей. Келси никак не могла их сосчитать. Зрение ее вдруг расфокусировалось, руки, державшие поводья, задрожали. Она ощутила внутри себя что-то пугающее – что-то такое, о чем она никогда не думала в коттедже в своем тихом спокойном детстве. Внутри нее был кто-то иной – не та девушка, которой она была всю свою жизнь. Этот кто-то пылал в огне. Сапфировый кулон жег ее грудь, словно раскаленное клеймо. Казалось, ее кожа вот-вот лопнет, обнажив совершенно другого человека.
Булава мягко тронул ее за плечо, и она обернулась, глядя на него безумными глазами. Он протянул ей свой меч.
– Правильно это или нет, но я вижу, что вы собрались сделать, госпожа. Возьмите меч.
Келси взялась за рукоять, которая приятно легла в руку, хотя лезвие было для нее слишком длинным и тяжелым.
– А как же ты?
– У меня много оружия, и здесь наши друзья. Этот меч только для видимости.
– Какие друзья?
Медленно и как бы ненароком Булава поднял вверх ладонь, сжал ее в кулак и снова опустил. Келси на мгновение застыла в ожидании, рассчитывая, что, возможно, над ними разверзнутся небеса. Она почувствовала какое-то движение в толпе, но не могла понять, что происходит. Булава же, похоже, был удовлетворен и снова повернулся к ней.
– Ваш ход, госпожа.
– Если я закричу, меня услышат?
– Позвольте, я буду кричать, раз уж у вас пока нет настоящего глашатая. Все внимание обратится к вам во мгновение ока.
Булава сделал еще одно едва заметное движение руками, причем губы его сложились в этот момент в озорную улыбку.
– Коли я воплощенное отчаяние, Лазарь, то ты сама Смерть.
– Не вы первая так говорите, госпожа. Крепче держите меч и ни на шаг не приближайтесь к Цитадели. Лучников я не вижу, но это не значит, что их нет.
Келси решительно кивнула, хотя в глубине души ей хотелось взвыть. Вид у нее был удручающий: простая чистая одежда, которую ей дал Ловкач, теперь была вся заляпана грязью, края штанов порваны. Доспехи Пэна казались по меньшей мере вдвое тяжелее, чем утром. Ее длинные засаленные волосы, выбившись из-под заколок, свисали темными прядями на лицо, а со лба лился пот, застилая глаза. Она вспомнила свои мечты о том, как она въедет в столицу на белом пони с короной на голове. Теперь же ей предстоит появиться перед народом после многолетнего изгнания, нисколько не напоминая королеву.
Стоящая перед детской клеткой мать снова начала рыдать, не обращая внимания на детей, в страхе цепляющихся за ее юбки. Келси снова оглядела вставшую перед ней картину, увидев ее свежим взглядом, и укорила себя: «Кого волнуют твои волосы, дура? Посмотри, что тут происходит».
Ей вдруг вспомнился один воскресный день, когда ей было семь лет, и Барти собирался поехать в деревню, чтобы продать мясо и шкуры. Он делал это каждые три-четыре месяца, но в тот раз Келси решила, что хочет поехать с ним. Ей так сильно этого хотелось, что она искренне считала, что умрет, если не поедет. Она закатила истерику, катаясь по ковру в библиотеке со слезами и криками, в бессилии колотя ногами по полу.
Карлин терпеть не могла подобные сцены. Она попыталась было урезонить Келси, но через несколько минут просто вышла из комнаты. В итоге Барти усадил ее на колени, утирал слезы и утешал ее, пока она не выплакалась.
– Ты драгоценность, Кел, – говорил он. – Ты как золото или рубины. Если бы кто-то узнал, что ты здесь, тебя бы похитили. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя похитили у нас, правда?
– Но если никто не знает, что я здесь, получается, что я совсем одна, – ответила Келси, всхлипывая. Она уже не помнила, почему ей так показалось, но связь казалась очевидной: ее держат втайне, а значит, она одинока.
Барти с улыбкой покачал головой.
– Пусть никто не знает, что ты здесь, Кел, но весь мир знает, кто ты такая. Задумайся об этом на минутку. Как ты можешь быть одинокой, если целый мир каждый день думает о тебе?
Даже семилетней Келси этот ответ показался очень уклончивым. Этого хватило, чтобы высушить ее слезы и успокоить ее, но в последующие недели она множество раз повторяла про себя слова Барти, пытаясь нащупать подвох, который ей в них чудился. Лишь несколько лет спустя, читая одну из книг Карлин, она нашла то, что искала: ее жизнь была не одинокой, но анонимной. Все эти годы ее держали в безвестности. Глядя на стол перед Цитаделью, вокруг которого сидели одетые в синюю форму чиновники, Келси машинально крепче сжала руку на рукояти меча Булавы. Больше она никогда не будет анонимной.
– Из чего сделаны эти клетки, Лазарь?
– Из мортийского железа.
– Но колеса и ходовая часть деревянные.
– Из тирского дуба. Что вы задумали?
– Клетки. Мы выпустим оттуда людей, а потом сожжем их.
Жавеля клонило в сон. Охрана ворот Цитадели была не самой трудной работой. В дни отправки рабов могли возникнуть некоторые неожиданности, но не более того. Прошло уже полтора года с тех пор, как кто-то в последний раз пытался прорваться через ворота, да и эта попытка была довольно вялой: какой-то пьянчуга притащился туда в два часа ночи, возмущаясь по поводу налогов. Ничего особенного не случилось, да и не должно было случиться впредь. Такова была жизнь в Цитадели.
Жавель чувствовал себя не только сонным, но и несчастным. Ему никогда особо не нравилась его работа, но во время отправки рабов она была просто отвратительна. Сама по себе толпа не представляла большой угрозы – люди в основном просто смирно стояли, как скот, приведенный на убой. Но детские клетки стояли ближе всего к воротам, и там никогда не обходилось без происшествий. Сегодняшний день не стал исключением. Жавель вздохнул с облегчением, когда кричащую женщину наконец усмирили. Ему было не видно ее за клеткой, но отлично слышно. Она кричала, как раненый зверь. Среди родителей всегда находился хотя бы один, кто вел себя так, обычно мать. Лишь такой прожженный садист, как Келлер, получал удовольствие от женских криков. У остальных стражников день отправки рабов считался самой неприятной сменой. Если кто-то хотел поменяться, за эти дни надо было отработать две обычные смены.
Другая проблема была в том, что во время отправки на лужайку перед Цитаделью стягивали два отряда тирской армии. В армии охрану ворот считали работой для слабаков, прибежищем тех, кто был недостаточно умел или отважен, чтобы стать солдатом. Это далеко не всегда было правдой: по другую сторону подвесного моста, прямо напротив Жавеля, стоял Вил, дважды удостоившийся благодарности королевы Элиссы после мортийского вторжения и в награду получивший должность командира стражи ворот. Но не все стражники были такими, как Вил, и тирская армия не позволяла им об этом забыть. Даже сейчас, скосив глаза налево, Жавель заметил, как двое солдат посмеиваются – наверняка над ним.
Но самое худшее в отправке рабов было то, что это всегда напоминало ему об Элли. Большую часть времени ему удавалось не думать о ней, а если это и случалось, он всегда мог приложиться к первой попавшейся бутылке виски и положить этому конец. Но на дежурстве пить было нельзя. Даже если бы Вил не был на дежурстве, другие стражники такого бы не потерпели. Между ними не было особой дружбы, но была солидарность, основанная на понимании, что никто из них не идеален. Все они закрывали глаза на пристрастие Джонатана к азартным играм, неграмотность Марко и даже на привычку Келлера избивать потаскух в Кишке. Но ни один из этих пороков не сказывался на их работе. Если Жавелю приспичило выпить (а сейчас ему нестерпимо этого хотелось), надо было дождаться конца дежурства.
К счастью, до этого момента оставалось недолго. Солнце уже начинало садиться, а клетки были почти полны. Поставка уйдет только по сигналу Торна, а после этого им нужно будет разогнать толпу, но это уже проблема ночной стражи. Жавель с тоской подумал об обжигающем горло глотке спиртного, который успокоительным якорем ляжет на дно желудка и приведет все в порядок. Виски всегда помогало ему отправить Элли в прошлое – туда, где ей было самое место.
– Граждане Тирлинга!
Мужской голос, звучный и громкий, раскатился над склоном и лужайкой, отдавшись эхом от стен Цитадели. Толпа притихла. Стражникам не положено было смотреть куда-либо, помимо моста, но сейчас все они, включая Жавеля, повернулись в сторону лужайки, стараясь рассмотреть, что там происходит.
– Булава вернулся, – пробормотал Мартин.
Мартин был прав: человек, стоявший на вершине склона, явно был Лазарем по прозвищу Булава. Высокую, широкоплечую и устрашающую фигуру трудно было не узнать. В немногочисленных случаях, когда он проходил мимо Жавеля, тот всегда старался держаться как можно незаметнее, опасаясь, что этот глубокий проницательный взгляд ненароком остановится на нем.
Позади Булавы маячила фигурка поменьше, в плаще и капюшоне – Пэн Олкотт. Стражники королевы были в основном высокими и статными, но Олкотта приняли, несмотря на щуплое телосложение. Поговаривали, он здорово умеет обращаться с мечом. Но тут Олкотт откинул капюшон, и Жавель увидел, что это была женщина – с непримечательным лицом и длинными темными спутанными волосами.
– Я Лазарь, стражник Королевы, – вновь раздался зычный голос Булавы. – Поприветствуйте Келси, Королеву Тирлинга!
Челюсть Жавеля упала от изумления. До него доходили слухи, что Регент в последние месяцы ужесточил поиски, но он не придал им особого значения. Не было никаких доказательств даже того, что принцесса когда-либо вообще покидала город. Большинство жителей Нового Лондона считали, что она давно мертва.
– Они все здесь! – тихо сказал Мартин. – Смотрите!
Вытянув шею, Жавель увидел, что женщину обступили фигуры в серых плащах. Когда они скинули капюшоны, Жавель узнал Галена и Дайера, Элстона и Кибба, Мерна и Корина. Это все, что осталось от королевской стражи. Пэн Олкотт тоже был там – он стоял прямо перед женщиной, с мечом на изготовку, в зеленом плаще.
В толпе послышалось приглушенное бормотание, с каждой секундой становившееся все громче. Даже Жавель, не отличавшийся особым чутьем, улавливал, как изменилось настроение толпы. Поставки проходили каждый месяц, работая как часы: регистрация, погрузка, отправка. Арлен Торн сидел за столом переписи, по обыкновению держась с таким величием, будто он был императором всего Нового Света. Даже обезумевших от горя кричащих родителей в конце концов усмиряли и уводили прочь, когда клетки покидали лужайку. Все это было частью рутины.
Но теперь Торн подался вперед, беспокойно переговариваясь с одним из своих заместителей. Все чиновники за столом зашевелились, будто грызуны, почуяв опасность. Жавель не без удовольствия отметил, что стоявшие вокруг клеток солдаты с тревогой посматривали на толпу. Многие взялись за мечи.
Внезапно над приглушенным гулом толпы раздался умоляющий мужской голос:
– Верните мне мою сестру, Ваше Величество!
Тут все принялись кричать наперебой:
– Сжальтесь, госпожа!
– Ваше Величество, вы можете это прекратить!
– Верните мне моего сына!
Королева подняла руки, призывая всех замолчать. В этот момент, как и во все, что случились после, Жавель знал наверняка, что она действительно была королевой, хотя и не смог бы объяснить, как он это понял. Она приподнялась на стременах – невысокая, но величественная, решительно откинув голову назад, в обрамлении струящихся по лицу волос. Хотя она и повысила голос до крика, он все же казался густым и насыщенным, словно сироп.
Или виски.
– Я королева Тирлинга! Откройте клетки!
Толпа взорвалась ревом, который поразил Жавеля, словно удар под дых. Несколько солдат двинулись с места, чтобы выполнить приказ, потянувшись к висевшим на поясе ключам, но Торн резко крикнул:
– Всем оставаться на местах!
Жавель всегда считал Арлена Торна самым костлявым человеком из всех, кого ему доводилось встречать. Казалось, он сплошь состоял из длинных и тонких, будто палки, конечностей, и синяя униформа Бюро переписи нисколько не добавляла ему стати. Поднимаясь из-за стола, Торн напоминал паука, приготовившегося атаковать добычу, и Жавель потряс головой, чтобы избавиться от наваждения. Будь она хоть трижды королева, девчонке ни за что не удастся открыть эти клетки.
Голос Торна лился плавно, будто масло, и источал уверенность.
– Королева Тирлинга мертва уже много лет. Если вы утверждаете, что являетесь некоронованной принцессой, королевству нужны более веские доказательства, нежели ваше слово.
– Ваше имя, сэр! – потребовала Королева.
Торн выпрямился и глубоко вздохнул. Даже с расстояния в двадцать футов Жавель видел, как вздымается его грудь.
– Я Арлен Торн, распорядитель переписи!
Пока Торн произносил эти слова, королева потянула руки к затылку и принялась что-то там поправлять, как делает любая женщина, если у нее что-то не так с прической. Так делала и Элли, когда стояла жаркая погода или ее что-то беспокоило. Увидев этот жест у другой женщины, Жавель почувствовал, будто его грудь жжет раскаленное железо. Воспоминания ранили бесконечно глубже, чем мечи, – то была Божья истина. Закрыв глаза, он увидел Элли в день их последней встречи шесть лет назад – ее золотистые волосы в последний раз мелькнули перед его взором, прежде чем она исчезла за Пиковым холмом на пути в Мортмин. Никогда прежде он не испытывал столь сильного желания выпить.
Королева подняла над головой какой-то предмет. Прищурившись, Жавель увидел голубую вспышку, которая тут же исчезла. Но в толпе снова началось беспорядочное движение: в воздух взлетело столько рук, что королева скрылась из вида.
– Джереми! – окликнул с моста Джонатан. – Это тот самый камень?
Джереми, у которого было самое острое зрение среди всех стражников, пожал плечами и прокричал в ответ:
– Это голубой камень. Настоящего-то я никогда не видел.
Толпа устремилась к клеткам с детьми. Солдаты обнажили мечи и легко заставили людей отступить, но теперь перед клетками царила сутолока, и ни один меч не вернулся в ножны, даже когда движение прекратилось. Жавель усмехнулся – пусть этот небольшой мятеж был подавлен, но приятно было хоть раз увидеть, как армии приходится поработать.
– Любой может повесить кулон на шею ребенка, – ответил Торн, не обращая внимания на толпу. – Откуда нам знать, что это тот самый камень?
Жавель снова обратил взгляд на Королеву. Не успела она ответить, как Булава закричал Торну:
– Я стражник Королевы и поклялся служить этому королевству! Это камень наследника – точь-в-точь такой же, каким я видел его восемнадцать лет назад. – Булава склонился к холке своего коня, и в голосе его зазвучала скрытая ярость, заставившая Жавеля поежиться. – Я поклялся Королеве защищать ее жизнь до последнего вздоха, Торн. Вы ставите под сомнение мою преданность Тирлингу?
Королева рассекла рукой воздух, заставив Булаву замолчать. Жавелю это показалось самым впечатляющим событием, но прежде чем он успел задуматься об этом, королева подалась вперед и закричала:
– Эй вы, там! Вы служите в моем Бюро переписи, в моей армии! И вы сейчас же откроете клетки!
Солдаты в недоумении поглядели друг на друга и повернулись к Торну, который отрицательно покачал головой. И тут Жавель увидел нечто столь необыкновенное, что он никогда бы никому не смог об этом рассказать: камень на шее Королевы, бывший почти невидимым всего несколько мгновений назад, загорелся ярко-синим светом, таким ослепительным, что ему даже на таком расстоянии пришлось сощуриться. Кулон покачивался туда-сюда, будто синий маятник над головой Королевы, и она будто стала выше, а кожа ее засветилась изнутри. Это была уже не просто круглолицая девушка в поношенном плаще. На мгновение она заполнила собой весь мир – высокая, величественная женщина с короной на голове. Голос ее звучал ровно и уверенно, но за внешним спокойствием таилась ярость.
– Быть может, я просижу на троне всего один день, но если вы прямо сейчас не откроете клетки, клянусь перед Богом, что моим единственным королевским указом будет казнить вас всех за измену! Вы не доживете до следующего заката. Хотите проверить?
На мгновение стоявшие перед клетками люди замерли. Жавель задержал дыхание, ожидая, что Торн что-либо предпримет или что лужайка перед Цитаделью вдруг расколется пополам. Сапфир над головой Королевы сиял теперь так ярко, что Жавелю пришлось заслонить глаза рукой. На мгновение у него зародилось иррациональное чувство, что камень смотрит на него и все видит – и Элли, и бутылку виски, и все те годы, что он провел в мысленных метаниях между ними.
Затем солдаты зашевелились. Сначала всего несколько человек, но за ними и остальные. Не обращая внимания на Торна, который начал яростно шипеть на них, двое командиров вынули из-за поясов ключи и начали отпирать клетки.
Жавель выдохнул, в изумлении глядя на происходящее. Никогда еще ему не доводилось видеть, чтобы клетки открывали после того, как их заперли. Вряд ли это видел хоть кто, за исключением мортийцев. Один за другим мужчины и женщины принялись выбираться наружу, и толпа, казалось, заключала их в свои исполинские объятия. Старуха, стоявшая футах в десяти от чиновничьего стола, внезапно рухнула наземь, будто ее оставили все силы, и зарыдала.
Торн уперся обеими руками на стол и заговорил ядовитым тоном.
– А что же мы будем делать с Мортмином, принцесса? Вы хотите, чтобы на всех нас обрушилась армия Красной Королевы?
Жавель повернулся в сторону Королевы и с облегчением обнаружил, что она вновь превратилась в обычную девушку-подростка с непримечательным лицом и растрепанными волосами. Его видение, чем бы оно ни было, испарилось.
– Я не назначала вас советником по внешней политике, Арлен Торн, и я проехала через полстраны не для того, чтобы вести бессмысленные споры с каким-то чиновником на собственной лужайке! Я руководствуюсь в первую очередь интересами своего народа, как и во всех своих поступках.
Булава склонился к королеве и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула и указала на Торна.
– Вы! Распорядитель! Я поручаю вам проследить, чтобы каждый ребенок благополучно вернулся в семью. Если мне придет хоть одно донесение о пропавшем ребенке, отвечать будете вы. Я ясно выражаюсь?
– Да, госпожа, – бесцветным голосом ответил Торн.
Жавель внезапно обрадовался тому, что Торн стоял к нему спиной. В жилах этого человека текла холодная кровь рептилии. Два года назад семья по фамилии Морелл попыталась бежать из Тирлинга, когда их дочь оказалась в числе выбранных по жребию. Торн нанял убийц Кейдена, которые обнаружили Мореллов в пещере в сутках езды от кадарской границы. Но Торн сам запытал ребенка до смерти на глазах у родителей. Вил, считавшийся самым храбрым из стражников, спросил Торна, почему он так поступил, и потом передал товарищам его ответ: «Торн сказал, что это был урок для остальных. Говорит, нельзя недооценивать пользу наглядного примера».
Этот урок принес свои плоды: насколько было известно Жавелю, никто с тех пор не пытался спасти попавшего в лотерею. Старших Мореллов отправили в Мортмин со следующей поставкой, и Жавель хорошо помнил тот день: мать первой вошла в клетку, смирная, как кролик. Глядя в ее пустые глаза, Жавель понял, что внутри она уже мертва. Много позже он услышал, что по пути она заболела воспалением легких, и Торн бросил ее тело на съедение диким зверям на обочине Мортийского тракта. Королева, возможно, считает, что ей удалось приструнить этого пса, но с Арленом Торном шутки плохи, и скоро она это увидит.
– Слава Королеве! – закричал кто-то у дальних клеток, и толпа издала одобрительный рев. Перед клетками воссоединялись семьи, и по всей лужайке люди радостно окликали друг друга. Но громче всего раздавались рыдания. Жавель ненавидел этот звук. Клетки опустели, люди вернулись к своим близким. Так какого же черта они плачут?
– Больше поставок в Мортмин не будет! – воскликнула Королева, и толпа вновь приветствовала ее слова нестройным ревом. Жавель моргнул, и перед его закрытыми глазами встало лицо Элли. Иногда ему казалось, что он забыл, как выглядит ее лицо. Как ни старайся, ему не удавалось четко представить его. Он сосредотачивался на какой-то одной черте, которую, казалось, хорошо помнил, – например, на подбородке Элли, – но потом и она начинала мерцать и расплываться, словно мираж. Это сводило его с ума. Но потом наступали такие мгновения, как сейчас, когда он мог вспомнить каждую черточку лица Элли – изгиб ее скулы, решительный подбородок. И тогда он понимал, что лучше не помнить. Он взглянул на небо и с облегчением обнаружил, что оно окрасилось в предзакатный пурпур. Солнце давно скрылось за Цитаделью.
– Вил! – окликнул он через мост. – Разве наша смена не кончилась?
Вил повернулся к нему, и на его круглом лице отразилось изумление.
– Ты хочешь уйти сейчас?
– Нет-нет. Просто спрашиваю.
– Ну так возьми себя в руки, – ответил Вил с тенью иронии. – Утопишь свои печали позже.
Лицо Жавеля вспыхнуло, и он уставился на землю, стиснув кулак. Кто-то похлопал его по спине. Обернувшись, он увидел Мартина, лицо которого выражало сочувствие. На секунду Жавелю захотелось ударить его, но потом это желание отступило. Он кивнул, демонстрируя, что с ним все в порядке, и Мартин поспешил вернуться на свой пост.
Двое из стражников королевы, высокий и пониже, оба в серых плащах, ходили между клеток с каким-то ведром. Скорее всего, это были Элстон и Кибб – эти двое были неразлучны. Жавель не мог понять, что они делают, да это было и неважно. Большинство клеток опустели. Торн организовал строгую процедуру у детских клеток, выпуская детей по одному и допрашивая родителей, прежде чем отдать им ребенка. Это, пожалуй, была неплохая идея. Торговля детьми в Тирлинге была не столь процветающей, как в Мортмине, но в Кишке имелась группка сутенеров, которые готовы были предоставить товар на любой вкус и не гнушались похищением детей. Жавель, много времени проводивший в Кишке, не раз подумывал найти этих людей и попытаться предать их правосудию. Но к ночи его решимость всегда улетучивалась, да и вообще такими делами должен заниматься кто-то другой. Кто-то посмелее.
«Кто угодно, только не я».
Келси чувствовала себя обессиленной. Она сжимала рукоять меча Булавы, пытаясь демонстрировать спокойствие и королевское достоинство, но сердце ее бешено стучало, а мышцы одеревенели от усталости. Она снова надела кулон на шею и поняла, что ей не почудилось: сапфир пылал, будто его подержали в раскаленной печи. На несколько мгновений, пока Келси спорила с Торном, ей показалось, что она может буквально взлететь и рассечь небо пополам. Но теперь все это могущество куда-то исчезло, испарилось, оставив лишь бесконечную слабость. Если они как можно скорее не въедут в Цитадель, она, чего доброго, свалится с лошади.
Солнце село, и вся лужайка перед Цитаделью погрузилась в тень. Стремительно холодало. Но ехать пока было нельзя – Булава разослал нескольких стражников в толпу с разными поручениями, и никто из них еще не вернулся. Келси с облегчением увидела, что многие из стражников ее матери остались в живых, хотя, произведя быстрый подсчет, она обнаружила, что Кэрролла среди них не было. Вскоре показались еще несколько стражников – те, кого не было с ними в пути, – и окружили ее. Теперь их было человек пятнадцать, хотя Келси не могла подсчитать точно, не оборачиваясь. Почему-то ей казалось очень важным не оборачиваться.
Около трети из тех, кто изначально был на лужайке, разошлись, вероятно, опасаясь неприятностей, но большинство остались. Некоторые семьи все еще со слезами обнимали освобожденных близких, но прочие теперь были просто зрителями, с любопытством наблюдая за Келси. Их взгляды ложились на нее невыносимым бременем.
«Они ждут от меня чего-то выдающегося, – мрачно подумала она. – Сейчас и каждый день до конца моей жизни».
Она повернулась к Булаве.
– Надо въехать внутрь.
– Еще минутку, госпожа.
– Чего мы ждем?
– Человек, спасший Ваше Величество, сказал одну мудрую вещь, которая запала мне в душу. Прямой путь зачастую самый правильный, хотя мы не всегда можем объяснить почему.
– Ты это к чему?
Булава показал куда-то за спины обступивших их стражников, и Келси увидела четырех женщин с детьми. Среди них была и та, что кричала перед клеткой. Она сжимала в объятиях маленькую девочку лет трех, а вокруг нее стояли еще четверо детей. Длинные волосы ниспадали на лицо женщины, склонившейся над дочерью.
– Внимание! – выкрикнул Булава.
Женщина подняла глаза, и у Келси перехватило дыхание. Это была та самая безумная из ее сна, обнимавшая окровавленное тело ребенка. Она была в этом уверена. Те же длинные темные волосы, то же бледное лицо, высокий лоб. Келси не сомневалась, что если женщина заговорит, она узнает и ее голос.
«Но ведь раньше мне никогда не удавалось предвидеть будущее, – растерянно подумала Келси. – Ни разу в жизни».
– Королеве понадобится штат прислуги! – объявил Булава. – Ей нужны…
– Погоди. – Келси подняла руку, увидев внезапный страх в глазах женщин.
Идея Булавы ей понравилась, но если неправильно воспользоваться этим страхом, делу не поможешь никакими взятками.
– Я никому не приказываю идти ко мне в услужение, – твердо сказала она, пытаясь заглянуть в глаза каждой из четырех женщин. – Однако тех, кто присоединится к моей свите, а также их родных, я обещаю защитить любыми доступными мне средствами. Они получат не только защиту, но и все то, что когда-нибудь я дам своим детям. Образование, лучшее питание и медицинскую помощь, а также возможность выучиться любой специальности, какая им по душе. Я также даю вам слово, что каждый, кто захочет оставить службу у меня, волен будет сделать это в любой момент, без промедления.
Она попыталась придумать, что бы еще им сказать, но так устала, что ничего не приходило в голову. К тому же она уже успела обнаружить, что ненавидела публичные выступления. Казалось, тут необходимо сказать что-то о преданности, но что тут скажешь? Разумеется, все они понимали, что, устроившись к ней на службу, могут оказаться причастны к ее гибели, а еще вероятнее – погибнуть сами. Наконец она сдалась и, широко раскинув руки, объявила:
– Сделайте свой выбор в течение минуты. Дольше я ждать не могу.
Женщины погрузились в раздумья. У большинства это выражалось в том, что они беспомощно смотрели на своих детей. Келси заметила, что мужчин рядом с ними не было, и поняла, что Булава нарочно выбрал женщин, которые выглядели одинокими. Впрочем, это было не совсем так. Взгляд ее вновь остановился на безумной женщине из сна, а потом метнулся в толпу в поисках ее мужа. Он стоял футах в десяти от них, широко расставив ноги и скрестив мускулистые руки.
Она повернулась к Булаве.
– Почему ты выбрал ту темноволосую женщину в голубом?
– Если нам удастся убедить ее, госпожа, она будет вам самой преданной служанкой.
– Кто она такая?
– Понятия не имею. Но я умею распознавать такие вещи, поверьте мне на слово.
– Она, возможно, не совсем в своем уме.
– Многие женщины так ведут себя, когда у них отбирают маленьких детей. Я не доверяю тем, кто отпускает ребенка, не проронив и слезинки.
– А как же ее муж?
– Присмотритесь к нему получше, госпожа.
Келси уставилась на мужчину, но не заметила ничего необычного. Высокий и темноволосый, с неопрятной бородой и мощными руками, которые свидетельствовали о тяжелом физическом труде, он озлобленно смотрел на происходящее. Его черные глаза недобро щурились, и прочесть их выражение было нетрудно: он не любил, чтобы решения принимали без него. Келси вновь оглянулась на его жену, глаза которой метались от мужа к сгрудившимся вокруг нее детям. Она была очень худа, руки – тростинки, черные отметины на предплечьях напоминали о том, как муж тащил ее прочь от клетки. Затем Келси заметила и другие синяки: один на щеке, другой на ключице, которая обнажилась, когда дочка потянула ее за воротник.
– Господи, Лазарь, да у тебя и правда наметанный глаз. Я бы хотела забрать ее с собой, даже если она откажется.
– Я думаю, она и сама пойдет, госпожа. Просто подождите.
Пэн и один из новых стражников уже успели встать между грузным черноглазым мужчиной и его женой. Они действовали очень быстро и умело – несмотря на таившиеся повсюду опасности, у Келси забрезжила надежда, что ей все же удастся выжить. Затем надежда потухла, и на нее снова навалилась усталость. Она подождала еще минутку и объявила:
– Сейчас мы въедем в Цитадель. Прошу всех желающих последовать за нами.
Они начали спускаться по склону, и Келси краем глаза посматривала на безумную женщину. Та притянула к себе детей, которые облепили ее, будто широкая юбка. После этого она кивнула, пробормотав что-то ободряющее, и вся группа медленно двинулась по лужайке. Муж рванулся вперед с невнятным криком, но был остановлен кончиком меча Пэна. Келси резко остановила лошадь.
– Езжайте дальше, госпожа, – велел Булава. – Они с ним справятся.
– Могу ли я так поступить, Лазарь? Могу ли забрать детей у их отца?
– Вы можете делать все что пожелаете, госпожа. Вы Королева.
– А что мы будем делать со всеми этими детьми?
– Дети – это хорошо, госпожа. Они делают женщин более предсказуемыми. Не вмешивайтесь.
Келси повернулась в сторону Цитадели. Хотя ей было сложно предоставить своей страже решать все за ее спиной (а там явно что-то происходило – она слышала громкие споры и приглушенные звуки борьбы), она понимала, что Булава прав: ее вмешательство продемонстрировало бы недостаточное доверие к собственной страже. Она ехала дальше, продолжая упорно смотреть перед собой, даже когда сзади раздался женский визг.
Когда они подъехали к клеткам, Келси увидела, что толпа окружила ее и стражников еще одним внешним кольцом. Люди подошли так близко, что некоторые задевали бока лошадей. Все они, похоже, что-то говорили ей, но она не могла разобрать ни слова.
– Лучники! – рявкнул Булава. – Внимание на бойницы!
Двое стражников достали собственные луки и стрелы. Один из них был совсем мальчишкой – Келси показалось, что он даже младше ее. Лицо его побледнело от волнения, челюсть была сосредоточенно сжата, а глаза прикованы к Цитадели. Келси захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, но Булава снова крикнул «На бойницы, черт вас дери!», и она захлопнула рот.
Когда они поравнялись с клетками, Булава схватил Рэйка под уздцы и резко остановил его. Он подал сигнал Киббу, который принес откуда-то горящий факел.
– Это первая страница вашей истории, госпожа. Не оплошайте.
Она поколебалась, затем взяла факел и подъехала к ближайшей клетке. Толпа и ее стражники сдвинулись слаженным движением, будто единый организм, давая ей дорогу. Булава послал Элстона и Кибба облить клетки маслом. Хотелось надеяться, что они сделали это как следует. Она покрепче ухватила факел и собралась было бросить его, но тут ее взгляд упал на вторую клетку, одну из детских. Подъехав поближе и крепко сжимая факел в руке, она пристально уставилась на нее. Пламя в ее груди снова зажглось, распространяя жар по всему телу.
«Все, что я сделала до сих пор, еще можно исправить, – подумала она. – Но если я сделаю это, дороги назад не будет».
Она подумала о Мерне, красивом светловолосом стражнике, вспомнила его историю про прошлое мортийское вторжение. Тысячи человек пострадали и погибли. Но здесь, перед ней, стояла клетка, специально построенная для того, чтобы увозить юных и беспомощных за сотни миль от родного дома, туда, где их будут насиловать, истязать непосильным трудом и морить голодом. Если поставка не придет, Красная Королева введет в Тирлинг свои войска. Келси вдруг осознала это нутром, без всяких сомнений. Казалось, сапфир знал это за нее. В голове ее снова всплыла история Барти про Смерть. С той ночи у костра в лагере Ловкача она так и не смогла перестать думать о ней.
«Барти был прав, – внезапно осознала она, – и сам не понимал, насколько. Лучше чистая смерть». Она подняла факел высоко над головой и швырнула его на детскую клетку.
От резкого движения рана у нее на шее открылась, но Келси подавила крик боли, пока толпа приветственно ревела, а огонь охватил деревянную ходовую часть клетки. Келси никогда еще не видела, чтобы огонь так жадно пожирал дерево. Пламя распространилось на пол клетки и, как бы неправдоподобно это ни казалось, стало подниматься по железным прутьям. Волна жара прокатилась по лужайке, распугав тех, кто стоял слишком близко. Это было все равно что стоять у раскаленной печи.
Толпа хлынула в сторону горящей клетки, изрыгая проклятия. Кричали даже дети, заразившись истерией родителей. Глаза их горели красным огнем. Глядя на пламя, Келси почувствовала, как дикое существо в ее груди наконец сложило крылья и исчезло. Это принесло ей одновременно облегчение и разочарование. Казалось, будто внутри нее поселился кто-то чужой, но знавший о ней все.
– Кэй! – крикнул Булава через плечо.
– Сэр?
– Позаботься, чтобы остальные тоже сгорели.
По сигналу Булавы они двинулись дальше, оставив клетки позади. Когда они доехали до подвесного моста, в ноздри Келси ударил противный гнилой запах из окружавшего Цитадель рва. Ров был глубоким, с темно-зеленой водой, на поверхности которой пятнами лежала густая слизь. Зловоние усиливалось по мере того, как они ехали по мосту.
– Воду что, не сливают?
– Никаких вопросов сейчас, госпожа, простите. – Взгляд Булавы метался во все стороны, то вверх, то в лежавшую впереди темноту, то вдаль поверх рва, то на солдат, выстроившихся по обе стороны моста. Но солдаты не предпринимали ничего, чтобы остановить процессию, а некоторые даже кланялись Келси, когда она проезжала мимо. Но когда толпа попыталась последовать за ней в Цитадель, солдаты неохотно взялись за работу, заблокировав вход на мост и принявшись отгонять людей на дальний берег.
Впереди виднелась черная пасть Цитадели с точками факелов внутри. Келси закрыла и снова открыла глаза, на что ушли, казалось, все ее последние силы.
– Я не готова сегодня встречаться с дядей, Лазарь. Я слишком устала. Можем мы это отложить?
– Только если Ее Величество соизволит вести себя тихо.
Келси засмеялась, удивляясь сама себе, и они въехали под мрачные своды Цитадели.
Футах в двухстах Ловкач наблюдал за тем, как девчонка и ее свита пересекают мост, и на устах его играла легкая улыбка. Это был умный ход – взять женщин из толпы, и ей к тому же удалось убедить всех, кроме одной. Уже не в первый и даже не в сотый раз он задумался о том, кем же был отец девчонки. Она демонстрировала живой ум, который никак не мог достаться ей от матери. У бедняжки Элиссы большая часть мозгов уходила на то, чтобы решить, какое платье надеть утром. Девчонка стоила десяти таких, как она.
На берегу рва горели детские клетки, похожие в сумерках на погребальные костры. Один из королевских стражников отстал от товарищей, чтобы поджечь остальные клетки, но горожане (и даже солдаты) его опередили. Один за другим над клетками поднимались столбы пламени. Кто-то выкрикивал имя королевы, и в ответ слышался нестройный рев голосов. Откуда-то по-прежнему доносились рыдания.
Ловкач покачал головой.
– Браво, королева Тирлинга.
Чиновничий стол напоминал муравейник, который разворошил жестокий ребенок. Чиновники в панике беспорядочно сновали туда-сюда – они быстро сообразили, какие последствия им грозят. Еще один недобрый знак – исчез Арлен Торн. Отныне он жаждет крови девушки, а этот противник куда коварней, чем ее дуралей-дядюшка. Ловкач нахмурился, на мгновение задумавшись, и наконец молвил через плечо:
– Ален!
– Сэр?
– У Торна в голове уже назревает какой-то план. Пойди узнай, какой.
– Да, сэр.
Лир пришпорил своего коня, поравнявшись с Ловкачом. Он был в плохом настроении, и неудивительно. Когда они передвигались без масок, темная кожа Лира неизменно привлекала всеобщее внимание. Он обожал, когда люди зачарованно смотрели на него, пока он рассказывал свои истории, но терпеть не мог быть объектом праздного любопытства.
– Торн может его и не принять, – тихо сказал Лир. – А даже если и примет, Ален навсегда утратит инкогнито. Действительно ли девчонка стоит того?
– Не стоит ее недооценивать, Лир. Я, определенно, уже перестал.
– Избавимся от Регента? – спросил Морган.
– Регент мой, и, если только я сам не ошибся в девчонке, скоро мне представится возможность с ним расправиться. Удачи, Ален.
Ален молча развернул лошадь и поехал назад в город. Когда он смешался с толпой, Ловкач прикрыл глаза и склонил голову.
«Теперь все зависит от одной юной девчонки, – мрачно думал он. – Господь играет с нами в азартную игру».
Назад: Глава 4. Путь в Цитадель
Дальше: Книга II

Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(953)367-35-45 Антон.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(953)367-35-45 Антон.