Из Королевского Крыла они вышли по одному из секретных туннелей Булавы: по темному проходу, затем вниз по квадратной лестнице, которая казалась бесконечной. Келси передвигалась будто в полусне, поскольку сапфир мешал ей думать ясно. У нее в голове мелькало множество лиц: Арлен Торн, Ловкач, женщина с холодными глазами и высокими скулами. К тому моменту, когда они пересекли подъемный мост, она уверилась, что это лицо Красной Королевы Мортмина, хотя сама не знала, откуда ей это известно.

Она ожидала, что придет в восторг от возможности снова побывать на свежем воздухе, ведь за целый месяц с момента своего приезда она ни разу не покидала Цитадель. Однако камень не позволял ей насладиться даже свежим воздухом. Как только они, никем не преследуемые, выехали из Нового Лондона, сапфир начал тянуть ее за собой. Иначе это было не описать: камень физически давил на нее, будто веревка, обвязанная под грудью, и тащил ее на восток почти по прямой. Если же она пыталась хоть немного сменить направление, камень источал невыносимый жар, а к горлу поднималась столь сильная тошнота, что девушка с трудом удерживалась в седле.

Келси не удалось долго скрывать свое самочувствие от Пэна, а тот настоял на том, чтобы рассказать обо всем Булаве.

Отряд остановился напоить лошадей на берегу Криты, на низкой насыпи, спускавшейся к кромке воды. Вся королевская стража, за исключением Галена и Кэя, которых Булава оставил охранять Королевское Крыло, находилась на берегу. Келси не знала, что им сказал Лазарь, но вряд ли что-то хорошее: она уже поймала на себе несколько скептических взглядов, а у Дайера был такой вид, словно он целиком проглотил лимон. Когда Пэн, Булава и Келси отошли в сторонку, чтобы побеседовать наедине, она услышала ворчание рыжеволосого стражника: «Чертова трата времени».

Когда девушка извлекла из-под рубашки сапфир, он снова горел так ярко, что мужчинам пришлось прикрыть глаза руками.

– Этого еще только не хватало, – проворчал Булава.

– Куда он ведет вас? – спросил Пэн.

– На восток.

– Почему бы вам просто не снять его? – спросил Булава.

Со странной неохотой Келси подняла руки и расстегнула цепочку. Но сняв ее с шеи, она вдруг почувствовала себя ослабевшей, не совсем живой. Это было жуткое ощущение, словно из нее выкачали все силы.

– Господи, она бледнеет на глазах!

Пэн замотал головой.

– Она не может его снять, сэр, – он вынул кулон из рук Келси и снова надел его ей на шею. Она ощутила во всем теле приятную пьянящую легкость.

«Что этот камень со мной делает?»

– Ох, не знаю, – пробормотал Булава с отвращением. – И какого дьявола нам делать с этими колдовскими штучками, Пэн?

– Мы можем просто ехать за Королевой, сэр. Неважно, откуда она получает указания.

– У меня идей получше нет, – проворчал Булава, бросив на Келси раздраженный взгляд. – Но у нас будут проблемы. Все и так недовольны, что их сюда вытащили.

Девушка покачала головой.

– Знаешь, Лазарь, сейчас мне совершенно безразлично, верите вы мне или нет. Но потом я вам припомню, что вы мне не поверили.

– Хорошо, госпожа. Как знаете.

Поднявшись на насыпь, Келси спрятала камень под военную форму и заслонила глаза от солнца. Крита голубой нитью змеилась на восток, а Кадделл, протекавший в нескольких милях к северу, уже почти не было видно. Две реки текли почти параллельно, но их русла были разными: у Криты резкие извилистые повороты, у Кадделла лишь легкие изгибы. Никаких признаков Торна не было заметно, но Келси это не обескураживало, ведь сапфир по-прежнему настойчиво тянул ее туда, куда она стремилась.

Взяв поводья своего жеребца из рук Веллмера, Булава непринужденным тоном объявил:

– С этого момента нас ведет Королева. Следуем за ней.

В рядах стражников раздалось недовольное бормотание, а Дайер, поджав губы, громко и многозначительно вздохнул. Но на этом возражения, похоже, закончились. Они вернулись в седла, и Кибб с Корином возобновили добродушный спор о статях своих лошадей, за которым они коротали большую часть пути. Все, кроме Булавы и Дайера, по видимости, решили считать это просто причудой, будто взбалмошной королеве взбрело в голову покататься на лодке по Крите.

«Ну и ладно. Лишь бы мы добрались куда надо».

– Мы могли бы разделиться, госпожа, – тихо предложил Булава. – Отправить с вами четыре-пять человек и…

– Нет, – возразила она, стиснув в руке сапфир. – Даже не начинай, Лазарь. Если я сверну с пути, камень сведет меня с ума.

– Может, вы уже сошли с ума, Ваше Величество? Такое вам в голову не приходило?

Оставив его слова без ответа, девушка сжала поводья и повернула коня на восток, позволяя ему самому выбирать дорогу по берегу реки. Давление на грудь сразу же ослабло, и она с облегчением закрыла глаза.

На следующий день они обнаружили следы огромных колес, впечатавшиеся в глинистую поверхность Мортийского тракта. При виде них Булава остановился как вкопанный, и Келси со злорадством отметила его удивление, хотя было ясно, что он все еще не убежден до конца. Порой следы пропадали с дороги, уходя в поля, но их всегда было легко заметить, и теперь она понимала, куда держал путь Торн: на восток, почти по прямой к Аргосскому перевалу, как обычно и шли клетки с рабами. Маршрут был проложен цинично и дерзко, чего и следовало ожидать. Вдали, поднимаясь над линией горизонта, виднелись два больших пика, обрамлявшие перевал: гора Эллир и гора Уиллингем. Провести караван через границу можно было и в других местах, но через Аргос лежала прямая дорога к Пиковому холму, откуда можно было спуститься непосредственно в Демин. Торну нужно было торопиться, а значит, и Келси тоже. В первую ночь, когда стражники заговорили о привале, девушка твердо сказала, что им никто не мешает остановиться на ночлег, но сама она продолжит путь. Бессонная ночь в дороге не прибавила ей союзников, но ее это не волновало. В ее голове пульсировала струя голубого огня, которая, казалось, захватила ее, становясь все мощнее с каждым часом.

На вторую ночь Булава велел наконец остановиться и передохнуть. Даже Келси не стала возражать, осознав, что загнала себя до изнеможения. Они разбили лагерь на огромном цветочном поле сразу за устьем Криты. Келси еще не доводилось видеть ничего подобного: поле простиралось подобно океану, пестревшему всеми цветами радуги, незнакомые ей цветы пахли клубникой, а трава была такой мягкой, что они даже не стали разбивать палатки и завалились спать прямо на земле. Келси, ожидавшая, что будет часами ворочаться без сна из-за кружившихся в голове образов, сразу же отключилась.

Проснувшись, она почувствовала прилив сил и нарвала цветов, спрятав их под плащ на удачу. Она была не одинока в своих чувствах: казалось, все проснулись в хорошем настроении, и большинство стражников стали вести себя с ней как прежде, отпуская безобидные шутки. Даже Мерн, очевидно избегавший ее после того случая во время аудиенции, чуть отстал от остальных, чтобы поехать рядом с ней.

– Давненько не виделись, Мерн.

– Госпожа.

– Тоже хочешь попытаться отговорить меня?

– Нет, госпожа. – Стражник покачал головой, и Келси заметила, что к его обычной бледности и покрасневшим глазам добавилась светлая щетина, которой по меньшей мере неделю не касалась бритва. – Я знаю, что вы говорите правду.

Она в изумлении посмотрела на него.

– Откуда?

– Мерн! – рявкнул ехавший впереди Булава. – Давай сюда, живо!

Стражник послушно тряхнул поводьями, и его конь быстро оставил позади нескольких всадников. Келси уставилась ему вслед, потом покачала головой. Ехавший с другой стороны от нее Пэн нахмурился, держа руку на мече, и Келси ощутила слабый прилив глухого, еле сдерживаемого гнева. Она хотела бы простить его за ту сцену в своих покоях, но просто не могла этого сделать. Уж Пэн-то должен был поверить ей, он же знал, что она не какая-нибудь истеричка. Молодой стражник, казалось, почувствовал ее гнев и, повернувшись, посмотрел на нее с вызовом.

– Что такое, госпожа?

– Если бы мне пришлось уехать из Цитадели одной, если бы Лазарь не разрешил никому из стражников сопровождать меня, ты бы поехал со мной, Пэн?

– Я же принес присягу, Ваше Величество.

– Но кому? Если бы дошло до выбора между Капитаном стражи и мной, кого бы ты выбрал?

– Не вынуждайте меня отвечать на этот вопрос, госпожа.

– Не буду, Пэн, не сегодня. Но ты либо доверяешь мне, либо нет. И если нет, то я больше не хочу, чтобы ты был моим телохранителем.

Он уставился на нее с оскорбленным видом.

– Госпожа, я заботился только о вашей безопасности.

Келси отвернулась, внезапно снова разозлившись на него, на всех них… кроме Мерна. Прошел уже месяц, и многие успели неплохо узнать ее, но по сути ничего не изменилось. Для них она по-прежнему была девчонкой, которую они вывезли из коттеджа Барти и Карлин как багаж, той, что не умеет ездить верхом и кому нельзя доверить установку собственной палатки. Подчинялись они Булаве. Именно его слово имело вес. И в конечном счете Булава повел себя с ней как с капризным ребенком. Когда Пэн попытался снова заговорить с ней, она не ответила.

С течением дня Келси все сильнее тянуло на восток, теперь уже даже не физически, а ментально. Что-то неумолимое влекло ее разум вперед, совершенно не заботясь о том, последует ли за ним ее тело. В груди ее пульсировал гнев, сапфир тоже пульсировал, и казалось, они подпитывали друг друга, становясь все больше, пока, сразу после полудня, Веллмер вдруг не призвал всех остановиться.

Всадники поднялись на невысокий холм, засеянный пшеницей с вкраплениями фиолетовых цветов, и натянули поводья. Эллир и Уиллингем заслоняли собой горизонт на востоке, образуя глубокую впадину Аргосского перевала. Стражник указывал туда, где у подножия гор Мортийский тракт несколько раз пропадал из виду на крутых подъемах и спусках.

– Вон там, госпожа.

Они привстали на стременах, и Келси вытянула шею, чтобы лучше видеть. Милях в десяти от них вверх по склону змеилась длинная черная тень.

– Просто расселина в скале, – пробурчал Дайер.

– Нет, сэр.

Лицо Веллмера побелело, и он, стиснув зубы, повернулся к Келси.

– Это клетки, Ваше Величество, идут в ряд. Я вижу прутья.

– Сколько их?

– Восемь.

– Чушь собачья! – рявкнул Элстон. – Как это Торн умудрился тайно построить клетки?

– Неважно как. Что сделано, то сделано.

Келси почувствовала на себе взгляд Булавы, но даже не взглянула на него. Справа от нее Пэн всматривался в подножие гор. Подбородок у него подрагивал.

– Нужно догнать их прежде, чем они пересекут Аргос. Как только они спустятся с гор, их встретят мортийские солдаты, чтобы сопроводить до Демина.

– Откуда вы знаете, Ваше Величество? – спросил Дайер непривычно смирным голосом. Вопрос казался почти искренним.

– Знаю, и все.

Все повернулись к Булаве, ожидая подтверждения ее слов. Еще час назад это бы разозлило Келси, но сейчас она могла лишь следить за движением каравана, медленно ползущего вверх по склону. Все прочие соображения казались теперь вторичными, даже раздражающие сомнения стражников.

Булава заговорил медленно, избегая встречаться взглядом с Келси.

– Приношу свои извинения, Ваше Величество. Торн снова перехитрил меня, но я обещаю вам, что этого больше не повторится.

Она проигнорировала его слова, лишь тряхнула поводьями, стремясь поскорее возобновить погоню. Не сводя глаз с темной линии и содрогаясь, она старалась не думать о том, что ждет ее по ту сторону.

«На восток».

– Поехали. Надо догнать их к ночи.

– У нас есть план, госпожа? – спросил Дайер.

– Конечно, – ответила она, хотя никакого плана у нее не было. – Вперед, не будем терять времени.

Жавель провел рукой по лбу, утирая пот. Было невыносимо, не по сезону жарко, и погонять мулов казалось поистине изматывающей работой. Торн спланировал их маршрут так, чтобы основная часть пути пролегала через Альмонт в обход самых густонаселенных городов и деревень, что было весьма разумно, но в результате им приходилось ехать по ужасным, давно не видавшим ремонта дорогам. К тому времени, как они достигли устья Криты, Жавеля уже тошнило от всей этой затеи, но он лишь устремил взгляд вперед и принялся думать об Элли.

Людей в клетках никак не удавалось угомонить. Конечно, этого следовало ожидать, но в Новом Лондоне Жавель как-то не подумал о том, что пленники будут обращаться к ним с бесконечными мольбами. Даже Торн, похоже, не подумал об этом, хотя это вряд ли волновало его в любом случае. Сквозь прутья клеток было видно, как тот ехал впереди, невозмутимо ведя своего коня, будто король на увеселительной прогулке.

Жавель вытащил фляжку из кармана, сделал глоток, и виски сразу обжег его иссушенную глотку. Торн наверняка устроил бы ему взбучку, если бы увидел, что тот пьет, но Жавель знал, что три полных фляжки, которые он уложил в свои седельные сумки, необходимы ему, чтобы дойти до конца.

Торн решил, что для охраны клеток нужно по четыре человека на каждую, и сам добрал необходимое количество людей, хотя Жавель и представить не мог, где он достал столь разношерстную публику. Среди них было еще несколько дворян помимо лорда Тэра, а также кучка солдат тирской армии. Братья Беденкур привели с собой еще двух кейденов, Двайна и Авила, довольно известных бойцов, присутствие которых внушало остальным спокойствие. При этом даже для заговорщиков они все были на удивление обособленны, держась вместе лишь во имя общей цели, подобно странникам в кадарской пустыне. Между ними не было ни привязанности, ни особого уважения. Брат Мэтью и карманник Ален сразу прониклись друг к другу откровенной неприязнью. Лорд Тэр держался особняком и ехал впереди, играя роль дозорного. Жавеля раздражало присутствие братьев Беденкур, которые даже не удосужились протрезветь перед дорогой, а последние несколько дней ему приходилось одним глазом следить за своей клеткой, а другим – за клеткой Келлера, который тревожил его все больше и больше.

Они совершили набеги на двенадцать деревень вдоль берегов Криты, проходя сквозь них, как нож сквозь масло. Молодых мужчин почти нигде не было – то ли уехали торговать, то ли погибли, – поэтому настоящего сопротивления они не встретили. Но Жавель заметил, что Келлер подолгу пропадает в домах и хижинах, а на приведенных им женщинах, особенно молоденьких, видны следы насилия, одежда их изорвана и запачкана кровью. Жавель подумывал обсудить этот вопрос с Торном, напирая на то, что цена за порченый товар снизится, но возможность для беседы наедине все не предоставлялась, и постепенно стражник сумел заглушить свое отвращение, точно так же, как заглушил все остальные чувства от этого предприятия. Это далось ему пугающе легко: барьеры в его голове рушились один за другим, будто песчаные замки под напором прилива. В конце концов он начал беспокоиться, что однажды утром сам проснется Арленом Торном – человеком столь беспринципным, что для него не будет ничего неприемлемого.

Элли.

Деревни находились в такой глуши, что вряд ли кто-нибудь успел послать за ними погоню. Но Торн все равно настоял на дополнительных охранниках, и Жавелю пришлось признать его правоту. Из-за дождей уровень воды в Крите поднялся, и, чтобы перевезти клетки через Бет Форд, понадобилось много людей. К тому же не мешало быть особенно осторожными: Баннакер работал в спешке, да и мортийская сталь была дорога, так что клетки, сколоченные из простого дерева и рассчитанные на пару поездок, являлись весьма удобной мишенью.

– Пожалуйста, – заныла женщина в клетке прямо рядом с Жавелем, который даже подпрыгнул от неожиданности. – Мои сыновья. Прошу вас. Нельзя ли им ехать со мной?

Жавель закрыл и снова открыл глаза. С детьми приходилось хуже всего, как и во время каждой отправки. Но Торн объяснил, что для Красной Королевы дети особенно ценны – пожалуй, даже ценнее всего остального. Некоторых Жавель посадил в клетки собственноручно: двух маленьких девочек из Лоуэлла, грудного младенца и карапуза из Хейвена и малышку из Хеймаркета, которую он вытащил прямо из колыбели. Клетки с детьми шли четвертой и пятой по счету, прямо в середине каравана, и он благодарил Бога, что его не назначили охранять их, хотя детский плач был слышен отовсюду. Малыши, особенно те, кого еще не отлучили от груди, первые два дня плакали почти беспрерывно. Теперь они, к счастью, умолкли, как и большинство пленников, глотки которых пересохли настолько, что они уже не могли кричать. В запасах Торна едва хватало воды для охранников и мулов: по его словам, еще несколько литров на каждого слишком замедлили бы их передвижение.

«Пока что ты мне нужен, – думал Жавель, глядя на Торна сквозь прутья клетки. – Но если попадешься мне как-нибудь ночью один, в Кишке… то тебе меня не задурить».

– Пожалуйста, – снова прохрипела женщина. – Дайте мне моего младшего, моего малыша. Ему всего пять месяцев!

Жавель снова закрыл глаза: и почему он не посадил ее в другую клетку? У нее были светлые волосы, точь-в-точь как и у Элли, и когда он вырывал ребенка у нее из рук, его внезапно осенила страшная мысль: Элли видит его. Каким-то образом она видит все, что он натворил. Эта уверенность немного ослабла по мере продвижения каравана, но возникла новая проблема, о которой он не подумал раньше: как он объяснит Элли ее освобождение? Она была добродетельной женщиной и скорее умерла бы, чем оплатила свою свободу страданиями других. Что она скажет, когда все узнает?

Когда Жавелю было десять, отец взял его с собой на работу, на скотобойню – приземистое здание из дешевой древесины. То ли хотел преподать ему какой-то урок, то ли рассчитывал, что Жавель пойдет по его стопам, но в любом случае этот поход произвел на мальчика жуткое впечатление. Десятки молодых бычков стояли в ряд, покорно ожидая своей очереди, чтобы войти в огромные ворота. А вот внутри здания коровы вели себя далеко не так смирно. Оттуда доносилась какофония мычания и визга, сопровождавшаяся звуками тяжелых ударов.

– А откуда они выходят? – спросил Жавель.

Но отец не отвечал, молча глядя на сына, пока тот не понял, в чем дело.

– Ты убиваешь их? Убиваешь коров?

– А откуда, по-твоему, берется говядина, сынок? Если уж на то пошло, то откуда, по-твоему, берутся деньги?

Когда они вошли внутрь, в нос Жавелю ударили запах крови и резкая вонь гниющих внутренностей, отчего весь его завтрак оказался на отцовских ботинках. Он запомнил этот запах на всю свою жизнь, но именно огромные ворота скотобойни оставили самый глубокий след в его детской психике: широкий проем, за которым разверзалась всепоглощающая тьма. Бычки заходили внутрь, кричали в темноте и больше никогда не возвращались.

Шесть лет назад, когда Элли забрали в Мортмин, Жавель несколько дней незаметно следовал за клетками, сам не зная, что собирается предпринять. Он видел Элли в четвертой клетке, ее светлые волосы бросались в глаза даже издалека, но решетки отдаляли их друг от друга на многие мили, словно пропасть. Никому еще не удавалось совершить успешный налет на поставку, даже самому Ловкачу. Да если бы и удалось, куда им было идти? Где бы до них не добрались Торн и его прихвостни из Бюро переписи?

Бычки хотя бы не знали, что их ждет. Судьба Элли все лето отражалась в ее глазах: это была одна из немногих вещей, которые Жавель отчетливо помнил и по сей день. Они обсуждали возможность побега и в какой-то момент едва не решились на него. Но Жавель в ту пору только поступил на службу в Стражу Ворот и в итоге решил, что его долг – остаться. Он верил в лотерею, в верность династии Рэйли, в необходимость жертв ради общего блага. Если бы жребий пал на него, он без вопросов отправился бы в Мортмин. Тогда все казалось таким простым и ясным, что лишь когда он увидел Элли в клетке, его уверенность пошатнулась. В Мортмине у такой красивой женщины был лишь один путь, такой же, как у бычков на скотобойне. Они заходили внутрь и больше не возвращались.

В итоге он так ничего и не предпринял. Золотистые волосы Элли в последний раз мелькнули вдалеке, и она исчезла за Пиковым холмом, в Мортмине. Но теперь он снова заберет ее назад. Она выйдет с бойни. Жавель почти видел ее, смутный силуэт на фоне темного дверного проема, и уже не слышал криков женщины, молившей отдать ей сыновей. В конце концов она умолкла.

День становился все жарче, и мулы начали упрямиться. Они были кадарской породы, приученные к тяжелой работе и палящему зною, но, похоже, груз нравился им не больше, чем Жавелю. Большую часть пути он старался не стегать животных плетью, но теперь этого было не избежать, и он вместе с Арном Беденкуром расположился перед третьей клеткой, держа плети наготове, на случай, если мулы начнут артачиться. Но это не помогло. Постепенно движение каравана замедлилось настолько, что Торн подъехал к клеткам и заорал на Иэна, погонщика мулов:

– Нам нужно добраться до Демина к завтрашнему вечеру! Что не так с твоими мулами?

– Не знаю! – крикнул тот. – Это все жара! Наверно, им нужно больше воды!

«Удачи с этим», – подумал Жавель. Вчера они миновали устье Криты и уже проехали больше половины пути вверх по склону, с которого начинались горы Клэйтон. На такой высоте воды не было даже после дождей. Еще несколько сотен футов, и они доберутся до Аргосского перевала, а оттуда останется лишь спуститься по Пиковому холму к Демину. Если б только проклятые мулы продержались еще несколько часов, все бы смогли передохнуть, а последняя часть пути была легкой.

Жара наконец достигла пика и держалась до тех пор, пока солнце не начало клониться за горизонт. Казалось, на дворе разгар лета, а не конец марта. Несколько раз Жавель видел, как Ален, отвечающий за клетку впереди, тайком совал узникам чашки с водой. Жавель подумал было сделать ему выговор, ведь если Торн заметит, что карманник расходует воду, предназначенную для мулов, им всем придется выслушивать его крики. Но если бы кто-то протянул воды Элли? Жавель не считал себя особо умным человеком, но старался быть справедливым, так что ничего не сказал.

Ближе к закату женщина, которую Господь, очевидно, наградил луженой глоткой, вновь завыла. Теперь ее труднее было игнорировать, и вскоре Жавель уже знал, что ее сыновей зовут Джеффри и Уильям, муж погиб в аварии на шахте пару месяцев назад, а сама она вновь беременна и уверена, что на этот раз будет девочка. Последний факт встревожил его больше всего, хотя он и не мог понять, почему. Элли никогда не была беременна: стражники Ворот достаточно зарабатывали, чтобы позволить себе настоящие противозачаточные, к тому же они оба считали, что заводить детей в столь неспокойное время слишком рискованно. Тогда все казалось предельно ясным, но сейчас Жавель чувствовал лишь сожаление и такую тоску, что и не передать. Интересно, почему Торну не пришло в голову, что среди пленников может оказаться беременная женщина? Очень скоро она потеряет всякую ценность как рабыня: физический труд будет ей не под силу, а в качестве игрушки ни одному мужчине беременная не нужна.

«Это проблема Торна, пусть он ее и решает».

Уже в сумерках, одолев последнюю мучительную милю вверх по склону, они втащили караван клеток на Аргосский перевал. Крутые, но не отвесные стороны ущелья, на которых резко выступали обнаженные пласты горной породы, были усеяны валунами. В долине обломки камней – остатки Аргосской башни. Никакой растительности в Аргосе давно не было, а постоянное движение грузов уничтожило последние остатки зелени. В вечерней полутьме перевал казался темно-коричневой расселиной, растянувшейся почти на милю с востока на запад под тусклым пурпурным небом.

Силы мулов были на исходе, но Жавель решил не сообщать об этом Торну. Он и сам догадается об этом, когда бедные животные просто перестанут двигаться, невзирая на плети. Им придется остановиться на ночь, хотя Жавель даже не надеялся, что ему удастся уснуть рядом с этими клетками. Он снова подумал об Элли, но на этот раз его сомнения не рассеялись так легко. Что он ей скажет? Уж во всяком случае, не правду. Иначе его ждет тот сдержанный непроницаемый взгляд, каким Элли выражает свое разочарование.

«А вдруг она настолько изменилась, что ей все равно?»

Жавелю решительно не хотелось думать об этом. Рассказывать правду ей нельзя. Придется что-нибудь выдумать.

С заходом солнца небо заволокли тучи. Жавель услышал ворчание: это Двайн, предводитель кейденов, громко брюзжал, что чертовски вовремя заполучить тень, когда солнце уже и так село. Кейдены проделывали этот путь множество раз во время правления Регента, и присутствие Двайна и Авила, в отличие от беспутных Беденкуров, придавало уверенности. Хотя даже наемники выглядели обеспокоенными. Тучи сгущались, и теперь темнота опускалась еще быстрее. Если ночью разразится гроза, это замедлит передвижение каравана по Пиковому холму.

С другой стороны, осознал Жавель, гроза хотя бы позволит пленникам напиться воды. Может, когда они остановятся, у него получится сделать так, чтобы беременная немного побыла со своими детьми. Торн бы этого не позволил, но ведь Ален весь день тайком давал воду узникам у него под носом. Возможно, получится и у Жавеля.

Он выпрямился в седле, почувствовав себя при мысли об этом не таким беспомощным. Это была малость, но она была ему под силу. Тучи неумолимо сгущались, и внезапно, совершенно неожиданно перевал накрыла тьма.

– Сколько их? – прошипел Булава.

– Я насчитал тридцать три, – прошептал в ответ Веллмер. – Еще нескольких я не вижу из-за клеток. Погодите-ка…

Келси с Булавой сидели в темноте, и ожидание казалось ей бесконечным. Наконец Веллмер заполз обратно за валун, где притаилась половина отряда.

– Там кейдены, сэр. Двайн и еще один, которого я не знаю.

– Черт подери, по двое они никогда не работают. Там наверняка есть и другие.

Пошарив по бокам в поисках карманов, Веллмер засунул подзорную трубу за ворот своей формы. Они оставили коней далеко позади, в начале перевала, и теперь вдруг все одновременно обнаружили, что в их обмундировании недостает карманов. Келси оттянула ворот собственной формы, сшитой из дешевого материала, от которого зудела кожа. Армейская экипировка, похоже, доставляла неудобства всем: Келси весь день замечала, как стражники вертелись, пытаясь привыкнуть к новой одежде. Даже Пэн, который, казалось, умел приспособиться к чему угодно, как хамелеон.

Но холодная янтарная луна лишь слабо брезжила с небес, и черный цвет одежды идеально подходил для маскировки. Другая половина королевского отряда пряталась футах в пятнадцати от них, за другим валуном, и Келси даже не могла их различить: на фоне ущелья люди казались сплошной темной массой. Она больше переживала о том, как спрятать свой сапфир. Как только они въехали на Аргосский перевал, нестерпимый жар на ее груди превратился в слабую пульсацию, которая в сравнении с ним казалась даже приятной. Исходивший от камня свет тоже потускнел, но Келси все равно опасалась, что его будет заметно сквозь тонкую ткань формы.

– У них численное преимущество, госпожа, – сказал ей Булава. – Небольшое, но атаковать в лоб нельзя. Особенно с кейденами.

– Веллмер, а ты не сможешь перестрелять их отсюда?

– Разве что двух-трех, госпожа, а потом они спрячутся и потушат костры.

Булава хлопнул Веннера по плечу и, прошептав ему что-то, отправил его к другому валуну.

– Помимо Веллмера, у нас есть еще трое неплохих лучников. Двоих отправим на противоположную сторону перевала, чтобы противник не смог укрыться за клетками. Если мы сначала уберем кейденов, это немного уравняет шансы.

– Они могут потушить костры в любой момент, – тихо предупредил Пэн. – Надо действовать быстро, пока свет дает нам преимущество.

Келси схватила Булаву за запястье.

– Наша главная задача – спасти людей в клетках. Убедитесь, что все понимают это.

Веннер приполз обратно в сопровождении трех темных теней. Они сгрудились вокруг Булавы, шепотом переговариваясь, и Келси снова сосредоточила внимание на лагере противника.

– Веллмер, дай мне свою подзорную трубу.

Восемь клеток были составлены полукругом, дверями внутрь. Келси с облегчением увидела, что ни у одной нет железных прутьев. Похоже, их второпях соорудили из дерева, а вместо перекладин использовали толстые деревянные балки. Даже если клетки были из тирлингского дуба, решетки наверняка не выдержат напора нескольких топоров.

Большинство охранников были сосредоточены внутри полукруга, хотя Веллмер заметил нескольких дозорных по краям лагеря. Келси прищурилась, направив подзорную трубу на людей у костра. Она мало кого из них знала. Хорошо одетого грузного мужчину, явно дворянского происхождения, она помнила по своей первой аудиенции, но его имя вылетело у нее из головы. Еще несколько человек были, судя по всему, из Бюро переписи. Кроме них, она разглядела немалое количество солдат собственной армии, которые даже не потрудились переодеться в гражданское. Прямо в центре круга восседал Арлен Торн собственной персоной. Сапфир у нее на груди слегка запульсировал.

– Элстон, – сказала Келси, передавая подзорную трубу. – Прямо по курсу, у костра.

– Ублюдок, – буркнул тот, уставившись в трубу. Булава лишь вздохнул: он уже оставил попытки заставить стражников следить за речью во время похода. За последние пару дней Келси узнала много новых слов. Элстон ненавидел Торна: дело касалось женщины, но всю историю ей так никто и не рассказал.

– Элстон, он нужен мне живым, – тихо сказала она. – Приведи его мне, и я разрешу тебе собственноручно обустроить его темницу.

Несколько стражников усмехнулись.

– Еще пять минут, госпожа, и можем начинать, – прошептал Булава. – Дадим Тому и Киббу время добраться на ту сторону перевала.

Она кивнула, чувствуя, как ее переполняет адреналин. Стражники постарались вытащить мечи как можно тише, но она все равно слышала скрежет металла о кожу, который, казалось, питал таящегося внутри нее зверя. Сапфир барабаном застучал у нее на груди или, может, в груди – теперь уже было не разобрать.

– Госпожа, я в последний раз прошу вас остаться здесь с Пэном и Веннером. Даже если мы потерпим поражение, вы сможете спастись.

– Лазарь. – Королева мягко улыбнулась стоявшему рядом с ней темному силуэту. – Ты не понимаешь.

– Я понимаю больше, чем вы думаете, госпожа. Можете валить все на ваш треклятый камень, если хотите, но я-то понимаю, что это тень вашей матери делает вас разгневанной и безрассудной. Эта смесь опасна для всех нас.

Келси даже не разозлилась. Сейчас у нее не было на это сил: вся ее энергия была направлена на лежащий внизу лагерь.

– У тебя тоже есть свои недостатки, Лазарь. Ты упрям, и твой военный опыт закрывает в тебе многое из того, что лучше держать открытым. Но я научилась доверять тебе, несмотря на все это. Может, и тебе пора начать доверять мне?

Ответа из темноты не последовало.

– Пэн и Веннер все время будут со мной, так?

– Да, госпожа, – тихо отозвались они.

– Я бы хотела, чтобы и ты остался со мной, Лазарь. Хорошо?

– Ладно. Только не вмешивайтесь, госпожа. Веннер говорит, что вы так и не научились работать ногами.

– Я не стану брать в руки оружие, Лазарь. Обещаю.

Спустя несколько минут Булава издал птичий свист, который сразу унес ветер. Стражники рассредоточились среди валунов и начали тихо спускаться вниз по склону ущелья.

В кои-то веки Торн последовал совету Жавеля, и они разбили лагерь в самой узкой части Аргоса, там, где к каравану можно было подобраться лишь с двух сторон. Жавель не собирался спать и хотел помочь беременной женщине побыть с сыновьями, но усталость все же пересилила. Он решил поспать хотя бы пару часов, а затем уже заняться делом.

Устроившись на подстилке у огромного костра, он свернулся калачиком, ощутив, как по ногам поднимается приятное тепло. Стражам Ворот редко доводилось ездить верхом так далеко, и долгое сидение в седле стало серьезным испытанием для слабых мышц Жавеля. Он начал задремывать, все глубже погружаясь в сон, и уже почти впал в забытье, когда его разбудил первый вопль.

Жавель рывком сел. В тусклом свете костра он различал лишь своих спутников, которые, как и он сам, выглядели растерянными и сонно озирались по сторонам.

– Лучники! – закричал кто-то из-за клеток. – Они… – но тут крик резко оборвался, сменившись неприятным булькающим звуком.

– Хватайте оружие! – скомандовал Торн. Он уже стоял на ногах с таким видом, будто вовсе не спал. Две фигуры рванули прочь от костра, в темноту. Жавель подумал было, куда они собрались, но не успели они сделать и пары шагов, как один из них упал, сраженный стрелой.

«Лучники, – озадаченно подумал Жавель. – На склоне». Может, он все еще спит? Элли говорила, что он, бывало, ходил во сне. Мысль об Элли придала ему сил, и он резко вскочил, выхватив меч из ножен и лихорадочно оглядываясь, но не видя ничего за пределами освещенного костром круга. Над его головой просвистела еще одна стрела.

– Мы здесь как на ладони! – рявкнул Двайн. – Тушите костер!

Жавель схватил свой спальный мешок и бросил его в огонь, но этого оказалось недостаточно – ткань загорелась, и языки пламени стали прорываться сквозь слои шерсти.

– Нужно еще! – он махнул растерянным спутникам. – Давайте сюда свои постели!

Они начали сонно подниматься и сворачивать одеяла. Жавелю хотелось завыть от бессилия.

– Двинься! – Двайн отпихнул его локтем и швырнул в костер целую груду подстилок. Огонь потускнел и затем погас, а воздух наполнился запахом паленой шерсти. В темноте за клетками был слышен звон мечей, который вдруг заглушил невыносимый пронзительный рев раненой лошади.

– Всадники к западу! – крикнул кто-то. – Я слышу их!

– Мы окружены, – пробормотал Двайн. – Я же говорил этому проклятому бюрократу, что здесь никудышное место для привала.

Жавель покраснел, надеясь, что Двайн никогда не узнает, кто именно предложил расположиться на перевале. Ему прежде не доводилось иметь дело с кейденами напрямую: они существовали в своем мире, недосягаемом для него. Глупо было беспокоиться об этом сейчас, но уважение высокого мужчины в красном плаще по-прежнему имело для него значение.

Торн нашел их в темноте и схватил Жавеля за плечо, неприятно зашипев ему в ухо:

– Двайн, что нам делать? Нужен свет.

– Не нужен. Если они пришли спасать пленников, то лучники не рискнут стрелять вслепую, чтобы не попасть в них. В темноте у нас больше шансов.

– Но не можем же мы просто стоять и ждать! С рассветом мы станем легкой добычей.

Ответ Двайна утонул в лязге металла, раздававшемся со всех сторон. Футах в десяти от них в тусклом лунном свете блеснул меч, и Жавель поднял оружие, готовясь защищаться. Сердце его бешено стучало. Но Двайн вдруг рассмеялся.

– Да что тут вообще смешного? – спросил Торн.

– Это же тирская армия! Посмотрите на форму!

Жавель ничего не мог разглядеть, но пробурчал в ответ что-то утвердительное.

– Да я в одиночку разберусь с ними хоть в темноте, хоть при свете. Ждите здесь. – Вытащив меч, Двайн поспешил прочь. Когда его шаги стихли, Жавель подавил приступ душащего его безотчетного страха. От того, что он находится рядом с Торном в темноте, ему было не по себе.

– Все равно нужен свет, – пробормотал чиновник. – Свет…

Он снова сжал руку стражника, да так сильно, что тот поморщился.

– Принеси факел.

Келси ползла вперед, Пэн и Веннер держались по обе стороны, когда костер потух, и все погрузилось во тьму.

– Лучники сняли по меньшей мере четверых, – прошептал у нее за спиной Булава. – Не знаю, удалось ли им подстрелить Двайна, так что будьте настороже.

– Как закрываются клетки? Кто-нибудь разглядел?

– Нет, – ответил Пэн, – но они точно не стальные. Думаю, там все из старого доброго дерева.

Келси внезапно ощутила прилив злобы к тому человеку, кто соорудил клетки. Сам Торн плотничать не умел. Предназначение этих клеток было очевидным, и все же кто-кто построил целых восемь штук!

– Стук копыт, – прошептал Веннер. – С запада.

Все четверо замолчали, и через мгновение Келси тоже услышала, как в долину с западной стороны перевала движутся несколько всадников.

– Трое или четверо, – чуть слышно произнес Булава. – Если и эти из кейденов, нам придется туго.

– Отходим, сэр? – спросил Пэн.

Келси огляделась. В тусклом свете звезд она могла различить лишь контуры каменных обломков впереди и крупный валун слева от нее, но ничего больше. Двигаться было некуда, кроме как назад, на склон холма.

– Нет, – ответил Булава. – Спрячемся за этим валуном, и они проедут мимо. А если и нет, их не так много. Мы сможем задержать их, чтобы прикрыть отход Королевы.

Цокот копыт приближался. Следуя примеру Булавы, Келси поползла на животе к валуну. Земля была сплошь усыпана крошечными острыми камушками, которые больно врезались в ладони. Она ругнулась про себя, воспользовавшись одним из словечек Элстона, и велела себе не быть размазней.

Булава привел свой ползучий отряд за валун, и они прислонились спинами к камню, повернувшись в сторону лагеря. Келси с трудом различала лишь смутный силуэт одной из клеток на фоне глубокого темно-синего неба, но зато многое слышала. Со всех сторон раздавались звуки ударов металла о металл, а ночной воздух был наполнен стонами раненых. «Если б только я могла сражаться», – с тоской подумала Келси. Но она понимала, что даже если бы не обещание, данное Булаве, тут она мало чем могла пригодиться. Сапфир, будто почувствовав ее мучения, запульсировал.

Цокот копыт раздавался все ближе.

– Где…

– Тихо. – Голос Булавы не допускал возражений.

Несколько всадников проскакали мимо, едва различимые на сером фоне ущелья, и остановились футах в двадцати от валуна. Ночной воздух наполнился фырканьем и ржанием загнанных лошадей.

– Что дальше? – негромко спросил мужской голос.

– Ну и кутерьма, – ответил другой. – Нужен свет.

– Надо подождать, пока битва немного утихнет.

– Нет. Сначала найдем Алена, – скомандовал третий голос, и Келси вся обратилась в слух. Прежде чем Булава смог ее остановить, девушка вскочила на ноги и рванулась вперед. Ее охватила уверенность, вызванная даже не голосом, а внезапно разлившимся в ее груди теплом. Четыре черных силуэта при ее приближении повернулись в ее сторону, обнажив мечи, но Келси лишь улыбнулась и сказала:

– Вот мы и встретились, Король воров.

– Черт подери…

Один из всадников двинулся в ее сторону и остановил лошадь футах в пяти от нее. Хотя сама Келси не видела ничего, кроме черной фигуры на фоне неба, она могла бы поклясться, что он прекрасно ее видел.

Булава обхватил ее поперек талии.

– Спрячьтесь за меня, госпожа.

– Нет, Лазарь, – ответила Келси, не отрывая глаз от высокой фигуры перед ней. – Бояться нечего.

– Королева Тирлинга, – тихо произнес Ловкач. – Похоже, я тебя все-таки недооценил.

Келси услышала, как Пэн и Веннер подходят к ней сзади.

– Стойте где стоите.

Ловкач молча наблюдал за ней. Хотя Келси и не видела его лица, она чувствовала, что действительно удивила его, возможно, даже впервые. Это было приятное чувство; она больше не казалась себе ребенком рядом с ним и выпрямилась, глядя на него с вызовом. Когда он спешился и подошел к ней, девушка почувствовала, как стоявший позади Булава встал в стойку, и положила руку стражнику на грудь, приказывая ему не вмешиваться.

– Сэр? – спросил Пэн высоким встревоженным голосом, звучавшим моложе, чем обычно.

– Да боже мой, Пэн, стой спокойно.

Ловкач протянул к ней руку, и Келси невольно отпрянула, но он лишь коснулся кончиков ее коротко остриженных волос и тихо проговорил:

– Что же ты с собой сделала?

Девушка подивилась, как он смог рассмотреть ее стрижку, ведь сама она не видела почти ничего. Когда же до нее дошел смысл его слов, она покраснела и выпалила:

– Что вы тут делаете?

– Мы преследовали шайку Торна. Ален где-то тут. Он уже несколько недель шпионил за ними.

Ален, тот светловолосый мужчина, что так ловко управлялся с картами. Келси не видела его у костра.

– Гораздо важней, что ты тут делаешь, Королева Тирлинга?

Хороший вопрос. Даже Булава, несмотря на все свое ворчание, не спрашивал ее об этом. Она подумала пару секунд, пытаясь дать честный ответ, уверенная, что Ловкач распознает ложь. Камень продолжал пульсировать у нее на груди, побуждая ее к действию, но она постаралась усмирить его.

– Я здесь, чтобы сдержать свое слово. Я обещала, что такого больше не повторится.

– Ты могла бы сдержать свое слово и сидя в Цитадели. В твоем распоряжении целая армия.

Девушка поморщилась от сарказма в его голосе, но сразу заставила себя выпрямиться в полный рост.

– Когда-то, давным-давно, перед вступлением на трон короли обещали при необходимости умереть за свое королевство. Это работало только так.

– Ты готова умереть здесь?

– Я была готова умереть за эту страну еще со дня нашей встречи, Король воров.

Ловкач склонил голову и заговорил, и его голос звучал тише и мягче, чем когда-либо.

– Я ждал тебя очень долго, Королева Тирлинга. Дольше, чем ты можешь себе представить.

Келси вспыхнула и отвела взгляд, не вполне понимая, что он имел в виду, хоть и зная, что это явно не то, чего бы ей хотелось.

– Протяни руку.

Она подчинилась и почувствовала, как он вложил ей что-то в ладонь. Ощупав предмет пальцами, она поняла, что это цепочка и на ней – холодный камень, который тут же начал нагреваться от ее прикосновения.

– Что бы ни вышло из этой затеи, Королева Тирлинга, ты заслужила получить его обратно.

Слева от нее, много ближе, чем шла битва, раздался глухой влажный звук меча, вонзившегося в плоть. Темноту пронзил громкий испуганный вопль. Келси спряталась за Булаву, который поднял меч.

– Ты спас жизнь Королеве, разбойник, и мою тоже, – прошипел он. – Пока ты не представляешь для нее угрозы, я не стану чинить тебе препятствий. Но сейчас убирайся, пока не навлек на нас их всех.

– Договорились, – ответил Ловкач. – Уходим.

Он вскочил в седло, снова превратившись в темный силуэт на фоне неба.

– Удачи тебе, Королева Тирлинга. Надеюсь, мы встретимся снова, когда с этим будет покончено.

Все еще красная от смущения, Келси нащупала застежку второго кулона, надела его на шею и заправила под рубашку. Там тут же начало что-то происходить: она услышала треск, будто от статического электричества, а сердце ее бешено заколотилось, отдаваясь стуком в ушах.

Ловкач и его спутники развернулись и поехали дальше по перевалу, вслед им понеслись новые предупредительные выкрики и вопли ужаса со стороны лагеря. Тем временем Келси со своими тремя стражниками отползла за валун, подальше от сражения, и, усевшись на землю, стала вглядываться в устье перевала.

– Сэр? – спросил Пэн.

– Потом, Пэн.

Келси ожидала, что Булава начнет отчитывать ее, но он не стал. Она видела тусклый блеск его обнаженного меча и другого металлического предмета, должно быть, булавы. Но они блестели не от лунного света, блик был голубым. Она опустила взгляд и поняла, что это два ее камня сияют теперь так ярко, что их видно даже сквозь ткань. Девушка закрыла их правой рукой, пытаясь заслонить свет. Из гущи сражения донеслись новые крики, которые на этот раз никак не утихали. У Келси упало сердце.

Пэн высунулся из-за валуна, чтобы посмотреть, что происходит.

– Они снова зажгли костер.

– Недоумки, – пробормотал Булава. – Теперь Веллмер быстро их перестреляет.

Келси выглянула из-за его плеча и вдруг поняла причину своей внезапной тревоги.

– Это женский голос.

Пэн передвинулся на пару футов от валуна, и даже при слабом свете от далекого пламени Келси увидела, как побледнело его лицо.

– Господи.

– Что там такое?

– Женщины, – его голос доносился словно сквозь толщу воды. – Они подожгли клетку с женщинами.

Даже не успев задуматься, Келси сорвалась с места.

– Госпожа! Черт возьми! – крики Булавы доносились откуда-то издалека. Женские вопли эхом отражались от скал, наполнив собой ночной воздух от горизонта до горизонта. Оба сапфира выбились из-под одежды, и в их голубом сиянии Келси видела каждый валун, каждый стебелек травы. Бегунья из нее всегда была никудышная, но камни придавали ей сил, и она бежала быстрее, чем когда-либо, стремительно приближаясь к разгорающемуся огню.

Жавель не понял, что произошло. Он пошел за факелом для Торна, едва отдавая себе отчет в своих действиях. Все его мысли были только об Элли и о том, что случится с ней, если их план провалится. Он чувствовал, что люди Торна проигрывают. Они недостаточно быстро потушили костер, и лучники успели подстрелить немало людей на склоне, потому что теперь он на каждом шагу натыкался на трупы. Пока он искал факел, появились еще всадники. При звуках их приближения Торн запаниковал, и стало ясно, что это не его люди. Битва будет проиграна, и что тогда станет с Элли?

Наконец Жавель отыскал оброненный кем-то факел за кострищем и вернулся с ним к Торну, который, не поблагодарив, схватил его и скрылся из виду.

«Скатертью дорожка», – мрачно подумал Жавель, но ощутил растерянность после того, как шаги Торна стихли. Он был стражем Ворот, а не солдатом, а тут была не Кишка с ее знакомыми стенами и захламленными улицами. Природа… Он всегда ненавидел природу. Склоны перевала казались высокими призрачными стенами, огораживавшими весь мир. Ему не хотелось двигаться с места, и, несмотря на раздававшийся со всех сторон шум битвы, идея вступать в схватку с невидимым противником его не привлекала. Боевой опыт стражника ограничивался стычками с двумя-тремя нарушителями, какими-то безумцами, которые пытались пробиться в Цитадель. Жавель никогда еще никого не убивал.

«Неужели я трус?»

Когда началось нападение, узники снова нашли в себе силы кричать и теперь громко звали на помощь. Это настолько сильно напоминало звуки скотобойни, что Жавелю хотелось зажать уши. Он подумал, что надо попытаться вытащить беременную женщину, но это было бы сущим безумием. В темноте ничего не было видно, и ему было страшно. Ему вспомнились разгульные ночи в Кишке, когда он лениво мечтал, как будет ловить торговцев детьми, отдавать их в руки правосудия, совершать геройские поступки. Но потом всегда наступало утро, и солнечный свет и похмелье рушили все его грандиозные планы. Он подумал о Келлере и о пленных молоденьких девушках. Некоторые были изнасилованы: Жавель уже не мог отрицать этого, даже перед самим собой. Одна из них, которой было никак не больше двенадцати, всю дорогу от Хеймаркета надрывно плакала.

Но здесь утро не наступит, внезапно осознал Жавель. А в темноте можно столько всего сделать.

Он вложил меч в ножны и вынул из-за пояса нож, затаившись. Стражи Ворот всегда держались вместе, и через несколько минут к нему подошел Келлер, чего Жавель и ждал.

– Не наша стихия, а, Жавель?

– Да уж, – согласился тот. – Никогда не думал, что буду скучать по ночному караулу.

Они постояли в молчании еще пару мгновений. Жавель собирался с духом, чувствуя, как кровь разносит по телу адреналин.

– Тебе не кажется, что у той клетки дверь плохо заперта?

– У какой клетки? Я ничего не вижу.

– Вон там, слева.

Келлер отвернулся, и Жавель сразу же напал на него сзади. Он был меньше, но быстрее, поэтому успел полоснуть ножом по его горлу и вовремя отступить назад, чтобы противник не успел схватить его. Келлер издал булькающий звук, ловя ртом воздух, и Жавель с удовлетворением услышал, как громадное тело с глухим стуком рухнуло на землю. Его сердце пело, по венам растекалась отвага. Что бы сделать дальше?

Ответ пришел мгновенно: надо открыть клетки. Он отопрет двери клеток и всех выпустит, точь-в-точь как Королева в тот день на крепостной лужайке.

Жавель стал пробираться вдоль каравана, но не успел ступить и нескольких шагов, как наткнулся на еще одно тело. Вокруг по-прежнему шла битва, и земля была усеяна трупами. Торн был прав: нужно было больше света.

Стоило ему подумать об этом, как он понял, что стал видеть окружающие предметы: тусклое янтарное сияние высветило несколько пар сражавшихся и ближние клетки с другой стороны полукруга. Кто-то разжег огонь. Двайн наверняка разозлится, но Жавель почувствовал лишь облегчение.

Но в этот момент раздались по-настоящему душераздирающие крики. Одна из женщин издала оглушительный визг, постепенно перешедший в ужасающий, зловещий вой, который никак не прекращался, в конце концов заставив Жавеля зажать уши ладонями. Он опустился на колени с мыслью: «Когда-нибудь же она выдохнется». Может, так и случилось, но было уже не разобрать, потому что внезапно они все закричали, превратив весь мир в один сплошной женский крик. Повернувшись, Жавель увидел огонь и понял, что сделал Торн.

Четвертая клетка слева была охвачена пламенем, дверь уже сгорела, и находившиеся внутри женщины визжали, прижимаясь к дальней стенке, пытаясь спастись от пламени.

Торн стоял футах в десяти от клетки с факелом в руке, неотрывно глядя на огонь, и Жавель увидел в этих светло-голубых глазах истинное зло. Не коварство, а нечто гораздо худшее: зло, рожденное от полного отсутствия совести, зло, которое не считало себя таковым и потому могло оправдать что угодно.

Зло, просчитывавшее все наперед.

Две женщины уже были охвачены огнем, Жавель отчетливо видел их сквозь грубо сколоченные решетки. Одной из них была мать Уильяма и Джеффри: она колотила руками по охваченной огнем юбке, пытаясь сбить пламя, и звала остальных на помощь, но те в своем отчаянном стремлении спастись не замечали ее мольбы. Вторая женщина уже превратилась в пылающий факел – темный извивающийся силуэт с простертыми из пламени руками. Спустя мгновение, показавшееся Жавелю бесконечным, руки обвисли как плети, а тело рухнуло на пол. Лица у женщины больше не было, лишь черное пятно, которое продолжало гореть, распространяя пламя по полу клетки.

Остальные женщины продолжали кричать, и их вопли звенели в голове Жавеля леденящей кровь какофонией, которую он наверняка будет слышать до конца своих дней. Они кричали не переставая, и у всех, казалось, был голос Элли.

Он метнулся к вещам Беденкуров, которые валялись по другую сторону потухшего костра. Хьюго всегда носил с собой топор. Оба брата первыми заступили в караул, но в бою от этого орудия было мало толка. Жавель разорвал мешок с оружием, отбрасывая в сторону мечи и лук, после чего наконец показалось тускло блестевшее мощное лезвие. Топор был слишком тяжел для Жавеля, но ему все же удалось его поднять. Подбежав к клеткам, он понял, что сможет и замахнуться. Огонь уже перекинулся на волосы и лицо матери Уильяма и Джеффри. Ее платье сгорело, и та часть разума Жавеля, которая всегда сохраняла трезвость и отстраненность в подобных ситуациях, понимала, что ребенок в ее чреве уже погиб. Но даже пламя не могло остановить мощный голос женщины. Она все кричала и кричала.

Жавель нанес первый сокрушительный удар по прутьям. От них полетели щепки, но они устояли.

«Мне не хватит силы».

Он прогнал прочь эту мысль и замахнулся снова, не обращая внимания на острую боль, пронзившую левое плечо. Перед глазами у него стояла Элли, с любовью смотревшая на него: это было еще задолго до женитьбы, когда никто из них не задумывался ни о лотерее, ни о чем-либо вообще.

Воздух наполнился тошнотворной вонью паленой шерсти, горящей плоти и обугленной кожи. Жавель проигрывал в схватке с огнем. Мать Уильяма и Джеффри умерла где-то на пике этой борьбы: только что она еще кричала, но вот крики оборвались, и в проблеске холодной ненависти стражник решил убить Арлена Торна. Но тот уже скрылся из виду: бросив факел, он исчез во тьме.

Женщины по-прежнему прижимались к дальней стене клетки, но кричали теперь только находившиеся в задних рядах: тех, кто стоял ближе к огню, окутал дым, и теперь они лишь надрывно кашляли. Юбки некоторых узниц уже лизали языки пламени. У самого Жавеля от дыма слезились глаза, а кожа на руках, казалось, запеклась от жара. Он не обращал на это внимания и продолжал орудовать топором, чувствуя, что тот перерубил один из прутьев. Но всего лишь один. Было слишком поздно.

Его кожа загорелась. Бросив топор, он упал на колени, зажимая уши руками, но все равно продолжая слышать их вопли.

Затем все вокруг залил голубой свет.

Футах в пятидесяти от горящей клетки Келси заметила, что с боков ее прикрывают несколько всадников. Это были люди Ловкача, в черных масках, которые двигались с ней в ногу и на ходу пускали стрелы. Возможно, это было лишь видение, но ее это уже не волновало. Ничто на свете не имело значения, кроме этих женщин в клетках. Она за них отвечала. Она, Королева Тирлинга.

Какие-то люди Торна попытались преградить ей дорогу, выставив вперед мечи и обратив на нее свирепые взгляды. Но череда голубых вспышек сразила их наповал. Все вышло просто и чисто. Келси поняла, что свет исходил не из сапфиров, а из ее собственной головы. Стоило ей захотеть убить их, и вот они мертвы. Она так запыхалась, что горло саднило, но медлить было нельзя. Камни тянули ее к видневшемуся впереди пламени.

Келси обогнула последний валун, и волна обжигающего жара встала перед ней будто стена, заставляя отступить назад. Женщины бестолково скучились в углу пылающей клетки, но огонь уже подбирался к ним. Перед клеткой стоял мужчина с топором, пытавшийся пробить прутья, но, кажется, почти безуспешно.

«Тирлингский дуб», – догадалась она. Женщины оказались в ловушке. Хуже того, языки пламени уже перекинулись на прутья соседней клетки. Если не получится потушить огонь, сгорит весь караван. Но на много миль вокруг не было воды… Келси от отчаяния сжала кулаки, до крови вонзая ногти в ладони. Если бы ей сейчас предложили обменять свою жизнь на жизни людей в клетке, она бы тут же согласилась безо всякого страха, подобно матери, которая без раздумий жертвует собой ради ребенка. Но ей некому было это предложить. Вот к чему в итоге привели все ее благие намерения.

«Я бы все отдала, лишь бы спасти их», – чувствуя, что это чистая правда.

Сапфиры вдруг взорвались всплеском голубого света, и через все ее тело пробежал ток, отдававшийся высоким напряжением в каждом нерве. Силой взрыва девушку отбросило назад. Она вдруг почувствовала себя вдвое больше обычного, каждый волосок на ее теле встал дыбом, а мышцы едва не разрывало.

Ее отчаяние улетучилось.

Весь перевал заливало голубым светом, и каждая вспышка была ярче другой. Келси видела абсолютно все, замершее и безмолвное. Фигуры сражавшихся вокруг нее застыли в голубых лучах.

Веллмер слева от нее на склоне опирается на край валуна, натянув тетиву и сосредоточенно сжав челюсти;

Элстон с красными от огня и жажды убийства глазами преследует Арлена Торна по каменистому дну ущелья;

Ален за одной из клеток с ножом в руке добивает раненого, открыв рот в беззвучном крике;

Ловкач в своей ужасной маске сражается с каким-то великаном в красном плаще;

мужчина, рубивший топором клетки, теперь рыдает, упав на колени, лицо его искажено мукой и раскаянием, накопленным за долгие годы;

но отчетливее всего она видела женщин в клетке, прямо на пути всепожирающего пламени.

«Лучше чистая смерть».

Электричество разливалось по телу Келси с такой мощью, что ее тело не могло больше сдерживать его; в нее будто ударила молния. Если Бог действительно существовал, он наверняка чувствовал себя так же – переполненным властью, на вершине мира, который простирался у его ног.

«Теперь вели», – произнесла Келси, сама не зная, откуда взялись эти слова. Голос ей не принадлежал.

«Вода».

Келси раскинула руки, гораздо шире, чем позволяла их длина. Вода где-то здесь, она чуяла ее, почти ощущала ее вкус. Она призвала ее пронзительным криком и ощутила, как из ее тела вырвался электрический разряд, мощный поток, взявшийся из ниоткуда и ушедший в никуда.

Над перевалом грянул гром, сотрясая землю. Камни на шее Келси вдруг остыли, и ущелье снова погрузилось в темноту. Все вокруг снова пришло в движение: женщины рыдали, мужчины кричали, мечи звенели. Но Келси просто стояла на месте в темноте, застыв в ожидании; каждый волосок на ее теле стоял дыбом.

Вода низверглась с неба столь обильным потоком, что лунный свет потонул в нем. Он обрушился на Келси стеной, сбив ее с ног и заставив покатиться по земле, захлестывая ей нос и горло. Но она покорилась течению, освободив свой разум от всего, кроме мыслей о сне, о благостной темноте, лежавшей где-то за пределами ее сознания.

«Переселение, – поняла Келси. – Истинное Переселение. Я почти вижу его».

Она закрыла глаза и отключилась.

Королева Мортмина стояла на балконе, осматривая свои владения. Она завела привычку приходить сюда, когда ей не спалось, что теперь случалось почти каждую ночь. Она не высыпалась, и разные мелочи стали ускользать от ее внимания. Как-то вечером она забыла подписать несколько смертных приговоров, а на следующее утро на площади Резчиков собралась толпа и ждала… ждала безрезультатно. Король Кадара пригласил ее к себе с визитом, но она на неделю ошиблась с датой, запутав слуг и вынудив их распаковывать уже сложенные вещи. Однажды ночью, когда по ее приказу к ней в спальню привели раба, оказалось, что она уже крепко спала. Это были мелочи, и Берилл успевал исправить большинство из них, но рано или поздно их заметит кто-нибудь еще, и тогда не избежать проблем.

Это все было из-за девчонки, только из-за нее. Королеве так сильно хотелось взглянуть на нее, что она даже собрала своих генералов, чтобы обсудить возможность официального визита в Тирлинг. Они редко отвергали ее предложения, но это был именно тот случай, и Королева в конце концов признала их правоту. Пойти на мирные переговоры значило бы проявить слабость, да к тому же совершенно зря: девчонка наверняка бы отказалась. Но даже если бы и согласилась, то она была окружена скрытыми опасностями. К этому моменту любой дурак уже понимал, что девчонка была величиной неизвестной и совсем не походила на свою мать. Хуже того, ее Стражей командовал Булава, который был величиной более чем известной. Даже Дукарте не хотел связываться с ним, пока у них не будет побольше информации и преимуществ. Булава был воплощением ужаса, девчонка оставалась непонятной фигурой на доске, и оба они сулили беду.

Королеве нравился этот балкон: он находился двумя этажами выше ее покоев, на вершине одной из многочисленных башен Дворца. Перед Королевой, преодолевшей всего несколько ступеней, простирался превосходный обзор на множество миль вокруг во всех направлениях: через ее обширные земли до Калле на востоке, Кадара на юге и Тирлинга на западе. До того самого Тирлинга, который не причинял ей никаких неприятностей почти двадцать лет, а теперь… казалось, будто она наступила в муравейник. Груз от Торна должен прибыть завтра и послужить временной мерой, но он не решит более глобальной проблемы. Если она позволит Тирлингу уклониться от уплаты дани, будет лишь вопросом времени, когда остальные последуют его примеру.

Ситуация внутри страны была не лучше. Нехватка новых рабов поставила перед Королевой совершенно новую проблему – внутренние беспорядки. Она правила своим государством железной рукой более века, и минуло добрых лет восемьдесят с тех пор, как кто-либо в Мортмине говорил хоть слово в знак протеста. Но сейчас шпионы докладывали ей о тайных и все более многочисленных собраниях мортийских дворян. Командиры ее собственной армии даже не считали нужным таиться и высказывали свое неудовольствие всем, кто готов был слушать. А из северных городов, особенно Сите-Марше, сообщали о возросшем уровне народных волнений. В Сите-Марше скопилось множество молодых радикалов, в жизни не владевших ни одним рабом, но они почуяли, что в атмосфере растущего недовольства у них есть свой шанс.

«Придется ввести войска в Тирлинг», – с тревогой поняла Королева. Она перешла в юго-восточный угол балкона и бросила взгляд за пределы города на темную тень, покрывавшую просторы Деминских полей. Она приказала мобилизовать армию еще несколько недель назад, когда поставка не пришла вовремя, но затем отложила поход, почуяв нутром, что лучше выждать. Вторжение было более простым, но в то же время и более рискованным решением, а Королева не любила неопределенные риски. Даже победа несла в себе непредсказуемые последствия. Ей не нужно было больше земель, которые пришлось бы контролировать. Она лишь хотела, чтобы все шло гладко, как прежде, чтобы все соседние королевства платили ей дань и делали как им велено. Если бы пришлось начать боевые действия, это бы затормозило все ее истинные планы.

Но теперь у нее уже просто не было иного выбора. Оценка Торна была недвусмысленна: девчонку не купишь. В ней проявлялись опасные черты характера ее бабушки Арлы и даже нечто большее.

«Кто же был ее отцом?»

Иногда поутру Королеве казалось, что все зависело от ответа на этот вопрос. Будучи, пожалуй, самым продвинутым генетиком со времен Переселения, она была не склонна недооценивать способность наследственных черт претерпевать от поколения к поколению резкие или даже аномальные изменения. Элисса и Регент были ограничены своим тщеславием и нехваткой воображения, ими было легко манипулировать. У девчонки не было причин существенно отличаться от них, если только в дело не вмешался какой-то совершенно новый набор генов.

«Я стала почивать на лаврах», – внезапно осознала Королева. Все так долго складывалось слишком легко… Но самодовольного правителя грозит уничтожить любая прихоть эволюции, даже будь то девятнадцатилетняя девчонка, которая уже давно должна была умереть.

На границе что-то происходило.

Женщина сузила глаза, пытаясь разобрать, что случилось. Недавно пробило полночь, и небо было чистым до самой границы, где две горы, Эллир и Уиллингэм, возвышались над лесом, и их заснеженные пики ясно виднелись в тусклом свете луны. Эти горы были весьма полезным ориентиром. Королеве нравилось точно знать, где начинается Тирлинг, чтобы присматривать за ним издалека.

Теперь же небо над Аргосским перевалом рассекла молния, осветившая черные грозовые тучи. Это Королеву не впечатлило. Она и сама умела вызывать молнии, если понадобится, это был дешевый трюк. Но эта молния была не белой, а голубой. Ярко-голубой, как сапфир.

В груди Королевы зародился страх, заставивший ее внутренности сжаться. Она прищурилась, глядя на запад, отчаянно пытаясь увидеть что-нибудь на горизонте. Но мощь магии, как и любого таланта, зависела не только от того, кто применял ее, но и от того, на ком она применялась, и сейчас ей не удавалось рассмотреть ровным счетом ничего. У нее никогда не получалось увидеть девчонку, ни разу. Только во сне.

Королева круто развернулась и вышла с балкона, напугав своих стражников, которые замерли на мгновение, прежде чем занять свои позиции позади нее. Она поспешила вниз по винтовой лестнице в свои покои, не заботясь о том, поспевает ли за ней стража. У нее вдруг появилось дурное предчувствие, совершенно непроизвольное ощущение надвигающейся беды. На границе происходило нечто ужасное, какая-то катастрофа, способная сорвать все ее планы.

Джульетта, старшая камеристка Королевы, стояла у двери ее комнаты. Королева предпочла бы поручить это дело Бериллу, чья преданность не вызывала сомнений, но он был уже стар и нуждался в отдыхе. Джульетта была высокой, крепко сложенной блондинкой лет двадцати пяти, сильной и способной, но лицо ее было столь юным, что Королева сильно сомневалась в ее знании жизни.

«Все мои люди состарились».

– Приведи мне ребенка, – бросила она служанке. – Мальчика, лет девяти-десяти. Накачай его наркотиками как следует.

Джульетта поклонилась и быстро ушла по коридору. Королева проследовала в свои покои и заметила, что кто-то уже задернул занавески. Обычно ей нравилось держать шторы закрытыми, чтобы стены и потолок сливались в сплошное полотнище багрового шелка. Так она чувствовала себя в коконе, и ей было приятно представлять себя неким созданием, которое вырывается из стен своей тюрьмы, становясь сильнее прежнего, сильнее, чем кто-либо мог вообразить.

Но сейчас все это не доставляло женщине удовольствия. Темное существо будет недовольно, что его призвали, а просьба о помощи разозлит его еще больше. Но выбора не было. Ее собственных талантов было недостаточно.

Прислуга подготовилась к ее возвращению: в огромном камине горело яркое пламя. Это было кстати. Одной заботой меньше. Порывшись в ящиках, Королева нашла нож и чистое белое полотенце, затем отодвинула от камина диван и два стула, чтобы освободить как можно больше места перед каменным очагом. Покончив с этим, она заметила, что ее дыхание сбилось, а в ушах стучит пульс.

«Мне страшно, – тоскливо подумала она. – Давненько я этого не делала».

В дверь постучали. Она открыла и увидела Джульетту, державшую на руках кадарского мальчика. Он был очень худым, но нужного возраста. Голова ребенка безвольно повисла. Приподняв ему веко, Королева увидела, что его зрачок расширен и почти закрывает собой радужку.

– Сойдет. – Она взяла ребенка на руки, неприязненно содрогнувшись от тепла, источаемого тощим тельцем. – Меня не беспокоить ни при каких обстоятельствах, что бы вы ни услышали.

Снова поклонившись, Джульетта отступила в дальний конец коридора. Стоявший у стены ночной караульный бросил откровенно похотливый взгляд на ее зад, и Королева немного помедлила на пороге, размышляя, стоит ли ей что-то предпринять. Ее камеристки не должны были страдать от каких-либо домогательств, что было одной из привилегий этой непростой работы.

«Черт с ним, – раздраженно подумала она. – Берилл завтра с этим разберется».

Женщина резко закрыла дверь плечом, отнесла мальчика к своей постели и бросила его на покрывало. Он дышал ровно и глубоко, и Королева несколько секунд смотрела на него. Ее мысли потекли сразу в нескольких направлениях. Она не особенно любила детей: от них было слишком много шума, на них уходило слишком много сил. Сама она никогда не хотела завести ребенка, даже в молодости. Дети были всего лишь необходимой шестеренкой в механизме, с существованием которой приходилось мириться. Только в таком, спящем, виде их и можно было выносить и даже сожалеть о том, что предстоит сделать.

Среди высших военных чинов Мортмина было несколько педофилов. Королева ощущала странное болезненное презрение к ним, не понимая, что с ними не так. Генетика не давала ответов: в детях не было и не должно было быть ничего сексуального. Некоторые люди были просто испорчены изнутри, что-то в них развивалось неправильно и шло наперекосяк. Эти люди были больны, и Королева сознательно избегала прикасаться к ним, даже руки им не пожимала.

Но они были нужны ей, очень нужны. Когда они не проявляли свою истинную сущность, польза от них была несомненной, а Дукарте и вовсе был бесценен. Вся хитрость состояла в том, чтобы не думать о таких вещах, особенно пока она смотрела на спящего ребенка, распростертого перед ней и полностью беззащитного.

«Когда-нибудь, – подумала она, – когда все закончится, я истреблю их всех. Я пройду от одного конца Нового Мира в другой, вычищая эту скверну, и начну с Фэйрвитча».

Но сегодня ей был нужен ребенок. И ей придется действовать быстро, пока снадобье не выветрилось.

Взяв в руку нож, Королева наклонилась и сделала неглубокий надрез на предплечье мальчика. Рана тут же наполнилась кровью, и она промокнула ее полотенцем, пропитав белый хлопок насквозь. Ребенок даже не дернулся, что было хорошим знаком. Возможно, у нее получится сделать все аккуратнее, чем в прошлый раз.

Королева сбросила свое алое платье и белье, оставив их лежать алой лужей на полу позади себя, встала на колени перед камином и прошептала несколько слов на давно забытом языке. После она села на пятки и, сжав зубы, застыла в ожидании. Жесткий и грубый каменный пол врезался ей в колени, но темному существу нравилось это, как и ее нагота. Оно любило чужой дискомфорт и находило в нем наслаждение, не совсем понятное Королеве. Оно бы заметило, если бы Королева осталась в трусах или подложила под ноги подушку.

Из огня послышался низкий блеклый голос, не похожий ни на мужской, ни на женский. При этом звуке руки Королевы покрылись мурашками.

– Что тебе нужно?

Она сглотнула, вытирая пот со лба.

– Мне нужен… совет.

– Тебе нужна помощь, – поправило ее темное существо, и в голосе его зазвучало предвкушение. – Что ты дашь мне взамен?

Она наклонилась вперед, насколько осмелилась, и бросила окровавленное полотенце в огонь. Несмотря на жар, ее соски затвердели, словно от холода или возбуждения. Комната наполнилась потрескиванием, пока пламя поглощало полотенце.

– Кровь невинного, – отметило существо. – Неплохо.

Воздух перед камином начал темнеть и сгущаться. Королева, по обыкновению, смотрела на это явление как зачарованная, пытаясь понять, что происходит. Пространство перед ней превращалось в угольно-черную бездонную зияющую дыру. Казалось, воздух перед ней превращался в нефть.

– Что тревожит тебя, мортийская Королева?

– Тирлинг, – ответила та, с неудовольствием отметив, что голос ее дрожит, но затем напомнив себе, что существо в огне нуждалось в ней не меньше, чем она в нем. – Новая Королева Тирлинга.

– Наследница тирского престола. Тебе не удалось покорить ее, я наблюдал за тобой.

– Я не смогла увидеть, что произошло на границе сегодня вечером. И я не могу увидеть девчонку.

Дыра перед камином расширилась, зловеще пульсируя в свете пламени.

– Я прихожу не затем, чтобы выслушивать твои жалобы. Задавай свой вопрос.

– Что случилось на границе сегодня вечером?

– Нет никакого сегодня. Здесь нет течения времени.

Сжав губы, Королева предприняла еще одну попытку.

– Арлен Торн тайно перевозил через границу рабов из Тира. С ними что-то случилось?

– Он потерпел неудачу. – В бесстрастном голосе сущности не было ни тени эмоций, ничего человеческого. – Груз не будет доставлен.

– Что ему помешало? Девчонка была там?

– Наследница Тира теперь владеет обоими камнями.

Желудок Королевы неприятно ухнул вниз, и она посмотрела на очаг, прикидывая различные варианты. Все они вели в одно и то же место.

– Я должна ввести войска в Тирлинг и убить девчонку.

– Ты не тронешь наследницу Тира.

– У меня нет выбора. Мне придется убить ее, пока она не научилась ими пользоваться.

Черная масса перед Королевой внезапно задрожала, будто дверное полотно от сильного удара. Из огня вылетело огненное копье и вонзилось ей в правое бедро. Она вскрикнула, завалилась назад и стала кататься по ковру до тех, пока пламя не погасло. Ее бедро обгорело дочерна и причинило ей невыносимую боль, когда она попыталась сесть. Она осталась лежать на полу, тяжело дыша.

Когда она подняла голову, то увидела, что черной массы в воздухе больше нет. Над ней возвышался мужчина невиданной красоты. Его иссиня-черные волосы были зачесаны назад, открывая взору аристократические черты лица. Острые скулы контрастировали с пухлыми чувственными губами. Мужчина был прекрасен, но Королеву больше не обманывала эта красота. Красные глаза холодно разглядывали ее.

– Сколь высоко я тебя поставил, столь низко могу и низвергнуть, – объявил он ей ровным голосом. – Я живу на свете много дольше, чем ты, мортийская Королева. Я вижу начало и конец. Ты не причинишь вреда наследнице Тира.

– У меня не получится? – Она не могла себе такого представить. В Тирлинге не было стали, а армия представляла собой кучку бездельников во главе с дряхлым стариком. – Вторжение обречено на провал?

– Ты не причинишь вреда наследнице Тира, – повторило темное существо. – Я так велел.

– Тогда что мне делать? – в отчаянии спросила она. – У меня уже начались проблемы внутри страны. В армии смута, в народе волнения.

– Это не мои проблемы, мортийская Королева. Твои проблемы – лишь жалкие пылинки в моих глазах. А теперь дай мне мою награду.

Дрожа, Королева указала на кровать. Она не посмела бы ослушаться этого создания, но без новых рабов ситуация будет становиться все хуже. Ей вспомнился сон, повторявшийся каждую ночь: человек в сером, кулон, девчонка и огненный шторм за ее спиной. Настоящая причина ее бессонницы стала мучительно очевидной: она боялась спать.

Позади нее что-то заскользило, послышалось тихое шипящее дыхание существа. Она свернулась клубком на полу, стараясь не потревожить раненое бедро, и обхватила голову рукой, чтобы ничего не слышать. Но это не помогло. Со стороны кровати донесся булькающий звук, маленький раб закричал, и его высокий чистый голос эхом раскатился по комнате. Королева сильнее сжала руки, давя на барабанные перепонки до тех пор, пока в ушах не остался лишь глухой шум. Она лежала так, плотно закрыв глаза и уши, пока ей не стало казаться, что прошло много часов, что существо уже убралось восвояси.

Перевернувшись на спину, она открыла глаза и завопила. Темное существо нависало прямо над ней, склонив к ней лицо, и не сводило с нее своих красных глаз. Его полные губы были перепачканы кровью.

– Я чувствую твою непокорность, мортийская Королева. Даже сейчас я ощущаю ее привкус у себя во рту. Но предательство имеет свою цену: мне это известно лучше, чем кому-либо. Тронешь наследницу Тира и ощутишь на себе всю силу моего гнева, и он будет страшнее любого из твоих кошмаров. Ты этого хочешь?

Королева отчаянно затрясла головой. Ее соски затвердели как камень и причиняли ей боль. Она застонала, когда существо соскользнуло с нее, слизывая с губ последние капли крови. Мгновением позже огонь погас, и комната погрузилась во тьму.

Женщина повернулась на другой бок, дрожа от облегчения. Схватившись за дубовую ножку кровати, она стала медленно и осторожно подниматься на ноги. Бедро взорвалось от боли, когда она присела на корточки и стала ощупывать пальцами глубокий воспаленный рубец. Сильный ожог – надо поскорее обратиться к хирургу, чтобы не осталось шрама.

Она на ощупь пересекла комнату и стала шарить руками по письменному столу в поисках свечи. Свеча стояла на ее туалетном столике, но она не могла заставить себя идти туда в темноте. Что-то задело ладонь Королевы, заставив ее взвизгнуть от испуга, но это был всего лишь паук, спешивший по своим делам. Наконец, ее пальцы нащупали узнаваемые контуры свечи, и она зажгла ее, выдохнув от облегчения. В покоях, кроме нее, никого не было. Она вытерла пот со лба и щек. Все тело тоже было в поту, надо было бы накинуть халат. Однако ноги сами собой повели ее к кровати. Глубоко вздохнув, она посмотрела на мальчика.

В нем не осталось ни кровинки. Даже при тусклом свете свечи она различала, как мертвенно побледнела его смуглая кожа. Темное существо всегда выпивало кровь через надрез, который делала Королева. Поначалу она просила своих камеристок проверять тела на наличие других ран, но в конце концов бросила. Ей не хотелось этого знать. Позвоночник мальчика был изогнут почти до излома, рука, вывернутая из сустава, безвольно лежала на алом покрывале позади него. Его рот застыл, раскрытый в беззвучном крике. Глаза жуткими обескровленными черными дырами смотрели мимо Королевы, в пустоту.

«Что же они такое видят?» – гадала она. Уж точно не то прекрасное лицо, которое темное существо показывало ей. Они все выглядели так, за исключением незначительных различий, всегда одно и то же. Если бы не глаза, она бы подумала, что мальчик умер от чистого испуга.

Королева закрыла глаза, пытаясь справиться с внезапным приступом тошноты. Она повернулась и побежала в ванную, зажав рот рукой и распахнув перепуганные глаза.

Она почти успела.