Глава 25
Время тоже рисует

Придя на службу и первым делом выпив кофе, Рохас немного поспорил с Маноло о том, как все же правильнее будет называть грядущий футбольный матч: ¿El derbi español? ¿El clásico? ¿El partido del siglo?

Дебаты, к обоюдному неудовольствию спорщиков, были прерваны телефонной трелью. На звонок ответил Маноло и тут же прикрыл трубку рукой.

– Звонит сотрудник почты. Хочет сообщить что-то важное тебе лично. Говорит, ты оставил ему визитку.

– Да, было дело.

Инспектор потянулся к телефону:

– Алло.

По мере того как Рохас слушал говорившего, его круглое лицо постепенно стало вытянутым.

– Ну что? – не выдержав, спросил Маноло, как только инспектор повесил трубку.

– Ну и дела. Помнишь ту бандероль, которую Дуарте послал Гонсалесу? Она была отправлена до востребования. Так вот, сменщик парня, с которым я говорил, вспомнил, что за пару дней до моего прихода бандеролью кто-то интересовался.

– И кто же?

– Человек представился… Гонсалесом.

– Ну и ну. А приметы есть?

– Надвинутая на лоб соломенная шляпа и темные очки. Это все, что запомнил служащий.

– Негусто. И что же этому человеку ответили?

– Что сеньор Гонсалес, видно, забыл, что уже получил бандероль в тот же день, как она поступила в отделение.

– А еще сеньор Гонсалес, видимо, начисто позабыл о том, что уже давно умер, – сострил Маноло, на что Рохас даже не улыбнулся.

Марио Ортис, специалист по геральдике, о котором говорил Бальбоа, жил в небольшом городке под Мадридом. Никому за руль садиться не захотелось, так что троице снова довелось прокатиться на скоростном поезде. И без того быструю поездку скрасили приобретенные прямо в вагоне бутерброды с сыровяленым окороком и бутылка красного вина. Раскрасневшийся Бальбоа неожиданно продемонстрировал недюжинный комический дар и изрядно посмешил Глеба с Вероникой, рассказав в лицах несколько анекдотов про священников и их прихожан. Сытые и веселые, они пересели в такси и указали адрес геральдиста.

Марио Ортис принял их дома. Как и предполагал Бальбоа, старик, похоже, чувствовал себя неважно – за все время их разговора он так ни разу и не встал с дивана. Вопреки дикой жаре на Ортисе были шерстяной свитер и толстые вязаные носки. При этом он все равно зябко поеживался, будто в квартире стоял холод. Однако, несмотря на хворь, речь старика была твердой, а взгляд – ясным.

Самым же замечательным в хозяине дома было его лицо. Косой свет от стоящего сбоку торшера живописно высвечивал бесконечно глубокие рельефы тонкой желтоватой кожи, через которую просвечивалась полупрозрачная сетка розовых капилляров, еще более усиливая ощущение объема и сходство с горным пейзажем.

А еще весь облик хозяина, пожалуй, мог бы служить живой иллюстрацией того, что философы-экзистенциалисты именуют «бытием-к-смерти». И дело было даже не в постоянном ознобе и вязаных носках, прикрывавших исковерканные болезнью суставы. Нет, «бытие-к-смерти» скорее читалось во взгляде, уже мутнеющем, но все еще полном любопытства к жизни, протекающей вокруг.

Как обычно, поначалу со вступительным словом выступил Бальбоа, введя Ортиса в курс событий. Внимательно выслушав рассказ, старик, не запивая водой, сунул в рот какую-то таблетку и принялся ее разжевывать.

– Сириус? Любопытно.

Священник поднял вверх указательный палец, как бы прося внимания.

– Причем этот Сириус еще и должен нам что-то сказать. Вот только что?

Ортис задумался.

– Вы ведь русские? Не так ли? – спросил он у Глеба и Вероники. – А ведь по этому поводу высказывалась еще ваша соотечественница мадам Блаватская. Сейчас постараюсь найти. Я, помнится, когда-то даже заложил это место. Анна! – позвал старик. – Принеси-ка мне с полки Блаватскую в черном переплете.

Послышались тяжелые шаги, и в комнату вошла полная пожилая женщина с книгой в руках. Нацепив очки, Ортис с минуту шелестел страницами.

– Нашел! Вот послушайте: «Сириус обладал и по-прежнему обладает мистическим и управляющим влиянием по всем живым небесам и связан почти с каждым богом и богиней…» А еще Блаватская отмечает, что Сириус почитается тайными науками, потому что он мистическим образом связан с Тотом-Гермесом, богом мудрости. Вот вам и ответ.

– И что мы должны из всего этого заключить? – с недоумением переспросила Вероника.

– Как это что? – оживился старик. – Ни одна крупная мировая религия или тайная доктрина не прошли мимо главного светила ночи. Я не знаток истории, но знаю, что у египтян вокруг этой звезды вообще крутилась вся жизнь. На Сириус ориентировали входы в храмы и пирамиды, восход звезды в лучах солнца предвещал разлив Нила, что сулило урожай.

Тут на помощь Ортису пришел Глеб:

– Подтверждаю. В «Авесте» – собрании священных текстов зороастризма – тоже прославляется Сириус. В Ведах его называют вождем звезд. Многие толкователи Библии сходятся на том, что именно Сириус упоминается под именем Вифлеемской звезды. В Коране в качестве одного из титулований Бога упоминается ни много ни мало «Господь Сириуса». Что касается моей специализации – Древнего мира, то у римлян, к примеру, существовали такие праздники, как робигалии, флоралии и виналии, которые имели прямое отношение к появлению Сириуса на небе.

– Вот-вот, – подхватил Ортис. – Я уже не говорю о новейшей истории. Сириус нынче такой же элемент поп-культуры, как формула E = mc² или фото ее автора с высунутым языком. Или как портрет Мерилин Монро кисти Энди Уорхола. Мало того, как специалист по символике, скажу, что знаменитое Всевидящее око чаще изображается вместе с Сириусом, а не Солнцем! А взять, к примеру, теорию о том, что Сириус каким-то образом связан с идеей освобождения.

– Что вы имеете в виду? – спросила Вероника.

– Ну как же? Есть мнение, что целая череда праздников дней независимости огромного числа стран – от США, Франции и Канады до мелких государств Азии и Африки – приходится на «собачьи дни» совсем не случайно.

– Ну, не знаю, – неуверенно сказала Вероника. – Мне кажется, это уже слишком.

Ортис сглотнул, отправив в желудок так и недожеванный остаток снадобья.

– Хорошо, давайте вернемся собственно к геральдике и Средним векам. Ведь, как я понял, вас интересует именно этот период? Кстати, а вы можете показать значок, о котором мне говорил отец Бальбоа?

Глеб вынул из кармана коробочку со значком и, подойдя к дивану, положил его перед Ортисом.

Повертев значок перед глазами, Ортис поднял очки на лоб и обвел гостей взглядом.

– Изящная штучка.

– А вы видели когда-нибудь похожие знаки на гербах? – спросил Глеб.

– Именно такого, может, и не видел. Но обязательно сверюсь с картотекой. Хотя уже сейчас могу сказать, что символику Сириуса широко используют самые разные тайные общества.

– Тайные общества? – переспросила Вероника.

Глеб счел необходимым выдать очередную справку:

– С пришествием христианства языческие доктрины переместились в тайные культы и организации: от ассасинов до масонов.

– Вы совсем забыли о тамплиерах, – добавил геральдист. – Разве не за это они понесли заслуженное наказание? – спросил он, глядя на священника.

По выражению лица Ортиса стало понятно, что старик сильно утомился. Гости поблагодарили его за помощь и направились к выходу.

Шагая по длинному, мрачному коридору морга, Лучко услышал сердитый голос Семенова, доносившийся из-за двери:

– Плохая собака! Не смей трогать! А ну-ка неси обратно! Сиська, ко мне!

Воображение капитана тут же дорисовало ужасную картину: вечно кормящая мать, а потому вечно голодная Сися в поисках лакомства проникла в святая святых – секционный зал и, ухватив шмат мертвой плоти, теперь пытается удрать от возмущенного судмедэксперта.

Приоткрыв тяжелую дверь, следователь заглянул внутрь. Послышалось громкое, злобное рычание. Затем, заметив щель в двери, Сися попыталась прошмыгнуть в коридор, проскочив между ногами капитана. Лучко оказался проворнее и успел схватить собаку за задние ноги. Сися заверещала, но добычу не отпустила.

Рассмотрев то, что было намертво зажато в пасти, Лучко не смог сдержать смешка – все оказалось не так страшно, Сися с самым зверским видом всего лишь трепала зубами тапок судмедэксперта – тот не признавал иной обуви на рабочем месте. Вскоре, тяжело дыша после погони, подоспел и сам Семенов в одном тапке и принялся выговаривать собаке:

– Вот видишь? От меня-то удрать еще можно, а вот от Лучко не убежишь. Знаешь, что тебе теперь светит за воровство?

Почувствовав себя в центре внимания, Сися еще пуще разъярилась.

Судмедэксперт беспомощно развел руками:

– Витя, объясни хоть ты ей, пожалуйста.

Капитан грозно навис над Сисей:

– Статья сто пятьдесят восьмая: кража, то есть тайное хищение чужого имущества. Значит так: если тапок левый, есть шанс отмотать срок условно. Ну а если правый, тогда кранты. Семеныч, какой тапок-то?

– Да правый, правый, сам видишь.

– У-у-у, минимум два года.

Будто вникнув в смысл слов капитана, Сися враз перестала рычать.

– Но если ты чистосердечно раскаешься и вернешь мне тапок, то капитан… – начал вкрадчивым голосом Семенов.

– Так и быть, засчитает тебе явку с повинной, – закончил фразу Лучко.

Сделав разумный выбор в пользу свободы, собачонка нехотя выплюнула тапок и с громким лаем кинулась по коридору к выходной двери навстречу новым приключениям.

Обувшись, Семенов пригласил следователя в кабинет.

– Спасибо за содействие. Чай будешь?

– Нет, спасибо.

– А бутерброд?

– Издеваешься?

– Ничуть, время-то обеденное. Ну как знаешь.

Заварив себе крепчайшего чаю, судмедэксперт развернул целлофановый пакет со съестным и стал мастерить бутерброд из имеющихся в распоряжении ингредиентов. Движения его пальцев были точны и выверены, а сам бутерброд являл собой образец идеальной симметрии, причем по всем трем осям сразу.

Лучко не терпелось ознакомиться с новостями.

– Ну, рассказывай, что нашел.

Откусив кусок бутерброда и отхлебнув чая, цветом и крепостью не уступавшего кофе, Семенов указал на лежащую на столе папку.

– Я тут на досуге целую гору старых дел перелопатил. Мне уже во время вскрытия Гонсалеса показалось, что я когда-то встречался с чем-то похожим, но только очень давно. И смотри-ка, память не подвела. Вот взгляни. Это старый отчет, аж девяносто седьмого года. Занимательное чтиво.

Полистав отчет, капитан поднял удивленный взгляд на судмедэксперта.

– Оба-на! У жертвы такие же рассечения на лице, как у Гонсалеса! И точно такие же следы от ожогов утюгом!

Неторопливо отпив еще чаю и продолжая с легким чавканьем дожевывать бутерброд, Семенов склонил седую голову в знак согласия.

– Я и говорю – занимательное чтиво.

– Какой интересный старикан! – подумала вслух Вероника после того, как они, попрощавшись с Ортисом, вышли за дверь.

Глеб закивал.

– Ага. Глядя на него, я припомнил одно замечательное высказывание Франсиско Гойи. К сожалению, я встречал его только по-русски и не знаю, как оно звучит в оригинале. Мысль Гойи сводится к тому, что время можно сравнить с художником…

– Вы, должно быть, имеете в виду El tiempo también pinta, – улыбаясь, подсказал точную цитату Бальбоа.

– Совершенно верно.

– В самом деле. – Бальбоа принялся развивать тему: – Есть лица, на которых прожитые годы опечатываются не более чем сеткой морщин да возрастной пигментацией. А есть и такие, на которых самым художественным образом во всех тонкостях запечатлевается человеческая душа. Вы не находите?

– Да, попадаются такие, что хоть вешай на стену в раме, – задумчиво ответил Глеб. – Почище иных живописных шедевров.

Разговор на какое-то время затих, а Глеб все продолжал размышлять над тем, что сказал священник. Он тайком рассматривал точеный профиль Вероники, столь знакомый ему во всех деталях, силясь углядеть едва заметные следы полупрозрачных лессировок, что за годы их разлуки дописало к портрету его бывшей возлюбленной неумолимое время. По счастью, Вероника и сама была погружена в какие-то мысли, что позволило Глебу беспрепятственно разглядывать то, что его живое воображение принимало то за неоконченные наброски, то за полностью завершенные картины минувшего, затерявшиеся в ложбинках все еще безупречно свежей кожи. Вот эта морщинка на лбу стала куда заметнее. А вот той упрямой складки возле губ раньше не было и в помине. Откуда она взялась?

«Время тоже пишет картины», – снова повторил он про себя афоризм великого испанца. – И еще какие.

Все время, пока скорый поезд мчался из Мадрида в Толедо, Глеб рассеянно смотрел в окно, наблюдая, как сгущающиеся сумерки постепенно обволакивали серо-синей дымкой пролетающие мимо поля и деревеньки, словно нарочно стилизуя их под вечерние пейзажи Карлоса де Аеса.

Заключительные слова Ортиса никак не выходили у него из головы. Наконец Глеб не выдержал и повернулся к Веронике.

– Как думаешь, Гонсалес мог быть членом тайного общества?

Та пожала плечами:

– Вообще-то это на Рамошу непохоже. Или ты хочешь сказать, что я совсем не знала человека, с которым прожила пятнадцать лет?

– Я этого не говорил.

– Но подумал. А как же те руки из твоего видения. Ты же сам сказал, что они были старческие.

– Так значит, значок принадлежал не Гонсалесу, а кому-то другому? – спросил у Глеба сидевший напротив Бальбоа.

– Думаю, да, – ответил Глеб.

– Вот видите, – с облегчением сказала Вероника.

– Это еще ни о чем ни говорит, – возразил священник. Давайте все же предположим, что Гонсалес и в самом деле состоял в какой-то загадочной организации. Но за что его тогда убили? – спросил он, глядя на Глеба.

– Не знаю. Может, Рамон нарушил какие-то правила и поплатился за это? Кстати, есть версия, что Сократ принял смерть потому, что имел неосторожность открыть непосвященным тайны мистерий Осириса.

– Неужели? – удивился священник. – Только не говорите мне, что и в деле Сократа тоже фигурирует этот распроклятый Сириус.

Уловив замешательство в глазах собеседников, вызванное не особо приличествующим его сану лексиконом, Бальбоа виновато улыбнулся и, делано закатив глаза, перекрестил рот.

– Нет, падре, исторической науке на этот счет ничего не известно.

Вероника потянула Глеба за рукав.

– Представим на минуту, что ты прав. Но что такого секретного мог разгласить Рамоша? И кому это могло чем-то помешать?

Глеб оставил вопрос без ответа и повернулся к священнику.

– Помните последнюю реплику старика?

– Насчет тамплиеров? Если честно, эта мысль не оставляет меня с тех пор, как мы распрощались с Ортисом.

– Вы полагаете, речь идет о том самом ордене? – спросила Вероника.

– Весьма вероятно.

– Но зачем этим новоявленным неотамплиерам проливать чужую кровь?

Немного подумав, Глеб сделал неожиданное предположение:

– А что, если мы имеем дело с неким ритуалом?

Увидев недоумение в глазах Бальбоа и Вероники, Глеб пояснил:

– У некоторых тайных обществ древности существовала одна общая черта, вполне возможно, что она дожила до наших дней.

– Что вы имеете в виду? – спросил священник.

– Зачастую при приеме в такое общество кандидат был обязан совершить некое ритуальное преступление вплоть до убийства.

– С целью доказать новым собратьям собственную лихость? – предположила Вероника.

– Не только. Кровь скорее была призвана сжечь за кандидатом все мосты, отрезать ему пути назад. Такие обряды посвящения составляли тайное тайн и никогда и никому не раскрывались. Надо сказать, что далеко не всегда ритуал сводился к убийству. Были и другие способы накрепко повязать неофита.

– К примеру, новопосвященных тамплиеров заставляли плевать на распятие, – задумчиво добавил священник. – Так вы думаете, убийства священников – часть некоего ритуала посвящения?

– Может, и так, – задумчиво ответил Глеб.

– А как же Дуарте и мой муж? Они ведь не имели отношения к Церкви, – спросила Вероника.

– Вспомни, что я говорил про Сократа.

– Полагаешь, они пострадали из-за того, что собирались раскрыть чей-то секрет?

– А что, вполне рабочее предположение, – ответил за Глеба Бальбоа.

Впереди засверкали вечерние огни Толедо, и поезд уже начал притормаживать, а Глеб все никак не мог успокоиться:

– И все же я ничего не понимаю. Ну какие еще, к черту, рыцари? На дворе двадцать первый век!

Священник снисходительно усмехнулся.

– Это Испания, друг мой. В нашей стране до сих пор существуют рыцарские ордена, основанные в двенадцатом-четырнадцатом веках: Алькантара, Калатрава, Сантьяго, Монтеса. А уж о новодельных сообществах и говорить нечего. И кстати, многие из них прекрасно вписались в реалии сегодняшнего дня. Хотите, хоть сейчас введу в Гугле название какого-нибудь братства, и интернет тут же выдаст нам не мрачный сайт, стилизованный под махровое Средневековье, а стандартную страничку в Фейсбуке с внушительным списком лайков. Вот такие нынче времена.

Поезд уже совсем остановился, и священник потянулся к багажной полке за своим потертым портфелем, а Вероника впопыхах принялась рыться в своей сумочке в поисках зеркальца. В этот момент Глеб краем глаза успел заметить в сумочке нечто такое, чего никак не ожидал там увидеть. Это была рукоять револьвера.