Глава 21
Пропавшая рукопись
Вице-мэр Сусанна Чавес не любила, когда что-то шло не так, как она планировала, и очень раздражалась по этому поводу. Раздражение постепенно вошло в привычку и стало изливаться даже на семью – мужа Октавио и дочерей Анну и Марисоль. Стоило кому-то из них выбиться из привычной рутины, как Сусанна тут же ставила нарушителю на вид.
Поначалу дети и Октавио смотрели на эти укоры снисходительно, понимая, насколько Сусанна загружена на работе, и в шутливой форме просили ее на них не давить. А как тут не давить, когда ты только этим и занимаешься в мэрии. Можно сказать, ее и пригласили в заместители градоначальника за эту врожденную пассионарность. Мэр, вынашивающий надежды на второй срок, с увлечением играл роль «добренького», в то время как его заместителю отводилась роль злюки, воюющей за правду с кем надо и когда надо. Вот она и втянулась. А вернувшись из кабинета домой, перестроиться бывает очень непросто.
В итоге в последнее время домашние начали отвечать на ее замечания встречными упреками. То Анна, надув губы, вспоминала о том, что мать опоздала на постановку драмкружка, где ее в самом начале действа чмокал в щечку не кто-нибудь, а лучший баскетболист школы Пеле Ибаньес, то Марисоль выговаривала ей по поводу так и несложившейся поездки на море, опять-таки отмененной из-за проклятой работы. А муж и вовсе постоянно огрызался под предлогом того, что даже невинные с виду фразы вроде «Дорогой, вынеси мусор» или «Милый, подойди» стали звучать как приказ, отданный суровым команданте недавно призванному салаге.
А тут еще этот инспектор Рохас. Так и впивается своими глазищами, глядишь, сквозную дыру просверлит. Возомнил себя вторым Херардо Кастильо и, кажется, не собирается уступать ни увещеваниям вице-мэра, ни даже совету старшего комиссара Асеведо. Чего он вцепился? Что ему нужно?
* * *
Поскольку в ответ на официальный запрос Федеральная служба безопасности сообщила, что покойный Рамон Гонсалес к сотрудничеству никогда не привлекался, оставалось лишь переговорить с человеком, владеющим жестовым испанским, и приказ Деда будет исполнен. Лучко решил не откладывать и снова связался с «Ассоциацией переводчиков жестового языка». Ему обещали помочь в самое ближайшее время.
* * *
Глеб сидел за столом и раз за разом выводил на листе бумаги странный узор, которым была украшена калитка в его видении. Теперь он был почти уверен, что конус, который они с Вероникой поначалу приняли за сложенный зонт, больше смахивает на острие ножа или наконечник копья. А то, что казалось похожим на раскрытый зонт и морскую звезду, скорее напоминает стоящего человечка в высоком головном уборе. Тиара? Корона? Так, может, речь идет о каком-то царе?
Сломав всю голову, он решил отправить рисунок Лучко, с тем чтобы тот передал его Расторгуеву. Оставалось только уповать на дотошность эксперта – вдруг что-нибудь раскопает.
* * *
Командор на всю громкость включил CD с записью Amadigi di Gaula. Он дважды подряд с наслаждением прослушал увертюру, после чего с досадой выключил проигрыватель. Какая жалость! Опера в музыкальном смысле без преувеличения превосходна, но какого черта этот придурок Гендель написал партию Амадиса так высоко, так что ее может спеть либо кастрат, либо женщина? Ну где это видано, чтобы великого воина играла баба? Точно так же этот Гендель поступил и с главной партией в опере «Родриго». Как он только мог? Да, последний вестготский король проиграл войну и отдал страну на растерзание арабам, но это не повод к тому, чтобы писать его арии для контртенора, а в отсутствие оного отдавать их всяким травести. Какая горькая ирония судьбы!
Впрочем, ему ли удивляться? Разве не смертельный недуг самого Командора странным образом столкнул его с Дуарте и окольным путем привел к надежде на то, что под финал жизни ему все-таки удастся заполучить то, о чем он так долго мечтал? Эх, если бы только Хавьер не был таким упрямцем!
Пытаясь успокоить нервы, Командор вставил в проигрыватель очередной диск, сел в кресло и закрыл глаза. Это была недавно купленная запись еще одной оперы, посвященной все тому же Амадису. По окончании героической увертюры, заглавную партию мужественнейшего из рыцарей неожиданно запела обладательница звонкого меццо-сопрано.
Заткнув уши ладонями, Командор уронил голову на грудь. Какого черта! И Массне туда же!
* * *
Полистав телефонный справочник, Вероника отыскала там Хавьера Дуарте и тут же набрала номер. Голос на другом конце звучал настороженно. Мария Дуарте, поняв, что говорит с женой предполагаемого убийцы своего мужа, поначалу приняла Веронику в штыки и решительно отказалась от встречи. Вероника использовала последний оставшийся аргумент:
– Я теперь тоже вдова. И возможно, наших близких лишили жизни одни и те же люди. Нам нужно поговорить.
После недолгой паузы Мария Дуарте сдалась:
– Ладно, приходите.
* * *
Инспектор Рохас пришел на встречу с вице-мэром загодя, чтобы, не дай бог, не опоздать. Чавес приняла его точно в назначенное время. Рохас про себя отметил, что одетая в элегантный деловой костюм госпожа вице-мэр, несмотря на полное отсутствие косметики, выглядела весьма привлекательно: глаза как у молодой Сариты Монтьель, точеный, слегка вздернутый нос, маленькая аккуратная родинка на щеке, шикарные волосы до плеч. Картину портили только сердито поджатые губы.
Предложив кофе или воду на выбор, Чавес неожиданно спросила:
– Инспектор, вам знакомо такое понятие, как инвестиционный климат?
– …Э-э… разве что в общих чертах, – признался Рохас.
Вице-мэр как-то нехорошо прищурилась:
– Ах, вот как? Значит, в общих чертах? Ну а слово «спонсор»? Тоже в общих чертах?
Секунду подумав, инспектор предпочел дипломатично отмолчаться.
– А как, по-вашему, инспектор, что нужно городу для поддержания и реставрации памятников старины, которые круглый год привлекают в Толедо толпы туристов, желающих потратиться себе в удовольствие?
– Деньги?
– Браво, инспектор! Вы смекалистей, чем я ожидала. Действительно деньги. И я очень вас прошу, не вставайте у них на пути.
Рохас вскинул упрямый подбородок:
– Боюсь, я вас не совсем понял.
– Достаточно одного ложного слуха, одного неверного слова в прессе, и мы потеряем тех немногих благодетелей и инвесторов, что, несмотря на тяжелую экономическую ситуацию, помогают городу сохранить его историческое лицо.
– И что же прикажете делать? – криво усмехнувшись, спросил инспектор.
– Я вам не начальник и приказывать не могу. Делайте свое дело, не раскачивая лодку. Она и так дала течь.
– Да, понимаю.
– Вот и славно. И еще я в курсе того интереса, который испытывает к расследованию его преосвященство. Но не забывайте о том, что в конце концов Испания – это светское государство.
– Что ж, обещаю иметь это в виду.
Выразив почтение едва заметным поклоном, Рохас повернулся кругом.
* * *
Одежда сурдопереводчика-испаниста, любезно согласившегося заехать к Лучко в управление, вполне гармонировала с выбранной им языковой специализацией – он щеголял в майке с портретом Икера Касильяса, отчего капитан сразу с грустью вспомнил мертвого Гонсалеса. Портрет, правда, был несколько искажен изрядным пивным животиком, приходившимся на то место, где располагалась нижняя часть лица, отчего изображение стало карикатурным – подбородок капитана сборной Испании казался несоразмерно огромным, раза в полтора, а то и в два шире его лба.
Лучко, обожавшему Касильяса, стало за того обидно. «Уж кому-кому, а этому парню диета точно не помешала бы», – подумал капитан и тут же дал себе слово избавиться от собственного жирка, прочно обосновавшегося в районе талии и бедер.
Пригласив гостя в кабинет, Лучко объяснил тому суть дела. Переводчик подтвердил, что жест, означающий «смотреть», в точности совпадает с аналогичным испанским, что было уже неплохо.
– Ну а вот такой жест вы встречали?
И капитан без особой надежды развернул ладони под прямым углом и ударил указательные пальцы один о другой.
– Да, конечно, – уверенно ответил переводчик.
Следователь подался вперед.
– Серьезно? И что же он означает?
– Это название города.
– Топоним, значит? – блеснул словарным запасом капитан.
– Именно.
– И что же это за город?
– Толедо.
Вопреки всему, что говорил ему старший комиссар Асеведо, Рохас после встречи с Чавес втихаря все-таки пробил вице-мэра по базе данных и теперь сидел, удивленно уставившись в экран. Ну и ну! На имя Чавес зарегистрировано оружие? Как интересно! Вы только посмотрите на эту лицензию! Вообще-то по испанским законам любой может купить оружие для занятий стрельбой. Для этого нужно только записаться в Федерацию стрелкового спорта, пройти обучение и выбить четыреста очков из шестисот. Однако пользоваться купленным оружием спортсмены могут исключительно в тире. Носить же пистолет с собой в целях самообороны могут только сотрудники силовых структур, политики и высокопоставленные чиновники, да и то лишь в случае реальной угрозы жизни. Именно такая лицензия два года назад была выдана Чавес. Но зачем вице-мэру Толедо ходить вооруженной?
Инспектор перешел к следующему абзацу. На имя Сусанны Чавес был зарегистрирован «Смит энд Вессон» модели 642. Это что еще за зверь такой?
Рохас полез в справочник и, машинально поглаживая кобуру с новеньким пятнадцатизарядным Heckler & Koch, с минуту снисходительно рассматривал картинку, на которой был изображен короткоствольный револьвер, рассчитанный на каких-то пять выстрелов. Хм, тридцать восьмой калибр, то бишь девять миллиметров. Разве не такими пулями был убит Дуарте?
* * *
Дом Дуарте в Талавере стоял на улице, по обеим сторонам обсаженной высоченными кипарисами. Электрического звонка на двери не оказалось – пришлось воспользоваться специальной колотушкой, вложенной в пасть существа, напоминающего сфинкса.
Мария Дуарте, похожая на постаревшую танцовщицу фламенко – пучок на затылке, цветастая шаль, прямая как палка спина – пригласила их в комнату и предложила устроиться на диване. Хозяйка держалась настороженно, все время буравила гостей подозрительным взглядом.
Первой начала говорить Вероника:
– Я пришла к вам в надежде узнать что-нибудь, что прольет свет на смерть моего мужа. Я хочу понять, кто и за что его убил.
Госпожа Дуарте поддернула шаль на морщинистой шее, как будто в доме было холодно.
– И я задаюсь похожим вопросом.
– Скажите, наши мужья были близко знакомы?
– Не думаю. Всех близких друзей и коллег Хавьера я знала в лицо.
– А можно поинтересоваться, чем в последнее время занимался сеньор Дуарте?
– В последнее время, как, впрочем, и десять предыдущих лет, Хавьер занимался изучением истории ордена тамплиеров.
– Тамплиеров?
Вероника бросила на Глеба многозначительный взгляд.
– Ну да. Он прямо-таки помешался на этой теме. Все уши мне прожужжал о том, что сделал какое-то открытие, которое должно потрясти основы египтологии.
– Египтологии? – удивленно переспросил Глеб.
– Мой муж был египтологом, разве вы не знали? С возрастом климат Африки стал ему вреден, и мы осели здесь, в его родовом гнезде, в Талавере.
– Ах, вот как. Но какое открытие может совершить египтолог, живущий в трех тысячах километров от Египта?
– Знаете, я не особенно интересовалась научными идеями мужа.
– Но отчего же? – спросила Вероника.
– Эх, если от его науки была бы хоть какая-то практическая, а еще лучше материальная польза семье, тогда другое дело. Могу лишь сказать, что после нашего отъезда из Александрии Хавьер со всей присущей ему страстью переключился на тему влияния древнеегипетской мудрости на европейскую культуру.
– А вы не могли бы рассказать об этом поподробнее.
– С радостью бы, но я действительно мало что знаю.
В разговор снова вступил Глеб:
– Как вы думаете, а ваш муж мог поделиться этим открытием, о котором вы говорили, с Рамоном Гонсалесом?
Мария Дуарте на минуту задумалась.
– Пожалуй, да. В последнее время у Хавьера были на то весьма веские основания.
– Вы это о чем?
– Дело в том, что мой муж был болен.
– Что-нибудь серьезное?
– Да, он знал, что ему осталось совсем немного – считаные месяцы, если не недели, и очень сокрушался, что унесет этот свой секрет в могилу. Так что все может быть. Я могу помочь вам чем-нибудь еще?
Вероника испытующе посмотрела на вдову.
– Говорят, ваш муж был еще жив, когда вы…
– Да, верно.
– И он пытался что-то сказать?
– Чистая правда.
– А что именно?
– Я не уверена, что поняла. Мне показалось, будто Хавьер произнес что-то похожее на: «Дебесе».
– Но что это могло бы означать?
– Не знаю, – сказала Мария и пожала худыми плечами. – По мне, это какая-то бессмыслица, вам так не кажется?
Вероника с трудом смогла скрыть свое разочарование:
– А мы, по правде говоря, думали, что ваш муж назвал какое-то имя.
– Не стоит верить городским сплетням, – с усмешкой сказала Мария Дуарте. – Во всяком случае, человека с таким именем я не знаю ни в Талавере, ни в Толедо.
– А что говорит по этому поводу инспектор Рохас?
– Он обещал разобраться и все проверить, но, кажется, не особо поверил моим словам.
– Почему?
– Медики считают, что смерть Хавьера наступила примерно в восемь вечера. А я вернулась домой около девяти.
– Но вы ведь действительно слышали голос вашего мужа?
– Я теперь уже ни в чем не уверена.
– Скажите, сеньор Дуарте оставил после себя какие-то записки?
– Вы имеете в виду его последнюю книгу?
– Так ваш муж писал книгу? Мы можем взглянуть на рукопись? – встрепенулся Глеб.
– Разумеется. Пожалуйте за мной.
Они прошли в кабинет. Хозяйка села в кресло и принялась копаться в бумагах.
Однако сколько госпожа Дуарте ни шарила своими костлявыми пальцами в ящиках стола, она так ничего и не нашла. Рукопись ее покойного мужа бесследно исчезла.
