Прошка с большой буквы
Глава 1,
в которой рассказывается о том, чем грядушки отличаются от грядушечников и каким образом Прохор стал старостой класса
– Ой! – Мамка вскочила, едва не скинув со стола клавиатуру, и кинулась на кухню, откуда давно уже тянуло чем-то палёным. – А ты чего сидишь молчишь? – досталось и мне мимоходом. – Нюх отшибло?
– У меня насморк, – буркнул я.
Отложил мамкин планшет, встал, подошёл к монитору, поглядел, что пишут. Имею право: компьютер – мой, аккаунт – мой. И с кем же это она тут сцепилась? Ага… С каким-то Будильником.
Будильник: С точки зрения будущего, Вы давно мертвы.
Прошка: А Вы, с точки зрения настоящего, даже и не жили.
Будильник: С кем же Вы тогда сейчас спорите? С воображением со своим?
Прошка: Такое вот у меня больное воображение.
Будильник: А другого у Вас и быть не может.
Прошка: О как! Опускаетесь до неприкрытого хамства? Хотя чего ещё ждать от грядушки!
Будильник: Уважаемый Прошка, не выкручивайтесь. Вы спорите со мной. Стало быть, я существую.
Прошка: Не факт.
Будильник: А что?
(минутная пауза)
Будильник: Вы озадачены?
Ну да, озадачена! Просто на этом самом месте мамка почуяла гарь и кинулась к плите. Запах палёного усилился, в кухне громыхало, оглушительно шипело, временами слышались ругачки. Ох, вернётся – выпишет чертей этому самому Будильнику.
Кстати, по-моему, никакой он не грядушка – так, грядушечник. Да и мамка, ясен хрон, не Прошка. Прошка – это я.
В кухне грохнуло напоследок, и мамка ворвалась в комнату. На щеке сажа, в руке тряпка. Кинула тряпку на пол и, смахнув меня с дороги, плюхнулась на стул перед монитором. Затрещали клавиши. Я заглянул через мамкино плечо, прочёл:
Прошка: Да ты не только грядушка, ты ещё и дегенерат клинический!
– Мам, – позвал я. – Можно я пойду погуляю?
В ответ – досадливое мычание и треск клавиатуры.
Значит, можно.
* * *
Странно, я ведь застал времена, когда грядушкой называлась спинка кровати. Теперь так не говорят: спинка и только спинка. Чтобы мебель не обижать.
Было мне тогда года четыре. Помню, посадил меня папка на плечи и понёс на митинг. Сижу выше всех – весело, страшно. Толпа, плакаты, динамики ухают. Вокруг огромные взрослые головы – как разинут пасти, как гаркнут: «Смерть грядушкам!»
Думаю: на чём же я теперь спать буду? Прямо на пол матрасик положат? А что, думаю, прикольно…
Вернулись домой – первым делом полировку на обеих своих грядушках гвоздиком исцарапал. Отругали, даже в угол поставили. Спрашивают: рехнулся ты, что ли? Стою в слезах, растерянный, испуганный, и трясущимися губёнками лепечу: «Смерть грядушкам…»
Рассмеялись, простили. «Дурачок, – говорят, – ничего ты не понял. Дяденьку из будущего поймали. Он к нам на машине времени проник. А они там, в будущем, плохие. Они нас работать на себя заставляют, чтобы им лучше жилось…»
А мамка ещё пошутила: «Не зря мы тебя, выходит, Прохором назвали…»
По-моему, зря. В школе мне из-за этого оценки по поведению то и дело снижали. Окликнет кто-нибудь: «Эй, Прошка!» Я в ответ: «Что, Грядушка?» Тот: «Ты кого грядушкой назвал?!» Ну и драка…
Наконец учителке это надоело, оставила нас после уроков – всем влетело, и мне тоже.
«Как ты смеешь, – кричит, – стесняться своего имени? В нём отзвук нашего славного прошлого! И вы тоже хороши! Вы с кем ряды смыкаете? Сами-то вы кто? Тоже прошки! Все мы прошки! Только он с большой буквы пишется, а мы с маленькой…»
Призадумались, зауважали. Да и сам себя зауважал. Тем более выбрали меня после этого старостой класса – за то, что с большой буквы пишусь.
Хорошие были времена: учиться некогда, каждый день что-то новенькое. Будущее время глагола отменить хотели. Я уже и страничку из учебника вырвал, а они взяли и раздумали.
Самих грядушек я ни разу не видел – разве что по телевизору, когда машину времени подобьют, а пилота захватят. Вроде человек как человек, только лицо на экране размыто, но так нарочно делают, для секретности. Зато грядушечников развелось столько, что их уже и ловить перестали. А раньше, когда я ещё в школу не ходил, ловили и сдавали в участок. Помню, вели одного такого – рвётся, настоящерами обзывается. А потом ещё и песню запел: «Завтра будет лучше, чем вчера…»
Грядушка – это который из будущего. А грядушечник – он из настоящего, как мы с вами, но предатель. Оказалось, бывший наш Президент – и тот грядушечник. Выступал по телевизору – прокололся: «Да, – говорит, – трудностей много, но мы обязаны их преодолеть ради того, чтобы потомки наши жили счастливо…»
Тут же разоблачили, сделали козлу импичмент, судить хотели, только он в Америку сбежал. Америка-то будущему с потрохами продалась – весь Сенат завербованный.
Десанта ждали, армию на уши поставили – так и не дождались. Струсили, видать, грядушки. У них там и машины времени, и нанотехнологии покруче… Зато мы духом сильнее!
Тогда они другое придумали: влезли в социальные сети – и давай нас оттуда чернить почём зря. То ли, не знаю, к Интернету можно прямо из будущего подключаться, то ли это они грядушечников подговорили, но всё равно обидно. Отечество наше вчерашкой прозвали – ничего себе? Чуть социальные сети из-за них не запретили. Хотя как их запретишь? Ну и стали у нас говорить наоборот: дескать, мировая паутина – главное наше идеологическое оружие.
Дружно выйдем в Интернет,
Скажем будущему: «Нет!»
Классно я устроился. Играю себе в «Смергр-2» на мамкином планшете, а «будущемунет» за меня мамка говорит – с моего аккаунта. Увлеклась, хозяйство забросила – сидит целыми днями перед монитором, по клавишам стрекочет и только шипит от злости. А в школе думают, будто это я такой примерный.
Ну так ведь староста класса! И с большой буквы пишусь.
* * *
Во дворе никого из наших не было. Только в песочнице копошились три карапуза под присмотром двух бабушек на скамейке.
– Да просто сволочи! – возмущалась одна. – За что они нас так ненавидят? Что мы им сделали?
– Я вам больше скажу, Марья Гавриловна, – подхватывала другая. – Чиновники-то наши…
– Воруют?
– Да если бы просто воровали! Президент вчерась по телевизору прямо сказал: в будущее смотрят – потому и воруют!
– На чёрный день запасаются…
– Да уж… – Пригорюнилась. – Нам с вами, Марья Гавриловна, и до чёрных деньков не дожить! Сами смотрите: у нас отнимают, а в промышленность вкладывают…
– Нет, но… промышленность-то тоже нужна…
– А кому она потом достанется, промышленность эта? Нам, что ли? Грядушкам и достанется… У, чтоб им там всем провалиться в этом их будущем!
Пришлось поздороваться. А куда денешься – я ж староста, на меня другие равняются.
Отошёл подальше. При виде меня карапузы прикинулись испуганными и спрятались за борт песочницы.
– Гъядуська!.. – в радостном ужасе завопил один.
– Сам ты грядушка! – буркнул я – и остановился.
Вот хрон сушёный, и спрятаться некуда! Через двор навстречу мне шла Улька Глотова, моя заместительница. Жаба очкастая. Третий год мечтает меня из старост скинуть, а сама старостой стать.
И ведь скинула почти. Дома у нас раздрай случился. Нет, ругачек и раньше хватало, но всё из-за денег. А тут однажды мамка чего-то такое купила, а папка возьми да и скажи: «Ты бы хоть о завтрашнем дне подумала!» Ну та и взвилась: «Тоже в грядушечники подался?» А он ей: «Да уж лучше грядущее, чем такое настоящее!»
Ну и началось. Что ни день – скандал. Чуть он о тратах заикнётся, она тут же на хронополитику переводит. И как-то незаметно заделался наш папка взаправду грядушечником.
– Всё равно ведь придёт и наступит! – кричит.
– Не наступит! Не позволим! Как жили, так и будем жить! Вон и в гимне поётся: на все времена!
– Прошлячка!
– Будило Господне!
Развелись, короче. А Улька пронюхала, что папка грядушечник, шум подняла. На собрании меня разбирали. А мне что? Ну скинут из старост – подумаешь, беда! Самому уже надоело…
Не скинули. Опять училка всё наизнанку вывернула. Полчаса за душу брала.
– Распад, я бы даже сказала, разлом между настоящим и будущим, – щебечет, – прошёл через всё наше общество. Вот он расколол семью Прохора. Это трагедия, ребята. И Прохор с честью выдержал это испытание, оставшись с мамой, а не с папой…
Как будто меня кто спрашивал, с кем я останусь!
Нет, папку, конечно, жалко. Захожу к нему иногда тайком от мамки. Живёт в хрущёвке на окраине, пенсию получает по инвалидности, ждёт, когда дом под слом назначат. Лежит целыми днями на раскладушке, бормотуху из картонок пьёт. На водку не хватает.
Увидит меня – приподнимется на локте, пальцем погрозит.
– Имей, сынок, в виду: твой отец – мужчина с критическим складом ума. Потому и страдает…
Потом ещё подначивать примется:
– Ну что, староста класса? Вот уничтожите вы будущее, а сами потом куда, если некуда?
– А они первые начали! – огрызаюсь. – Мы ж к ним не лезем!
– Да я думаю! – усмехается. – Нам машину времени соорудить – ума не хватит…
– Вот видишь! – говорю. – Значит, это они нас хотят уничтожить, а не мы их!
– А им-то какой смысл нас уничтожать? Они ж так и самих себя, получается, уничтожат…
– Значит, завоевать хотят!
– Так будущее нас в любом случае завоюет! Рано или поздно. Безо всякой машины времени…
Ну, тут я уже даже и не знаю, что ему отвечать.
– Вот! – удовлетворённо говорит папка. – Так что запомни, сынок: отец твой – мужчина с критическим складом ума…
И так пока не отрубится.
