1

Каждому отделению, стрелковому, разведывательному, десантному, ремонтному, санитарному, саперному, пулеметному, минометному, гранатометному, огнеметному и всем прочим, каждому танку и каждому артиллерийскому орудию нужен командир. Многомиллионной армии нужны сотни тысяч (а на войне — миллионы) младших командиров.

Еще в 1918 году для подготовки командиров самого низшего звена в составе дивизий Красной Армии были созданы дивизионные школы; помимо этого, в 1924 году в стрелковых, кавалерийских и артиллерийских полках были созданы полковые школы.

Система подготовки младших командиров в СССР постоянно улучшалась и после Второй мировой войны достигла пика совершенства.

Стрелковый полк 1950-х годов — это три стрелковых батальона и полковая школа, кроме того в полку — четыре роты (связи, разведывательная, саперная, автотранспортная) и четыре батареи (самоходно-артиллерийская, противотанковая, минометная, зенитная), которые в состав батальонов не входили, а прямо подчинялись командиру полка или его заместителям. Полковая школа стрелкового полка по своей численности примерно соответствовала стрелковой роте. Она готовила сержантов только по основному профилю полка, то есть командиров стрелковых и пулеметных отделений.

Всего в полку 30 стрелковых взводов (27 в трех батальонах, 3 в полковой школе) и 10 пулеметных взводов (9 в трех батальонах, 1 в полковой школе). Командир полка орлиным взором следил за командирами стрелковых и пулеметных взводов и тех, кого наметил к выдвижению на роту, отправлял для начала командовать взводами в полковой школе. Таким образом, полковая школа получала самых лучших, самых опытных и перспективных командиров взводов, тех, кто был достоин повышения.

Самого свирепого из всех старшин рот и батарей командир полка ставил старшиной полковой школы. Самого лучшего из всех ротных командиров, того, кого наметил к повышению на батальон, он ставил для начала командиром полковой школы.

Система подготовки сержантов была простой, понятной, эффективной. Солдат служил три года. Прибывало новое пополнение, его распределяли по ротам и батареям. В каждой роте и батарее создавалась временная команда новобранцев. Под руководством ротного командира, старшины и нескольких сержантов новобранцы проходили курс молодого бойца, им объясняли, кто они такие и куда попали, какие у них будут обязанности (права им не нужны), кто ими будет командовать и какие права есть у командиров. Новобранцев учили мотать портянки и чистить сортиры, они изучали свое оружие, первый раз стреляли на полигоне, после этого их приводили к присяге и распределяли по взводам. Но не всех.

Во время прохождения курса молодого бойца ротный командир выявлял самых сильных, авторитетных, способных, развитых умственно и физически, задиристых и нахрапистых. Это будущие сержанты. Ротный не распределял их по взводам, а отправлял в полковую школу.

Интерес командира роты — выбрать самых лучших, ибо через год подготовки именно они вернутся к нему продолжать службу. Выбор лучших для полковой школы — это интерес не только командиров рот, но и всех офицеров от взвода до полка включительно.

Итак, в полковой школе — самый лучший из всех ротных командиров, тут самый свирепый ротный старшина, тут самые лучшие взводные командиры, самые злые сержанты и самые, какие только есть, лучшие солдаты.

Полковая школа — личная гвардия командира полка. На торжественном построении с выносом боевого знамени знаменный взвод — от полковой школы. Нужно провести показные занятия по огневой, тактической, физической, строевой и любой другой подготовке — хоть для соседнего пионерского лагеря, хоть для делегации генералов братской армии — полковая школа покажет выучку. Караул в праздничные, самые ответственные дни, — от полковой школы. И патруль от нее же.

А вот наряд на кухню — нет! Ни разу за всю службу. Красить заботы, мести улицы, копать картошку, чистить полковой сортир, — это не для будущих сержантов. Но вот, допустим, подрались в казарме узбеки с грузинами, и командир полка поднимает полковую школу с приказом разнять, навалять тем и другим, щедрым мордобоем укрепить дружбу народов.

На боевую подготовку полковой школы командир полка тратил вдвое, а то и втрое больше боеприпасов, моточасов и горючки, чем на подготовку обычной роты.

Через год весьма суровой подготовки выпускникам присваивали звания младших сержантов, показавшим самые высокие результаты — звания сержантов, и для продолжения службы возвращали в те роты, из которых они пришли. Но была у командира полковой школы помимо прочего еще одна привилегия: самых-самых он имел право оставить себе. Ему много не надо, но ведь и у него сержанты уходят на дембель, их надо кем-то заменять. Их заменяли самыми лучшими.

И еще деталь. В полковую школу набирали с запасом. В ходе подготовки кто-то может отсеяться. Причин много, от венерических заболеваний до гибели на полигоне. Но что делать с теми, кого подготовили в полковой школе, но для кого свободных должностей в полку нет? Тем присваивали звания ефрейторов. Они выполняли работу рядовых, но были своеобразным кадровым резервом для заполнения внезапно образовавшихся вакансий.

Кроме командиров стрелковых и пулеметных отделений стрелковому полку требовалось примерно столько же сержантов множества разных специальностей: разведчиков, саперов, связистов, минометчиков, зенитчиков, командиров противотанковых и самоходных орудий. Готовить множество небольших групп специалистов разных профилей в масштабе стрелковых полков было нецелесообразно. Их готовили не в полковых, а в дивизионных школах. Дивизионная школа соответствовала не роте, а отдельному батальону.

В армии множество различных профессий: химики, медики, ремонтники, повара и так далее. Сержантов относительно редких специальностей готовили на армейских и окружных курсах. При этом неукоснительно соблюдался следующий принцип: я, командир, выбрал перспективного солдатика, вам его отдаю в дивизионную школу или на окружные курсы, вы из него сделаете сержанта и через год мне вернете. Этот принцип заставлял каждого командира весьма внимательно относиться к вопросу подбора будущих командных кадров.

В 1959 году эта система была беспощадно разрушена. Полковые и дивизионные школы, армейские и окружные курсы были ликвидированы. Вместо этого ряд мотострелковых и танковых дивизий превратили в учебные дивизии.

 

2

Через девять лет после разгона полковых и дивизионных школ я получил назначение в 66-ю гвардейскую учебную мотострелковую дивизию Прикарпатского военного округа. В дивизии шесть учебных полков — три мотострелковых, танковый, артиллерийский, зенитно-артиллерийский, и учебные батальоны — связи, саперный, медицинский, автотранспортный и прочие.

В случае резкого обострения обстановки или войны дивизия мгновенно превращалась в боевую; кроме того, из своего состава она выделяла так называемое «ядро» — группу офицеров для формирования еще одной дивизии, которую следовало дополнить резервистами.

Служба в учебных дивизиях была престижной, особенно для младших офицеров. В линейных частях потолок для взводного — старший лейтенант, для ротного — капитан. В учебных дивизиях потолок для командира учебного взвода — капитан, для командира учебной роты и батареи — майор. И платили нам больше, чем командирам обычных взводов, рот и батарей. Для всех вышестоящих командиров, от батальона до дивизии, воинские звания были установлены как в обычных частях. Помимо учебных подразделений и частей, дивизия имела части и подразделения, которые учебными не являлись, например, отдельный ракетный дивизион. На офицеров этих частей и подразделений наши привилегии не распространялись.

Попасть в учебку на первом году офицерской службы даже на должность взводного было повышением. Я такое повышение получил. Службу любил, выкладывался по полной. И мои товарищи старались, командиры вышестоящие спуску не давали, но по большому счету мы гнали брак.

Если руку положить на сердце, то нужно признать: система была дурацкой. Встретишь старого товарища из боевой дивизии, сообщишь, где служишь, и тоскливо ждешь удара в морду. Крепко на нас обижались.

А как выпьешь с ним по первой, как проклятое пойло осадишь огурчиком, изливай душу: не пробовал ли он сам из говна конфетки делать? Гнали к нам эшелоны из Узбекистана, гнали из Азербайджана, гонят из Туркмении. Гнали, правда, и из России, и с Украины, но только тех, кто не подходил по уровню развития в войска правительственной связи КГБ, в пограничные войска КГБ, во Внутренние войска МВД, в Ракетные войска стратегического назначения, во флот, в авиацию, в десантуру, в Войска ПВО страны. Гнали к нам по остаточному принципу.

В 1967 году срок службы в Советской Армии был сокращен с трех до двух лет. Раньше было так: в полковой или дивизионной школе — год подготовки после тщательного отбора. И отбор не для чужого дяди, а для своей собственной роты или батареи. И вдруг — пять месяцев подготовки без всякого отбора: этот эшелон в боевую дивизию, это будут рядовые, а этот эшелон — в учебную дивизию, пусть из них сержантов делают.

Каждый год в учебной дивизии состоял из двух учебных периодов: месяц на подготовку учебной базы, ремонт помещений и боевой техники, прием пополнения, пять месяцев учебы и снова один месяц подготовки и пять месяцев обучения.

Дивизия моя готовила сержантов для войск Прикарпатского военного округа, Центральной и Южной групп войск, то есть для войск Советской Армии, находящихся в Венгрии и Чехословакии. Каждый набор — от 4 до 6 тысяч курсантов. В год дивизия давала от 8 до 12 тысяч сержантов. В случае необходимости производительность дивизии могла быть поднята до 20 тысяч сержантов в год.

Наши скороспелые сержанты после пяти месяцев подготовки попадали в боевые части, где им приходилось командовать не только сверстниками, но и дембелями, которым оставалось служить считанные месяцы. Ничего хорошего от этой системы подготовки ожидать не приходилось. Но не нам, офицерам учебных дивизий, надо было при встрече морды бить, а тем, кто это эту дурь выдумал.

Вот и вопрос: а кому мешали полковые и дивизионные школы? Почему их ликвидировали, кому и зачем понадобились учебные дивизии?

 

3

Мой доблестный 145-й гвардейский учебный мотострелковый полк мотострелковым был только по названию. Два учебных батальона готовили войсковых разведчиков для разведывательных рот мотострелковых и танковых полков и разведывательных батальонов мотострелковых и танковых дивизий. Третий учебный батальон готовил сержантов для спецчастей охраны хранилищ ядерных боеприпасов. Такое сочетание учебных батальонов имело глубокий смысл.

Главная задача разведывательных частей и подразделений — поиск и уничтожение в тылу противника ядерного оружия и средств его доставки. Потому курсантов двух батальонов учили прежде всего находить и распознавать так называемые цели первой категории, то есть пункты хранения и технического обслуживания ядерного оружия, а также огневые и стартовые позиции артиллерийских орудий и ракет, которые доставляют эти боеприпасы к цели. В ходе войны обнаруженные цели первой категории подлежали немедленному уничтожению любой ценой, в том числе и самоубийственными атаками. Для таких атак разведывательные подразделения имели в своем составе танки, бронетранспортеры и другую тяжелую технику. А курсантов третьего батальона учили тщательно маскировать охраняемые объекты, бдительно их охранять и стойко оборонять как от диверсионных групп, так и от танковых атак.

Боевую подготовку было достаточно просто организовать: на полигоне курсанты из первых двух батальонов искали, находили, пытались атаковать и уничтожить цели первой категории, а курсанты третьего батальона учились от таких атак уклоняться или их отбивать.

Наша боевая техника — бронетранспортеры БТР-60П, БРДМ (бронированные разведывательно-дозорные машины), танки Т-55, плавающие танки ПТ-76.

Курсанта надо было заставить повиноваться, закалить физически, преподать основы выживания в экстремальных условиях и тактики действий в тылу врага, втолковать ему основы грамотной эксплуатации бронетанковой техники, организации закрытой связи, научить вождению танка или бронетранспортера, стрельбе из многих видов оружия, до автоматизма развить навыки индивидуальной и коллективной защиты от оружия массового поражения противника, научить распознавать боевую технику вероятных противников, втолковать азы тактики иностранных армий, выковать из него командира, но прежде всего — преподать основы русского языка.

И все это — за пять месяцев!

Да, чуть не забыл самое главное: из него следовало сделать идейного борца за идеалы коммунизма. К концу обучения курсант должен был без запинки называть всех членов Политбюро и кандидатов в члены, все республики Советского Союза и их столицы, все агрессивные военные блоки империалистов и страны, в эти блоки входящие, вспомнить контрольные цифры производства чугуна и стали в Советском Союзе на конец текущей пятилетки, рассказать, когда и за что Коммунистический союз молодежи получил свои ордена. На выпускной инспекторской проверке он должен был бегать, прыгать, водить боевые машины, оказывать первую медицинскую помощь раненым, допрашивать пленных, стрелять, легко и свободно щебетать очень о многом.

А ему все это было совершенно не нужно.

Одно дело — врожденный лидер, который был вожаком дворовой шпаны, который и в армии рвался в сержанты, другое дело — хлюпик, который никогда никого не заставлял себе повиноваться, который для этого не рожден и не создан. Раньше и первый, и второй типы мгновенно определялись командирами еще при прохождении курса молодого бойца; первых отправляли в полковые и дивизионные школы, вторых оставляли рядовыми.

После создания учебных дивизий индивидуальный отбор остался в прошлом. Понятно, военкоматам ставили задачу слать в учебные дивизии самых лучших. А где их взять? Сидит бедный военком, пригорюнившись: в погранцы самых лучших, и в десантуру, и во флот, и в ракетчики, и в авиацию. А тут ему еще приказ: снарядить пару эшелонов в какую-то учебную дивизию. И опять же — самых лучших. Раньше ротный командир из двух-трех десятков новобранцев вбирал четыре-пять человек. И выбирал для себя. А у военкома — тысячи призывников, которых он в глаза не видел. И отбор для какой-то учебной дивизии, не то в Белоруссии, не то в Забайкалье. Да гори это всё ясным пламенем! И гнали в учебные дивизии эшелоны с тысячами новобранцев, большинство из которых в сержанты не годились не только по психологическому складу, но даже по уровню умственного и физического развития.

 

4

В 145-м гвардейском учебном мотострелковом полку я служил два года. Это четыре выпуска. Все выпуски были отличными. Получил мощное повышение в разведывательный отдел штаба округа. Но был и остаюсь лютым врагом учебных полков и дивизий: система была порочной в замысле и в принципе.

Так какому же идиоту в голову стукнула идея так готовить младших командиров для артиллерии и танковых войск, для мотострелковых и разведывательных частей и подразделений?

Этот вопрос я задавал себе еще тогда и еще тогда искал ответ.

Он оказался простым.

Советская Армия была мобилизационной. В мирное время — пять миллионов, начнется война — призовем еще много-много миллионов. От качественной подготовки сержантов в полковых и дивизионных школах пришлось отказаться потому, что такая система противоречила идее всеобщей мобилизации мужского населения в случае войны.

Перед Второй мировой войной в Советском Союзе не было всеобщей воинской обязанности, в армию брали не всех. Одновременный призыв миллионов резервистов под знамена ни разу не проводился, потому и не было замечено несоответствие между призывом огромных людских масс и системой качественной подготовки младших командиров.

В так называемый «предвоенный период» (1 сентября 1939 года — 21 июня 1941 года) младших командиров готовили сотнями тысяч в полковых и дивизионных школах. При этом снова никакого несоответствия между массовой армией и системой подготовки сержантов замечено не было, ибо вскоре грянула война, которая все списала, все несоответствия стерла. В ходе войны сержантов готовили в запасных полках или просто присваивали сержантские звания отличившимся на фронте бойцам. И снова никаких противоречий не возникло.

После войны полковые и дивизионные школы, а также армейские и окружные курсы достигли наивысшего расцвета. Все было прекрасно. Но товарищи Хрущёв и Жуков решили разоблачить Сталина. Для того был собран XX съезд коммунистической партии. Сталин был объявлен злодеем. И тут же вся система социализма в братских странах посыпалась.

В Польше удалось быстро потушить пламя восстания, а в Венгрии полыхнуло. Будапешт давили войска советского Особого корпуса, который находился в Венгрии, а всю остальную страну — две армии, которые были введены из Прикарпатского военного округа. Но этим не обошлось. По боевой тревоге были подняты войска соседних военных округов.

Тут еще и Суэцкий кризис. Хрущёв и Жуков решили перекрыть Суэцкий канал руками египетских товарищей и тем самым перерезать путь снабжения Западной Европы ближневосточной нефтью. На это Великобритания, Франция и Израиль ответили мощным ударом по Египту, разогнав египетских вояк по зыбучим пескам.

Пришлось по боевой тревоге поднимать всю Советскую Армию с частичным призывом приписного состава. И во всей красе вдруг открылось: система качественной подготовки сержантов

в полковых и дивизионных школах не соответствует фундаментальным основам нашего военного строительства. Полковые и дивизионные школы готовили хороших сержантов, но Советской Армии такие не нужны!

Нужны плохие!

Ах, да почему же?

Объясняю.

 

5

На территории братских стран находились полностью развернутые дивизии Советской Армии, а на территории Советского Союза были дивизии трех типов:

1. Развернутые. Их было немного, предназначались они для парадов и показухи.

2. Сокращенного состава. Этих было много.

3. Кадрированные (в народе — кастрированные). Этих тоже было много: были командиры и боевая техника на консервации, но не было солдат. Такая дивизия — словно пасека без пчел.

Сокращенные и кадрированные дивизии существовали на случай войны: грянет гром — призовем резервистов. И вот в октябре 1956 года пропели жареные петухи, была объявлена боевая тревога всей Советской Армии с частичным призывом приписных. И вдруг открылась полная нестыковка двух систем — качественная подготовка сержантов не позволяла в случае необходимости быстро развернуть массовую многомиллионную армию.

Не упрекайте меня в предвзятом отношении. Но давайте, вопреки политической корректности, признаем, что люди разных национальностей не одинаковы. Национальные особенности существуют, и надо признать, что есть некоторые виды деятельности, к которым большинство представителей одного определенного народа в силу особенностей своего исторического развития, традиций, территории проживания и многих других факторов предрасположены больше, чем большинство представителей другого. Например, коренные африканцы — отличные бегуны на короткие дистанции.

Так вот, перефразируя известную поговорку, можно сказать, что сержант-татарин хуже татарина. И чем он хуже для солдата, тем лучше для офицера. Если у вас есть выбор, то при прочих равных на должность сержанта, не раздумывая, ставьте татарина.

Ах, какие у меня в роте были сержанты! Старший сержант Абдулин! Старшина Усков! Сержант Гарифулин!

Слава Татарстану! С такими ребятами — хоть до Парижа!

Был у меня венгр из Закарпатья, старший сержант Ласлафи. Этого только на цепи держать: того и гляди кого-нибудь зубами порвет.

Венграм не уступали литовцы. А еще — хохлы. Каждый, кто служил, не забудет до гроба упрямого сержанта-украинца: «Застыбнить пуг-г-гоф-фку!»

Были у меня и сержанты-украинцы. Старший сержант Кохан! Сержант Ярема! Старший сержант Бялковский! Старший сержант Швайко! Последнего солдаты прозвали Шваем: маленький, щупленький, легонький, весь, словно чертик, через края веселой злостью переполненный. Если он дежурным по роте заступал, то офицерам в казармах можно было не появляться. Все 24 часа он роту держал на грани нервного срыва.

Так мы о чем? Мы о том, что у системы полковых и дивизионных школ, то есть у системы тщательного отбора и качественной подготовки сержантов, был врожденный изъян. Приходили новобранцы в полк, командиры выбирали самых перспективных и отправляли в полковые и дивизионные школы, там из них делали классных сержантов, через год они возвращались в свои роты и батареи, служили еще два года и уходили на дембель.

Но грянул 1956 год, дело шло к войне, сокращенная дивизия где-нибудь в Казани, Каунасе или Ровно принимает в свой состав резервистов из местных военкоматов. Но резервисты почти все поголовно — сержанты запаса. А солдатиков мало-мало. В то же самое время в каком-нибудь Ташкенте все резервисты чуть ли не поголовно рядовые, и ташкентской дивизии требуется много сержантов.

В 1956 году товарищи Хрущёв и Жуков чуть было Западную Европу не взяли в ежовы рукавицы. Зловредную Западную Европу можно было бы удавить нефтяной петлей. Суэцкий канал египетские друзья Советского Союза попытались перекрыть.

Супертанкеров тогда не было. Хороший танкер того времени брал 7-8 тысяч тонн нефти, реже 10-12 тысяч. Гонять такие танкеры вокруг Африки было накладно, цена нефти для потребителей возрастала неимоверно.

Возник международный кризис. Великобритания, Франция и Израиль приняли решение канал вернуть законным владельцам. Если бы в тот момент удалось перевести Советскую Армию с мирного на военное положение, то Великобритания, Франция и Израиль, возможно, не посмели бы ударить по Египту.

Но Советскую Армию даже частично отмобилизовать не удалось потому, что все десять послевоенных лет командиры Советской Армии отправляли в полковые и дивизионные школы татар, украинцев и литовцев. Узбеков, таджиков, туркмен и армян тоже иногда отправляли, но не в тех пропорциях, которые требовались для мгновенного развертывания гигантской армии.

До 1956 года все было красиво расписано в бумагах. К примеру, в случае мобилизации из Солонянского района Днепропетровской области надо было отослать в Кызылагаш Талды-Курганской области Казахской СССР пять командиров танков Т-44, а в Кизыл-Арват Туркменской СССР — восемь командиров орудий МЛ-20 и одного командира топографического отделения. В каждом районе — тысячи сержантов запаса множества самых различных специальностей. Их следовало разослать в сотни разных мест. А ехать им далеко-далеко со множеством пересадок.

В масштабе одного района такое можно организовать. Теоретически. Но в 1956 году в связи с народным восстанием в Венгрии и кризисом в районе Суэцкого канала, который мог перерасти в большую войну, была поднята по боевой тревоге вся Советская Армия. В ходе частичной тайной мобилизации в Советскую Армию было дополнительно призвано три миллиона резервистов. Сотни тысяч сержантов запаса из Литвы, Украины, Татарской автономной республики мелкими группами двинулись в Армению и Грузию, в Казахстан и Узбекистан, на Алтай и Памир. Ехать им долго-долго. Солдат призывали из тех местностей, где находились дивизии. С солдатами проблем почти не было — вернее, были, но другого рода: солдат уже призвали, но сержанты еще не доехали.

Представим себе дивизию, которая приняла в свой состав десять тысяч солдат-резервистов из Узбекистана или Таджикистана. Они свое отслужили и больше служить не хотят. Все они — вооруженная, почти однородная масса, которая говорит на своем, непонятном офицерам языке. А сержанты еще едут.

Что в результате? Правильно: разложение, которое не удалось остановить даже после того, как сержанты прибыли.

Так это не все. Дивизии в Литве, Украине, Татарстане тоже надо было комплектовать. Тут обратная проблема — нехватка рядовых. Потому, допустим, из Джезказгана отправляем 250 стрелков и 93 пулеметчика в Яворов, 32 заряжающих и 15 замковых в Николаев, 18 химиков-дозиметристов в Каунас и так далее. Это не единый встречных поток, это сотни тысяч ручейков из самых разных мест в самые разные.

Такой был момент взять Европу за горло или за какое-нибудь другое место! Но пока сотни тысяч сержантов добрались до своих дивизий и полков, кризис в районе Суэцкого канала был улажен.

А момент — упущен.

Не следует забывать и о побочных эффектах такого способа отмобилизования частей и соединений. Масса молодых мужиков была сорвана с обжитых мест и отправлена в дальние странствия со множеством пересадок. Отправлены они были не плотными массами, но мелкими группами. Если бы резервисты, которые были командирами расчетов 120-мм минометов, жили в одном селе, а командиры 122-мм гаубиц — в соседнем, то можно было бы как-то собрать их плотными группами. А так — россыпью, и никак иначе. По радио гремели страшные заявления советского правительства. Дело шло к войне. Может быть, даже ядерной. Выпивали друзья, расставались: кто знает, не на всегда ли? Во время пересадок всем надо было компостировать билеты. Воинские кассы забиты. Шум, гам, толкотня, драки. Татары сцепились с киргизами. Грузины с азербайджанцами. Патруль, комендатура, трибунал.

Частичная мобилизация была сорвана. Да и тайны никакой не получилось. Все вокзалы были забиты подвыпившими мужиками в изодранной одежде. Кому из вражеских разведок надо, тот понимал смысл происходящего.

Какие же выводы надо было сделать на будущее? Призадумались вожди. Министр обороны Маршал Советского Союза Жуков предложил отменить индивидуальный отбор и вместо этого готовить сержантов в плановом порядке. Раз дивизии сокращенного состава находятся в Узбекистане и Таджикистане, в Армении и Казахстане, в Киргизии и Азербайджане, значит, в случае развертывания их следует комплектовать местными резервистами, в том числе и сержантами. Следовало в мирное время определять потребности каждой дивизии в сержантах самых различных специальностей и их заблаговременно готовить.

Вскоре Жукова с вершин власти прогнали, но эта его идея восторжествовала. А как же иначе?

 

6

Можно было, конечно, иметь армию поменьше, но высокого качества. Это нам не подходило. Нам была нужна самая большая армия в мире. Но в такую армию надо было в случае войны призывать всех без разбора. А для этого еще в мирное время в местах развертывания и пополнения полков, бригад и дивизий надо было создать соответствующий контингент резервистов.

Планы комплектования составлялись просто. Стоит, допустим, где-нибудь в Ташкенте дивизия сокращенного состава. Мобилизационный отдел штаба дивизии прикидывал, сколько в случае развертывания нужно иметь сержантов и каких именно специальностей. Эти сведения направлялись в мобилизационное управление штаба округа, далее из округов сведения поступали в Главное мобилизационное управление Генерального штаба. И там принимались решения: для Закавказского военного округа нужно будет через два года иметь такое-то число командиров орудий, такое-то число командиров танков, такое-то число командиров разведывательных отделений и так далее. А для Среднеазиатского округа вот такое-то число. А для Туркестанского...

И следовал приказ: ТуркВО осенью столько-то эшелонов направить в такую-то учебную дивизию, а столько-то в такую. Понятно, что давались громовое указание: отбирать самых лучших. Военкоматы рвали под козырек и докладывали об исполнении: да, да, самых лучших, как и было предписано.

А мы эти эшелоны принимали. Из Ташкента. Из Баку. Из Еревана.

Сержанты, которых готовила 66-я гвардейская учебная мотострелковая дивизия, служили в Прикарпатском военном округе, в Центральной и Южной группах войск. Но после службы они возвращались в свои родные места, составляя резерв сержантского состава на случай мобилизации.

В каждом наборе среди новобранцев попадались татары, украинцы, литовцы. Мы их готовили, как и всех остальных, но после производства в сержанты оставляли себе. Этим обеспечивали хоть какое-то качество подготовки новых пополнений.

 

7

Так вот: сержант — это командир. Ему вести солдат на смерть. Из солдата можно сделать сержанта, но только из того солдата, в котором задатки и качества вожака были изначально заложены. Если человек служить не хочет, сержанта из него не получится.

Со всей ясностью несостоятельность подготовки сержантов по методу Жукова вскрылась в 1979 году. Советская Армия готовила очередной освободительный поход, на этот раз в Афганистан. В Туркестанском военном округе были отмобилизованы две мотострелковые дивизии. Резервисты, солдаты и сержанты — из местного населения. Ничего из этой затеи не вышло. Немедленно после ввода войск в Афганистан всех этих бойцов пришлось срочно заменять на русских, украинцев, белорусов, татар.

Проблема комплектования сержантского состава Советской Армии заключалась не только в отсутствии индивидуального отбора. Суть проблемы лежала гораздо глубже.

Командиру любого ранга надлежит быть профессионалом. А профессионал отличается прежде всего тем, что выбрал свой путь в жизни добровольно. Но выбрать добровольно путь в сержанты солдат мог только в том случае, если ему были гарантированы хоть какие-то материальные льготы.

Этого экономика Советского Союза не позволяла. Советский Союз объявлял себя чуть ли не сверхдержавой, но полноценной сверхдержавой не являлся — ни одного дня за всю свою историю. Советский Союз был не способен обеспечить квартирами даже своих офицеров, не говоря уже о сержантах. Потому сержант, даже самый хороший, как и рядовой солдат, мечтал только о дембеле и высчитывал дни, часы, минуты и секунды до неизбежного момента, когда с него снимут ярмо ненавистной повинности.

Страна, в армии которой младшие командиры служили по принуждению, была обречена на распад.