Книга: Небо повсюду
Назад: Часть 2
Дальше: Глава 27

Глава 26

Позже я просыпаюсь со следами подушки на лице. Смотрю в окно: звезды околдовали темные небеса. Стоит мерцающая ночь. Я открываю раму, и верхом на аромате роз из сада в комнату врывается шум реки. В изумлении я понимаю, что мне стало немножко лучше, словно во время сна я попала в место, где чуть легче дышать. Я отмахиваюсь от мыслей о Джо и Тоби, глубоко затягиваюсь воздухом с запахом цветов, реки, мира. Встаю, несу мусорное ведро в ванную, мою его и моюсь сама и иду прямиком к столу Бейли.
Включаю компьютер, достаю блокнот из верхнего ящика (теперь я храню его там) и продолжаю с того места, где закончила вчера. Мне нужно сделать хоть что-нибудь для своей сестры, и единственное, что приходит мне в голову, – это найти ради нее нашу маму.
Я печатаю в поисковике оставшиеся сочетания. Наверное, я понимаю, как грядущее материнство могло побудить Бейли искать собственную маму. Это почему-то кажется мне очень логичным. Но я подозреваю и кое-что еще. В дальнем пыльном углу сознания у меня есть сундук, и в самом дальнем и пыльном углу этого сундука лежит одна мысль. Я знаю, что она там: сама положила, чтобы не думать о ней. Но сегодня я открываю этот скрипучий сундук и сталкиваюсь лицом к лицу с тем, во что я всегда верила: Бейли тоже такая. Беспокойство всю жизнь преследовало мою сестру, принуждало ее участвовать в забегах по пересеченной местности и менять личины на сцене. Я всегда считала, что именно поэтому она и хочет найти маму, и по этой же причине я не хотела, чтобы это у нее получилось. Уверена, она не рассказывала мне о своих поисках потому, что я попыталась бы ее остановить. А то мама рассказала бы ей, как сбежать от нас.
Одного исследователя для семьи вполне достаточно.
Но теперь я могу искупить вину за эти мысли, если отыщу маму. Я вбиваю разные варианты, пробую разные поисковики. Но уже через час мне хочется вышвырнуть компьютер в окно. Ни к чему все это. Я добралась до последней страницы и уже стала сама придумывать комбинации со словами и символами из стихотворений Блейка. Бейли в своем блокноте явно использовала содержимое маминой коробки: «Оливер Твист», «Сиддхартха», «На дороге». До Блейка она добраться не успела. Я раскрыла книгу и печатаю сочетания вроде «Пейдж» и «тигр», «ядовитое дерево» и «дьявол». Потом пробую набрать фамилию Уокер и разные слова, связанные с кулинарией (повар, шеф, ресторан). Бабушка ведь говорила, что мама наверняка зарабатывает на жизнь готовкой. Все тщетно. Потратив на поиски еще час, я обращаюсь к Бейли-исследователю, говорю ей, что не сдалась, что мне просто нужна передышка, и спускаюсь вниз: вдруг кто-то еще не спит?
Биг сидит на крыльце. Расселся на диване, как король. Я втискиваюсь рядом.
– Невероятно. – Он тычет пальцем в мое колено. – И не помню, когда ты в последний раз так подсаживалась, чтобы поболтать вечерком. Я как раз думал, а не слодырничать ли мне завтра и не предложить моей нынешней дамочке пообедать в ресторане. Надоело принимать пищу на дереве. – Он подкручивает усы с подозрительной мечтательностью.
Ой-ой-ой.
– Помни, – предупреждаю я дядю, – тебе запрещается просить чьей-либо руки, пока ты не пробудешь с этим человеком вместе целый год. Таковы правила после твоего последнего развода. – Я протягиваю руку и для пущего эффекта дергаю его за усы. – Пятого развода.
– Хорошо, хорошо, – машет рукой он. – Но если бы ты знала, как я скучаю по предложениям руки и сердца! Нет ничего романтичнее в мире. Советую и тебе попробовать хоть разок, Ленни. Словно с парашютом прыгаешь.
Он звонко смеется. Я бы даже сказала, что хихикает, не будь в нем пятнадцати метров роста. Дядя всю жизнь нам с Бейли твердил о свадьбах. И, по правде говоря, пока Сара в шестом классе не стала возмущаться институтом брака, я и понятия не имела, что он подразумевает какое-то неравенство.
Я оглядываю пустой двор, откуда несколько часов назад от меня сбежал Джо. Возможно, навсегда. Думаю, надо ли говорить дяде, что Джо, скорее всего, не будет теперь к нам заходить, но у меня не хватает решимости. Он почти так же привязался к нему, как и я. Да и, в любом случае, у меня есть другая тема для разговора.
– Биг…
– Да?
– А ты веришь в этот беспокойный ген?
Он удивленно смотрит на меня:
– Ну, звучит это как полный бред, ты согласна?
Я вспоминаю, как недоверчиво отреагировал на мой рассказ Джо, о своих собственных сомнениях, о том, как никто не верит в эту теорию. Даже в этом городке, где свобода духа входит в круг основных семейных ценностей. Стоит мне рассказать кому-нибудь о том, что мама оставила нас, когда мне был год, и отправилась на поиски дорожных приключений, на меня смотрят так, будто хотят запереть меня в комнате с обитыми войлоком стенами. Но при всем этом предание семьи Уокер никогда не казалось мне таким уж абсурдным. Каждому, кто когда-либо читал романы, выходил на улицу или ступал на порог моего дома, известно, что люди – страшные чудаки. Особенно наша семейка, думаю я, бросая взгляд на Бига, который занимается бог знает чем, ежегодно женится, пытается воскресить мертвых жучков, курит больше травки, чем все одиннадцатиклассники, вместе взятые, и выглядит так, будто должен управлять волшебным королевством. И почему же его сестре не быть блаженной душой, которая жаждет приключений? Почему мама не может быть похожей на героев, которые уходили из дому? Их же так много. Люк Скайуокер, Гулливер, капитан Кирк, Дон Кихот, Одиссей. Ладно, мне они кажутся немного ненастоящими, но они так мифологичны, так полны магии. Чем-то напоминают моих любимых святых и персонажей книг, к которым я, возможно, привязываюсь слишком сильно.
– Не знаю, – честно отвечаю я. – А что, это правда бред?
Биг долго молчит и в задумчивости крутит усы.
– Да нет, это просто вопрос классификации. Понимаешь? – Я не понимаю, но не перебиваю его. – В каждой семье есть свои штуки, которые передаются через поколения. У нас это бродяжничество – кто уж знает почему? Могло быть и хуже: алкоголизм, депрессия или озлобленность. А наши бедолаги-родственники просто отправляются бродить по свету…
– Мне кажется, у Бейли тоже это было, Биг. – Слова просто вывалились у меня изо рта, и я не успела их поймать. И становится понятно, насколько крепко я верю в этот ген. – Я всегда так думала.
– Бейли? – хмурится дядя. – Да нет, непохоже. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так радовался, получив отказ из Нью-Йоркского университета.
– Радовался? – Нет, вот это уж точно полный бред. – Ты что, шутишь? Она всю жизнь мечтала о Джульярде! Она т-а-а-ак старательно готовилась! Это была ее мечта!
Биг изучает мое пылающее лицо, а потом мягко возражает:
– И чья же мечта это была, Ленни? – Он складывает руки, будто играет на невидимом кларнете. – Потому что если уж кто-то та-а-ак старательно и готовился в этом доме, то это была ты.
О боже.
В моей голове звучит пронзительный голос Маргарет:
– Ты играешь восхитительно. Поработай над нервами, Ленни, и иди в Джульярд.
А я вместо этого бросила играть.
Сама запихала себя в коробку и сижу там, как чертик на пружинке.
– Иди-ка сюда. – Биг распахивает объятия, как крылья гигантской птицы, и смыкает их вокруг меня.
Я уютно устраиваюсь на его груди и стараюсь не думать о том, какой ужас испытывала каждый раз, стоило Маргарет заикнуться о Джульярде, каждый раз, когда я представляла, как…
– Мечты меняются, – говорит Биг. – Думаю, мечта Бейли поменялась.
Да, я знаю, так бывает. Но чего я не знала, так это что мечты могут прятаться у человека внутри.
Он прижимает меня крепче, и я совсем исчезаю в его руках. Вдыхаю терпкий аромат травки, что насквозь пропитал его одежду. Он гладит меня по волосам своей громадной лапищей. Я уже и забыла, как утешает присутствие дяди Бига, этой огромной печки. Я украдкой смотрю ему в лицо. По его щеке бежит слеза.
Через несколько минут он заговаривает снова:
– У Бейли, как и у многих, было шило в попе. Но мне кажется, что больше она все-таки была похожа на меня. Ну или на тебя в последнее время, раз уж об этом зашла речь. Рабыня любви. – Он улыбается так, словно только что принял меня в тайное общество. – Может, дело в этих проклятых розах; в них я как раз верю целиком и полностью. На сердце они влияют просто убийственно, клянусь тебе. Мы – словно лабораторные крысы, что целый сезон вдыхают их запах…
Он в задумчивости закручивает усы, видимо, позабыв, о чем говорил. Я терпеливо жду: он ведь под кайфом. Между нами то и дело проплывает аромат роз. Я вдыхаю его, думая о Джо. Я твердо знаю, что вовсе не розы вдохнули любовь в мое сердце, а сам этот мальчик, этот волшебный мальчик. Как я могла?
Где-то вдалеке кричит сова: пустой, одинокий крик, и мне тоже становится пусто и одиноко.
Биг как ни в чем не бывало возобновляет свои речи:
– Нет, не Бейли…
– Что ты имеешь в виду? – Я выпрямляюсь.
Он прекращает крутить ус; лицо его становится серьезнее.
– Когда мы были детьми, бабуля была совсем другой. Если у кого-то и есть беспокойный ген, то это у нее.
– Но бабуля ведь и за пределы нашего квартала редко выходит, – возражаю я, ничего не понимая.
Он усмехается:
– Знаю, знаю. Получается, я все-таки верю в этот ген: мне всегда казалось, что он был у моей матушки. Мне казалось, она каким-то образом запихнула его поглубже. Запиралась в своей мастерской и целыми неделями выплескивала жажду странствий на свои холсты.
– Ну а почему же тогда моя мама не поступила так же? – Я пытаюсь говорить тише, но на самом деле на меня накатывает ярость. – Почему ей так понадобилось сбегать, когда бабуле хватило переключиться на картины?
– Не знаю, дорогуша. Может, у Пейдж случай более запущенный.
– Случай чего?
– Не знаю! – По его голосу я слышу, что он так же растерян и сбит с толку, как и я. – Что там может заставить женщину оставить двух маленьких детей, брата и мать и не возвращаться целых шестнадцать лет. Вот то самое! Мы называем это жаждой странствий, но не каждая семья способна на такую снисходительность.
– И как же бы это назвали в других семьях? – спрашиваю я. Дядя никогда не делился своими размышлениями о маме. Может, от меня скрывают, что она просто сумасшедшая? Может, она и правда спрыгнула со своего дерева?
– Ленни, это совершенно не важно, как бы это назвали в других семьях. Это наша история, и мы вправе рассказывать ее так, как считаем нужным.
Это наша история, говорит он своим библейским голосом, и задевают меня эти слова тоже с библейской глубиной. Казалось бы, я столько читаю, что сама должна была додуматься. Но не додумалась. Никогда не рассматривала жизнь с этой стороны – как историю. Да, мне всегда казалось, что я нахожусь внутри какого-то сюжета, но автором я себя не считала, и права слова у меня тоже не было.
Но ты можешь рассказывать свою историю так, как сам захочешь, черт побери.
Это твое соло.
Назад: Часть 2
Дальше: Глава 27