19
Люсидия, приграничная война
Даже будь Роджерт дю Танкрет хоть в два раза уродливей и дурней, чем о нем говорили, в хитрости ему отказать было нельзя. Словно ясновидец, предугадывал он опасность и не совался в ловушку, какую бы соблазнительную наживку ему ни предлагали. Если Роджерт совсем не мог устоять, то посылал в капкан кого-нибудь другого.
– А если мы сделаем так, что опасность будет грозить ему самому? – спросил Азим.
Гора пожал плечами. Последние несколько месяцев выдались тяжелыми, он вконец измотался.
– Слишком долго я живу на свете. В такую войну должны играть молодые.
– Вам необязательно здесь находиться, могли бы прямо сейчас отправиться в Шамрамди.
Нассим что-то недовольно проворчал. Здесь, на острие копья, и надлежит быть Нассиму Ализарину. Не станет Гора умирать в своей постели.
На самом-то деле Нассим надеялся умереть, свершив месть над Гордимером и эр-Рашалем, но с печалью осознавал, что мечта эта становится все несбыточнее. Теперь его дело – открыть путь к Тель-Муссе.
– Вряд ли я придусь там ко двору. Мне никто не обрадуется. Эмиры уже знают все то, что им надлежит знать.
– Изыскиваете разные причины, чтобы не брать на себя больше ответственности?
Мальчишка попал не в бровь, а в глаз, и Нассим не нашелся с ответом. Азим умен. Достойный преемник Индалы.
Юноша громко рассмеялся, угадав по выражению лица мысли Нассима.
– Генерал, вы порой бываете очень предсказуемы. Знаю, сердце влечет вас в другом направлении. Вот вам мое слово, пусть даже только мое и ничье больше: вам окажут необходимую поддержку.
Нассим нахмурился. Чего стоят обещания принцев?.. Но этот принц, если его можно так назвать, – избранник самого Индалы аль-Суля Халаладина, чье слово так же крепко, как и божье. А по слову божьему и божьей воле, хоть и медленно претворяется она в жизнь, Роджерт дю Танкрет должен пасть.
– Господин Гора, – продолжал Азим, – вы могучий воин и великий военачальник, это признают даже ваши злейшие враги, но личные ваши качества вызывают сомнения. Полагаю, во всем виновато воспитание ша-луг, ведь помимо всего прочего из воина ша-луг стремятся сделать вечного пятнадцатилетнего мальчишку.
– Теперь вы повторяете услышанное от других, а не то, до чего дошли своим умом.
Азим покачал ладонями в воздухе, изображая чаши весов. Жест этот обозначал: «серединка на половинку» или же: «шесть одного и полдюжины другого».
Нассим снова нахмурился. Слишком уж проклятый щенок умен.
Разговор происходил возле горного источника на окраинах Идиама. Несколько раз, уходя от погони, праманам приходилось заезжать в населенные призраками земли. Воины Братства упорно их преследовали. Сегодня вечером сильный ветер раздувал костер, и высоко вверх взлетали искры, похожие на падающие звезды. Стояли не свойственные времени года холода. Почти полная луна уже проделала половину своего пути. Нассиму она напомнила большую ледяную колобашку с отколотым краем.
– Мой родич пришлет еще солдат, – пообещал щенок, – ополченцев из сотни городов и селений, этих рекрутов набирали в надежде освободить Святые Земли.
Гора подумал, что эту самую сотню городов и селений Индала завоевал копьем или словом. Выбора у них особого не было: разделить чаяния Индалы или погибнуть от огня и меча.
Чем старше становился Индала аль-Суль Халаладин, тем больше гневила его вражда меж недальновидными племенами правоверных.
Нассим не стал напоминать мальчишке, что чалдаряне тоже верят, что освобождают Святые Земли. И что до праман и чалдарян здесь были дэвы, а дэвы произошли от дейншо, которые явились в Святые Земли две тысячи лет назад, когда власть над этими краями пообещало им жестокое безумное божество, которое время от времени заставляло своих последователей приносить в жертву собственных детей.
– Генерал?
– Что?
– На мгновение вы покинули нас.
– Такая беда приключается, когда перерастаешь воспитание ша-луг.
– Что вы имеете в виду?
– Я вспоминал бесчисленные терзания, которым подвергались Святые Земли, и спрашивал себя: не иссякают ли Кладези специально, чтобы этот край смог стряхнуть с себя ничтожных людишек.
– Какое интересное замечание. За такие еретические мысли, выскажи вы их где-нибудь в другом месте, вас бы высекли или побили камнями.
Нассим пожал плечами. Вряд ли – слишком уж Гора ценен. Во всяком случае, пока. И с богом у него свои отношения. Бог, кажется, не против нетрадиционных предположений, которые иногда высказывал Ализарин.
– Почему Индала вдруг раскошелился на новых солдат?
– Хочет, чтобы в войске было больше опытных воинов. А еще хочет найти среди них лучших из лучших и набрать из них армию, которая понадобится, когда мой родич в конце концов отправится очищать Святые Земли от явившихся с запада неверных.
«Тут кроется что-то еще, нечто гораздо более значительное, – решил Нассим. – И я лишь маленький камушек в грандиозном стратегическом здании Индалы».
Гора будет податлив, доверится Индале, сыграет свою роль, сохранит верность и подготовится к тому мгновению, когда все пути сойдутся в одной точке и ему удастся согреться в лучах восстановленного равновесия. Это равновесие поколебала смерть Хагида.
– Что бы ни случилось, наша задача – каждодневно досаждать Черному Роджерту, – сказал юный Аз. – Нужно действовать настойчивее. Мой двоюродный дед не желает, чтобы дю Танкрет влиял на других арнгендцев. Остальные ведь не отличаются подобной свирепостью.
Нассим кивнул, хотя с возрастом сам он почти перестал испытывать тягу к смертельно опасным планам. И в этом тоже Гора перерос воспитание ша-луг.
– Первая наша забота – снять осаду с Тель-Муссы, – заявил меж тем мальчишка.
Когда у Нассима появилось больше воинов, жизнями которых можно было не дорожить, он принялся без устали досаждать Роджерту дю Танкрету. Своих раненых солдат Гора отсылал Индале, а трупы врагов – Черному Роджерту. Того не особенно поддерживали единоверцы, ведь своими злобными выходками он успел внушить отвращение абсолютно всем.
Силы дю Танкрета таяли. Каждый день один или два воина покидали его войско и отправлялись служить какому-нибудь более благородному военачальнику – такому, который не столь охотно посылает своих людей на убой.
Во время налетов Нассим часто использовал фальконеты, когда преследующий их враг оказывался на достаточно близком расстоянии. Лошади чалдарянских рыцарей не выносили дыма и грохота.
В одном из отрядов ополчения Нассим отыскал молодого фанатика: мальчик спал и видел, как бы стать героем и прославиться. Роджерт дю Танкрет предложил тому, кто добудет для него фальконет или бочку огненного порошка, огромную награду. А Нассим предложил юнцу бессмертие, и тот ухватился за такую возможность, хоть и не верил, что погибнет смертью мученика.
Он настолько уверовал, что с ним господь, что заставил Нассима пообещать: тот потом отведет его в лучшие таверны и бордели Шамрамди.
И Нассим обещал.
Религиозные обряды Нассим Ализарин соблюдал из политических соображений и в душе был твердо убежден, что большая часть его современников тоже на самом деле лицемеры. Но в ночь перед подвигом будущего мученика он не спал и молил господа, чтобы тот его направил.
Нассим Ализарин из крепости Тель-Мусса был уже не тем Нассимом Ализарином, который командовал тысячей ша-луг. Тот Нассим умер, когда в угоду эр-Рашалеву честолюбию погиб его единственный любимый сын. Новый Нассим слишком хорошо знал: любой мученик – это чей-то сын.
Как всегда, господь не потрудился ответить на молитву одинокого страдальца.
Мучения Горы были тем сильнее, что лишь двое на всем белом свете знали, что на самом деле мученик не предал своего бога и свой народ. В хитроумный план Нассим не посвятил даже Азима.
Ализарин старался мысленно не называть мученика по имени. Вина ощущалась чуть меньше, когда он думал просто о «мальчике» или «мученике».
Вначале казалось, все идет хорошо. Мальчик собрал верблюдов, нагрузил их бочками с огненным порошком и незамеченным выскользнул из лагеря. Сделать это было нетрудно, ведь именно ему доверили стоять в ночном дозоре.
Пропажу мальчишки заметили гораздо позже, чем рассчитывал Нассим. Еще больше времени прошло, пока не выяснилось, что пропали к тому же шесть верблюдов и запасы огненного порошка.
Самолюбие Горы оказалось уязвлено: он-то считал, что его люди лучше обучены и гораздо более бдительны. Сам ведь их учил!
– Повелитель! – воскликнул солдат, явившийся с докладом. – Дурные вести! Амбель, похоже, сбежал. Мы недосчитались шести верблюдов и почти всего огненного порошка. Кажется, он отправился за обещанной Черным Роджертом наградой.
Нассим впал в такую ярость, словно все это действительно было правдой. Ярость его подпитывала безалаберность собственных солдат: в лагере никто не желал ничего делать, все только болтали. Соотечественники мальчишки, которые хорошо его знали, отказывались поверить: по их словам, он никогда бы не сделал подобного.
Осыпаемые проклятиями своего военачальника, воины, точнее, большая их часть наконец устремились в погоню за предателем. На это Нассим и надеялся.
Погоню должно быть слышно, все должно быть всерьез, иначе шестое чувство Черного Роджерта снова его убережет.
Нассим и сам отправился вместе с преследователями, хотя ехал неспешным шагом, как и подобает пожилому человеку.
Мученик, конечно же, успел значительно их опередить, хотя парочке смельчаков из его же собственных соотечественников, насмерть загнавших лошадей, чуть было не удалось поймать мальчика.
Все свершившееся Нассим Ализарин видел собственными глазами – видел Гериг и Тель-Муссу, окруженную поредевшим войском захватчиков.
Мальчишка убедил стражей впустить его в Гериг, ведь за ним по пятам гонятся прамане, желающие его смерти. Один из преследователей громко вскрикнул, когда со стены барбикана в него угодила стрела.
Гора не знал, что именно пошло не так, но огненный порошок, которым были нагружены шесть верблюдов (а это почти полтонны), взорвался еще до того, как мученик успел зайти подальше в крепость.
Огромный барбикан, превосходивший размерами башню в Тель-Муссе, величественно обрушился в невообразимом облаке пыли.
– Проклятие! – вполголоса выругался Нассим. – Слишком скоро. Черного Роджерта наверняка поблизости не оказалось.
Устремив все свое внимание на Гериг, он позабыл об осторожности и не заметил, что говорит вслух.
– Прошу прощения, что вы имеете в виду? – тут же вскинулся Азим.
И Нассим покорно объяснил. Ведь теперь тайну уже не нужно было хранить.
Преследователи-прамане ринулись в облако пыли, которое все росло. Во время спонтанной атаки людям Нассима удалось захватить все еще опущенный мост, перекинутый через глубокий сухой ров – пропасть, пролегавшую в скале между барбиканом и самим Геригом.
Даже если бы план с мучеником удался, Гора не собирался штурмовать неприступную твердыню. Погибни Черный Роджерт, Гериг все равно устоит. Но Нассим не предвидел, какой урон нанесет его взрыв, хотя у него на глазах огненный порошок и использовали во время осады Арн-Беду. Гора хотел лишь убить одного человека, ни о чем другом он не помышлял. А тут его воины полностью вышли из-под контроля.
В пылу битвы неопытные солдаты-ополченцы тут же поддались искушению.
Раньше Гериг никогда не сдавали во время осады, выстоял он и на этот раз. Но потом многие утверждали, что крепости удалось спастись лишь потому, что пришли на помощь осаждавшие Тель-Муссу войска. Под их натиском праманам пришлось отступить. В итоге преимущество все же оказалось на стороне люсидийцев, осада Тель-Муссы прекратилась, и возобновить ее чалдаряне не смогли. Гериг вынужден был занять оборонительную позицию. Несколько рыцарей из Братства погибло во время взрыва, и еще больше – в последующей битве.
Роджерт дю Танкрет как раз торопился отпраздновать свою победу, когда взорвался огненный порошок. Нечестивый рыцарь утратил слух и чувство равновесия и не мог отдавать связные приказы.
Потом он оправился, но у него нашлись враги не только среди правоверных, но и среди его же единоверцев. Братство приказало дю Танкрету покинуть Гериг – якобы из-за его ранений. Роджерт пытался оспорить приказ, но, ослабев от ран, не смог противостоять людям, которых прислали, чтобы его выдворить.
Гора вернулся в Тель-Муссу. Бывшие осажденные встретили его радостными криками и благодарственными речами.
– Теперь Роджерт по-настоящему разъярен, – сказал купавшийся в потоках лести Нассим юному Азу. – Он найдет способ причинить нам зло. Понадобится больше…
– Люди всегда причиняют зло. А этот человек – охотнее прочих. Но вам удалось то, на что даже не надеялся мой двоюродный дед.
– Что мне удалось? Мальчик мой, не вижу тут особых поводов для радости.
– Генерал, злобная птица рух изгнана из гнезда. Черный Роджерт покинул Гериг, где к нему невозможно было подобраться на расстояние удара. Его же собственные соотечественники выдворили негодяя из крепости. Теперь до него можно дотянуться. И половина арнгендцев надеется, что кто-нибудь дотянется. А что вы имели в виду, когда сказали «понадобится больше»?
– Больше бойцов и оружия, коней и вьючных животных. И самое главное – денег. Некоторые зовут меня скупцом, но казна моя опустела.
Нассима Ализарина действительно считали прижимистым, но он не жалел, что потратился на фальконеты и огненный порошок. Особенно огненный порошок. Больше его не осталось.
Нассим лучше прочих усвоил урок, выученный в Арн-Беду, и весьма сожалел, что формула порошка не известна правоверным – тем, кто не служит эр-Рашалю аль-Дулкварнену. Свои запасы Гора пополнял из одного источника, и источник этот располагался далеко в Обители Войны. Каждая бочка обходилась весьма дорого.
Но порошок был хорош.
– Я видел, что можно сделать с его помощью, – признал Азим, – и поддержу вас.
– Благодарю.
– Рано меня благодарить. Я обещал свою поддержку, но вам придется отправиться в Шамрамди, чтобы там добиться своего.
Нассиму не хотелось никуда ехать. Он так долго проторчал в глуши (да еще попал в эту ужасную заварушку в Идиаме), что сил у него почти не осталось. Ненависть, вызванная смертью Хагида, не угасла, но стала не такой жгучей. В сердце военачальника ша-луг появилось место и для других чувств. Он осознал, что можно давать себе отдых, хотя и не научился этого делать.
– Я – калека, – пожаловался Нассим Азиму. – Слишком долго был одержим местью и не смогу существовать при дворе.
– Возможно. Но это мы выясним зимой, – сказал Азим, а потом доверительно шепнул: – Мой родич приступит к освобождению Святых Земель, как только пробьется трава.
Нассим вздохнул. Как он устал! От него уже почти ничего не осталось, а то немногое, что все же осталось, союзники желали обратить против кого угодно, но только не против его заклятых врагов.