Глава 13. Эн Шаравел

Утро было промозглым и сырым, солнце и не думало появляться из-за туч, низко клубившихся по небосклону. Вскоре стали просыпаться остальные. Отец достал из наших тюков четыре плаща, тепла они особо не приносили, но от продувающего, порывистого ветра защищали. Последним, встал Малик, что то ворчливо бурча, про погоду.

Выехали, когда перекусили принесёнными купцом из трактира лепёшками. К полудню проехали место, где мы вывернули из леса на дорогу. Вздохнув, сожалея о том, что, можно было бы повернуть к своим, мы проехали дальше, выполняя обещание купцу.

Ночевали в поле, около дороги. Выбор ночёвки именно в поле, был сделан по причине безопасности. К нам тяжелее было подобраться, а в вечерние и утренние части, мы видели всё пространство вокруг, на несколько вёрст. Ночью зарядил дождь, оправдывая название сезона. Моя стража выпала на утро, чему я был не особо рад, но и не расстроился. Так как под утро, я замерзал, и ломка суставов, совместно с тянущей болью лица, обострялись, поэтому спать я всё равно не мог. Обходя обоз и проверяя лошадей, заметил взгляд из под промокшей тряпки, которая ходила ходуном. Гоблина трясло от холода. Сходил к фургону купца, и стянул у него старенький плащик, заодно прихватив лепёшку. Отдал это всё гоблину. Он молча взял, и поменяв свою тряпку на плащ, судорожно зачавкал. Думаю, что плащ ему не особо помог, потому как рваные рубаха и штаны, тоже были промокшие. Завтракали в фургоне, вяленым мясом.

Вскоре тронулись в дорогу, ехать старались не по колее, грязь наматывалась на колёса. Хасаны которым не сиделось в фургоне, бежали под одной из телег. Ночной дождь прошёл только к обеду, но вот-вот грозил зарядить снова. К этому времени мы въехали в сосновый лес, дорога сменилась на песчаную, и лошади пошли повеселее. Хасаны носились вокруг обоза, играя в догонялки, и путаясь под ногами лошадей. Солд с охранниками и одним из возниц трепали языками, изредка издавая сдержанный смех. Я баловался луком, испытывая перчатку для стрельбы. Выпускал стрелу, как можно дальше в сторону нашего движения, иногда получалось даже на четыреста локтей, поднимал её, когда обоз достигал отметки, где она упала. Вдруг оба хасана, замерли, понюхав воздух вокруг нас, повернулись на ближайшие кусты и зарычали. Мы с Маликом, выхватили мечи. Из кустов выскочил мужик и побежал в лес, мимо нас пролетели галопом отец и Хорол, догоняя беглеца, мы припустили за ними. Догнали его через двести локтей.

— Кто такой? — грубо спросил Хорол.

— Селянин, из Заречной, Калимом звать.

Хорол и отец спустились с лошадей, отец голосом интонацией один в один как у Харола, произнёс:

— Покажи руки.

Селянин протянул обе руки.

— Не так, ладонями вверх.

Селянин повернул. Хорол тут же нанёс удар ногой селянину в грудь, и приставил острие меча, к шее упавшего:

— Где остальные?

— Какие остальные?

Удар по рёбрам, нанесённый ногой отца, заставил свернуться калачом мужика.

— Будешь юлить — умрёшь, будешь говорить — отпустим. Селян с серебряными перстнями не по размеру и мозолями от рукояти меча, не бывает, — тон отца не оставлял выбора.

— Они дальше по дороге, там карета с благородными, — запел мужик, — они её грабят.

— А ты зачем здесь? — Хорол с отцом, задавали вопросы по очереди.

— Как кто появится на дороге, должен скакать, предупредить.

— На чём скакать?

— На лошади, она вон там в овраге.

Отец кивнул мне головой в сторону оврага. Я спешился, и осторожно пошёл к оврагу, сзади шёл Малик, прикрывая меня арбалетом. В овраге действительно стояла лошадь, мы привели её обратно.

— Сколько вас?

— Семеро.

— Далеко засада?

— Верста, не больше.

— Все верхом? Нет, лошадь у нас только одна для дозорного. Остальные в перелеске спрятаны версты полторы, — мужик махнул рукой в глубь леса.

— Пошли с нами.

— Вы же обещали отпустить.

— Отпустим, если не соврал.

Около обоза, отдали пленного возницам, наказав, чтоб обыскали и связали. При пленном был только нож в голенище сапога. Меч и кое — какая мелочь из вещей в седельных сумках, были на лошади. В кустах нашли арбалет. Посовещавшись, решили напасть сами. Грабёж дело не быстрое, пока захватят, пока обыщут. Застанем врасплох, а шестеро пеших на шестеро конных, расклад в нашу пользу. На всякий случай для количества взяли ещё одного возницу, усадив его на лошадь разбойников. В его задачу входило махать мечом и кричать, когда нападём.

Место разбоя, показалось издалека, но бандиты, увлечённые разбоем, заметили нас, когда мы почти подъехали. Один из них распрягал карету, второй обыскивал трупы, трое, готовились насиловать ревущее создание в розовом платье, которое к этому времени было уже задрано.

Распрягающий, тут же вскочил на лошадь, и ещё до того как мы подъехали, всадил пятки в бока бедного животного. Догонять его никто не стал. Изначально, хотели произвести залп из двух арбалетов и лука, однако, поняв, что весы, и так перевесили в нашу пользу, на ходу атаковали бандитов. Тот, что обыскивал, попытался убежать, но был зарублен напарником Хорола. Насильники, видя наш численный перевес, просто побросали оружие. Мы, спешившись, взяли их в кольцо. Я поднял ревущую и явно боящуюся меня, девчушку, возрастом, кругов тринадцати, на ноги. Но она, тут же сползла сев на колени и рыдая, прикрыв лицо ладонями. Несостоявшийся насильник, придерживающий одной рукой штаны, после того как увидели возраст девчушки, упал с распластанным от клинка Хорола, горлом. Оставшихся двоих, связали, предварительно поправив расположение носов.

Видимо владельцы кареты не удосаживали себя большим количеством охраны. Среди лежащих тел, были всего два охранника, кучер, один из разбойников, и какой то знатный, наверняка являющийся владельцем кареты и возможно отцом девчушки. Пока я успокаивал девчушку, остальные проверили тела, среди них нашли двоих живых: знатного, которого оглушили, когда он вылезал из кареты и один из его воинов, в котором торчал арбалетный болт.

Воина трогать не стали, если вытащить болт, он мог умереть от потери крови, а вот барона удалось привести в чувство. Встать барон не мог, подгибались ноги. Когда его взгляд обрёл осмысленность, он почти прошептал: «Лейла». Шок у девчонки к тому времени стал проходить, и она уже без истерики, просто плакала мне в плечо.

— Это твой отец?

Она подняла глаза, в сторону, куда я указывал, соскочила и бросилась к сидящему знатному, едва не отправив его, повторно в бессознательное состояние. Когда подошёл обоз, барон эн Шаравэл, как он представился, мог внятно изъясняться и поведал историю нападения.

Он ехал от друга, барона ер Порте, собственно в баронстве, которого мы и находились, к себе домой, в Торам. Поскольку особо богатым он не был, в охрану он нанял одного пешего воина, который ехал с кучером на козлах. Второго, конного, который как раз был ранен, ему дал в сопровождение друг, от которого он добирался. Больше эр Порте дать не мог, так как к нему в баронство, ехали какие то бандиты, которых по приказу графа, необходимо было задержать.

Они с дочерью, отъехали от замка Порте, на полдня пути, когда из кустов начали стрелять арбалеты. Первым же болтом убило одну из каретных лошадей, вторая соответственно с трупом товарки, висевшей на упряжи, встала. Конного воина тоже обстреляли, выбив из седла, и пристрелив его лошадь. Он видел, как его охранник спрыгнул с козел, и бросился на встречу выбегающим из леса разбойникам, хотел помочь ему, но, открыв дверь кареты, получил чем-то по голове.

Дальнейшее рассказали уже мы ему. Пока рассказывали, конный воин умер.

— Вы довезёте нас до замка Порте?

— Довезём, конечно, — Салак говорил благосклонно (ещё бы, его охрана спасла барона и его дочь), — только как быть с каретой?

— Да боги с ней, хотя я вижу у вас пару свободных лошадей, — барон указал на наших вьючных, привязанных к телеге, — если бы вы могли их позаимствовать до замка…

— К сожалению это лошади моей охраны, но я сейчас узнаю, — он поискал глазами кого-нибудь из нас, и увидев меня закричал:

— Норман! Норман! Можно тебя на меру.

Я подошёл к ним, у барона были всё ещё округлённые глаза, и он пристально разглядывал ими меня.

— Норман, господин эн Шаравел, остался без лошадей, и просит ваших вьючных для транспортировки его кареты до замка.

— Да конечно, сейчас запряжём.

Тела погибших воинов и кучера, сложили на одну из телег, мёртвых разбойников оттащили в сторону. Первого пленённого пришлось отпустить — обещали. Живых, привязали за последней телегой, и по очереди сторожили. Найденные у разбойников деньги, в количестве тридцати золотых поделили на семерых, участвовавших в освобождении барона, в том числе перепало и вознице, который был «для антуража». Все понимали, что это деньги эн Шаравела, но так как мы забрали их у разбойников, то по праву трофея, они наши. Барон если и имел возражения, то держал их при себе. Остальные незамысловатые трофеи, скидали ворохом рядом с телами. Из наших вьючных лошадей решили взять на карету, в качестве второй, запрягли лошадь разбойников. Когда всё было готово, тронулись в сторону замка. Вместо кучера кареты, посадили одного из возниц, перевязав вожжи лошадей его телег к другим телегам.

Дождь снова начинал слегка моросить. Тем не менее, мы, как и положено охране обоза, не стали залазить в фургон, оставшись мокнуть. Хасаны, которые, отдохнув за время вынужденной стоянки, продолжили догонялки за друг другом. Через четверть дня, когда до замка, оставалось совсем немного, барон выскочил на ходу из кареты, подождав пока я поравняюсь с ним, он спросил:

— Норман, если не ошибаюсь? Я слышал как зовут вас друзья, могу я переговорить с вами с глазу на глаз?

— Конечно эн Шаравел, — я спрыгнул с лошади.

Мы подождали, пока проедет последняя телега и потихоньку пошли за обозом, выбирая более-менее сухие участки дороги.

— Можно поинтересоваться вашим полным именем?

— Норман Ровный.

— А может эн Ровен?

Разговор перестал быть скучным.

— Можно и так.

— Тогда я так понимаю, вон то человек, — он указал на Солда, — Рамос ен Ровен, ваш отец.

— Нет, это Солд. Мой отец сейчас в головном дозоре.

— Я долго думал. Может, я сейчас делаю глупость, но и не могу не сказать этого моим спасителям и спасителям чести, а возможно жизни моей дочери: вам нельзя в замок, более того, вам лучше вообще уехать с этой дороги.

— Это почему?

— Я так понял, что… люди, которых приказано задержать моему другу, это вы. Когда после вашей блестящей дуэли, о которой уже слагают легенды, распорядитель принёс на вас бумаги в канцелярию, там выяснилось, что вы в розыске в Еканульском графстве. И во все близлежащие баронства, были отправлены гонцы с вашим описанием и распоряжением задержать. За вас большая награда назначена. Перед моим отъездом из замка, туда как раз прискакал гонец, который обогнал вас в каком то селе. К тому же по вашим следам, выехали воины графа, усиленные наёмниками, которых оплатило какое-то богатое семейство. Гонец сказал, что даже светлых, вы чем-то заинтересовали, и они выделили пятёрку воинов из охраны своего представительства в Тораме. Вас ждут, и ждут вернее всего в части езды отсюда, там есть очень удобная излучина.

— Большое спасибо эн Шаравел, позвольте мне покинуть вас, у меня вдруг, появились неотложные дела.

— Конечно барон, надеюсь, наш разговор останется в тайне?

— Безусловно.

Я галопом доехал до отца с Маликом, вкратце передав им наш с бароном разговор. Отец остановил обоз.

— Что случилось? — Салак спрыгнул с козел следующей за каретой телеги, где замещал возницу.

— Мы, при перекладывании вещей, когда место освобождали для тел, оставили один из тюков на месте нападения.

— Да я вроде всё проверял перед отъездом, ничего не оставалось.

— Норман его под дерево в лес положил, чтобы не промок. Поэтому нам необходимо вернуться. Да и охрана тебе более не нужна, до замка два шага, разбойники связаны, либо мертвы. В близости к замку нападать на тебя точно не будут. Ну а мы, раз уж сами уезжаем, не будем требовать с тебя оплату наших услуг.

Купец посмотрел на нас с Маликом, мы уже седлали вьючных, для того чтобы крепить тюки, на барона, который как раз дошёл до кареты и открыл дверь, делая вид, что ему не интересно происходящее. Видимо сложил всё в уме.

— Жаль, ну что ж, я вижу, вы уже всё решили и мне вас не удержать, пусть будет по вашему, — купец протянул руку, и они с отцом пожали друг другу предплечья.

Пока мы навьючивали лошадей, подошёл Солд:

— Рамос, я хотел бы остаться.

— Что так?

— Бегать от светлых всю жизнь не хочется, да и поработав у Савлентия, я понял, как соскучился по деревне, а ребята, — он мотнул головой в сторону охранников обоза, наблюдавших издалека наш разговор: — после сопровождения поедут к себе в деревню, в приграничье, зовут меня с собой. Там Еканульские ночники не найдут. Ну а светлые, ни имени моего, ни лица, не знают. Да и неприметный я внешне.

— Твой выбор, тебе решать, с купцом договоришься, чтоб не сдал?

— Ребята поговорят.

— Ну, тогда прощай, — отец обнял Солда.

Мы, с Маликом, пожали предплечья Солда, скупо по мужски попрощавшись, да и время поджимало.

— Лошадь заберёшь с кареты, напутствовал Солда отец, — мы твою на вьючную заберём, волчат не на чём везти.

— Спасибо за лошадь, — обрадовался Солд.

— Да ты чего парень? Никак думал, что мы тебя с голым задом отпустим? Седло в телеге, оружие у тебя есть. Держи вот, — отец вытащил из кошелька десять золотых, — это дочери на взятку. И вот, — отец отсчитал пять золотых, — тебе на первое время. Тёплую одежду, взятую для тебя, искать в тюках некогда, тут уж извини. Всё давай…

Отец вскочил в седло, и мы втроём, перешли на рысь в обратную сторону. На ближайшем, еле заметном отворотке, завернули в сторону рощи Савлентия. Дождь, разошедшийся не на шутку, смывал наши следы практически сразу. Спустя две части сменили направление. Начинало темнеть, дождь только усиливался, груз лошадей, промок, ощутимо увеличив вес поклажи. Когда совсем стемнело, остановились в ложбинке. Расставили маленький шатёрчик, на двоих. Отец приобрёл его в городе почти за бесценок, сказав, имея в виду Софью, что не пристало юной девушке, жить с мужиками в одном шатре. Теперь он очень пригодился. Лошадей расседлали и стреножили, сложив сёдла и тюки под дерево. В шатре, учитывая волчат, было не пошевелиться. Малик, зажёг в центре шатра, маленького, с три ногтя, «светляка», от которого пошло тепло.

— «Светляки» вроде холодные? — спросил я.

— «Светляк», не самая простая структура. Он в центре горячий, а по его границе, ставится плетение, улавливающее тепло, которое изменяется в силу, и снова подаётся в «светляк», за счёт этого, большого количества силы на его создание не надо. А я убрал это плетение, но через меру, у меня сил не хватит поддерживать его, зато погреемся.

— А если придать ему ускорение, то будет «огонёк», очень мощное оружие, — вклинился в разговор отец, — Лекам, прозвище из-за него и получил.

— Что хорошо кидал?

— Нет, штабной шатёр сжёг.

Мы рассмеялись.

Еды взять в обозе никто не подумал, поэтому ели размокшие лепёшки, которые мне отдавал Салак для щенков, так как выбрасывать было жалко, а засохшие есть никто не стал. Дождь размочил их до состояния полукаши, вымыв вкус. Но, за неимением настойки, пьют воду. Поэтому мы давились, но ели. Вода у нас была, да и, учитывая дождь — от засухи, не умрём. У отца была даже настойка, за которой пришлось вылезать под дождь, так как она была в тюках.

— По-видимому, дед, останется без подарка, — отец по очереди наливал нам в крышку от фляги горячительный напиток, — но нам для здоровья надо.

Я не стал переубеждать отца, хотя понимал, что мне и Малику простуда вряд ли светит — «искра» не даст.

Уснули, под барабанную дробь дождя, не выставляя стражу, от которой в такую погоду толку не было. Не видно ничего — в четырёх локтях. Тепло от «светляка» и настойка разморили и сделали своё дело.