За ночь не распогодилось. Пепельные тучи, как дым от пожара, укутали небеса. Дождь не прекращался – ему нравилось затапливать деревню. Дороги превратились в одну сплошную речку.

Вчера все пошло неправильно, не так. Но слишком поздно пытаться что-то исправить – жизнь не будет притормаживать или возвращаться назад. И от этих мыслей казалось, что где-то под сердцем танцуют блохи, которые топчут душу крошечными подковками.

Утром Наташа утрамбовала одежду в рюкзак, с бабушкиной помощью превратившийся в неподъемный. Во время завтрака долго ковыряла вилкой недобро таращащийся из тарелки желток яичницы. Казалось, он смотрел на нее осуждающе.

Затем, в последний раз обойдя дом в поисках забытых вещей, попрощалась с Лютым. Тот так и не вылез из-под комода, но буркнул в ответ нечто, напоминающее «И тебе не горевать, глупая баба».

Наконец, когда больше причин для задержки не оставалось, Наташа вышла на улицу и передала сумки ожидающему у забора дедушке.

– Ну, – прокряхтел тот, взваливая их за плечи, – пойдем, а то опоздаем.

– Пока, бабуль. – Наташа горячо обняла плачущую бабушку.

– Ты приезжай поскорее, – сквозь слезы попросила она так, словно от внучки ее разделяли тысячи километров, а не несколько часов на электричке.

– Летом – обязательно, – нетвердым от всхлипа голосом уверила Наташа. – А пока давайте вы к нам!

Раиса Петровна промокнула глаза платочком.

– В ваш загазованный город? Не дождетесь! Ладно, егоза, не шали дома. Как приедешь – обязательно позвони. И Диме позвони!

– Бабуль, не переживай, я напишу ему в Интернете. Там и помиримся, наверное.

Бабушка на прощание поцеловала внучку в щеку, а после помахала платком и закрыла калитку.

Наташа с дедушкой направились по обочине к железнодорожной платформе. Дождь, подгоняемый ветром, бил в лицо. Дедушка пытался закурить, но намокшие спички или не поджигались, или тут же гасли.

– Даже погода за здоровый образ жизни, – изрек он, щелчком отбросив сигарету в придорожные кусты.

Рядом пронесся автомобиль, едва не окатив Наташу водой из лужи. Та отпрыгнула и выругалась:

– По-моему, погода настроена исключительно против нас.

Дедушка согласно вздохнул.

Они миновали очередной поворот, и в пяти метрах от дороги показалась долгожданная платформа. Посреди нее стояла одинокая скамейка, на которой четыре старушки уместили кучу своих сумок – и себя заодно – и теперь бережно охраняли их, с подозрением осматриваясь по сторонам. Трое стоящих под зонтиком подростков громко смеялись над промокшим до нитки товарищем. Рядом, на столбе, висели огромные круглые часы еще советских времен.

Дедушка поставил сумку на уголок скамьи – под неодобрительные взгляды старушек – и выдохнул:

– А раньше, помню, твои вещи в пакет помещались. Растешь, девочка.

– Бабушка просто солений надавала, – пристыженно ответила Наташа.

– Ну-ну, не оправдывайся. – Дедушка посмотрел на часы. – Поезд скоро подъедет. Подождать с тобой?

Наташа отмахнулась.

– Иди домой, пока не простыл.

– Тогда смотри у меня, не шали, – он передразнил бабушкины интонации и потрепал Наташу по волосам.

– Ты сам-то в это веришь, деда?

– Вся в маму, – усмехнулся тот.

Дедушка уже почти спустился с платформы, но шмыгающая носом Наташа вдруг окликнула его:

– Подожди! – Она подбежала поближе. – Если к вам придет… Кир, позвоните мне, пожалуйста.

– Ох уж этот Кир, – дедушка беззлобно нахмурился. – Оставила бы ему свой номер – и дело с концом.

– Не успела, – не моргнув, соврала Наташа.

– Значит, если увидим, то дать ему номер телефона?

– Лучше – позвоните сами.

– Хорошо-хорошо. Беги обратно, а то своруют драгоценные футболки.

Наташа хмыкнула.

Она сняла с скамьи и поставила сумки на платформу, а сама опустилась на их место.

– Такая молодая, а расселась. Тьфу! – тут же отреагировала одна из старушек, попытавшись пихнуть носком своего резинового сапога Наташин рюкзак.

Остальные согласились с ней, но, не получив ответного выпада, начали обсуждать рассаду, урожай помидоров и другую ерунду, которая девочку совершенно не интересовала.

К скамейке подошла обнимающаяся парочка. Наташа окинула их взглядом, но, когда молодой человек посмотрел на нее, покраснев, отвернулась.

Стрелка на циферблате часов неспешно двигалась к отметке «два». Электричка запаздывала.

К платформе подбежал какой-то парень, и Наташа искренне посочувствовала ему. Так несся, боясь опоздать, а теперь будет мокнуть под дождем.

Но когда рассмотрела парня подробнее – обомлела и замерла, словно тот мог ее не заметить. Даже дыхание затаила. Это был Кир. И он направлялся к ней.

– Привет, – лучисто улыбаясь, сказал он так, будто ничего не произошло.

– З-здравствуй, – опустив глаза и непроизвольно заикаясь, пробормотала Наташа. – А чего ты тут делаешь?

Кир торопливо заговорил:

– Таш, прости меня, пожалуйста. Я такой дурак! Думал, если скажу, что наша дружба – ошибка, то ты плюнешь на меня. А потом понял, что не хочу тебя обманывать! Не ошибка, понимаешь? Я за сто лет так не радовался общению! Простишь?

И вместо долгих разговоров Кир просто плюхнулся перед подругой на колени. Наташа попыталась поднять его с мокрого асфальта, но ее сил не хватало. Зато сама чуть не упала рядышком.

– Прощаю, – сдалась она, – только вставай.

Влюбленная парочка, гогочущие подростки, озабоченные урожаем картошки старушки – на них таращились абсолютно все. Даже, кажется, висящие над платформой часы немножко склонились вперед, чтобы лучше слышать разговор.

Наташа смущенно заулыбалась всем сразу, нервно дергая Кира за рубашку. Он поднялся и, с грустью заглядывая подруге в глаза, понизил голос до слышного только им двоим шепота:

– Точно прощаешь? Если бы я знал, что так выйдет… Я так хотел познакомиться, что и не подумал о последствиях. А потом не смог, побоялся сказать правду. Но ведь это не страшно, что ты дружишь с духом? С русалками же нашла общий язык.

– Все хорошо.

Наташа вымученно улыбнулась, но предательски дрожащие губы выдавали ее с головой. Она скуксилась, а затем, не выдержав, рывком прижалась к Киру. От того пахло, что и неудивительно, лесом. Пряной хвоей, свежестью молодых побегов, нежной сладостью земляники. Теперь Наташа знала, какой запах имеет умиротворение.

– Правда? – с надеждой спросил Кир, робко приобняв Наташу за талию.

– Честно. Можно вопрос? – И, дождавшись кивка, спросила: – Почему я могу к тебе прикоснуться?

Она на всякий случай потрогала теплую ладонь Кира.

– А чем я хуже домового? Тот тоже дух, но проблем от него – как от настоящего человека.

– Ничем, – слабо хихикнула Наташа. – Ты лучше него.

– Таш, я поговорил с хранителями. Не бойся, лес всегда открыт для тебя.

– Он и так не был закрыт, – с иронией отметила Наташа, вжавшись носом в плечо друга.

– Но, согласись, до сих пор ты в нем не тонула.

Вообще-то попытки были – исключительно по собственной глупости, – но Наташа смолчала. Наверняка Кир знал обо всем этом не хуже ее самой.

За туманом мелькнули желтые огни подъезжающей электрички. Раздался глухой гудок, затем – еще один. На прощание оставались секунды.

– А мы больше… не встретимся? – Наташа с трудом проговорила последнее слово.

– С чего ты взяла? Встретимся. Ты ведь веришь в духов? – И он лукаво подмигнул ей.

– Еще как.

– А боишься их? – сузив глаза, допытывался Кир.

– Нет…

Наташа не сдержалась и заплакала.

– Ну и чего ревешь? Встретимся, конечно. А вот если не поторопишься, то не уедешь отсюда до завтрашнего дня. С сумками помочь?

– Я сама…

– Беги тогда. До встречи.

Кир вытер подушечкой большого пальца слезу с ее щеки и широко улыбнулся. А после развернулся, спрятав сжатые кулаки в карманы джинсов. И побрел к лестнице, ведущей с платформы.

А Наташа, забыв попрощаться, впрыгнула в подъехавший вагон. У окошка нашлось свободное место, и она уселась туда, прижавшись горящим лбом к стеклу. А затем разрыдалась. Как в детстве. Даже сильнее.

Люди рассматривали ее с жалостью – словно каждый знал, как это: расставаться с другом.

– Не плачь, мужчина того не стоит, – пихнул ее в бок подвыпивший дяденька, дохнув в лицо перегаром.

– Я не из-за мужчины, – попробовала оправдаться Наташа.

– Так плачут только из-за любви, – опроверг тот и, пошарив по карманам, протянул леденец. – Закуси горе.

– Спасибо вам…

Наташа убрала липкую конфету в рюкзак и достала оттуда смятый от утрамбовки дневник. Проставила число, привычно помусолила кончик ручки губами и вывела дрожащим почерком:

«Лето прошло…»

И задумалась над продолжением. Как прошло? Весело? Необычно? Быстро?

Она посмотрела на проносящиеся за окном деревья, машущие ветвями от порывов ветра, вспомнила улыбающегося Кира. И исправила многоточие на жирную точку.

Лето прошло. И с этим не поспоришь.