ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой Платон выстраивает на обеденном столе план Городка, после чего его осеняет догадка, а Йошка узнает историю знаменитого таинственного гримуара, вероятно замешанного в деле

Дойдя до постоялого двора, следователи почувствовали сильнейший голод. Видать, воздух в этих местах был настолько полезным и свежим, что даже та короткая прогулка, которую учитель и ученик позволили себе, возбудила в них первейшее желание человека, а именно — аппетит. К их приятному удивлению, пан Паливец, трактирщик и хозяин постоялого двора, оказался настолько внимателен к ним, что усадил Платона и Йошку за самый лучший стол, стоявший прямо напротив очага. Едва следователи уселись, как трактирщик во всеуслышание объявил, что раз уважаемые паны ученые — посланцы глубоко любимого им короля Рудольфа II и уж тем более потому, что они задержатся в их славном Городке надолго, то отныне этот стол бронируется за ними. Платон рассыпался в благодарности, а Йошка аж зарделся, словно красна девица, от удовольствия. Остальные посетители трактира с завистью и любопытством поглядывали на гостей.

Вскорости жена хозяина, та самая, которая столь споро уведомила о происходящем пана Игната, бургомистра Городка, тоже сидевшего за одним из столов и поедавшего знаменитый окорок, внесла в обеденную залу и поставила перед изголодавшимися следователями огромного гуся, запеченного в сладких яблоках и с такой нежной хрустящей корочкой кожицы, что от прикосновения к ней у Йошки челюсти свело. Вмиг прикончивши гуся, учитель и ученик уже более ничего не захотели, тем более что к птице были поданы кнедлики, излюбленное лакомство чехов, и неторопливо приступили к распитию пива. Заметив в очередной раз, что здешнее пиво обладает каким-то странным привкусом, мастер в задумчивости принялся передвигать по столу обеденные предметы, как то: ложки, тарелки, перечницу, солонку и пивную кружку. Ученик внимательнейшим образом наблюдал за действиями учителя, однако не находил в них никакого смысла.

Внезапно внимание Йошки было отвлечено шумом, возникшим в зале. Он поднял голову и увидел только что вошедшего в трактир чрезвычайно грязного, перепачканного углем старика, уставившегося прямо в его сторону. Оглядев чрезвычайно любопытным взглядом невозмутимо перебиравшего предметы пана Платона и бросив мимолетный взгляд на его юного спутника, старик подошел к сидевшему неподалеку от них бургомистру, почтительно склонился к его уху и принялся что-то настойчиво шептать.

— Это угольщик, — не отрываясь от странной расстановки предметов на столе, объявил мастер, как будто бы у него имелись на затылке глаза. — Странно.

— Что странно, учитель? — спросил Йошка. — Что он пришел сюда, оторвавшись от работы?

— Нет, разумеется. Странно, во-первых, то, что кому-то понадобилось залезать в домик алхимика ночью. Ведь огниво для того и нужно, чтобы зажигать свечу для ночного осмотра домика. Но что меня еще более заботит, так это то, как располагается Городок. — Тут Платон кивнул на расставленные на столе почти что строем предметы. — Ты ничего не заметил, сын мой?

Юноша был вынужден признать, что не видит в выставленных перед ним тарелках, миске, хлебной корзинке, кружке, ложках и других предметах никакого смысла.

— Ну, напрягись, взгляни повнимательнее, — подбодрил чуть ли не просительным тоном пан Платон, набивая трубку табаком, таким душистым, что у Йошки от его запаха совершенно не кружилась голова, а даже, наоборот, делалось легко на душе.

Ученик еще раз взглянул на расставленную перед ним загадку. Загадка сия, если будет угодно любознательному Читателю, выглядела следующим образом. Около самого края стола пан Платон поместил небольшую деревянную солонку, поставленную в центре красивой глиняной тарелки, затейливо расписанной красочными цветами. Следом за ней на столе лежала пустая пивная кружка. Далее следовала маленькая перечница, как и солонка — деревянная, но только более узкая и приплюснутая. Слева от перечницы лежала перевернутая вверх дном большая ложка. Справа же располагались два перекрещенных ножа, далее которых вбок уходили несколько нежных гусиных косточек с грудки, хорошенько обглоданных, которые пан библиотекарь так же, как и ножи, расположил крест-накрест. Еще ближе к Йошке мастер поставил с одной стороны рядом с перевернутой ложкой вторую тарелку, не такую красивую, как другая, с расписными цветами, но зато более вместительную. Напротив же тарелки устроилась низенькая хлебная корзинка изящного плетения и пивная кружка, почти пустая, на дне которой еще плавало недопитое пиво. Ближе всего к краю стола, у которого сидел недоумевающий юноша, были вывалены остатки гуся в виде обглоданных костей, перед которыми выстроились большая грубая миска и трубка пана Платона.

Оглядев сей странный набор предметов, который был расставлен на столе с некоей планомерной целью, Йошка пожал плечами.

— А, понимаю! — воскликнул мастер. — Тебе, сын мой, не хватает достоверности и большего сходства!

Он тотчас подхватил трубку, давно погасшую, и, выбив из нее золу, рассыпал по столу вдоль всей схемы. Затем столь же быстрым движением подхватил пивную кружку и вылил из нее остатки пива рядом с хлебной корзинкой.

— Ну а теперь?

И тут внезапно Йошку осенило! Это было нечто вроде вспышки молнии, пронзившей его мозг. Он столь ярко и живо увидел в расставленных на столе предметах обихода картину, что даже вздрогнул от неожиданности. Заметив в его глазах сияние, учитель расплылся в улыбке:

— Прекрасно, сын мой, прекрасно.

— Это же вид Городка с птичьего полета! — воскликнул Йошка, тыча пальцем в план. — Вот это, — указал он на солонку, стоявшую в расписной тарелке, — домик Новотного в саду. Это, — указал он на пустую лежащую кружку, — пивоварня. Затем у нас находится площадь с фонтаном. — Палец продвинулся дальше от довольного успехами ученика Платона и остановился напротив перечницы. — С одной стороны от фонтана стоит ратуша. — Йошка указал на перевернутую ложку, чье выпуклое дно напоминало уходящий в небо ратушный купол. — С другой стороны костел и кладбище. — Он покрутил рукой у скрещенных ножей и косточках за ними. — Следом идет постоялый двор, вот он у ратуши. — Юноша указал на тарелку. — А напротив него стоит хлебный магазин, за которым чуть в отдалении высится водяная мельница. — Его палец ткнул сначала в плетеную корзинку, а затем в стоявшую пивную кружку. — Замыкает город жилище угольщика. — Это была грубая глиняная миска. — И горы. — Йошка указал на горку костей.

— Великолепно! — воскликнул чрезвычайно довольный успехами ученика мастер. — И знаешь, что напоминает мне эта схема?

— Что?

— Тигель алхимика.

Услышав подобное предположение, Йошка чуть не подпрыгнул на стуле.

— Алхимический тигель? Учитель, вы хотите сказать, что Городок является зашифрованным тиглем?

— Думаю, да. Не хватает лишь одной единственной детали.

Платон постучал в пустое пространство у импровизированной ратуши, что напротив пивоварни. Это было то самое место, где Йошка потерял из виду незнакомца в цветных одеждах, за которым тщетно пытался угнаться и который так ловко попал ему в темя шишкой.

— Мне кажется, что если походить в том месте, то можно обязательно натолкнуться на некое строение, — предположил пан Платон, вставая из-за стола.

— А если предположить… — заикнулся было Йошка, но мастер сделал ему знак рукой, призывающий к молчанию, ибо по народному мнению, сходному с мнением алхимиков, молчание является золотом.

Юноша обернулся и увидел, как к ним уже подходил бургомистр.

— Пан Платон из Праги будет ли сегодня еще продолжать свои расследования? — учтиво поинтересовался он.

Глаза же его ясно говорили о том, что угольщик уже успел наябедничать бургомистру о тех удивительных событиях, происшедших около его хибары, и эти события ну совсем не понравились бургомистру.

— Нет, пан Игнат, на сегодня все. Мы с моим учеником ознакомились с городом и желаем теперь предаться размышлениям, — заявил в ответ Платон. — К тому же уже вечереет, — кивнул он в сторону окон, где удлиненные тени явственно говорили о скором вечере.

Вернувшись в комнату, предназначенную для отдыха, следователи обнаружили, что предусмотрительный хозяин постоялого двора уже успел позаботиться о них. Камин был растоплен, источая вокруг себя тепло, а около него стояли удобное кресло, столик и низенький стул, более походивший на скамеечку для ног. Видимо, ставя стул, который явно предназначался для Йошки, пан Паливец решил тем самым подчеркнуть значимость мастера. На столике, о чудо, стоял небольшой графин знаменитого богемского стекла, в котором плескалась изумрудная жидкость. Подле графина красовались две рюмки изумительной работы чешских стеклодувов.

— Что ж, неплохо, — заметил, усаживаясь в кресло и вытягивая к огню ноги, пан Платон.

Йошка разлил по рюмкам знаменитую чешскую настойку, коей этот край славился на всю Европу, сел на стул и после минутного колебания задал мастеру вопрос, по всей видимости уже давно не дававший юноше покоя:

— Учитель, вчера вечером во время пути в Городок вы изволили упомянуть некий гримуар, полученный недавно Карлом Новотным. Что это за таинственная книга?

Мастер выпил рюмочку, прищурился от удовольствия, затем стал неторопливо набивать трубку. Огонь весело пылал в камине, а за окнами тихо опускалось весеннее солнце, навевающее и молодым и пожилым людям некое томление сердца. И не было сейчас более уютного места, чем эта комната на нашей Земле, которая, по утверждениям некоторых безумцев, является не чем иным, как круглым шаром, а не плоской поверхностью, лежащей на спинах трех слонов, стоящих на панцире гигантской черепахи, как доказали уже давно наши мудрейшие ученые. Можно ли вообразить себе такую глупость, Читатель, что Земля — шар? Чушь! Чушь и ничего более!

— Книга сия, о коей я упоминал вчера, действительно является удивительной загадкой человечества, — начал свой рассказ Платон. — Помнишь, сегодня утром я сказал о том, что плававший с Ясоном на Арго Орфей напрямую относится к делу, приведшему нас с тобой в этот славный Городок.

— Конечно, помню. Вас, учитель, еще так некстати прервал трактирщик! — воскликнул Йошка.

— Так вот, та книга, которую случайно достал мой товарищ, пан Новотный, является «Алым Гримуаром Орфея», — заявил мастер.

Тут он принужден был на некоторое время прервать свой рассказ, так как набил трубку и теперь доставал щипцами из огня уголек, чтобы разжечь ее. Юноша заметил, что при произнесении названия таинственного гримуара на секунду замолкли птицы. Эти божьи твари лучше других могли чувствовать страшное присутствие потусторонних сил, а потому ни алхимики, ни чародеи никогда не держат у себя птиц, беспокоясь, и не без оснований, что те могут спугнуть их помощников.

— Это не та ли «Книга Орфея», которая стоит на витрине пана Кубика в книжной лавке на Староместской площади? — как бы невзначай поинтересовался Йошка, который был чрезвычайно любознателен, а потому всегда толкался там, где торговали знаниями.

— Книга, которую ты только что назвал, имеет такое отношение к чародейству, как ты к Королевскому искусству, — с добродушным смехом сказал пан библиотекарь. — В смысле, слышал звон, да не знаешь, где он. Нет, книга, полученная Карлом Новотным, является самой настоящей колдовской книгой. Гримуаром высшей силы. Сей гримуар был подарен Орфею Гермесом. Когда Орфей спустился за своей возлюбленной в царство Аида, то Аид, послушав его великолепную игру, разрешил забрать Эвридику обратно в царство живых. Но только при условии, что до самого выхода из подземелья Орфей ни разу не обернется. Но Орфей не удержался. Эвридика была оставлена среди мертвых, а опечаленному певцу бог Гермес, который, кстати, вводит души людей в Аид, подарил некий гримуар, обладающий немыслимой силой и вобравший в себя множество тайных знаний. Об этой стороне истории книги упоминает Климент Александрийский.

Платон попыхтел трубкой, пуская клубы ароматного дыма и наслаждаясь видом своего ученика, который даже рот раскрыл, словно бы ребенок от изумительной истории.

— Учитель, а почему гримуар имеет название Алый? — спросил тот.

— Говорят, он орошен кровью нерожденных детей! — почти шепотом сказал мастер. — Но это глупости, — тут же отмахнулся он. — На самом деле гримуар назван Алым потому, что алый означает — первый. Правда, мой тезка Платон в своем труде «Критий» говорит, что Алым гримуар назван потому, что все живое, к чему он прикасается, получает красную отметину. Но Платон также упоминал в том же «Критии» такую небылицу. Дескать, гримуар был привезен беженцами с Атлантиды, островного государства, спасшимися после затопления из земли, бывшей когда-то центром культуры и искусства и средоточием земной и небесной мудрости. Но это глупости. Не забивай себе голову. Атлантида никогда не была центром мысли. Она лишь привлекала лучшие умы, но не более. Итак, продолжим. Вскоре бедный Орфей умер. Его голову похоронили у подножия Олимпа. В могилу, по слухам, положили и гримуар. Но таинственная книга пролежала под землей недолго. Вскоре некие черные силы вновь выкинули гримуар на поверхность. Думаю, здесь не обошлось без участия египетского бога Тота, настоящего автора гримуара.

— Бога Тота? — озадаченно переспросил Йошка и налил по рюмкам еще настойки. — А кто это?

— О, сын мой, это знаменитый египетский бог, — воскликнул, поднявши руки к потолку, пан Платон. — Он является автором сорока двух истинных гримуаров. Все остальные книги — только лишь жалкое подражание. Наш же гримуар, опять же по слухам, имеет и художественную копию. Знаешь ли ты о картах Таро? — спросил учитель у ученика.

Юноша согласно кивнул головой.

— Аптекарь, то есть пан Ванек, всегда раскладывал их, прежде чем начинал что-либо новое, — радостно сообщил он.

— Это правильно. Если использовать Таро с толком, то они принесут хозяину большую пользу, — заметил мастер, отпивая настойку и сладко морщась. — Сами же картинки на картах — это зашифрованные тексты «Алого Гримуара Орфея». Об этом писал несравненный Раймонд Луллий в своем трактате «Искусство памяти», книге о сокрытии идей и текстов в рисунках и символах. Кстати, Луллий почерпнул свои знания, путешествуя по Северной Африке и Испании, которая в то время была завоевана маврами — хранителями тайных знаний древних эллинов.

— Но при чем тут Египет? — удивился Йошка.

— Все очень просто. Ни одна книга не умирает. Разумеется, если это настоящая книга, а не некий графоманский набор текста, — сказал королевский библиотекарь, известный всему двору Рудольфа II как самый ревностный букинист.

— Как, например, «Тайна тайн» Майера? — обрадовался возможности сквитаться с поверженным кумиром, столь искусно запудрившим мозги, Йошка.

— Нет. Михаэль Майер — прекраснейший сочинитель, — неожиданно вступился за бывшего соперника Платон. — А отнюдь не графоман. И его беда в том, что он принимает собственный же вымысел за чистую монету, за некое откровение свыше, тогда как его книга — это удивительное буйство фантазии, прекрасной фантазии. Ну да ладно. Итак, книги не умирают и не пропадают навеки. На века, возможно, но не навеки. Вскоре египетский бог Тот сумел вернуть книгу к жизни, и посредством расхитителей могил гримуар оказался вновь вынут на поверхность земли. Удивительно, но здесь вымысел переплетается с историческими фактами. Достоверно известно, что знаменитая «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста, что значит в переводе с греческого Трижды величайшего, настольная книга всех алхимиков, также была выкопана из земли. Свиток нашли в руке у мумии Гермеса, что лежала в пирамиде в Гизе. Говорят, будто «Изумрудная скрижаль» является вольным переводом одной из частей «Алого Гримуара Орфея».

— А, понимаю! — воскликнул, звонко хлопнув себя по лбу, Йошка. — И греческого бога, подарившего Орфею гримуар, и великого отца всех алхимиков звали Гермесом! Опять же, книги возвращались из-под земли!

— Прекрасно, сын мой! Прекрасно! — восторженно вскричал мастер, довольный успехами ученика. — Сия аналогия вполне уместна, не правда ли? Через третьи руки наш гримуар оказался в библиотеке египетского фараона. В то время главным советником фараона был еврейский пророк Моисей. Он сумел расшифровать гримуар. Когда евреи исходили из Египта, Моисей в качестве платы за труды уговорил фараона отдать ему книгу, поклявшись, что никогда не будет использовать заключенной в ней мощи против Египта. Так «Алый Гримуар Орфея» оказался уже в Палестине. После смерти Моисея секрет книги оказался забыт. Лишь спустя века ее вновь расшифровали. Однажды еврейский царь Соломон, король чародеев, сумевший подчинить себе множество демонов, рылся в старинных фолиантах. И тут его взгляд упал на крайне запыленную книгу. Он испугался, что от одного прикосновения к ней пергамент рассыплется в прах. Каково же было удивление Соломона, когда гримуар не только не рассыпался, но чуть не сам собой раскрылся перед ним. Долго мучился великий ученый, а легендарный еврейский царь был, прежде всего, ученым, над загадкой гримуара, ибо книга была написана специальным аллегорическим текстом, о котором впоследствии упоминал аббат Тритемий в своей «Стенографии».

— Уж не того ли Тритемия вы упоминаете, учитель, — взволнованно спросил мастера юноша, — который совместно с доктором Фаустом описал науку о сокрытии одного текста внутри другого, чьим методом сейчас пользуются все алхимики?

— Именно его, сын мой, — ласково ответил Платон Пражский. — К Фаусту и аббату Тритемию я вернусь несколько позднее, а пока что хочу продолжить с Соломоном. С помощью «Алого Гримуара Орфея» еврейский царь составил подробнейшую книгу по магии, прозываемую «Ключом Соломона». Некоторые ученые предполагают, что настоящий экземпляр «Ключа» — это не что иное, как поздняя переписка некоей части расшифрованного «Алого Гримуара Орфея», посвященной колдовству и черной магии. Думаю, что определенная правда в этом утверждении имеется. На самом деле достоверно утверждать трудно. Можно лишь предположить, что после царя Соломона книгой пользовался Симон Маг. Этот отец всех чародеев, живший в одно время со Спасителем, был удивительнейшим человеком. Он показывал настоящие чудеса, чему имеются многочисленные свидетельства от людей, достойных всяческого доверия. Например, апостола Петра.

— Как, апостол Петр участвовал в колдовстве? — чрезвычайно удивился ученик, заерзав на стуле и подбрасывая в начавший затухать огонь в камине уголь.

— Нет, конечно же, нет, сын мой, — успокоил его учитель. — Просто Петр был свидетелем чудес, о чем и поведал впоследствии. Так вот, Симон Маг утверждал, что обладает книгой, в которой начертано некое Слово. — Тут мастер, закончив курить, стал выбивать, трубку. — С этого самого момента мой рассказ как бы разделяется на две части. Думаю, о второй части я расскажу тебе несколько позднее.

— Но хотя бы намекните, о чем вторая часть вашего рассказа, — взмолился донельзя заинтригованный Йошка.

Теперь ему стало понятно, почему их уважаемый и мудрый король любит проводить свободные вечера в компании скромного библиотекаря. Платон прекрасно умел заинтересовать своими рассказами слушателей.

— Хорошо, но только намекну. Помнишь ли ты Евангелие от Иоанна? — спросил пан Платон, делая знак юноше, чтобы тот наполнил рюмки настойкой. — Как оно начинается?

— В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог, — бегло процитировал Йошка.

— Вот это я понимаю, вот это молодая память! — воскликнул пан Платон, выпил настойку и крякнул от удовольствия. — Совершенно верно, сын мой. И во второй части рассказа речь пойдет о Слове. Теперь же вернемся к Симону Магу. После его смерти наш гримуар снова куда-то затерялся. Вероятно, это произошло после того, как толпа возмущенных христианских фанатиков, ранее боявшихся и приблизиться к дому, где жил чародей, после его смерти сожгла и сам дом Симона Мага, и все его имущество. Но, как я уже упоминал ранее, такие книги, как «Алый Гримуар Орфея», не горят. Несколько позднее уже арабы, захватившие земли Израиля и распространившиеся по всему Ближнему Востоку, не раз упоминали некую «Литеру М», включающую в себя все тайны Вселенной. О ней же говорится в «Китаб-аль-Фихрист», восточной энциклопедии чародейства, настольной книге всех арабских мудрецов. Думаю, что речь ведется о нашем гримуаре. Итак, книгу приняли и признали на Арабском Востоке.

Платон сделал паузу и со значением поглядел на Йошку. Тот слушал его с тем вниманием, с каким слушают только дети стариков, когда те изволят на ночь рассказывать им удивительные страшные сказки, полные волшебства и магического обаяния путешествий.

— Во время крестового похода рыцари Запада так и не смогли захватить гримуар. Книга надежно хранилась как зеница ока, сохраняемая мудрецами и волхвами, которые видели в ней не магическую книгу, а, прежде всего, сосредоточие мысли. Однако гримуар попал-таки в Европу. И попал он с помощью Сильвестра Второго.

— Римского папы? — удивился юноша.

— Именно его. Знаешь ли ты, Йозеф, что Сильвестр, перед тем как посвятить себя служению Господу, много путешествовал, а будучи твоего возраста, даже учился в Севильском университете. Сарацины, которые в то время захватили Испанию, всюду старались привить свою культуру. Однажды, изучая книги в университетской библиотеке, юный Сильвестр наткнулся на некий список удивительных книг, составленный Ибн Синой, именуемым в Европе Авиценной. Этот ученейший муж среди прочих упоминал о книге, в которой, по его же словам, «имеется все, что надобно знать». Желание увидеть сей том настолько завладело юношей, что он даже прибегнул к хитрости, объявив библиотекарю-мусульманину, что собирается принять мусульманство и стать или имамом, духовником богомерзких магометан, или чародеем. Библиотекарь, который сам был весьма склонен к изучению магии, стал уверять симпатичного юношу, что стать чародеем намного интереснее и увлекательнее, нежели изучать суры Корана. В доказательство он сказал, чтобы Сильвестр зашел к нему нынче же вечером, он покажет ему нечто удивительное. Когда юноша пришел, старик-библиотекарь открыл книжное хранилище и повел его длинными коридорами, в которых на полках стояли во множестве различные тома. Приведя Сильвестра к потайному месту, библиотекарь показал ему ту самую книгу, о которой Ибн Сина упоминал в списке. Это и был наш гримуар. Через некоторое время Сильвестр, выкрав «Алый Гримуар Орфея», вернулся в Рим, где стал сначала кардиналом, а затем единогласно был избран понтификом.

— Неужели римский папа, для того чтобы воссесть на божественный престол и надеть тиару, воспользовался услугами черных сил? — спросил чрезвычайно удивленный Йошка.

— А что тебя в этом удивляет, сын мой? — удивился в свою очередь Платон, вновь набивая трубку душистым табаком. — Очень многие папы водились с сатаной или просто интересовались оккультизмом. Так, например, папа Гонорий даже самостоятельно написал гримуар «Красный дракон». Это не тот «Истинный Красный дракон», в котором описываются вызванные автором демоны, а его последующая вольная переработка, рассказывающая об их вызывании. Слабая книга, — скептическим тоном заметил мастер, и в его словах Йошке показалось даже некое разочарование.

— Скажите, учитель, а вы сами пробовали вызывать демонов? — вырвалось у юноши.

Платон Пражский посмотрел на него долгим взглядом, попыхтел трубочкой и после некоторого раздумья ответил:

— Думаю, наилучшим для этого гримуаром может послужить книга, написанная доктором Фаустом, которая называется «Насилие над адом». Сей гримуар в довольно-таки доступной форме подает некоторые ритуалы, с помощью которых мист может вызвать и подчинить своей воле демона. Да, я думаю, что доктор Фауст знал, что делал. Правда, на титульном листе «Насилия» изображен мифический Максим из Кундлигена, но это не важно. Многие маги старались подкрепить свои труды более авторитетными и известными чародеями. Кстати, именно «Насилие над адом» можно считать одной из перепечаток нашего гримуара. Вернее, одной из его глав. Тут сложно судить наверняка, ведь мы так и не нашли «Алый Гримуар Орфея», — напомнил пан библиотекарь ученику.

Юноша закивал головой, отметив про себя, что учитель по каким-то личным причинам не захотел отвечать на его вопрос.

— А как попал гримуар к Фаусту? — спросил он.

— Очень просто. После смерти Сильвестра Второго гримуар перекочевал в хранилища папской библиотеки. Вскоре римский понтификат перенес свое местопребывание в Рим. Вслед за папой в Ватикан переехала и библиотека. Гримуар, естественно, был утерян в сутолоке и неразберихе переезда. Тем более что при переезде, чтобы не тащить многочисленные грузы, а также потому, что уже тогда начались гонения на всяческие еретические труды, сия книга сочла нужным сама затеряться. Как бы то ни было, гримуар вновь нашелся лишь в четырнадцатом веке знаменитым ватиканским библиотекарем Бартоломео Сакки. Этот ученый муж был так рад находке, что даже ненадолго забыл о своем грехе, столь неудачно признанном смертельным, а именно: о чревоугодии. Однако ему так и не удалось разгадать зашифрованный текст гримуара. Вскоре в Ватикане появился некий еврей, принявший христианство и практикующий каббалу. Библиотекарь, зная, что еврейская каббала может подчас творить чудеса, а каббалисты занимаются расшифровкой различных текстов, призвал к себе этого еврея и передал ему для расшифровки наш гримуар. Что ж, еврей поступил с христианским достоянием точно так же, как когда-то давно Сильвестр Второй поступил с сарацинской библиотечной реликвией. Он просто украл гримуар. Но и еврею не удалось расшифровать записанный текст и гравюры, а потому он просто переписал некоторые вольно расшифрованные главы и опубликовал их. Да, такое частенько встречается среди многих современных нам писак, кои не могут сами подстегнуть свое воображение, да и Господь им таланта отмерил с маковое зерно, вот они и собирают по букинистам старинные фолианты, чтобы, переработав их, всучить доверчивым издателям как свои произведения.

Мастер сокрушенно покачал головой, отпил настойки прекрасного изумрудного цвета, что так радовал глаз слушателю Йошке своей игрой на фоне горящего камина, и продолжил:

— Далее удивительная история «Алого Гримуара Орфея» вновь распадается на две части. Но не беспокойся, сын мой, я расскажу тебе обе части, тем более что они короткие. Обе части, как две дороги, одна из которых поворачивает на Запад, а вторая на Восток. По одной из изученных мной дорог, западной, менее вероятной, наш гримуар был увезен в Париж, где попал в руки к перекупщику книг, некоему Никола Фламелю…

— Как? — вскричал, невольно перебивая своим юношеским энтузиазмом учителя, ученик. — К самому знаменитому алхимику Фламелю? Так это была та самая книга с обложками, сделанными из прекрасно обработанных пластинок молодых деревьев, столь чудных, что никакая сырость не портила их, которую Никола Фламель купил у какого-то обнищавшего каббалиста за два флорина? Но ведь автором той книги был Авраам Иудей?

— Да, именно так и сказал продавший Фламелю книгу еврей, — пояснил Платон. — Не сумев расшифровать книгу сам, Фламель передает своей жене на время торговлю, покидает родную книжную лавку и едет в монастырь святого Иакова Компостельского, где, как он знает, уединенно трудится монах, знающий древние языки. Естественно, что Фламель не стал показывать монаху весь текст, однако предоставил ему для изучения несколько страниц, собственноручно переписанных им. Пока монах и Фламель, который под его руководством старательно учил древнееврейский язык, переводили тексты, в монастыре стали происходить странные вещи.

— Какие вещи? — задрожав от волнения, спросил Йошка, который уже не мог спокойно слушать рассказы об алхимиках и трансмутации по уже указанным причинам.

— То в супе, варимом келарем для братии, вместо кислой капусты окажется прекрасное мясо. То пустые бочки из-под вина вдруг за одну ночь наполнятся святой водою, — полушепотом, придавая дополнительное значение словам таинственной интонацией, произнес королевский библиотекарь.

Если сравнивать округлость глаз Йошки в этот момент, то, прежде всего, с только что отчеканенной золотой кроной на монетном дворе Рудольфа II.

— Монахи недоумевали, что за чудеса творятся в их монастыре, тем более что Иаков Компостельский был не тем святым, который поощрял подобные удивительные и таинственные события. Однако все в самом скором времени закончилось, когда Никола Фламель покинул монастырь и вернулся в Париж. Там, как ты наверняка уже слышал, он и его жена занялись Великим Деланием, этой наукой наук, что правит миром. Первый же опыт оказался успешным. Став богатым, Никола Фламель дает деньги на украшение символическими фигурами портала церкви Сен-Жак-ля-Бушри в Париже. Также на его деньги сделана резьба центрального портала собора Нотр-Дам де Пари. После смерти Фламеля гримуар был насильно отобран у его жены пэром Франции Жилем де Рэ.

— Уж не тем ли это Жилем де Рэ, соратником знаменитой колдуньи Жанны д’Арк, именуемой еще Орлеанской девственницей? — порывшись в памяти, спросил юноша.

— Им самым. Я рад, сын мой, что мне попался столь начитанный ученик, — отметил пан Платон, с любовью глядя на Йошку, засиявшего от удовольствия. — Жилю де Рэ посоветовал забрать сию книгу его помощник, монах-расстрига Франческо Прелати, пообещавший пэру, что с ее помощью он быстро совершит трансмутацию и они вмиг станут богатыми. Как ты знаешь, из этой затеи ничего не вышло, однако было загублено бессчетное количество невинных жизней, принесенных в жертву сатане. Надеюсь, что наш гримуар не имеет к этому отношения. Затем Западная дорога упирается в тупик, именуемый Карлом Новотным, который, получив в руки гримуар, сам теряется, а вместе с ним пропадает и книга.

— А Восточная дорога? — живо напомнил мастеру Йошка, юноша во всех отношениях чрезвычайно любопытный и алчный до новых знаний.

— Восточная дорога не так интересна. Гримуар, унесенный евреем из Ватикана, передается в дар раввинами ученому Рехлину в знак благодарности за то, что он спас их книги от сожжения, бесстрашно выступив перед императором Максимилианом. Но, что удивительно, через некоторое время Иоанн Рехлин возвращает раввинам книгу и советует тотчас же сжечь ее. К счастью, те не слушаются Рехлина и не уничтожают книгу. Вскоре гримуар теряется на некоторое время, затем неожиданно всплывает в Праге…

— В Праге?

— Именно, сын мой. Им владеет раввин Иегуда Лёва бен Бецалель. С помощью нескольких расшифрованных строчек ему удается оживить мертвую глину. Так в Праге появляется голем, — провозгласил пан Платон с некоторой укоризной. — Голем, оживший истукан, слепленный из глины, наделал в нашей славной столице немало бедствий и шума. Ну да чего уж там, — махнул рукой мастер. — Дело давнее. После смерти раввина евреи сочли нужным продать таинственный гримуар моему товарищу Карлу Новотному. После некоторого изучения Новотный приходит к нашему дорогому королю и просит его освободить Карла от обязанностей. Разговор проходил один на один, поэтому я могу судить о нем только по нескольким оброненным фразам, сказанным Карлом перед расставанием. Разговор касался некоей системы трансмутации, доселе никому не известной. Карл собирался переезжать в Городок и зашел ко мне в библиотеку попрощаться. Вот тогда-то он и взял с меня обещание в случае чего помочь ему или же продолжить его дело. Вот почему я здесь, с Высочайшего повеления, занимаюсь расследованием этого странного дела, — так закончил свой рассказ пан Платон, прозванный Пражским.

Йошка огляделся. Огонь в камине почти совсем уже погас, лишь угли красиво тлели, распространяя вокруг себя остатки того тепла, которое удалось извлечь из них во время горения. За окном стояла уже ночная тьма. Повернув голову и бросив взгляд в окно, юноша даже не смог разглядеть сидящую на ветке большую толстую сову, внимательно слушавшую вместе с ним рассказ мастера. Но едва лишь библиотекарь закончил говорить, как сова, бесшумно взмахнув крылами, поднялась в воздух и полетела в направлении садов, окружавших домик алхимика.

— Думаю, на сегодня хватит историй. Пора спать, — объявил пан Платон и первым забрался в постель.

Йошка последовал его примеру. Он улегся и попытался было заснуть, но сон не шел к нему. В голове мелькали книги в красных переплетах, большие и маленькие, алого цвета или бурого. Наконец, решив что учитель уже совсем заснул, Йошка медленно поднялся с кровати, оделся и бесшумно прошел к двери. В мозгу у него крутилась мысль: кто же оставил огниво, найденное нынче утром? Юноша решил, что раз этот кто-то пришел предыдущей ночью с огнивом, он же может прийти и нынешней ночью за ним же. Йошке смерть как хотелось доказать учителю свою необходимость и полезность в этом расследовании.

Платон открыл глаза, проследил за тем как ученик бесшумно выскользнул из комнаты, и улыбнулся, чрезвычайно довольный поведением юноши. «Ученый, особенно когда его мучит жажда знаний и открытий, не должен спать», — подумал он и вновь закрыл глаза.