Заключение

Как отмечает Д. Майерс, до сих пор в науках, изучающих половые различия, противоборствуют два направления: эволюционистское и культуралистское. Согласно первому, мужчины и женщины таковы, каковы они есть, поскольку естественный отбор в процессе эволюции подкреплял поведение, которое обеспечивало нашим предкам выживание и воспроизведение самих себя. Ряд социальных задач, таких как поиск пары и регулирование отношений с партнером, едины для людей всего земного шара. Мужчины и женщины унаследовали определенные эмоциональные реакции и шаблоны поведения, которые позволяют им решать задачи, связанные с выживанием и продлением рода. При этом мужчины и женщины более схожи, чем различны. Главный тезис эволюционистов: мужчинам и женщинам нужно делать то, что естественно. А основной подход в понимании половых различий – функциональный: почему проявляются такие различия? Потому что они выполняют такие-то функции. Противники эволюционистов видят в этом слабость их теоретических построений, поскольку под это объяснение можно подвести любые различия, даже противоположные наблюдаемым, если бы они обнаружились. Например, большую агрессию женщин можно было бы объяснить необходимостью защиты потомства. Эволюционисты подчеркивают, что мудрость эволюции – это мудрость прошлого, она описывает полоролевые различия, которые были выгодны в прошлом. Другое дело – обеспечивает ли эта мудрость адаптацию в настоящем?

Культуралистский подход связывает различия с социализацией, и сильным козырем при этом является утверждение, что невозможно объяснить эволюционистской теорией изменения в культурных стереотипах поведения мужчин и женщин, происшедшие за какие-то десятки лет. Но и в этом подходе есть слабые места. Вполне возможно «подогнать» ответ под то, что реально наблюдается: почему мужчины и женщины отличаются друг от друга? Потому что культура социализирует их поведение.

Изложенный в этой книге материал показывает, что бесполезно спорить о том, чем обусловлены психологические различия между мужчинами и женщинами – биологическими или социальными факторами. Как и в отношении других проблем сущности человека, вопрос не должен рассматриваться с позиции «или – или». Имеют значение и те и другие факторы – отделить их друг от друга на практике невозможно. Установлено, например, что математическое мышление лучше развито у мужчин, что имеет гормональную основу. В то же время это различие превратилось в умах людей в стереотип, который при его актуализации и создании неуверенности у одних и уверенности у других может дать результат, соответствующий этому убеждению. Например, в эксперименте мужчинам и женщинам, имевшим одинаковый уровень способностей, С. Спенсер и К. Стил (Spencer, Steel, 1995) давали трудную контрольную работу по математике. Когда испытуемым сообщали, что женщины обычно не могут показывать такие же результаты в этом испытании, как мужчины, женщины действительно хуже решали задачи, а мужчины – лучше, по сравнению с тем, когда предварительно им говорили, что обычно мужчины и женщины решают предложенные задачи одинаково успешно.

Поэтому всякое объяснение существующих психологических различий с какой-либо позиции будет односторонним. Другое дело, что одни различия могут в большей мере зависеть от биологических факторов, а другие – от социальных, но это все не отменяет необходимости биосоциального подхода к рассмотрению различий между мужчинами и женщинами.

То же относится и ко многим гендерным установкам. Взять хотя бы такую общепринятую установку, что муж должен быть ростом выше жены. С гендерной (социальной) позиции можно предположить, что это помогает мужчине закрепить его социально обусловленную власть над женщиной. Однако в этой установке можно усмотреть и эволюционную (биологическую) целесообразность, которая могла привести к этой культурной норме: если бы люди предпочитали подбирать партнеров равного с ними роста, высокие мужчины и низкие женщины часто оказывались бы без пары. С учетом же этой установки теоретически каждый мужчина может найти для себя более низкую женщину, и наоборот (так как в среднем мужчины выше женщин). Таким образом норма, регулирующая соотношение роста в паре, может быть обусловлена как социальной, так и биологической целесообразностью, которые не противоречат друг другу, а могут спокойно уживаться (Eagly, 1987; Eagly, Wood, 1991).

Правда, установка установке рознь. Несомненно, множество установок вовсе не имеет в своем основании достоверных фактов и биологических различий между мужчинами и женщинами, они попросту придуманы, являются мифами. Вот что пишет Ш. Берн:

1. Гендерные различия огромны.

2. Эти различия вызваны фундаментальными биологическими различиями между полами.

3. Биологические половые различия обусловливают лучшую приспособляемость мужчин и женщин к различным социальным ролям.

4. Гендеры разделены, но равны между собой.

5. Традиционные гендерные роли служат цели наиболее полного удовлетворения потребностей общества.

С моей точки зрения, не все из этих мифов являются таковыми. Например, второй из них является мифом только в глазах сторонников культурального подхода. Не является истинным мифом (и прежде всего из-за неправильной формулировки) утверждение, что биологические половые различия обусловливают лучшую приспособляемость мужчин и женщин к различным социальным ролям. Возникает вопрос: что первично – биологические различия или социальные (ролевые)? Ответ очевиден: роли навязываются в процессе воспитания детей в соответствии с их биологическими половыми различиями. Поэтому биологические различия не могут обусловливать приспособление к ролям. Наоборот, гендерные роли приспосабливаются к биологическим различиям, которые реализуются через адекватные им роли. И уж если говорить об этом мифе, то его следовало бы сформулировать так: формирование половой роли в соответствии с биологическим полом обеспечивает лучшую приспособляемость мужчин и женщин к существованию в обществе (как было показано выше, имеются данные, что андрогиния обеспечивает лучшую приспособляемость, хотя имеются и противники этой точки зрения). Спорным является отнесение к мифам и пятого положения.

Однако Ш. Берн говорит не обо всех мифах. Феминистками, например, внедряется в общественное сознание мысль, что существует всемирный «заговор» мужчин, состоящий в том, чтобы не пускать женщин на престижные должности. Статистика вроде бы подтверждает обоснованность этого мнения. Ш. Берн приводит данные из «Выдержек из статистических исследований Соединенных Штатов» за 1991 г.: 80 % научных работников, 84 % врачей, 61 % преподавателей университетов и колледжей, 78 % адвокатов и судей, 87 % архитекторов и 94 % инженеров – мужчины. Однако подозрения о таком «заговоре» могут относиться лишь к тем странам Европы и Америки, в которых декларируются «высокоразвитая демократия» и общество «с равными возможностями». Но может быть, дело не в заговоре мужчин, а в объективных социально-экономических условиях, имеющихся в разных странах? В пользу этого говорит почти равное распределение в нашей стране мужчин и женщин в профессиях, престижных для США. Да и о каком «заговоре» может идти речь, если при поступлении в медицинские, технические и другие вузы, в аспирантуру и докторантуру для женщин нет никаких ограничений? Ведь при желании можно найти факты, которые якобы свидетельствуют о сегрегации мужчин, а не женщин. Например, в нашей стране высшее и среднее специальное образование имеют 62 % от общей численности работающих женщин, тогда как у мужчин – только 49,6 % (Матвеева Г. С., 2007). Или, может, существует всемирный «заговор» мужчин не пускать женщин в такие «престижные» профессии, как сантехники, землекопы, электрики, плотники, пожарники, шахтеры, конюхи?.. Но тогда можно говорить о всемирном «заговоре» женщин, не пускающих мужчин на такие в недавнем прошлом престижные и «не пыльные» профессии, как педагогика, психология и др.

Насколько бывают нелепы сетования феминисток на мужской беспредел, видно из следующей цитаты: «Даже если в современном мире круг женских профессий расширяется, то это ведет, по замечанию многих современных исследователей, к их феминизации, а значит, и к падению престижа. “Быть мужчиной” и в современном обществе кажется честью и чем-то вроде принадлежности к знати. Одно и то же дело может считаться важным и требующим высокой квалификации, если его выполняет мужчина, и мелким, незначительным, если его выполняет женщина. Когда мужчина берется за женскую работу, ее статус меняется и она тем самым облагораживается и преображается. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о разнице между поваром и поварихой, портным и портнихой. Следовательно, если статистика показывает, что квалифицированной работой чаще заняты мужчины, а неквалифицированной – женщины, то причина этого до известной степени лежит в том, что часто труд начинает рассматриваться как квалифицированный, если его выполняют мужчины, ибо они “все квалифицированны по определению”. В конце концов в результате длительного воздействия подобных установок сами женщины начинают видеть свое призвание в менее квалифицированной и менее значительной работе (Сокулер З. А., Бурдье П.)» (Завершинская Н. А., 2004, с. 47).

Такой примитивизм в оценке разных видов труда просто поражает. Неужели деятельность учительницы или женщины – преподавателя вуза менее престижна в глазах общества, чем деятельность учителя или мужчины – преподавателя вуза? Интересно, к кому пойдут женщины шить костюм или платье – к портному-мужчине или к портному-женщине? Неужели их квалификация будет прогнозироваться не на основании их мастерства, имиджа, слухов об этом, а только на основании пола? Или на полевых станах во время летней страды какую пищу предпочтут мужчины – приготовленную «неквалифицированной» поварихой или «квалифицированным» поваром-мужчиной? Не кажется ли цитированным авторам, что женщина, добившаяся успеха в «мужской» профессии, завоевывает в глазах обывателей гораздо большее уважение и статус, чем мужчина, для которого такое же достижение является само собой разумеющимся («ведь он же мужчина!»).

Или вот еще одно стенание по поводу «обесценивания» труда женщин. Липс (Lips, 2008) пишет, что, несмотря на то что вербальные способности лучше развиты у женщин, литературные награды, такие как премия Пулитцера, Нобелевская премия в области литературы, премия Букера, намного чаще присуждались мужчинам, чем женщинам-писателям. Автор даже не задумывается над тем, а сколько вообще имеется писателей-мужчин и писателей-женщин. Может быть из всего числа писателей женского пола доля лауреатов-женщин окажется большей, чем писателей-мужчин?

Чтобы опровергнуть миф о том, будто бы все, что делает мужчина, оценивается выше, чем сделанное женщиной, нами проведен опрос женщин: к кому они в случае нужды обратятся – мужчине или женщине. Данные опроса показали, что к мужчине большее число женщин обратятся, если он хирург, спортивный тренер, менеджер по продаже автомобилей, юрист, уличный художник, учитель математики. К женщинам большинство опрошенных обратится в том случае, если они акушерки, стоматологи, портнихи, прачки, продавцы одежды, музыкальные педагоги, шеф-повары. Оказалось, все равно к кому обратиться, если понадобятся услуги терапевта, дизайнера, репетитора, массажиста, агента по недвижимости, преподавателя танцев, психолога, парикмахера (рис. А).

Частота выбора мужчин и женщин той или иной профессии

Довольно странными выглядят жалобы феминисток о том, что женщины до сих пор находятся под гнетом мужчин. О. Л. Данилова пишет, например, что «традиционные дискурсивные практики с древности до наших дней представляют женщину как малозначимое начало, как категорию “иного” относительно абсолютного. Вплоть до сегодняшнего дня женщина несет функцию восполнения. Во всех жизненных областях она определяется через мужчину. Весь предшествующий дискурсивный когнгломерат характеризуется властным мотивом по отношению к женщине, формируя в ней чувство вины, стыда и неполноценности. Таким образом, патриархатный дискурс всегда выстраивается в отношениях иерархии и исключения и формирует сознание субъектов таким образом, что оно фиксирует существование двух категорий, наделенных символическими функциями: категорию “мужского” как абсолютного, идеального, и категорию “женского” как иного, маргинального, т. е. категории универсальности и вторичности. Универсальность мужчины служит базовым основанием в культуре и проецируется на жизненные ситуации и повседневный опыт. Такая репрезентация реальности воспроизводится веками и изначально дает мужчине право власти и контроля над женщиной, право, в котором уже заложен феномен насилия» (с. 392–393). Таблица А. Взгляды российских женщин на то, в каких сферах жизни они имеют равные права с мужчинами, а в каких – нет (процент)

В этих данных обращает на себя внимание тот факт, что определенная часть женщин отдает преимущество мужчинам независимо от того, о какой сфере жизнедеятельности идет речь. Замечу, что речь идет именно о разных правах, а не о разных возможностях тех и других. Разве это не свидетельство того, что женщины сами создают миф о нарушении своих прав? Для объективности не мешало бы узнать мнение мужчин о своих правах и правах женщин. Практика западных стран показала, что женщины-феминистки могут успешно преодолевать преграды на пути в структуры власти не тогда, когда противопоставляют себя мужчинам, а тогда когда вступают в партнерство с мужчинами, используя политические партии как платформу для пропаганды и продвижения требований о расширении прав женщин.

Рассмотрение различных подходов к изучению психофизиологических, психологических и социальных различий мужчин и женщин убеждает, что традиционное их сравнение, т. е. по генетическому полу, хотя и дает некоторые результаты, однако не отвечает имеющейся реальности, которая заключается в наличии фенотипических полов , как сплава генетического и психологического (гендерного) пола. При сравнении маскулинных мужчин и женщин, а также фемининных мужчин и женщин получаются совсем другие результаты, чем при сравнении маскулинных мужчин и фемининных женщин. Поэтому более перспективно изучение сходства и различий не между биологическими полами, а между половыми типами (фенотипическими полами).

Наличие половых типов ставит вопрос о том, что фемининным мужчинам и маскулинным женщинам не целесообразно строго придерживаться существующих гендерных стереотипов. Жесткая мужская и женская социализация может принести им только вред. Кроме того, лица мужского пола должны учитывать, что имеются женщины маскулинного типа. Это поможет им более эффективно налаживать отношения с такими женщинами и не воспринимать их как угрозу мужскому началу. С другой стороны, знание женщинами того факта, что есть фемининные мужчины, тоже поможет им более терпимо относиться к тем особенностям поведения своих сыновей и мужей, которые не укладываются в «мужские стандарты» или «идеологию мужественности» по Дж. Плеку c cоавторами (Pleck et al., 1993).