Нарушение представлений членов семьи о семье и личности друг друга
Представления членов семьи о своей семье
Внутренняя картина семьи
Каждый член семьи так или иначе представляет себе свою семью. Когда он думает о ней сам или рассказывает о ней психотерапевту, перед его мысленным взором возникают картины повседневной жизни, обстановка, в которой он живет, лица, слова и поступки членов семьи, ссоры и примирения, радости, обиды, огорчения, частые и редкие события в ее жизни и т. д.
Отчасти эта «внутренняя картина» жизни семьи точна, отчасти искажена или неполна, в чем-то достаточно объективна, а в чем-то весьма субъективна, а то и просто неверна. Однако, вне зависимости от ее истинности, она играет огромную роль в жизни семьи. От того, как индивид представляет себе свою семью, зависит, считает он ее счастливой или несчастливой, дружной или склочной, зажиточной или малообеспеченной; от этого же зависит, чего он ждет от нее, в чем он видит ее проблемы и как представляет себе их решение.
Когда психотерапевт работает с семьей, это представление семьи о себе нередко разворачивается перед ним в виде противоречивых и непоследовательных, косноязычных и нескладных рассказов, объяснений причин тех или иных событий в семье, жалоб на семью и друг на друга. Выслушав их, психотерапевту важно, может быть, вопреки услышанному, добраться до сути происходящего в семье, понять, в чем ее истинная проблема. Затем оказывается необходимым хорошо представить себе, как все это представляется «изнутри», глазами членов семьи. Ему нужно понять их логику, зачастую весьма своеобразную, и ход их мыслей. Он должен научиться понимать внутренний язык семьи – не совсем обычные и часто расплывчатые значения, которые вкладываются в самые обычные слова.
Изучение и понимание семейных представлений необходимо:
• во-первых, для обеспечения взаимопонимания с семьей. Только в этом случае психотерапевт будет в состоянии правильно представлять себе, как члены семьи воспринимают все то, что он делает, говорит, предлагает. Только тогда он сможет вести себя понятно для семьи, обеспечить психологический контакт с семьей;
• во-вторых, для диагностики нарушений в семье. Дело в том, что нарушенные, дефектные семейные представления нередко участвуют в этиологии самых различных семейных проблем. Неадекватное понимание проблемы нередко становится существенной ее частью. Соответственно, коррекция семейных представлений является важной частью решения проблемы;
• в-третьих, для активного участия самой семьи в лечении (психокоррекции). Если семья правильно понимает свою проблему, она становится «котерапевтом». Адекватное понимание семьей своих проблем запускает весьма важный для успеха психотерапии механизм психологической самотерапии, самокоррекции.
Важность понимания психотерапевтом семейных представлений (внутренней картины семьи) признается учеными самых разных направлений. Некоторые из них считают, что искаженные представления человека о себе и о своих отношениях с другими людьми – это чаще всего следствие разнообразных семейных проблем. Возникнув как следствие проблемы, дефектное представление становится далее причиной ее трудноразрешимости, так как мешает адекватно понять ее и решить: таков, например, подход семейного психоанализа. Осознание психологической проблемы и правильное понимания самой семьей того, что в ней происходит, – весьма важная предпосылка решения ее проблем; коррекция дефектных, ограничивающих развитие личности представлений о себе и своей семье – основа семейной экзистенциальной психотерапии. О «семейной агнозии» – неспособности членов семьи адекватно воспринимать некоторые стороны ее жизни – пишут сторонники системного направления (Haley 1978). Таким образом, ученые разных школ так или иначе касаются проблемы семейных представлений. Однако не появилось еще специального исследования, в основе которого – мысль, что представления семьи о себе есть самостоятельный сложный механизм, правильное функционирование которого необходимо для успешного функционирования семьи, а его нарушения приводят к нарушениям семейных отношений.
Внутренняя картина семьи и современная психология
Между тем быстрое развитие современной психологии (особенно когнитивной психологии и психосемантики) подготовило, как нам кажется, почву для значительного продвижения к пониманию семейных представлений. Речь идет о достижениях в изучении так называемых «наивных представлений» (Clauss D., 1981), «ситуационных сценариев», процессов «каузальной атрибуции» (Келли Дж., 1984) и др.
Говоря о «ситуационных сценариях», исследователи имеют в виду представления людей об определенных типичных ситуациях (сценах) из их жизни: завтрак, возвращение с работы, совместный просмотр телепередачи, обсуждение новостей, семейный конфликт, приобретение новой вещи. Каждый из этих сценариев, подобно настоящему киносценарию, содержит представления об обстановке, в которой происходит действие, о действующих лицах, об их обычных вопросах и ответах. Сценарий может также предусматривать типичные варианты развития событий (ссора закончилась – или не закончилась – примирением), типичные эмоции каждого из участников (обида, раздражение, радость, желание скрыть или, наоборот, проявить свои чувства).
Исследования показали значительную роль этих сценариев в организации как индивидуальных психических процессов, так и взаимоотношений между людьми. Развитие современной психологии (в частности, в рамках одного из ее направлений – психосемантики) выявило наличие в сознании людей своеобразных типовых сценариев самых различных ситуаций, в том числе и семейных, – это могут быть семейные праздники, семейные ссоры, встреча друзей, совместное посещение кино, завтрак и т. д.
Представление индивида о жизни его семьи также «ситуационно»: когда он ее характеризует, когда он принимает решения по тем или иным вопросам, перед его мысленным взором проходят разные семейные ситуации, однако он может не обратить внимания на многие моменты обстановки и поведения родственников просто потому, что они не входят в сценарий. Проведенные исследования показали ошибочность широко распространенного мнения, что представление о той или иной ситуации формируется (исключительно или в основном) в момент столкновения с ней. Напротив, уже имеющийся у индивида к моменту встречи с ситуацией сценарий ее развития во многом предопределяет, что именно он увидит в ней, как он ее воспримет.
Еще одно направление психологических исследований, результаты которого должны сыграть значительную роль в изучении семейных представлений, – это изучение обыденных представлений о закономерностях природной и социальной среды (Heckhauzen H., 1986). «Наивные психологические представления» – это представления людей, не получивших специальной подготовки в области психологии, о психологических особенностях человека вообще и определенных категорий людей (женщин, мужчин, детей) в частности. Примерами их являются многочисленные суждения, используемые индивидом при регулировании своих семейных отношений типа: «стерпится – слюбится», «общее горе сближает», «если подчинишься раз-другой, то это войдет в привычку», «женщины лучше разбираются в одежде и еде, чем мужчины», «любая жена стремится прибрать мужа к рукам». Они играют огромную роль в формировании семейных представлений, в интерпретации индивидом своего собственного поведения и поведения других членов семьи. Особое значение имеют представления членов семьи о взаимосвязях между различными психологическими качествами индивида, о том, как разные психологические особенности проявляются в поведении (Петренко В. Ф., 1983; Шмелев А. Г., 1982). Наконец, немалую роль в понимании людьми (в частности, членами семьи) всего происходящего играют процессы наивной интерпретации причин происходящих событий, или процессы «каузальной атрибуции». Исследования в области «каузальной атрибуции» показали, что, пытаясь разобраться в том, что происходит в семье и за ее пределами, члены семьи чаще всего неосознанно применяют ряд правил и приемов (Heider F., 1980). От того, насколько верны эти правила и приемы, зависит, в какой мере членам семьи удается разобраться в своих семейных проблемах, какой они видят свою семью и какими соображениями руководствуются, формируя свои взаимоотношения.
На основе современных исследований мы можем описать структуру и функции семейных представлений.
Сущность и структура семейных представлений
Каждый член семьи имеет свои представления о самых разных сторонах жизни семьи: о необычных и каждодневных событиях, о ее прошлом и будущем, о желаниях и реальности, об огорчениях и радостях, о себе и о других членах семьи, об их чувствах и мыслях, привычках и планах – на первый взгляд все они случайны и не связаны между собой. Упомянутые ранее исследования дают, однако, возможность увидеть стержень, вокруг которого все эти представления организуются в нечто единое. В роли организующего начала выступает совокупность (последовательность) сценариев повседневной жизни семьи.
Рассмотрим, что такое семейные сценарии и каким образом их совокупность выступает в роли организующего начала.
Семейные сценарии. Как указывалось выше, сценарии – это представления индивида об определенных типичных (повторяющихся) ситуациях. Соответственно семейные сценарии – это представления о повседневных семейных ситуациях: завтрак, отправление на работу, возвращение с работы, покупки, приготовление ужина, ужин, просмотр телепередач или другой вечерний досуг; сцены выходного дня: утро, визит к родственникам и т. д. Это также сценарии более или менее частых событий в жизни семьи: обсуждение денежных вопросов, проверка уроков родителями, семейная ссора, сексуальное сближение. Представление о семье («образ семьи», «внутренняя картина семьи») – это прежде всего совокупность представлений о последовательности сменяющих друг друга типовых ситуаций (сценариев) повседневной жизни семьи: за пробуждением следует вставание, за вставанием – утренний завтрак, за ним – сборы на работу и т. д. Эта последовательность семейных сценариев образует основу представления семьи о себе и о своей жизни, она связана с прошлым семьи и планами на будущее. Она возникает перед мысленным взором членов семьи, когда те думают о том, как поступить в той или иной ситуации, ищут пути разрешения семейных конфликтов. На основе семейных сценариев проявляются взаимные чувства, возникают и решаются проблемы.
Сценарии семейных ситуаций (как и другие сценарии) помогают индивиду ориентироваться в происходящем, предвидеть, каких событий следует ожидать, с какими проблемами или трудностями он может столкнуться. Каждый член семьи обычно неплохо представляет себе типичную последовательность событий, обычное поведение каждого действующего лица, обычные высказывания, психологическое состояние каждого члена семьи и т. д. Например, при «воскресном визите к родителям жены» имеющийся у мужа сценарий ситуации, возникший на основании предыдущих многочисленных визитов, подсказывает ему, что визит, конечно же, начнется с шумных взаимных приветствий и выражения удовольствия по поводу встречи, далее, если теща «не в духе», то она не преминет попрекнуть их с женой тем, что «давно не появляетесь – забыли совсем», и что сам он, как всегда, в ответ на это промолчит, но (опять же, как всегда) подумает, что она так говорит не потому, что действительно соскучилась, а просто чтобы досадить ему, так как знает, что он не очень любит эти визиты. Сценарий семейной ситуации играет большую роль, организуя восприятие ее индивидом, определяя селективность этого восприятия: какие вопросы он задает себе, столкнувшись с ситуацией, на что обращает внимание, что видит и чего не замечает. В нашем примере муж сразу же постарается определить все нюансы настроения тещи и может совершенно не заметить, например, состояния ее мужа.
Семейные представления определяют не только то, что именно представляется индивиду само собой разумеющимся и неизменным, но и то, какую информацию индивид стремится получить, попав в ту или иную ситуацию. Это связано с тем, что представление о ситуации существует у индивида, как было показано выше, еще до момента, когда он с ней реально встретился (в виде «типового сценария», «наивных психологических представлений»). Однако часть представления индивид уже доопределяет в момент столкновения с ситуацией. Встретившись после работы, супруги не интересуются, не поглупел ли другой супруг за день (эта часть представления устойчива, и определенный уровень умственных способностей воспринимается как нечто само собой разумеющееся), но уже в первый момент встречи пытаются выяснить настроение друг друга, степень усталости.
Исследования «типовых сценариев» показали, что поиск определенной информации является одной из важных частей практически любого сценария. Попав в ситуацию, индивид что-то уже знает о ней заранее, а что-то лишь предполагает и стремится уточнить. Направление сбора информации – что именно интересует индивида – обычно заложено в сценарии. Поэтому, изучая семейные сценарии, можно найти ответ на вопрос, чрезвычайно важный для понимания нарушений в функционировании семьи – о причинах «информационной слепоты» членов семьи: почему они не замечают, казалось бы, очевидных и очень важных для успешного функционирования семьи фактов?
Роль сценария в повседневной жизни семьи и при решении семейных проблем. Форма семейного сценария. Говоря о форме, в которой функционируют семейные сценарии, необходимо разграничить два весьма разных случая.
В повседневной, обычной жизни семьи роль семейных сценариев больше всего похожа на карту или схему хорошо известной, накатанной дороги. Здесь все давно знакомо, каждое предыдущее событие порождает последующее и т. д. Одни и те же события, поступки, слова, чувства, мысли повторяются тысячекратно, в значительной мере автоматизируясь и в силу этого уходя из сознания членов семьи. Этот переход в сферу неосознаваемого нередко оказывается столь основательным, что член семьи оказывается просто не в состоянии рассказать о своей жизни: «Ну, живем как все, ничего особенного…» При конкретных расспросах членам семьи необходимо прилагать немалые усилия, чтобы вернуть в сознание то, что им, казалось бы, лучше всего известно, – повседневную жизнь своей семьи. Еще больше проблем возникает, если им приходится рассказывать о том, что они думают или чувствуют. Фразы с защитной функцией – «ничего особенного», «как обычно», «как и все люди» – в этом случае повторяются особенно упорно. Если продолжать настаивать, то могут последовать описания, следующие не из подлинного личного семейного опыта, а скорее из стереотипного представления о том, что люди в такой ситуации должны думать и чувствовать. («Ну знаете, после работы я бываю обычно уставшим… Понятно, работаешь целый день – к вечеру устаешь…»). Имеет место то, что Николс назвал «отчуждением» членов семьи от своего семейного опыта (Nichols, 1984, 271).
Эти затруднения, возникающие при необходимости представить себе свою семейную жизнь, не имеют большого значения в повседневной жизни, когда не происходит никаких событий или изменений, но когда семья сталкивается с какой-либо проблемой, когда ее ждут какие-то перемены и она пытается предвидеть их значение и принять необходимые меры, ситуация резко меняется. Дело в том, что в таких случаях яркий, конкретный и, что особенно важно, подлинный образ жизни семьи нужен ей для того, что можно было бы назвать «мысленным экспериментом». Решая одну из многочисленных и нередко весьма важных для семьи проблем (например, оформлять ли супружеские отношения, заводить ли детей, делать ли ремонт, поддерживать ли более тесные отношения с родителями или, наоборот, держаться от них подальше, купить ли собаку, подавать ли заявление о разводе и т. д.), члены семьи подставляют те или иные варианты решений, те или иные новые обстоятельства в свое представление о семье и пытаются представить себе их последствия. Задумавшись, например, о приобретении собаки, «глава семьи» может вначале резко отвергнуть эту идею, потому что перед его мысленным взором возникнет сцена «утренний сбор семьи на работу» – образ и без того переполненной квартиры и несчастного животного под ногами у раздраженных, торопящихся на работу людей. Однако позднее стрелка его «внутренних весов» может все же сдвинуться в сторону приобретения – если он, например, представит себе воров, пытающихся взломать дверь его квартиры и услышавших грозное рычание за дверью. Затем он может столь же решительно отказаться от мысли о приобретении собаки, представив себе утренние споры о том, кому выводить ее на прогулку, и т. д. и т. п. Точно такой же процесс смены картин жизни семьи может быть в основе решений куда менее безобидных: о разводе, переезде и др.
Активизация сценария. «Мысленный эксперимент» и решение семьей ее проблем. Для принятия правильного решения необходима деавтоматизация семейных сценариев, возвращение сценария в сознание – то, что мы будем называть активизацией сценария. При этом члены семьи сталкиваются с парадоксальнейшим заданием: «вспомнить» то, что они, казалось бы, и так прекрасно знают. Например, в случае с собакой, для того чтобы понять, так ли уж все будет страшно, мужу надо постараться во всех деталях представить себе утреннюю сцену сборов семьи на работу и затем подставить в нее собаку. Если он сумеет это сделать, то верно оценит возникающие при этом проблемы и их решение. Это может быть очень нелегко – члены семьи сталкиваются с немалыми трудностями, пытаясь вспомнить (активизировать) сценарий «утренний сбор семьи на работу», так как он давно исчез из сознания, автоматизировался. Многое из того, что происходит утром, они давно делают не задумываясь, на многое не обращают внимания, не замечают: «Собираемся, уходим, и все», поэтому процесс активизации сценария, возвращения его в сознание может оказаться весьма сложной проблемой.
Активизация сценария – это не только трудный, но одновременно и весьма значимый, важный процесс. Какие конкретно картины и в какой последовательности возникнут перед мысленным взором членов семьи при обсуждении той или иной проблемы, насколько они будут яркими и сколь сильное впечатление они произведут (в нашем примере – то, какие картины предстанут перед мысленным взором главы семьи, когда он задумается, приобретать ли собаку), – все это окажет воздействие на результат «мысленного эксперимента».
Решение, которое примет член семьи, связано с процессом активизации семейного представления различными путями. Для принятия решения важно:
1. Количество активизированных сценариев (сколько сценариев типовых ситуаций возникнет в сознании члена семьи). Как мы помним, в примере с приобретением собаки первым сценарием, который возник перед мысленным взором «главы семьи», был утренний сбор на работу и несчастное животное под ногами у спешащих людей, после этого были активизированы другие сценарии и появились новые картины (защита от грабителей; спор о том, кому идти на утреннюю прогулку, и т. д.). Однако если бы в силу каких-либо психологических или других обстоятельств процесс активизации закончился на первом представлении, например, хозяину надо было бы дать ответ немедленно, то он с полной уверенностью в правильности своего решения заявил бы, что «не может быть и речи еще об одном жильце». Эта убежденность и решительность была бы тесно связана как с той картиной, которая возникла у него в тот момент, так и с тем, что он еще не представил себе никаких других.
2. Последовательность активизации семейных сценариев (односторонность или многосторонность процесса активизации). Решение семейной проблемы может зависеть от того, в какой последовательности в сознании члена семьи возникают те или иные сценарии. Если бы в нашем примере с приобретением собаки за одним сценарием, вызывающим негативное отношение к покупке, последовали другие, так же окрашенные, то индивид мог тут же принять решение. В этом случае мы говорим об односторонности процесса активизации семейного представления.
3. Степень конкретизации семейных сценариев. Принимаемое решение зависит не только от того, какие именно картины представил себе член семьи, но и от того, сколь сильной была активизация каждой отдельной картины. Чем возникшая картина ярче, конкретнее, насыщеннее деталями, тем более сильный эмоциональный отклик она вызовет и тем сильнее будет ее влияние на принимаемое решение.
«Глава семьи» мог только мельком подумать о том, что собака – приятный спутник в загородных прогулках («бледное представление»), или ясно представить себе летнюю загородную прогулку всей семьей с собакой, взрывы смеха и великолепное настроение после прогулки («яркое представление»). Можно выделить три уровня конкретизации отдельного семейного представления.
Первый уровень – «нулевой». Член семьи совершенно не может представить себе конкретное семейное событие. Он говорит: «У нас будет ребенок», но для него это только слова, за ними не стоит никакого образа. С этой фразой могут ассоциироваться какие-то сведения («У нас будет ребенок. Надо, конечно, подготовиться: купить все что полагается – разные там пеленки, соски…»), но они не связаны с активизацией картины будущего семейного события.
Второй уровень – схематическое представление. В этом случае перед мысленным взором члена семьи – лишь бледное представление, причем, может быть, даже не о его собственной семье, с ее неповторимостью и индивидуальностью, а некий стереотип, «картинка из календаря», расхожее представление о том, что бывает, когда в семье появляется ребенок.
Третий уровень – конкретизированный образ семьи: яркое, насыщенное деталями отражение того, что в действительности происходит в семье. То, что в этом случае возникает перед внутренним взором члена семьи, – это четкое и в то же время обобщенное представление о том, что обычно происходит именно в данной семье в определенной семейной ситуации, как ведут себя члены семьи в ней, что они чувствуют, какие существуют варианты развития этой ситуации. Степень конкретизации определенного представления определяет уровень его эмоциональной насыщенности. То, что индивид способен ярко и конкретно представить себе, вызывает у него эмоциональный отклик. Более детализированное и яркое представление вызовет несравненно более сильную эмоциональную реакцию, нежели бледное и схематичное. В силу своей перцептивной и эмоциональной насыщенности такие представления становятся значимым фактом психической реальности индивида.
Данный уровень конкретизации создает необходимые условия для мысленного эксперимента. О мысленном эксперименте мы говорим в том случае, если индивид очень ярко, детализированно представил себя в определенной семейной ситуации, при этом, в силу своей яркости и конкретности, представление приобрело способность к саморазвитию. Например, индивид представляет себе будущую ситуацию «в семье появился ребенок» и мысленно участвует в ней. Он может при этом увидеть свои будущие чувства и поступки, о возможности которых ранее не подозревал. Вся картина и его «Я» в этой ситуации как бы обретают самостоятельное существование, начинают жить по своим законам. Этот феномен «оживания» представлений об определенной ситуации достаточно полно описан в психологической литературе, посвященной процессу творчества (артиста, писателя, ученого). Этот же феномен лежит в основе системы, созданной К. С. Станиславским.
4. Психологичность семейного представления – характеризует степень, в которой семейное представление отражает чувства и другие психологические состояния действующих лиц семейного сценария.
Некоторые семьи («вещно мыслящие») очень хорошо представляют себе материальные, бытовые стороны своей жизни – изменения в жизни семьи, связанные со сменой жилища, повышением и снижением материального уровня, приобретением автомобиля, будущим ремонтом, необходимостью копить деньги и т. д. Они могут ярко и конкретно представлять себе сцены будущей жизни семьи, связанные со всеми этими материальными и техническими изменениями. Однако при этом их представления о чувствах друг друга, о мыслях, о возможных реакциях на различные события могут быть необычайно наивны и примитивны, могут основываться на стереотипных, крайне поверхностных соображениях или исключительно на здравом смысле. Супруги могут десятилетиями жить рядом и в лучшем случае знать лишь самые заметные привычки друг друга. При этом их психологический примитивизм сочетается с наивной уверенностью, что они прекрасно понимают друг друга, так как давно знакомы. Известный позитивный психотерапевт из Германии Носсерат Пезешкян рассказывает своим слушателям такую историю: «Супружеская пара просыпается утром в день юбилея – десять лет со дня свадьбы. Жена, как обычно, готовит завтрак, разрезает булочку пополам и одну половинку отдает мужу. Вдруг она пугается: „Боже, что я наделала! Ведь я отдала ему вместо его любимой верхней части булочки нижнюю!“ Потом она думает: „А ведь это хорошо – сколько лет я мечтала съесть верхнюю часть, и вот сегодня я ее съела!“ В это время муж говорит: „Дорогая! Сегодня действительно праздник: сколько я мечтал о том, чтобы съесть нижнюю часть булочки, и вот сегодня я ее наконец съел!“»
Психологические проявления примитивизма семейных представлений. Семьи могут значительно отличаться друг от друга с точки зрения активизации семейных представлений. Речь идет о том, в какой мере семья при принятии решения имеет склонность продуцировать сцены своей жизни и проводить с ними мысленные эксперименты. При решении одних и тех же проблем в одинаковых условиях в одной семье появляются яркие картины жизни, связанные с проблемой, в другой же этот процесс сильно упрощен и решения принимаются на уровне поверхностных суждений. Например, обсуждение вопроса о скором появлении ребенка в семье с развитыми семейными представлениями вызывает у всех ее членов яркие картины будущей жизни с ребенком, причем каждый пытается «примерить» их к себе. Сомнения, восторги, озабоченность и другие чувства, вызванные этими картинами и связанным с ними мысленным экспериментом («примеркой» этих будущих ситуаций на себя), запускают процесс внутренней адаптации всей семьи и каждого ее члена к будущему. В результате, когда ребенок действительно появится, все будут внутренне готовы к этому. Поэтому все может оказаться «не так сложно, как представлялось».
Противоположный тип семьи – это семья с неактивизированными, неразвитыми семейными представлениями. Представления о своей семье у ее членов примитивны. Например, при обсуждении вопроса о ребенке перед их глазами не возникает сцен будущей жизни: «Там будет видно». Конечно, примитивизм представлений об этой будущей проблеме может быть вызван и беззаботностью семьи, ее склонностью «плыть по течению», однако не менее важная причина – неспособность семьи справиться с активизацией семейного представления, неумение видеть связанные с проблемой ситуации и проводить с ними мысленный эксперимент. Говоря «Там (т. е. в будущем) будет видно», члены семьи имеют в виду, что сейчас, в настоящем, им «не видно».
Семья с пониженной способностью к активизации семейных представлений (с примитивизмом семейных представлений) отличается целым рядом особенностей и сталкивается с целым рядом специфических трудностей.
1. Это «пассивная» семья. Ее члены не умеют представлять себе будущее, активизировать семейные сценарии повседневных ситуаций и видеть, что произойдет, когда наступят ожидаемые перемены, поэтому такая семья не готовится к ним заранее. Ее реакция на изменения – «реактивная», а не «проактивная», она реагирует на изменения только тогда, когда они уже наступают. Причем в основном ее реакция – это «латание дыр», отдельные мелкие, не связанные друг с другом изменения. Важнейшее же средство адаптации у такой семьи – это терпение и непритязательность. Покорность судьбе и умение ко всему притерпеться – основа жизненной мудрости такой семьи.
2. Это семья «подслеповатая». Говоря и думая о своей жизни, члены этой семьи видят только те стороны жизни семьи, которые «лежат на поверхности» (какие-то внешние события, бросающиеся в глаза поступки или обстоятельства). От их внимания ускользают чувства, мысли, сомнения, а так как именно они нередко лежат в основе поступков и событий в семье, то причины происходящего остаются для них непонятными. То, что происходит с семьей, часто представляется ее членам цепочкой не связанных между собой событий.
3. Это семья «примитивно мыслящая», в силу вышеуказанных причин она «глуповата». Члены такой семьи не видят связи между различными явлениями. Нередко все, на что они способны, – это понять только очень простые, примитивные связи, поэтому их объяснение причин того, что происходит, сильно упрощено (как знаменитая фраза из эстрадной миниатюры «Наверное, съел что-нибудь»). Например: «Сын плохо учится, потому что ленится», что-то не удалось, «потому что не получилось» и т. д. (см. случай 7).
Данная семья обнаруживает многие признаки примитивизма семейного представления.
...
Случай 7
ПРИМИТИВНЫЙ ОБРАЗ (ВНУТРЕННЯЯ КАРТИНА) СЕМЬИ
Семья К. Мужу 75 лет. Жене 55 лет. Живут в небольшом городке под Санкт– Петербургом. Он по профессии плотник. До пенсии работал в ремонтных мастерских местного автохозяйства. После ухода на пенсию до недавнего времени работал там же сторожем. Жена – инвалид 3-й группы. Единственная дочь с ними не живет. Три года назад она, по словам матери, «нашла себе мужа» и уехала с ним в Санкт-Петербург. Обращение жены к психотерапевту связано с сильными головными болями (мигренью). При обследовании больная жаловалась на депрессивные состояния, подавленное настроение, пониженную работоспособность, раздражительность, на потерю интереса к жизни (суицидальные мысли); на ощущение, что она никому не нужна, на непонимание со стороны окружающих, особенно мужа («Не с кем даже поговорить…»). У мужа есть старая машина, и он уделяет ее ремонту много времени. Охотно помогает людям, которые обращаются к нему с просьбой о починке. Проблем жены не понимает. Отмечает, что последние два-три года стало очень трудно иметь с ней дело: «Слова нельзя сказать – она тут же в крик или в слезы…», поэтому он старается «не лезть». Жена в основном занята домашним хозяйством и небольшим огородом.
Вопросы психотерапевта об их семейной жизни вызвали растерянность. «Даже не знаю, что и рассказывать, – сказала жена. – Раньше были молодые, а теперь старые, раньше дочь была, а теперь уехала, раньше были здоровые, а теперь больные. Часто ругаемся. Последнее время все больше. Меня все раздражает». Примерно так же звучит и рассказ ее мужа. «О чем мы разговариваем? – переспрашивает он. – Да все об одном и том же… Так, то да се. Обычные вещи».
1. Ее представление о себе стереотипно. Фактически члены семьи рассказывают не о себе, а о какой-то стереотипной пожилой паре: «Раньше было лучше – теперь хуже, раньше были молодые – теперь старые».
2. Это представление поверхностно. В нем – только самые заметные факты, события.
3. Представление не конкретизировано. В нем нет деталей, оно весьма схематично. То, о чем рассказывают члены семьи, невозможно себе представить.
4. Семейное представление не индивидуализировано, психологически примитивно. То же самое можно рассказать о любой пожилой паре. Непсихологи-зированность семейного представления (психологическая примитивность) проявляется в том, что все, что происходит с действующими лицами, однозначно определяется их ситуацией: «После войны было очень трудно – нам было плохо. Потом стало лучше – и настроение у нас поправилось», и в том, что члены семьи видят только самые простые и примитивные связи: «Дочка нашла себе мужа и уехала» (т. е. если бы не нашла, то и не уехала бы).
Такое семейное представление определяет пассивность семьи: все, что с ней происходит, происходит исключительно благодаря каким-то внешним событиям: война, послевоенные трудности, материальное положение и его изменения, замужество дочери, болезни, успехи. Семья – щепка, которой играет океан (внешняя жизнь). Примитивизм семейных представлений, однако, ни в коей мере не означает примитивизма самих отношений. Вполне возможно, что реальная жизнь семьи насыщена чувствами, что каждый из супругов является интереснейшей, уникальнейшей личностью, что их связывает сильное и трогательное чувство, но все это не отражается в представлении семьи о себе. Как и в «Старосветских помещиках» Гоголя, удивительная по силе и красоте взаимная привязанность существует в реальности, но не в представлении семьи. На вопрос о своей жизни герои «Старосветских помещиков», видимо, реагировали бы так же растерянно, как и супруги К.: «Раньше были молодые – а теперь стали старые…»
...
Случай 8
АГНОЗИЯ КРУГОВОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ
Состояние 1. Отец – «не на уровне», так как он растерян и подавлен.
Состояние 2. Плохое поведение ребенка. Ребенок выходит из-под контроля и проявляет «симптоматическое поведение».
Состояние 3. Мать пытается справиться с ребенком, но безуспешно. К делу привлекается отец.
Состояние4. Отец «на уровне». Отец справляется с ребенком и заодно приходит в себя.
Состояние 5. Сын ведет себя хорошо.
Состояние 6. Мать «науровне». Теперь мать способна вести себя эффективно как с ребенком, так и с его отцом. Она становится более требовательной по отношению к обоим.
Состояние 7=1. Отец опять «не на уровне».
Примитивизм представлений о семье и нарушения в семье. Важнейшая задача семейной психотерапии – это выявление и коррекция нарушений в семье. Различными школами семейной психотерапии описано немалое количество таких нарушений. Хотя их этиология весьма различна, примитивизм семейных представлений – предпосылка возникновения многих из них. Это связано с тем, что большая часть семейных нарушений возникает в результате взаимодействия многих факторов в жизни семьи, и семья с примитивным представлением о себе сталкивается с неизмеримо большими трудностями при осознании таких сложных явлений.
Рассмотрим в качестве примера явление круговой последовательности, описанное Дж. Хейли (Haley J., 1978, p. 106) (случай 8).
Своеобразная «агнозия» – неспособность увидеть то, что находится «перед глазами», действительно, характерна для семьи с примитивными семейными представлениями. Дело в том, что явления, входящие в круговую последовательность, разбросаны во времени и смешаны со многими другими событиями в жизни семьи. Одни нарушения поведения имели место раньше, другие – теперь, одни реакции родителей на них последовали сразу, другие – позднее, одни события происходили при одних обстоятельствах, другие – при других. При отсутствии развитого семейного представления нужна действительно невероятная наблюдательность, чтобы заметить «круговую последовательность» в жизни своей семьи. Это тем более трудно, что такая семья привыкла иметь дело с очень простыми и весьма очевидными связями: «Было плохо с питанием – мы голодали», «Молодежи здесь не нравилось – они уехали».
Иное дело семья с развитым представлением о себе. У ее членов имеется очень мощное орудие познания сложных явлений в своей жизни – развитое представление: они хорошо представляют себе, как себя чувствуют, что думают, как ведут себя в определенной ситуации остальные члены семьи, «видят», как у обычно властной и энергичной матери «опускаются руки», когда она сталкивается с нарушениями у сына-подростка, и как отец, обычно остающийся в стороне, в этой ситуации вмешивается и приводит сына в порядок; видят, что тогда мать успокаивается и приободряется и вновь становится такой, как всегда. От такого видения до понимания «круговой последовательности» только один шаг. Важно и то, что всю эту сцену члены такой семьи умеют «проиграть» в сознании, они представляют себе и следующие из нее чувства и поступки.
Вот еще один пример. В центре внимания бихевиористского направления семейной психотерапии лежит другое сложное явление – непреднамеренное обучение. Например, ребенок, который испытывает дефицит внимания со стороны родителей, обнаруживает, что единственный способ добиться его – это нарушение поведения. Он начинает все чаще вести себя плохо, в результате чего родители все чаще обращают на него внимание и, сами того не подозревая, «подкрепляют» такое поведение. Важнейшая предпосылка непреднамеренного обучения – это, конечно же, описанная ранее «подслеповатость семьи». Только если семья не способна заметить, что происходит в ее жизни, может произойти непреднамеренное обучение, причем вероятность того, что это произойдет в семье с примитивным представлением о себе, намного выше. Например, чтобы заметить дефицит внимания к ребенку, надо знать его чувства, его жажду внимания; понимать, что происходит в его душе, когда отец, с досадой отложив газету, начинает разбираться с сыном – что-то объяснять, что-то осуждать и т. д. С этим способна справиться семья с развитым представлением о себе, но не семья с примитивным, где имеется лишь стереотип «ребенка вообще» и где поэтому не знают своих собственных детей, не умеют представить себе их чувства, не знают о том, чего они в действительности хотят.
Примитивизм семейных представлений как самостоятельная семейная проблема. Обратимся к семье К. вновь. Семья имеет примитивные семейные представления, с которыми она прожила всю жизнь. Однако теперь семья столкнулась с проблемой, в решении которой ей очень бы помогли развитые семейные представления. Заболевание и сопутствующие ему депрессивные состояния вызвали у жены острейшую потребность в психологической поддержке и сочувственном внимании, но они же мешали ей принимать эту поддержку. Депрессивные состояния и связанные с ними тенденции к самообвинению и обвинению других всколыхнули все семейные неудовлетворенности и проблемы, которые в жизни данной семьи сливались в одну тему: «Надо было уехать» из маленького городка в Санкт-Петербург. Эта тема всегда присутствовала в разговорах семьи как реакция на трудности и неудачи. «Иногда я чувствовала, – говорила жена, – что мне здесь абсолютно все надоело. Было единственное желание – все бросить и уехать». Ее дочь воспользовалась первой же возможностью и уехала.
В последние годы перед болезнью жены семья притерпелась к своим проблемам, разговоры об отъезде прекратились. Однако с болезнью жены они возобновились – как жгучее сожаление о каждой неиспользованной возможности и как обвинение в адрес тех, кто препятствовал отъезду, и в особенности в адрес мужа.
...
Случай 9
ОБРАЗ СУПРУГИ В ПРЕДСТАВЛЕНИИ МУЖА (ВАРИАНТ 1)
Беседа с мужем, обратившимся за помощью в связи с сексуальными проблемами.
Психотерапевт. Очень нужно, чтобы ваша жена пришла на прием.
Пациент. К сожалению, из этого ничего не выйдет. Она ни в коем случае не придет. Она всегда поступает, как сама решит!
Психотерапевт молчит и смотрит на пациента.
Пациент (подумав). Разве что вы ее сами попросите. Вас она, может, и послушается.
Психотерапевт молчит и смотрит на пациента.
Пациент (еще подумав). А что, если я приглашу ее прийти к вам, но не скажу, в чем дело? Скажу, врач просил, но не сказал, в чем дело. Она у меня ужасно любопытная. Придет, не выдержит.
Развитые семейные представления оказались бы полезны семье в двух отношениях. Во-первых, для решения «проблемы переезда». Во-вторых, для осознания и решения психологических проблем, которые были скрыты за желанием уехать. В действительности желание переехать, так же как и желание остаться, были в данной семье в равной мере абстрактны. Ни то ни другое не основывалось на ярком конкретизированном представлении о себе и о своей будущей жизни в большом городе. Можно с уверенностью предполагать, что если бы семья переехала, то на новом месте ее ждала бы ностальгия по родному городу. Желание переезда основывалось на стереотипе: «Другие переезжают и довольны – мы переедем и будем довольны… Всюду лучше, чем у нас». Иными словами, в основе решения семьи переехать не было мысленного эксперимента с развитым семейным представлением. Важно и то, что тема отъезда камуфлировала в данной семье решение других, более важных проблем, с которыми семья сталкивалась на протяжении жизни (от сексуальной неудовлетворенности жены до недостатка общения в родном городе). Развитое семейное представление дало бы возможность семье увидеть эти проблемы, ярко представить их в конкретном контексте своих собственных чувств, характерологических особенностей и обстоятельств, что позволило бы мысленно экспериментировать с этими проблемами, «проигрывать» самые различные варианты их решения, отделить те трудности, к которым нужно притерпеться, от тех, которые в действительности разрешимы.
Примитивизм семейных представлений в данной семье, с одной стороны, обусловил ее «слепоту» к своим истинным, реальным проблемам, а с другой – сформировал различные их псевдорешения: например, желание уехать и поиск виноватых в том, что это не удалось.
Психологические барьеры активизации как семейная проблема. Для правильного принятия решения требуется, чтобы перед мысленным взором членов семьи возникли все сцены (все представления, образы) семейной жизни, которые необходимы, чтобы конкретно и полно представить себе проблему. Индивид должен увидеть все «за» и «против», все трудности и задачи, которые надо будет решать с появлением в семье ребенка или с приобретением собаки; все обстоятельства, которые будут важны при ремонте или переезде.
Факторы, затрудняющие активизацию или конкретизацию тех или иных представлений, необходимых для решения проблемы, мы будем называть психологическими барьерами активизации семейного представления.
Рассмотрим действие такого барьера на примере пациента, решающего семейную проблему (случай 9).
Приведенный отрывок показывает, как в сознании пациента активизируется образ его жены. То, что возникло перед его внутренним взором сразу после просьбы психотерапевта, – весьма схематичный и психологически примитивный образ женщины с одной-единственной психологической особенностью – склонностью сопротивляться чужому решению. Однако молчание психотерапевта запускает в сознании пациента процесс активизации. В результате перед внутренним взором пациента «всплывают» и другие ее черты – уважение к официальному авторитету, а затем и неуемное любопытство. Перед нами уже более богатый образ, который стал источником решения проблемы.
...
Случай 10
ОБРАЗ СУПРУГИ В ПРЕДСТАВЛЕНИИ МУЖА (ВАРИАНТ 2)
Психотерапевт. Очень нужно, чтобы ваша жена пришла на прием.
Пациент. К сожалению, из этого ничего не выйдет. Она ни в коем случае не придет. Она всегда поступает, как сама решит!
Психотерапевт молчит и смотрит на пациента.
Пациент (подумав). Нет, она точно не придет!
Психотерапевт молчит и смотрит на пациента.
Пациент (после длительного раздумья). Нет! Она не придет ни в коем случае. Никаких шансов. Это действительно невозможно.
Психотерапевт. Скажите, а ваша жена – любопытная женщина?
Пациент (улыбаясь). Очень…
Психотерапевт. А что, если попросить ее прийти, но не объяснять зачем?
Пациент (представив себе реакцию жены). О, это другое дело…
В качестве иллюстрации противоположного случая (примитивного образа) можно привести иной вариант той же беседы (случай 10).
В этом случае от начала разговора до конца образ жены оставался все таким же психологически примитивным. Самостоятельно пациент так и не смог вырваться за его пределы.
В данной семье барьер мешает мужу понять весьма важные качества жены. Это, в свою очередь, тесно связано с имеющимся в данной семье дефицитом влияния мужа на жену. В результате этого дефицита при спорах между ним и супругой он может выбирать лишь между двумя решениями: уступить или пытаться добиться своего силой (путем конфликта).
Дефект семейного представления. В случае психологического барьера индивид в принципе способен активизировать нужное для решения семейной проблемы семейное представление. В примере с приглашением жены муж прекрасно знал о ее любопытстве, много раз сталкивался с этим ее качеством, проблема заключалась только в том, что он не был способен вспомнить о нем, когда требовалось оказать влияние на жену. Представление о любопытстве жены в данном случае можно назвать пассивным.
В случае же дефекта семейного представления можно сказать, что у индивида нет представления, нужного для решения проблемы. В силу тех или иных особенностей личной судьбы, воспитания, психологического развития индивид не может представить себе определенные чувства, обстоятельства и т. п. Рассмотрим пример (случай 11).
В данной семье представители любой школы семейной психотерапии нашли бы «свои» нарушения. Представители структурной школы без труда обнаружили бы в отношениях данной семьи «круговую последовательность». Действительно, неуверенность мужа в верности жены порождает придирки и все новые требования, а они, в свою очередь, увеличивают неудовлетворенность жены браком; муж чувствует эту неудовлетворенность, и его сомнения в верности жены усиливаются, что ведет к дальнейшему усилению придирок. В описанных отношениях можно увидеть явление «триангуляции». Жена пытается втянуть ребенка в конфликт. («Мне стыдно перед ним. Он уже большой и многое понимает».) С точки зрения теории коммуникации мы обнаруживаем дефект коммуникации – жена не в состоянии выразить свои чувства так, чтобы муж понял и поверил в них. Наконец, мы можем увидеть в этом случае проявление комплекса неполноценности мужа. Он не любит себя (действительно, у него имеются проблемы с внешностью) и поэтому не понимает, как его могут любить другие (в особенности «такая женщина»).
...
Случай 11
ДЕФЕКТ СЕМЕЙНОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
Иван и Лолита С. Ему 44 года, ей 27. Женаты 5 лет и 6 месяцев. Он работает инженером в ЗАО, она – там же лаборанткой. Имеют сына Аркадия 3,5 лет. Жена сообщила, что любит мужа, однако с первых дней знакомства серьезной проблемой для семьи стала его ревность. Муж сильно переживает из-за мнимой неверности и легкомыслия жены. Все уверения в ее любви к нему не помогают. Желая облегчить муки ревности, она пошла на многочисленные уступки, согласилась на нередко унизительные для нее ограничения. Однако, как правило, это улучшает ситуацию ненадолго, затем ревность еще более усиливается и он требует все новых и новых доказательств ее верности и любви. В результате у нее нарастает желание порвать отношения и вернуться с сыном к матери. Это желание стало особенно сильным по мере того, как сын подрастал. «Мне стыдно перед ним, – говорит Лолита С., – он уже большой и многое понимает».
Однако в основе лежит определенный дефект семейного представления, а именно неспособность мужа представить себе, как женщина может любить «такого, как он». Его представления о причинах, по которым женщины могут любить мужчину, крайне примитивны: это яркая, «мужественная» внешность и значительные успехи в жизни. Иван С. не способен ярко представить себе, например, чувства женщины, которая кого-то «за муки полюбила», или женщину, для которой важнее всего в мужчине то, что он восхищается ею; или же любовь, основанную на заботливости, желании помочь, жалости; ему непонятны многие и многие другие виды и оттенки любви. Здесь важно подчеркнуть, что он не может себе этого представить ни в своей семье, ни в других. Для него не существует никаких представлений о любви женщины, кроме его собственного, примитивного. Все остальные он воспринимает как нереальные, «книжные». Речь идет, таким образом, о семейном представлении, которое по той или иной причине не сформировалось и является неполным, а по сути своей дефектным. Оно лежит в основе вышеописанной «круговой последовательности» (муж не может поверить в чувства жены, отсюда его неуверенность и все ее последствия). Тот же дефект представления создает дефект коммуникации: жена стремится выразить и передать свое чувство, однако муж (в роли реципиента) не в состоянии ее понять. Наконец, дефект представления «связывает» комплекс неполноценности мужа с его ревностью. Если бы он мог представить себе иные виды любви и поверить в них, то его комплекс неполноценности не имел бы столь большого значения, однако он способен представить себе, что любить можно только за те качества, которых у него как раз и нет.
Итак, психологическая коррекция данного дефекта семейного представления является предпосылкой успешной коррекции любыми другими методами (осознание «круговой последовательности», коррекция дефекта коммуникации, нейтрализация нежелательного влияния комплекса неполноценности).
Пути развития внутреннего образа семьи
Развитие представлений семьи о себе и семейная психотерапия
Традиционная семейная психотерапия была нацелена на решение определенных семейных проблем. Когда стоящая за симптомом проблема была решена, психотерапевт считал свою задачу выполненной. Важнейшей тенденцией современной семейной психотерапии является смещение акцента: от самого содержания – к процессу его постижения, от помощи семье в решении определенной (лежащей в основе симптомов) проблемы – к помощи в обучении решению проблем.
В основе этой тенденции – представление о том, что, решив какую-то, пусть даже важную, проблему, психотерапевт тем самым отнимает у семьи возможность учиться самой решать аналогичные и она оказывается беззащитной перед следующей проблемой. Семья с развитыми представлениями о себе лучше, чем семья с примитивным самосознанием, умеет видеть свою проблему, осуществлять мысленные эксперименты в поисках ее решения. Следовательно, задачей семейного психотерапевта нередко является стимулирование процесса активизации семейных представлений.
Эта задача не простая: способность продуцировать развернутые картины возникает при наличии благоприятных для этого условий, и не «сама собой» и не сразу, без усилий – люди учатся этому так же, как и многим другим вещам. Общее развитие представлений происходит на протяжении всей жизни семьи: когда человек учится осознавать происходящее в семье, понимать взаимосвязь различных сторон ее жизни, взаимоотношения, чувства всех ее членов. Происходит это, во-первых, благодаря социализации (ребенок учится этому у родителей в ходе повседневного общения и переносит полученные навыки в семью, которую создает сам); во-вторых, благодаря культуре и средствам массовой информации (о том, как «по-разному несчастливы» несчастливые семьи, человек узнает из художественной литературы и кинофильмов; в последние годы все большую популярность приобретают литература о семье и публицистика, в которой поднимаются и обсуждаются самые различные семейные проблемы); в-третьих, благодаря межличностному общению, «межличностной сети», в которую включена семья (Bowen M., 1966, 1971). Все это на протяжении многих лет жизни семьи питает представления семьи о себе самой, делает их все более емкими, многосторонними, конкретными.
Немалую роль в развитии представлений семьи о себе играют и особенности самой семьи.
1. Развитие процессов коммуникации. Чем интенсивнее и эффективнее члены семьи обсуждают жизнь своей семьи, чем интенсивнее обмениваются эмоциональным опытом, тем более многосторонни их представления о своей семье. В случае интернального локуса контроля члены семьи верят, что от их усилий зависит дальнейшая жизнь семьи, они стараются понимать ее и направлять. Семья с экстернальным локусом контроля, напротив, «плывет по течению». В обоих случаях имеет место своеобразный замкнутый круг: чем более развито представление о семье, тем эффективнее коммуникация (члены семьи лучше понимают друг друга, шире круг тем, которые они могут обсуждать), тем вероятнее интернальный локус контроля, тем лучше воспринимаются сведения о жизни различных семей, идущие через средства массовой информации. И наоборот, чем менее развито представление о семье, тем менее эффективны коммуникации в ней, тем скорее локус контроля приобретает характер экстернального. В этом случае меньше предпосылок для развития представления о себе.
2. Чрезмерно выраженная «нормативность» жизни семьи и взаимоотношений в ней. Отношения в такой семье построены на словах «должен», «обязан». Не важно, что тот или иной член семьи чувствует или думает, – важно, как он обязан поступить в данной ситуации. Ответ на вопрос «как решить проблему?» члены такой семьи ищут не в осознании своих потребностей, а в морали или в религии, и он автоматически заменяется вопросом «как мы обязаны решить проблему?» В этом случае ни у кого нет стимула представлять себе будущие обстоятельства, чувства и мысли членов семьи.
3. Устойчивость уклада семьи. Речь может идти о семье с неизменным образом жизни в небольшом городе, где сегодня происходит то же, что вчера, а завтра будет то же, что сегодня.
4. Низкий уровень семейной и психологической культуры. Семья формировалась в таких условиях, что просто негде было учиться думать о семейных взаимоотношениях и чувствах друг друга, так как отношения построены на соотношении сил между членами семьи и всегда «прав сильнейший».
Таким образом, представление семьи о себе – это сложное образование, формирующееся на протяжении длительного времени под влиянием самых различных факторов.
Вот почему, столкнувшись с примитивным семейным представлением, психотерапевт вряд ли может рассчитывать на быстрые успехи в развитии самосознания семьи. В ряде случаев это ставит его перед необходимостью сузить свои задачи: отказаться от глобальной задачи – научить семью решать ее проблемы – и ограничиться более частной – помочь решить конкретную проблему.
В этом случае психотерапевту не приходится заниматься развитием представлений семьи о себе – достаточно того, что он сам имеет верную картину ее жизни.
Именно в этом направлении шел Сальвадор Минухин, работая с семьями из трущоб, где примитивизм представления о своей семейной жизни был действительно довольно трудноразрешимой проблемой. Психотерапевт в таких семьях отказывался опираться на представления семьи о себе. Вместо этого он присоединялся к семье, поселялся вместе с ней и непосредственно наблюдал то, о чем члены семьи навряд ли могли рассказать. Кроме того, он пытался изменить взаимоотношения в семье, непосредственно используя директивы. Точно так же, «помимо» самосознания семьи, нередко работали семейные психотерапевты миланской школы. Многие из применяемых ими приемов действуют независимо от представлений семьи о себе, помимо них. Нередко такой подход обеспечивает быстрые и убедительные результаты в решении определенной проблемы, однако не дает никаких гарантий, что семья справится с аналогичными проблемами в дальнейшем.
Каковы же пути развития внутреннего образа семьи?
Развитие семейных представлений как неспецифический эффект психотерапии
Все методы психотерапии стимулируют развитие представлений о семье. Они делают это, однако, весьма различными путями.
В процессе психотерапии и особенно семейной психотерапии семья становится предметом рассмотрения – о ней говорят, ее проблемы обсуждают, ее жизнь изображают, играют и т. д. Так формируется чрезвычайно важная для развития семейного представления способность смотреть на свою семью со стороны, делать ее объектом анализа. «За всю жизнь я столько не говорила о своей семье, как за эти два часа», – со смесью удивления и восхищения сказала одна из пациенток после первого сеанса. В процессе психотерапии происходит активизация латентного представления о семье: его участникам приходится отвечать на вопросы, которые никогда раньше не ставились, формировать свое мнение о тех вещах, о которых они никогда не задумывались. Обсуждение активизирует в их сознании образы, не активизирующиеся в повседневной жизни, порождает ассоциации, не возникающие обычно в процессе психотерапии (особенно при использовании «стимулирующих методов» типа недирективной психотерапии по К. Роджерсу); создаются условия для проявления психологических явлений, которые скрыты в повседневной семейной жизни и поэтому не входят в семейное представление: чувств, мыслей и т. д. С точки зрения формирования представления особенно важно, что, попытавшись выразить свои чувства, член семьи впервые получает возможность увидеть их со стороны, заново познакомиться с ними. Тем самым представление членов семьи о своей семье «психологизируется».
В ходе психотерапии (особенно в результате применения таких ее методов, как ролевые игры и психодрама) семья обнаруживает свое обычное поведение: разыгрывая обычные сцены семейной жизни, члены семьи ведут себя так, как они привыкли вести себя в такой ситуации, – и не потому, что помнят и знают об этом, а потому, что просто не умеют вести себя иначе, для них это естественное, само собой подразумевающееся поведение. Все, что они знают и могут сообщить о нем, это то, что они ведут себя «нормально», «обычно», «просто». Однако в ролевой игре они впервые получают возможность взглянуть на свое поведение со стороны, осмыслить его. У них появляется конкретное (не смутное и не схематическое) представление о своем поведении в семейных ситуациях, и это оказывается мощным стимулом конкретизации и детализации «внутренней картины семьи» – представления о своей семье.
Пример такого действия ролевой игры можно увидеть, изучая работу Пегги Папп «Ролевая игра как метод активизации представления семьи о себе» (Рарр, 1976, цит. по: Nichols, 1984, 286) (см. случай 12).
Мы видим эффект психологизации семейного представления: от весьма схематичного представления о своем супруге миссис Н. перешла к более реальному и психологизированному. Подобный эффект «деавтоматизации» обычного семейного поведения может дать техника «семейных скульптур», «семейной хореографии» (Jefferson, 1978). То, что обычно члены семьи делают механически, не задумываясь, они пытаются воспроизвести, вспомнить, активизировать.
Многие школы семейной психотерапии применяют методы, специально направленные на «расстройство» обычного семейного поведения: супруги общаются друг с другом через психотерапевта; обсуждают проблемы со своими родителями письменно или надиктовывая послания на магнитофон; один член семьи временно исключается из общения и т. д.
...
Случай 12
РОЛЕВАЯ ИГРА КАК МЕТОД АКТИВИЗАЦИИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СЕМЬИ О СЕБЕ
М-р Н. Так вы хотите, чтобы мы показали, что происходит, когда я прихожу домой? Хорошо. (Жене.) Золотко, ты не могла бы встать около плиты?
Психотерапевт. Нет, не разговаривайте. Просто ставьте людей туда, куда хотите.
М-р Н. Хорошо. (Отводит жену к месту около плиты, детей же помещает на пол кухни, где они рисуют и играют.)
Психотерапевт. Хорошо. А сейчас без всяких разговоров введите их в действие.
(М-р Н. инструктирует свою жену, чтобы она изобразила, что готовит на плите, но все время поворачивалась к детям, чтобы увидеть, что они делают. Детям же м-р Н. велит изобразить игру между собой, но что вскоре после этого они должны начать драться и жаловаться друг на друга матери).
Психотерапевт. И что же происходит, когда вы возвращаетесь домой?
М-р Н. Собственно, ничего. Я пытаюсь беседовать со своей женой, но дети пристают к ней, и в конце концов она «взрывается» и говорит, чтобы ее все оставили в покое.
Психотерапевт. Хорошо. Действуйте.
(По мере того как семья изображала сцену, которую м-р Н. описал, каждый «входит в роль». Мисс Н. орудует у плиты и одновременно судействует в детских стычках. М-р Н., приходя домой, несколько раз пытается обратиться кжене, но каждый раз их прерывают дети. Наконец миссис Н. теряет терпение и прогоняет всех.)
После этой сцены миссис Н. сказала, что впервые увидела, что муж чувствует, что его отталкивают. Ей казалось, что все гораздо проще: просто он приходит домой, говорит «Привет!» и уходит в свою комнату с газетой и бутылкой пива.
Мы знаем, что автоматизм обычного семейного поведения, его перенасыщенность неосознаваемыми навыками – одно из основных препятствий к осмыслению индивидом своего семейного поведения и к включению его в представление о семье. Методы деавтоматизации ставят членов семьи в положение пресловутой сороконожки, которая задумалась о том, в каком порядке она переставляет ноги, и потому не может сделать ни шага. Член семьи в этой ситуации получает возможность увидеть и осмыслить каждый свой шаг, в результате чего семейные сценарии активизируются – бедное и стереотипное представление о семье заменяется реальным и насыщенным.
Особенно важной является задача обеспечения членов семьи недостающим им эмоциональным опытом – формирования у них необходимого для решения семейной проблемы представления о чувствах, мыслях и состояниях, о существовании которых они ранее и не подозревали (см. случай 11). Важное место в этом процессе принадлежит групповой психотерапии. Например, в обсуждавшемся выше случае Ивана и Лолиты С. участие Ивана в семейной группе было очень важно для расширения его представления о мотивах женской верности: он услышал взволнованные и искренние рассказы женщин-участниц группы об их чувствах, и многообразие этих чувств (причины которых не сводились к «мужским качествам» их мужей) было для него настоящим психологическим открытием.
Таким образом, психотерапевтический процесс стимулирует развитие семейного представления. Важно, чтобы процесс этот был достаточно активен (независимо от применяемого метода). В результате психотерапии представление о своей семье претерпевает у пациентов значительные изменения. Теперь, когда они говорят и думают о своей семье, в их представлении (на месте, которое было ранее пустым) возникает яркая, красочная, изобилующая примечательными деталями картина их повседневного поведения. Когда психотерапевт или группа говорят о семье, обсуждают семейные проблемы, члены семьи не только понимают русскую речь и логику предложений, но видят то, что стоит за этой речью, – свою семью. Более того, они не только слушают (воспринимают) то, о чем идет речь, не только оценивают понятность, логичность, авторитетность сказанного, но и проводят мысленные эксперименты со своим семейным представлением и оценивают – реально ли то, что предлагается, и какие еще существуют пути решения их проблемы.
Специальные методы коррекции семейных представлений
Мы рассмотрим методы активизации семейных представлений и формирования мотивации для преодоления барьеров активизации. Как уже говорилось выше, психологические барьеры активизации – это разнообразные явления, препятствующие активизации определенных семейных сценариев – из-за них при рассмотрении семейной проблемы перед мысленным взором индивида не возникает некоторых семейных сценариев, важных для ее правильного решения.
Прямое стимулирование развития семейного представления и преодоления барьеров его активизации. Мы видели, что семьи с низким уровнем активизации не могут осознать свои чувства, мысли, свое повседневное поведение. Просьба рассказать, что человек делал, чувствовал, думал только что или минуту назад, как правило, вызывает легкое недоумение и замешательство, а в ответ звучит не описание истинных поступков, мыслей и чувств, а скорее стереотипное представление о них («как обычно», «ничего особенного»). На пути к осознанию своих истинных переживаний и поведения стоят барьеры повседневного автоматизма, страха перед внешним контролем. Прямое стимулирование направлено на то, чтобы в ходе психотерапевтического общения выявить моменты, когда индивид обращается не к своему истинному переживанию, а к стереотипному представлению о нем, и побудить его преодолеть барьеры.
Особенно интересный опыт накоплен учеными экспериментальной школы. Они пытаются пробить броню стереотипных представлений членов семьи о себе и своих чувствах за счет искренности психотерапевта, открытости, спонтанности. В ходе семейного сеанса они показывают на собственном примере, что такое возможно. Случай 13 показывает способы преодоления, которые предлагает один из известных представителей этого направления (Kempler W., 1982).
В этом примере перед нами отношения супругов – двух людей, которые даже не подозревали о чувствах друг друга – прежде всего потому, что знали (конечно, на уровне поверхностных стереотипных представлений) о том, что «вообще» чувствуют супруги, и не подозревали, что в их семье это не так. Примитивные, стереотипные, исходящие лишь из здравого смысла представления о людях и семье надежно скрыли их собственные чувства от них самих. Психотерапевт пробил эту броню своей искренностью и тем, что показал, что быть искренним с собой и с другим возможно, даже когда речь идет о самых глубоких чувствах.
В указанном примере важна также демонстрация психотерапевтом на своем примере («позитивное моделирование») открытости и непосредственности, необходимых членам семьи в тот момент, когда они хотят понять и выразить собственные чувства. Разговор, зафиксированный в отрывке, никак нельзя назвать последовательным, логичным и всегда понятным. Это естественно, когда люди переживают и пытаются выразить свои чувства. Это касается и психотерапевта. У него нет заранее продуманного плана, стратегии и тактики беседы. Все, чего он хочет добиться от семьи (по крайней мере в этой части разговора), – это искренность и спонтанность в проявлении чувств, поэтому он выражает радость, огорчение или обиду именно тогда, когда действительно переживает эти чувства.
...
Случай 13
ПРЕОДОЛЕНИЕ БАРЬЕРОВ СЕМЕЙНОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ (KEMPLER, 1981, р. 11–13)
Отрывок из сеанса семейной психотерапии
Встреча с обоими супругами только началась. Психотерапевт пытался обсудить с семьей одну из ее проблем. В разговор включилась только супруга. Муж упорно отмалчивается.
Я (Вальтер Кемплер, обращается прямо к мужу). Где вы?
Муж. Яне знаю… Я просто о чем-то думал…
Я. Это приводит меня в бешенство. Вы олух. Вот слово, которое должно было бы вас хоть немного оживить. Проклятие… Ничего удивительного, что у вас проблемы в семье. (Потом, остыв достаточно, чтобы начать говорить «я» вместо «вы»). Я ведь хочу, чтобы вы слышали. Я хочу, чтобы вы участвовали, чтобы вы признали, что мы все присутствуем здесь. Самое большее, чего бы я хотел от вас, – это чтобы вы осознали, что происходит нечто значительное. Или уж, на худой конец, прямо скажите, что вам не нравится то, что мы занимаемся пустяками, но только не покидайте нас.
Муж (нерешительно). Раньше я чувствовал что-то вроде ревности (пауза) или обиды (пауза). Я не знаю.
Я (все еще сердито). Вы никогда не знаете. Это ваш стандартный ответ. Авоттеперь я не знаю. Я не знаю, какого черта мне делать с вами, чтобы до вас как-то достучаться.
Муж. Виноват (пауза). Я всегдаговорю, что я виноват. Я думаю, что я и правда виноват. Я ревновал (пауза). Я был зол, потому что ревновал.
Комментарий. Он пытался быть со мной, и я хотел попробовать еще. Я решил, что надо бы попробовать прояснить и усилить его слова.
Я. Я всей душой хочу быть с вами обоими, но не знаю, как это сделать.
Комментарий. Меня переполняла горечь, когда я все это говорил. И в то же время я знал, что я у цели и что мне уже не придется злиться на него. Подтверждением были его слезы, когда он всхлипнул, пытаясь сказать что-то…
Я. Вы не обязаны говорить. Ноя очень хочу, чтобы вы говорили с нами сейчас.
Муж. Я не могу. Это слишком печально…
Я. Это?
Муж. То, что…
Я. Ну тогда скажите так: «Я расстроен потому, что очень хочу быть с вами сейчас, но я не могу, потому что не знаю, как это сделать… (Прошло несколько минут.) Знаете, я вдруг понял, что и мне нелегко говорить о своих сильныхжеланиях. Мне легче говорить с вами о разных вещах, чем рассказать о своем желании быть ближе к вам. Я понял, что еще не говорил о себе и все, что я могу, – это вот так – нерешительно – говорить о вас.
Комментарий. Слезы навернулись мне на глаза, я чувствовал, что улыбаюсь сквозь слезы. Он (муж) смотрел на меня тоже сквозь слезы.
Я. Это лучше, чем дискутировать или зря говорить о том и о сем. Хотя, конечно, это невеселое занятие. Но я чувствую себя ближе к вам, потому что мы оба испытываем одно и то же.
Муж. Мне легче справиться с этим чувством, когда я мчусь на машине…
Комментарий. К этому моменту я, кажется, закончил разбираться с собой и был свободен, чтобы снова обратиться к нему. Я вновь предложил ему то же самое, что и сначала, хоть и в измененной форме.
Я. Я очень хотел быть близок к вам, но не знал, как это сделать, а теперь я наконец знаю.
Он начал плакать сильнее, закивал и отвернулся. Его жена мягко дотронулась до него: «Знаешь, это напоминает мне время…» Я прервал ее: «Оставьте его в покое… Вы сможете поговорить с ним после». Я хотел, чтобы он остался здесь, со своими чувствами, а не уходил куда-то…
В этот момент я мысленно оставил их и посетил моего отца. Я летел в прошлое через сцены из своей истории, как маленькая колибри. Я ясно вспомнил тот единственный раз, когда мой отец ласково потрепал мои волосы. Мне стало мучительно ясно, как мне все это время не хватало этого его прикосновения, не хватало теплого разговора с ним. Ведь он никогда не говорил, что любит меня или даже что я нравлюсь ему. Помню, как я был удивлен, случайно услышав, как в разговоре с одним из моих друзей он с восхищением отозвался обо мне… Я вернулся назад на нашу встречу, опять увидел обоих супругов. Они смотрели на меня. Я поделился своими мыслями. Тогда муж рассказал ясно, отчетливо, сквозь светлые слезы о своей тоске, вспомнил, как отец учил его водить машину, и это были единственные минуты близости его с отцом. Чтобы усилить его переживание, я предложил ему представить себе своего отца. Он не мог. Он только плакал. «Вы скажите ему, – предложил я, – как вы хотели быть ближе к нему и что вы не знали. как это сделать».
После очень длинной паузы он сказал: «Я часто был так расстроен и зол на него, но я только сейчас понял, что и он не умел…».
Опросники и системы самоисследования для членов семьи. Отвечая на вопросы о своей семье, члены семьи нередко сталкиваются с необходимостью вспомнить, осознать свою семейную жизнь. Чем больше вопросов, на которые они отвечают, тем ярче и конкретнее их представление о своей семье. И далее – чем оно конкретнее, тем больше возможностей сопоставить его с тем, что они видят.
Наиболее интересный опыт применения таких опросников накоплен исследователями бихевиористского направления. Чаще всего это связано с переговорами супругов о семейном психотерапевтическом контракте. Дело в том, что контракт ставит каждого из супругов перед необходимостью очень точно представить себе, чего на самом деле он хочет от другого, что ему мешает в поведении другого, какие поступки ему выгоднее всего совершать в ответ на желательное для него по ведение. Оказывается, что для того, чтобы ответить на все эти вопросы, приходится всерьез задуматься. По выражению одного из наших пациентов, супруг вдруг оказывается «знакомым незнакомцем». Разрабатывая контракт, супруги нередко «заново открывают» свою семью и себя. Суть процедур, специально предназначенных для того, чтобы подготовить супругов к переговорам о контракте, – побудить каждого искренне ответить самому себе на ряд вопросов.
Поиск ответов помогает увидеть и описать поведение других членов семьи и мотивы, стоящие за ним. Такова программа для родителей, разработанная Петерсоном (Peterson, 1971).
В печати многократно сообщалось об успешном применении методики семейного контракта. Нам представляется, что ее успех в значительной мере связан с тем, что в ходе разработки семейного контракта происходит уточнение, конкретизация представлений членов семьи о потребностях, целях и приоритетах друг друга. Все вопросы, которые члены семьи должны задать себе в соответствии с методикой подготовки к заключению контракта, не являются для них чем-то новым. Те же самые вопросы они часто задают себе в повседневной жизни семьи, но на ходу, мельком, автоматически, без должного внимания. В ходе же подготовки семейного контракта, в силу самой значимости этого события, все привычное деавтоматизируется, привлекает к себе пристальное внимание, и каждый обнаруживает, что плохо представлял себе истинные цели и желания других членов семьи.
Упражнения и задания на преодоление барьеров активизации. «Коварство» барьеров активизации в том, что сам индивид не осознает их. Мы видели, как удивлялись пациенты, когда кто-то помогал им преодолеть барьер и обнаруживалось упущенное ими представление или соображение (см. случаи 9-10). Индивид не подозревает о существовании каких-то еще семейных ситуаций, рассмотрение которых побудило бы его иначе взглянуть на проблему, самому же ему она просто представляется неразрешимой.
Нами использовалась методика «Неразрешимых проблем», которая как раз и заключается в том, что перед пациентом ставится задача, неразрешимая именно в силу имеющихся у него барьеров: обрисовывается проблемная ситуация, похожая на ту, с которой столкнулся он сам, но происшедшая с другими людьми (обычно их число равняется 20), и сообщается, что все они нашли какие-то решения, при этом все – разные. Пациенту предлагается угадать эти решения, выдвигая самые неожиданные версии (по аналогии с методом «мозгового штурма»). Психотерапевт одобряет каждую из них, стараясь как можно ярче представить ситуацию, которая лежит в основе версии, пусть даже неуверенно предложенной пациентом, и помочь ему увидеть ее и поверить, что она более вероятна и реальна, чем ему показалось в первый момент. Например, пациенту с дефицитом влияния на жену обрисовали семейные пары, в которых жена упрямо «поступала так, как сама решила», а мужу нужно было убедить ее сделать нечто, чего она очень не любила (обычно это был визит к нелюбимому родственнику, нелюбимый вид досуга и т. д.), было рассказано о мужьях, которые вопреки всем ожиданиям все-таки сумели переломить упрямство своих жен, и предлагалось угадать, какой способ каждый из них нашел. При этом врач отрицал связь задачи с его (пациента) случаем, говорил о том, что это «задача на знание жизни», подчеркивал, что в реальной жизни встречаются самые неожиданные случаи. По мере того как пациент начинал предлагать какие-то версии, психотерапевт находил способ поддержать каждую из них, подтвердить, что «и такое встречается, и даже достаточно часто».
Опыт показывает, что особенно продуктивен групповой вариант данной методики. В этом случае методика еще ближе к «мозговому штурму». Все члены группы по очереди выдвигают свои версии, психотерапевт же прилагает все усилия, чтобы их поддержать. Весьма поучительным оказывается завершающее обсуждение, ранжирование выдвинутых версий предложений. Обычно проявляются весьма резкие различия между членами группы в оценке версий. То, что одним представляется маловероятным и малоэффективным, другие рассматривают как вполне вероятное и полезное. Спонтанно возникающая в этих случаях дискуссия становится упражнением на конкретизацию: стремясь убедить других членов группы, что «так бывает, причем чаще, чем вы думаете», стараясь как можно ярче показать окружающим, как именно это бывает, убеждающий прибегает к конкретизации.
Другая весьма полезная методика – это «ассоциативные упражнения на конкретизацию». В их основе – формирование представления индивида о какой-то ранее «пустой» (непредставляемой или схематично представляемой) сфере его жизни путем стимулирования «цепочки ассоциаций».
Практика показала, что эта методика очень важна и эффективна для подготовки самого психотерапевта к работе с семейными представлениями. Значение ее в том, что она помогает ему почувствовать процесс активизации, научиться различать виды семейных представлений при работе с семьей.
Упражнения для психотерапевта
Цель: помочь психотерапевту почувствовать, что такое активизированное представление, ощутить разницу между различными степенями активизации, ознакомиться с явлениями, возникающими в ходе процесса активизации («псевдопредставления», «стереотипные представления»).
Каждое упражнение состоит из трех частей.
1. Фиксация «пустого представления», наблюдение за его психологическими признаками.
2. Заполнение его с помощью стимулируемой цепи ассоциаций.
3. Наблюдение за активизированным представлением и его психологическими и психотерапевтическими свойствами.
Опыт показал, что, выполняя эти упражнения, психотерапевту лучше придерживаться определенной последовательности: а) начинать с упражнений «индивидуального» (несемейного) характера и лишь после этого переходить к «семейным сценам» и б) начинать с тех сцен («представлений»), незнание которых и неспособность их активизировать легче осознать. Например, люди скорее осознают и признаются в том, что смутно представляют себе свое раннее детство, чем в том, что не представляют себе, как в действительности происходит семейная ссора.
Упражнение 1. Раннее детство 1. Воспоминания о детстве. Попытайтесь ответить на вопрос: с какого возраста вы себя помните, к какому возрасту относится ваше самое первое воспоминание? Сделайте попытку (скорее всего, она будет неудачной) вспомнить, какой вам представлялась окружающая жизнь и взрослые в это время, при этом наблюдайте за двумя моментами:
а) как попытка вспомнить натыкается на темные пятна – на отсутствие воспоминаний;
б) как возникают всевозможные псевдовоспоминания: отсутствующие воспоминания о том далеком времени заменяются поверхностными стереотипными представлениями о раннем детстве, вашими домыслами о том, как все это могло быть, отзвуками чьих-то рассказов и т. д. Благодаря им через какое-то время у вас появится то, что можно было бы назвать «псевдопредставлением», – схематизированное, отражающее расхожие поверхностные стереотипы представление о вашем раннем детстве. Это псевдопредставление является хорошим аналогом второй ступени процесса конкретизации семейного сценария.
2. Ассоциативный процесс. Подготовьте стопку чистых карточек. Обратитесь к своему самому первому воспоминанию. Запишите его на карточку. Через какое-то время у вас спонтанно возникнет следующее. Также запишите его на отдельную карточку. Следом будут одно за другим всплывать новые воспоминания. Сразу же записывайте каждое из них. Лучше всего, если в это время вы будете один (например, занимаясь какой-то несложной работой). Воспоминания будут всплывать на протяжении нескольких дней. Каждый раз записывайте, прочитывайте все уже записанное и спокойно возвращайтесь к своему занятию.
3.
Наблюдения над активизированным представлением. К моменту, когда у вас наберется 50–70 карточек, перед вашим внутренним взором уже сформируется определенная картина вашего раннего детства. Понаблюдайте за ее отличиями от схематичного, стереотипного представления, возникшего на основе псевдовоспоминаний. Спросите себя, по каким признакам вы сумели бы различить их между собой (например, если бы не знали, какое из них возникло на основе «взрослых» стереотипных представлений о детстве). Обратите внимание на различный характер тех и других. Ассоциативное воспоминание может резко отличаться от псевдовоспоминания стилистически (например, быть мозаичнее, состоять из множества несвязанных между собой ярких деталей) и тематически (касаться совсем других сторон жизни – тех, которые действительно были для вас наиболее важны в детстве).
Упражнение 2. Представления о ситуациях повседневной жизни Следуя той же методике ассоциаций, сформируйте «псевдопредставление» и представление о какой-то ситуации в своей повседневной жизни: например, о минуте перед тем, как вы «срываетесь» (закуриваете, хотя решили не курить, вступаете в конфликт, хотя решили этого не делать, и т. д.). Трудность данного задания в том, что в самом начале у вас будет ощущение (как вы увидите позднее – неверное), что вы «и так прекрасно знаете, как это бывает». В действительности наблюдение над сформированным в результате ассоциативной активизации представлением нередко показывает, что они резко отличаются друг от друга (например, первое часто не является эмоционально насыщенным – «срыв» оказывается неожиданностью для самого индивида).
Далее можно попробовать «семейные сцены»: «ссора перед уходом на работу», «вступление к сексуальному сближению» и т. п.
Наивные семейные постулаты
Семейными постулатами мы называем суждения членов семьи о своей семье (т. е. о себе и о других членах семьи, об отдельных сценах в жизни семьи и о семье в целом), которые представляются им очевидными и которыми они руководствуются (осознанно или неосознанно) в своем поведении.
Можно выделить несколько видов семейных постулатов.
1. Убеждения («Мать должна любить своих детей»). Чье-либо сомнение в верности суждения такого типа вызывает у члена семьи негативную реакцию (например, раздражение).
2. Самоочевидные суждения. Члену семьи даже не приходит в голову сомневаться в них, и чье-либо сомнение он воспринимает с удивлением.
3. Неосознаваемые суждения: они скрыты от сознания индивида, который сам не знает о том, что считает именно так, – об этом и мы и он узнаем, только выявляя скрытый подтекст его рассказов о семье, о ее проблемах. Например, когда супруг заявляет: «Мужчина не должен помогать жене по хозяйству – он должен быть главой семьи», он высказывает неосознаваемое суждение: «Помогать жене – значит подчиняться ей». Человек может никогда сознательно не формулировать для себя эту мысль. Однако он подразумевает ее каждый раз, когда думает о взаимоотношениях с женой и о своем месте в семье.
По содержанию семейные постулаты могут быть:
• ситуационными: «Через несколько лет дети повзрослеют и станут самостоятельнее»; «Если будет совсем плохо, можно развестись» – это самоочевидное суждение об обстоятельствах жизни семьи;
• психологическими: «Жены всегда стремятся прибрать мужа к рукам» – это очевидная истина о психологических свойствах членов семьи;
• нравственными: «Дети не должны видеть, как мы ругаемся», «Жена должна быть счастлива, что я женился на ней» – это утверждения, касающиеся того, как супруги должны поступать; немалая часть их также неосознаваема.
«Самоочевидные суждения» и их роль в процессе жизнедеятельности семьи оказывались в центре внимания различных исследователей. Под названием «семейные мифы» они изучались Феррейрой (Ferreira, 1966). [3] Он же исследовал их роль в решении семейных проблем и формировании взаимоотношений в семье.
Неоднократно предпринимались попытки составить хотя бы примерные списки самоочевидных суждений. В качестве примера можно привести список, приведенный Гликом и Кесслером (Glick, Kessler, 1980) (см. случай 14).
...
Случай 14
МИФЫ О ПУТЯХ ДОСТИЖЕНИЯ СУПРУЖЕСКОГО СЧАСТЬЯ (ПО GLICK, KESSLER, 1980)
Наивный постулат (миф) – Психологический комментарий
1. От семьи и брака требуется максимум счастья. Семья должна быть для индивида главным источником удовлетворения. – Это романтический миф. Он не учитывает того обстоятельства, что большую часть источников радости и удовлетворения индивид обычно находит вне семьи.
2. В семейной жизни особенно важна близость – как физическая, так и эмоциональная, – через совместное участие в самых различных видах деятельности. Именно она ведет к нормальной семейной жизни и к семейному счастью. – Верность этого убеждения сильно зависит от конкретной семьи и условий, в которых она живет. Не существует единой модели семейных отношений, пригодной для любой семьи в любых условиях.
3. Супруги должны быть совершенно искренни друг с другом. – С одной стороны, действительно – открытость и честность очень желательны, особенно когда помогают открытой постановке и конструктивному решению проблем. Однако они могут быть и разрушительны, когда открытость и честность диктуются враждебными, разрушительными чувствами.
4. В счастливой семье не бывает размолвок. Если же люди ссорятся, то это значит, что они ненавидят друг друга. – Споры в семье неизбежны и нередко ведут к ссорам, однако могут помочь прояснить чувства членов семьи и, если они не ограничиваются исключительно личными нападками, могут быть конструктивны. Такие споры предпочтительнее, чем мнимое согласие.
5. Супруги должны быть едины во всех вопросах и выработать общий взгляд на все жизненные ситуации. – Различия в происхождении, жизненном опыте, личности делаюттакое единство неосуществимым; на самом деле именно различие во взглядах, реализуемое конструктивно, может обеспечить семью более широким выбором возможных решений различных ее проблем.
6. Супруги должны быть бескорыстны и думать о семье, а не о себе. – Полный отказ от своих интересов в семье нежелателен. Необходимо, чтобы индивид существовал и как отдельная личность, а не только как некий довесок к счастью других.
7. Если в семье что-то идет не так – очень важно выяснить, кто в этом виноват. – Необходим не поиск виноватого, а глубокое осмысление семейной проблемы, стем чтобы разделить ответственность за ее решение.
8. «Копаться в прошлом» полезно, если сегодня дела идут не так хорошо, как шли раньше. – Постоянное обращение к прошлому, особенно к прошлым ошибкам, в действительности лишь переносит в прошлое нынешние проблемы – вместо того чтобы помогать решать их в настоящем – здесь и сейчас.
9. В семейных конфликтах один супруг обычно бывает прав, другой – не прав. Правота или неправота каждого определяется количеством набранных очков. – «Борьба за очки» чаще всего неблагоприятна для семьи. Отношения в семье страдают, если конкуренция преобладает над сотрудничеством.
10 Хорошие сексуальные отношения с необходимостью ведут к хорошему браку. – Хорошие сексуальные отношения – важный компонент хорошего брака, однакоони никак не предохраняют семью от других проблем.
Роль семейных постулатов
Семейные постулаты и представления семьи о себе
Представления членов семьи о своей семье буквально насыщены самоочевидными истинами – семейными постулатами.
Обратимся к уже рассмотренному случаю с семейной ревностью (Иван и Лолита С). В основе многих претензий и требований Ивана С. к жене лежат постулаты, в истинности которых он не сомневается: «Жена обязана любить мужа» и «Если муж сомневается в верности жены, то она должна предоставить ему доказательства своей верности». Его сомнения в верности жены тесно связаны с его же психологическим постулатом: «Женщины – легкомысленны и легко поддаются соблазнам», который носит у него характер убеждения. В ходе беседы с психотерапевтом Иван С. сформулировал его очень четко: «Женщина по природе своей – кокетка». Не меньшую роль в его сомнениях играют и столь же самоочевидными кажутся ему его психологические постулаты относительно природы женского чувства к мужчине. Как мы помним, он не сомневается, что основную роль в этом чувстве играют «чисто мужские» достоинства мужа. В представлениях Ивана С. немало неосознаваемых постулатов. Так, когда он утверждает, что «жена должна любить мужа», то за этим стоит подразумеваемое положение: «Кого она полюбит, полностью зависит от женщины, она может по своему желанию переключать свою любовь с одного мужчины на другого».
Роль семейных постулатов в формировании и функционировании образа семьи
Постулаты играют немалую роль в формировании и функционировании образа семьи. Они взаимосвязаны. Семейные представления определяют содержание постулата: когда муж говорит, что женщины «вообще» легкомысленны, то перед его мысленным взором – весьма определенный тип женщины, кидающей кокетливые взгляды на встречных мужчин, и для него такая женщина и есть «женщина вообще». Семейные представления определяют содержание постулата, причем не только тогда, когда индивид думает о своих взаимоотношениях с женой, но и когда оценивает ее реальное поведение: даже если реальная женщина (его жена) не ведет себя соответственно его представлениям, он все-таки считает само собой разумеющимся, что она склонна вести себя именно так и что она просто «скрывает свою природу».
Мы можем утверждать, что содержание семейного постулата «ситуативно». Это означает, что, беседуя с мужем и слыша высказанное им суждение, мы не поймем его адекватно, пока не «увидим» семейное представление, стоящее за этим суждением. Не соглашаясь с утверждением «муж должен помогать своей семье», Иван С. имеет в виду вполне определенное семейное представление (в данном случае – унизительную картину, где он покорно подчиняется каждому слову своей супруги). Мы можем не понять его возражений, если перед нашим взором будет совершенно иная, идиллическая картина семейной гармонии.
Семейные постулаты играют немалую роль, направляя процесс активизации семейных представлений. Когда индивид узнает о будущем пополнении семейства, то мысль: «Новорожденный всегда приносит много хлопот» (обстоятельственный постулат) может дать толчок его воображению и процессу активизации картин-сценариев этих хлопот.
Семейные постулаты выполняют интегрирующую функцию. Они соединяют общие, внесемейные представления индивида (о жизни, о людях вообще, о других семьях и о семьях вообще) с его представлениями о своей семье. Когда ревнивый муж утверждает как нечто очевидное, что «женщины легкомысленны», то он имеет в виду и женщин вообще, и свою жену; этот постулат характеризует ситуацию и в его семье, и в обществе в целом. То же касается и постулатов «настоящий муж чина не должен помогать жене» и «ребенок доставляет семье немало хлопот» и т. д. Через постулаты индивид привносит в свою семью «внешний мир» – все то, чему он научился вне своей семьи: в детстве, в подростковой среде, в других семьях, через средства массовой информации.
Семейные постулаты и психотерапевтический контакт с семьей
Мы видели, что семейные постулаты пациента нередко имеют самоочевидный характер и поэтому защищены от критики. Мы также видели, что за одним и тем же суждением у пациента и у психотерапевта могут стоять совершенно разные семейные представления. В силу всего этого семейные постулаты пациента могут сильно искажать коммуникацию и служить барьером для взаимопонимания пациента и психотерапевта.
Если то, о чем говорит психотерапевт, противоречит хоть одному из многочисленных постулатов пациента, возникает целый ряд «барьеров коммуникации».
1. Пациент не воспринимает то, что говорит психотерапевт, – относится к его словам как к «шуму», т. е. к тому, что не связано с делом и лишь мешает понять, что имеет в виду психотерапевт.
2. Пациент воспринимает слова психотерапевта как «книжную мудрость», не имеющую прямого отношения к его жизни. Директива психолога или психотерапевта: «Было бы хорошо, если бы вы больше помогали вашей жене» – воспринимается пациентом как давно известная «мораль»: нечто, что необходимо признавать, но выполнять не нужно, или же как высказывание, относящееся к социальной роли психотерапевта: «Им полагается так говорить». Обусловленное семейным постулатом сопротивление может быть выражено словами пациента: «Может быть, с точки зрения науки вы и правы, но в реальной жизни все не так».
3. Пациент имитирует понимание. Речь идет о старательном пациенте, который искренне пытается понять, чего от него хотят, и с готовностью кивает головой, как только хоть что-то кажется ему понятным, – например, когда что-то в высказываниях, вопросах или поведении психотерапевта соответствует его семейным представлениям. Иллюзия взаимопонимания с пациентом может в этом случае часто нарушаться, но затем восстанавливаться вновь и вновь – при каждом новом совпадении.
Для изучения семейных представлений нами были разработаны и апробированы в клинической практике специальные процедуры. Основная их идея заключалась в том, чтобы поставить испытуемого перед необходимостью применить имеющиеся у него семейные представления для решения практически важных для него задач.
Диагностическая и психотерапевтическая процедура «Наивная семейная психология» (НСП) была организована следующим образом. В начале исследования у пациента создавалось впечатление, что изучается его социальная компетенция – экспериментатор спрашивал его: хорошо ли он знает людей? умеет ли определить их настроение? может ли, понаблюдав за человеком, в общих чертах определить особенности его характера? Давались и другие задания: например, психолог рисовал всевозможные картинки типа «точка, точка, запятая, минус – рожица кривая» и просил определить выражение лица. Ответ неизменно признавался правильным, и испытуемому говорилось, что он хорошо знает людей. Основные задания также предъявлялись как задачи «на знание людей». Психотерапевт обрисовывал определенную семейную ситуацию, герой которой стоит перед выбором, сообщал, что ситуация эта действительно имела место, и предлагал, используя знание людей и жизни, угадать, каков был выбор. Получив такое задание, испытуемый обычно (примерно в 80 % случаев) замечал, что, для того чтобы угадать поведение героя, надо что-то знать о нем. Психолог соглашался с этим и просил задать любое количество вопросов об особенностях ситуации и личности героя. «Спрашивайте до тех пор, – говорил психолог, – пока не сможете с полной уверенностью угадать, как поступил герой». Можно было задавать лишь те вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет». Испытуемого мы инструктировали следующим образом: «Сосредоточьте внимание на своих ответах, мыслях и чувствах, а не на психотерапевте». Это делалось для профилактики возможной агрессии человека, оказавшегося в трудной ситуации восприятия неопределенных ответов психотерапевта. Когда испытуемый задавал вопросы, они признавались очень интересными, но ответ на них давался уклончивый (экспериментатор сообщал, что, к сожалению, как раз этого момента он не знает) или неопределенный (например, на вопрос, доволен ли герой своей семейной жизнью, следовал ответ: «и да, и нет»). Такая тактика ответов ставила своей целью побудить пациента к дальнейшим вопросам. Психологический расчет, заложенный в основу диагностической процедуры, заключался в том, чтобы максимально заинтересовать пациента в конечном результате – угадывании, как именно поступил герой. Поскольку речь шла об угадывании реального поступка, то индивид был заинтересован в применении реальных, а не провозглашаемых (престижных и т. п.) представлений. Для угадывания предлагались типовые ситуации (см. приложение 4).
Мы исходили из предположения, что вопросы испытуемых покажут, какая именно информация им нужна для конструирования представления о ситуации и об участвующих в ней членах семьи. При этом допускалось, что если пациент, задав некоторое число вопросов, берется в точности предугадать поведение героя, то это значит, что для создания субъективного представления о данной ситуации ему достаточно той информации, которая содержится в рассказе и в ответах экспериментатора.
Кроме основных заданий-ситуаций, общих для всех лиц, обследовавшихся в ходе семейной консультации и в клинике, пациент, как правило, получал индивидуальное задание-ситуацию, в которой обрисовывалась проблема того же типа, что и его собственная. Это были ситуации из клиники неврозов, патологической ревности, алкоголизма, сексологической клиники и др., примеры их будут приведены в соответствующих разделах.
Вопросы, которые задавал пациент, фиксировались. Когда он сообщал, что может определить, как поступил герой, психолог просил его сначала указать, насколько он уверен, что правильно установил решение героя. «На сколько процентов вы гарантируете, что не ошиблись?» – спрашивал психолог. После того как давался ответ (назывался процент), психолог просил указать, каким было решение героя. Испытуемый отвечал, как, по его мнению, поступил герой. В любом случае его ответ признавался правильным и подтверждающим тот факт, что он хорошо знает людей.
После этого начиналась вторая стадия обследования. Пациента просили «поделиться секретом», как ему удалось угадать решения и что он хотел узнать с помощью каждого из заданных вопросов. Целью второй части эксперимента было выявление наивно-психологических представлений, которые индивид применяет в практической ситуации. Например, в первой части испытуемый задавал вопрос: «Доволен ли герой своей семейной жизнью?», а во второй этот вопрос комментировался: «Если доволен, то не станет скрывать деньги и внесет их в семейную кассу». Из этого делался вывод, что испытуемый считает очевидным: если человек доволен семьей, то он в большей мере учитывает интересы семьи, чем если он недоволен. Выявленная таким образом «очевидная» связь и является одной из присущих пациенту наивных теорий. Слово «очевидная» мы поставили в кавычки, так как для другого человека очевидным могло оказаться как раз противоположное: чем больше доволен семьей, тем менее склонен отдавать ей все силы: «Раз и так все хорошо, зачем отдавать деньги?»
На третьем этапе обследования проводилась обработка полученных результатов, включавшая установление уровня сложности представлений, которыми оперирует испытуемый. Каждый отдельный факт, содержавшийся в задании (рассказе психолога) и в ответах на вопросы, рассматривался в качестве элемента представления испытуемого о ситуации и о личности участвующего в ней героя. Если, например, он задавал мало вопросов, из этого можно было сделать вывод, что для уверенного предсказания ему требуется не много фактов и что, следовательно, его субъективная модель ситуации состоит из малого числа элементов, т. е. относительно проста. Если же вопросов было много, это означало, что субъективная модель сложна и состоит из большого числа элементов. Далее следовала «реконструктивная» стадия обработки полученных результатов. На основе зафиксированных вопросов пациента и его пояснений к ним устанавливалась совокупность его наивно-психологических представлений и реконструировалось его представление о ситуации. При этом основное внимание уделялось тому, что именно в ситуации он считает очевидным и что является объектом выяснения, что он включает в свое представление о ситуации и (что не менее важно) чего не учитывает. На основе полученных сведений устанавливалась связь нарушений в семейном представлении с наблюдаемыми нервно-психическими расстройствами.
Основные результаты применения методической процедуры в клинической практике. С помощью описанной методики нами обследовано 60 пациентов, проходивших семейную психотерапию (44 женщины и 16 мужчин), с различными диагнозами (невротическими и соматоформными расстройствами, расстройствами личности, алкоголизмом, сексуальными нарушениями, суицидальным поведением). Исследования показали принципиальную возможность выявления семейных представлений о различных семейных ситуациях.
Установлено, что эти представления высокоселективны: относительно просты по структуре и включают относительно мало элементов. Так, 180 полученных представлений об отдельных ситуациях распределились по их сложности (числу включаемых элементов) следующим образом: 19 % – наиболее простые представления: опрашиваемые брались уверенно установить, как поступил герой, не задав ни одного вопроса (примитивные представления); 35 % – простые представления: до 5 вопросов; 32 % – представления средней сложности: 6-10 вопросов; 14 % – сложные модели: 11 вопросов и более.
Не выявлено статистически значимой связи между сложностью модели и уверенностью предсказания. Факт преобладания относительно простых моделей требует серьезного внимания и учета в психотерапевтической работе. Он свидетельствует о том, что, принимая различного рода решения, члены семьи исходят, как правило, из небольшого числа особенностей ситуации. Существующие у обследованных пациентов навыки представления ситуации и анализа ее в большинстве случаев являются навыками «экспресс-анализа», ориентируются на малый объем извлекаемой из памяти и дополнительно получаемой информации.
Естественно, возникают вопросы: каковы психотерапевтические перспективы усложнения этих представлений? Можно ли, проводя работу по включению в представления о ситуации (в «типовой сценарий», в «наивно-психологические представления») новых элементов – нужных и полезных с точки зрения коррекции, – добиться изменения поведения? Разумеется, ответ на эти вопросы может быть получен лишь в практической психотерапии. Картину того, что происходит в случае изменения представления, и в частности его обогащения, проясняют данные дополнительного исследования, проведенного в ходе применения процедуры «Наивная семейная психология». После того как пациент заканчивал предъявление своих вопросов и сообщал, как, по его мнению, поступил герой, исследователь спрашивал его: «Вы бы хотели взглянуть на вопросы, которые задавали другие люди?» Обычно (за одним исключением) пациент изъявлял такое желание. Тогда психолог предъявлял ему большой список всевозможных вопросов (общая численность – 50), относящихся к данной ситуации и к личности героя. Испытуемый просматривал их, после чего психолог спрашивал: «Может быть, среди этих вопросов есть такие, на которые и вы хотели бы получить ответ?» Все испытуемые заявили, что хотели бы задать такие вопросы. В качестве характеристики активности была избрана такая мера: число вновь заданных, дополнительных, вопросов меньше, равно или превышает число самостоятельно заданных. Результаты оказались следующими: 20 человек задали столько же или меньше новых вопросов; 13 – больше новых вопросов, чем было задано самостоятельно. Особенно важно то, что новая информация (существенное усложнение представления) оказала значительное воздействие на предсказание поведения героя. В 11 случаях (33 %) испытуемые под влиянием новой информации изменили решение хотя бы в одной из трех задач. В целом выводы были изменены в 39 % случаев. Когда их спрашивали, почему же эти вопросы не были заданы сразу, большинство пациентов отвечали, что они просто «не пришли им в голову». Полученные данные показывают, сколь большую роль в формировании семейных представлений играют имеющиеся у пациентов навыки извлечения информации и привычные способы формирования представлений о различных ситуациях. Немалую часть информации индивид искренне будет считать очень важной для правильного понимания семейной ситуации, однако, столкнувшись с той же ситуацией в жизни, он даже не вспомнит об этом, так как у него нет привычки обращать внимание на наличие необходимой информации именно в момент встречи с ситуацией – это не входит в его реальное представление.
Психиатр или психотерапевт, столкнувшись в практической деятельности с тем, что пациент не учитывает какой-то важный момент ситуации (особенно проблемной), часто склонен искать неосознаваемые мотивы, обусловливающие игнорирование. Нам представляется, что в значительном большинстве случаев речь идет не о неосознаваемой информации, не о действии механизмов вытеснения, а о неучитываемой информации. В практических ситуациях пациент просто не имеет привычки учитывать этот момент. Психотерапевтическая помощь по формированию такой привычки (изменения практического представления) может привести к нужному изменению поведения.
Проведенное исследование показало, что сложность представлений, которыми оперируют обследованные пациенты, в значительной мере зависит не только от личности пациента, но и от ситуации, исход которой он стремился предугадать: 36 % опрошенных больше всего вопросов задали по первой ситуации («заманчивая работа в другом городе»); 30 % пациентов – по второй («внеплановые деньги»); 34 % – по третьей («отказ 14-летнего подростка подчиниться»). Это означает, что, кроме индивидуальной склонности к простым или сложным представлениям, существует еще ситуационно обусловленная – что пациент, обычно склонный оперировать сложными представлениями, как раз в психотерапевтически важной ситуации (например, в той, которая сыграла наибольшую роль в возникновении его нервно-психического расстройства) оперирует весьма простым и даже примитивным представлением. Установление «личностной склонности» (т. е. того, сколь сложным представлением о ситуации склонен оперировать индивид в большинстве ситуаций) и «ситуационной обусловленности» (т. е. того, насколько сложность представления об интересующей психотерапевта ситуации отличается от обычной для пациента) может стать важным моментом в поиске источников нарушений семейного представления.
Выявлены значительные различия в структуре представлений у различных пациентов даже в том случае, когда они судят об одной и той же ситуации: выделяются разные аспекты ситуации, применяются различные наивно-психологические объяснения.
Нами разработана диагностико-психотерапевтическая процедура «Наивная семейная психология», с помощью которой выявлены примитивные, селективные, когнитивные модели: это «стимульная модель ситуации», «борьба со злыми силами, искушающими члена семьи», «накопление положительных качеств».
Указанные модели описаны на основании того, какие вопросы задают испытуемые и какие цели они преследуют, задавая эти вопросы. Модели отражают «стратегию» обследованных членов семей, просматривающуюся в характере и последовательности информации, которую они стремятся получить (см. приложение 4 «Диагностико-психотерапевтическая процедура „Наивная семейная психология“» – НСП).
«Стимульная модель ситуации». Отличительный ее признак – наивно-психологическое представление испытуемых об однозначном соответствии между определенными аспектами ситуации, в которой оказался член семьи, и его реакцией на эту ситуацию. Испытуемые данного типа полагают очевидным, что в такой ситуации существует один, общий для большинства людей, стереотип поведения. Обычными для испытуемых, придерживающихся такой модели, были следующие вопросы и комментарии к ним.
Ситуация – «Внеплановые деньги». Вопрос испытуемого: «А жена точно не узнает, что он получил премию?» Ответ психолога: «Трудно сказать». Комментарий испытуемого: «Если жена точно не узнает и если у него к тому же есть какое-то свое желание, то он наверняка скроет деньги. Если не скроет, то он – просто дурак».
Предугадывая поведение отца, столкнувшегося с неповиновением подростка, такие испытуемые практически не задавали вопросов и категорически заявляли, что отец применит физическое наказание либо (столь же категорически) что не применит. Пример ответа с комментарием: «Наверняка будет бить его или иначе наказывать, пока не переломит упрямство. Так бы поступил на его месте любой отец».
О муже, получившем заманчивое предложение работать в другом городе, что связано с необходимостью длительной разлуки с семьей, эти пациенты говорили: «Согласился бы» или: «Отказался бы» со сходной мотивировкой («Так поступил бы любой на его месте»). Итак, испытуемые этой группы были убеждены, что любой человек, вне зависимости от своих индивидуальных особенностей, ведет себя в одинаковых условиях одним и тем же образом.
«Стимульная модель» состоит из элементов всего двух видов: первый – отдельные стимулирующие возможности (в приведенных примерах – возможность утаить деньги, непослушание подростка или необходимость жить отдельно от семьи); второй – реакции на эти возможности в виде вполне определенных стереотипных действий. Мыслительные модели данного типа весьма селективны. За их пределами остается информация о подавляющем большинстве важнейших, казалось бы, аспектов ситуации – например, в какой мере поступок героя согласуется с его собственными нравственными представлениями. Носителей «стимульной модели» мало интересует и информация о личности героя: никто из них не спросил, что он собой представляет, любит ли свою жену, каковы его взаимоотношения с ней и ее характер. Модель эта бедна и с точки зрения отражения связей между элементами ситуации: в ней присутствует лишь один вид связи, который можно обозначить терминами «влечет» или «вызывает», – это жестко детерминированная связь между стимулирующими особенностями ситуации и ответными реакциями индивида.
С точки зрения дальнейшей консультационной и психотерапевтической работы данный тип представлений о семье наименее благоприятен, что связано с несколькими обстоятельствами. Во-первых, в его основе лежит предположение о фактическом бессилии человека перед обстоятельствами, побуждающими его к поступкам, вредным для семьи: не индивид управляет обстоятельствами, а они им. Из этого следует представление о естественности антисемейного поведения во многих, причем отнюдь не слишком драматичных, семейных ситуациях. Во-вторых, данная модель «близорука»: предпринимая какие-либо действия, ее носители предвидят только ближайшие последствия, не учитывая более отдаленных. Мать с субъективными представлениями такого типа резко возражает против увлечения подростка техникой, так как оно создает беспорядок в доме, совершенно не думая о том, что это увлечение может оказаться полезным, поскольку удерживает его от контактов с неблагоприятно влияющими на него друзьями. В-третьих, «антипсихологичность» взглядов членов семей с такой моделью, пониженная рефлексивность их семейных представлений, создало серьезные трудности в ходе семейного консультирования и семейной психотерапии. Члены таких семей, обращаясь к психотерапевту, верят, что существует один-единственный способ действия против любого явления семейной жизни, которое их не устраивает. Типичная для них постановка вопроса: «Что нужно делать, если сын не хочет учиться, муж злоупотребляет спиртными напитками и т. п.?» Указание психолога на то, что для ответа на этот вопрос надо разобраться в психологических особенностях сына или мужа, вызывает (в полном соответствии с их теорией «стимул – реакция») представление о нереалистичности, чрезмерной научности, теоретичности подхода психотерапевта, ощущение того, что он «все усложняет», уходит от прямого ответа. Для лиц с таким представлением о семейной жизни, как правило, является наиболее приемлемой и вызывающей наименьшее внутреннее сопротивление индивидуальная поведенческая психотерапия. В тех же случаях, когда и она неприемлема, перед психологом или психиатром возникает необходимость немалой работы по усложнению, обогащению субъективного представления членов такой семьи.
«Борьба со злыми силами, искушающими члена семьи». В основе модели лежит представление о том, что внутри человека таятся, стремясь вырваться наружу, некие «злые силы». Они-то и становятся источником различных неблагоприятных, с точки зрения семьи, видов поведения. Лица, склонные к типовым сценариям такого рода, представляют себе человека – члена семьи – существом, осаждаемым многочисленными и мощными силами, направленными против семьи. Это сексуальные и гедонистические влечения (нежелание тратить силы на семью, трудиться, например в домашнем хозяйстве), неприятие ограничений, неизбежно связанных с жизнью в семье (отказ от «свободной», «беззаботной жизни» и т. п.). Сообразно со своим представлением носители этой модели ищут в объективных особенностях ситуации и субъективных качествах героев предложенных им заданий то, что может сдержать действие «злых сил», и предлагают свой прогноз поведения – в зависимости от того, находят или нет. Многие испытуемые с представлениями данного типа рассматривают отсутствие у индивида опыта противосемейного поведения как сдерживающий момент. Иначе говоря, по их мнению, труднее всего оторваться от семьи, утаить часть денег, наказать подростка физически в первый раз, после этого происходит как бы «утрата нравственной невинности», и в следующий раз уже значительно легче совершить соответствующий поступок.
Понятно, что вопрос о том, совершал ли герой ранее подобные нарушения, встречается наиболее часто: «А раньше он когда-нибудь обманывал жену? Если да, то обманет и на этот раз», «А раньше он бил сына? Если да, то и на этот раз так сделает». Носители этой модели проявляют заметный интерес к нравственным качествам героя, их интересует, настолько ли они выражены, чтобы противостоять «злым силам»: «А герой – человек с совестью?», «Есть ли у него чувство долга перед семьей?» Комментарии к вопросам также показывают, что в их представлениях действует правило «первого раза»: если герой однажды поступился совестью или чувством долга, то в следующий раз они уже оказывают значительно меньшее сдерживающее влияние.
Рассмотрим структуру данной модели. Набор элементов, из которых состоит модель «наличие злых сил», невелик, хотя он и несколько больше, чем в «стимульной» модели. Ведущую роль играет представление о «злых силах». Это – константа, «присущая всем людям». Соблазн изменить, или избежать неприятностей семейного труда, или утаить часть денежных средств присущ каждому человеку, в чем испытуемые настолько уверены, что не задают на этот счет никаких вопросов. Второй обязательный элемент – факторы, сдерживающие действие «злых сил». Третий – внешние обстоятельства, способствующие тому, чтобы «злые силы» вырвались наружу. Для других аспектов ситуации и психологических особенностей личности в модели не находится места. Модель явно антипсихологична, моралистична по своему характеру. В ней практически полностью игнорируются психологические особенности различных людей, их семейное поведение рассматривается исключительно в категориях нравственной борьбы с соблазнами.
Значение данной мыслительной модели двойственно. С одной стороны, она направлена на укрепление стабильности семьи – в частности, то, что подчеркивается исключительная важность «первого раза», в какой-то мере оберегает носителей такой модели от опасных для стабильности семьи поступков. По-видимому такое субъективное представление может выполнять определенную роль по сдерживанию на первой стадии развития ряда неблагоприятных особенностей и нарушений в личности членов семьи, в частности алкоголизации, психопатизации. С другой стороны, данная модель стимулирует формирование жестких моральных норм у индивида в семье благодаря тому, что именно они рассматриваются как единственный фактор стабильности семьи.
В то же время антипсихологичность такого представления создает семье целый ряд дополнительных трудностей, в немалой степени осложняющих решение различных психологических проблем. Это следующая из «моралистичности» установка на подавление психологических особенностей индивида: именно он должен приспосабливаться к семье, а не семья к его психологическим особенностям. При проведении психотерапии также создаются определенные трудности, связанные с ориентацией на чисто этическое решение психологических ситуаций. Носители подобного представления уверены, что единственный путь решения любой психологической проблемы – это установить, кто в данном случае прав или виноват. Говоря в ходе психотерапии о своих чувствах, они более всего интересуются вопросами: имеют ли они право испытывать такие чувства и не являются ли такие чувства нравственно осуждаемыми? Трудность в психотерапии и психологическом консультировании этих лиц создает и характерное для них сопротивление психологическому объяснению поступков людей, чье поведение они считают неправильным. Это сопротивление в значительной мере (осознанно или неосознанно) связано с их представлением о том, что «понять – значит простить», и, следовательно, объясняя поступок человека его психологическими особенностями, мы тем самым оправдываем его поведение, так как оно признается независимым от его воли.
Склонность к нравственной интерпретации и к поиску моральных причин различных нарушений у таких лиц необходимо учитывать на различных этапах консультирования. Так, отец, обратившийся с жалобами на трудности в поведении подростка с акцентуацией демонстративно гиперкомпенсаторного типа (истероидной), во время второй консультации, преодолевая значительное внутреннее сопротивление, сказал, что считает себя виновным в нарушениях поведения подростка. Свою вину он видел в том, что поздно женился; сын родился, когда отцу было уже за 40, поэтому он и стал «таким ненормальным»; это мнение поддерживает и жена. Рациональные разъяснения (со ссылкой на специальную литературу) того, что нет никаких оснований усматривать связь между возрастом отца и какими-то нарушениями поведения сына, не дали результата. Тогда консультант изменил тактику и обсудил вместе с отцом, что тот мог вообще не обзаводиться сыном, сэкономив немало здоровья и реализовав многие свои планы. Вместо этого, жертвуя собой, он взял на себя этот труд, несмотря на то что в таком возрасте уже тяжелее воспитывать сына. Иначе говоря, консультант помог отцу понять нравственную ценность его поступка. В результате чувство вины было снято, отец почувствовал себя оправданным и с этого момента был психологически готов к поиску реальных причин нарушений в поведении подростка.
«Накопление положительных качеств». Основанием этой модели служит представление о том, что поведение человека в семье определяется соотношением между положительными и отрицательными его качествами и поступками. Согласно этой наивно-психологической теории, считается очевидным, что любые положительные поступки индивида, совершенные в пользу семьи, повышают вероятность дальнейших «просемейных поступков». Точно так же различные отрицательные поступки или качества уменьшают вероятность того, что индивид в следующий раз выберет правильное поведение.
Судя по вопросам испытуемых данной группы, главными качествами, действующими в пользу правильного (в их понимании) поведения, являются следующие: равнодушие героя к потреблению алкогольных напитков, хорошие отзывы о нем на работе, любовь к чтению, отрицательное отношение к легкомысленным поступкам, солидность, любовь к детям, хозяйственность. Прогноз поведения героев эти испытуемые строят, опираясь на соотношение полученных от экспериментатора ответов, положительно или отрицательно характеризующих героя. Таким образом, элементами данной модели выступают отдельные качества индивида, причем каждому из них испытуемый приписывает определенный знак (плюс или минус), а также некое общее качество, которое может быть обозначено как «общее отношение к семье». Чем больше у индивида «просемейных» качеств, тем более это отношение ориентировано в пользу семьи и тем выше вероятность, что в противоречивой ситуации индивид выберет именно «просемейную» линию поведения.
Ограниченность данной модели проявляется, во-первых, в отрицании роли объективных факторов. Испытуемые практически не задают вопросов о материальном положении семьи, о ее потребностях, о длительности брака и т. п. Объективным факторам отводится сугубо второстепенная роль – роль полигона, на котором происходят испытания отношений индивида к своей семье. Это, разумеется, обедняет мыслительную модель, делает ее менее эффективной. Во-вторых, за рамками модели остаются те свойства личности, которым испытуемые не могут однозначно приписать значение «хороших» или «плохих» – например интеллект, воля. Догадываясь, по-видимому, что эти качества с примерно равным успехом могут использоваться и в социально одобряемых, и в социально порицаемых целях, испытуемые предпочитают вообще не иметь с ними дела. Связи между элементами модели «накопления качеств» носят довольно сложный характер. Предполагается, что отдельные качества (поступки) индивида аддитивны, т. е. что они поддаются суммированию с учетом приписанного каждому из них знака. Эта сумма в данной мыслительной модели и определяет просемейное или антисемейное поведение героя.
Как и модель «злых сил», данная модель играет двойственную роль в жизнедеятельности семьи. Она в определенной мере содействует интеграции семьи, так как показывает, что любой поступок в семье важен не только сам по себе, но и для изменения отношения индивида к семье. В то же время она формирует у индивида – члена семьи – навык одностороннего подхода к семейным явлениям (лишь как к положительным или отрицательным) и упрощенной трактовки связи между различными сторонами жизни семьи. Индивид почти не заинтересован в понимании истинных механизмов, связывающих одни особенности жизни семьи с другими. Он идет иным путем: пытается выяснить, «положительное» это явление или «отрицательное», и в первом случае приемлет его, во втором – ищет способы противодействия. В ходе психологической консультации или психотерапии такие лица особенно охотно обращаются к понятию «нормальности». Они упорно стремятся выяснить у врача, является ли то или иное поведение – их собственное или других членов семьи – «нормальным». Убедившись, что оно «нормально», они успокаиваются и утрачивают интерес к дальнейшему его познанию. Семейная жизнь при этом представляется им совокупностью фактов (явлений), каждый из которых должен соответствовать определенной норме.
Таковы мыслительные модели, выявившиеся при диагностических исследованиях в ходе психологических консультаций. Каждая из них соединяет в себе определенное представление о типовых условиях (чертах ситуации) и определенную наивную концепцию личности.
Место нарушений семейных представлений в этиологии нервно-психических расстройств. Выше описан ряд нарушений в семейных представлениях. Это, во-первых, неполнота представления (в нем не отражаются существенные аспекты ситуации и особенности личности людей, участвующих в ней); во-вторых, ошибочность (у индивида есть информация, но она ошибочна); в-третьих, некритичная уверенность в неизменяемости той или иной особенности ситуации или личностной черты индивидов, участвующих в ней. Напомним, что первый и второй виды нарушений приводят к тому, что индивид неправильно воспринимает ситуацию, ведет себя и реагирует на нее неэффективно. Третий вид нарушений ограничивает возможности поиска выхода из ситуации, не удовлетворяющей индивида.
Все перечисленные нарушения представлений о семье сходны в одном: они могут вызвать такое искажение взгляда на ситуацию, которое превратит ситуацию, объективно не патогенную, в патогенную субъективно (т. е. в представлении индивида). Ситуация, субъективно воспринимаемая как содержащая неразрешимое противоречие, может стать источником внутреннего конфликта и далее невроза, даже если объективно она таковой не является. Отношения других лиц, воспринимаемые как враждебные, могут вызвать декомпенсацию психопатии, несмотря на то что объективно они не враждебны. Перефразируя известное высказывание Э. Кречмера, можно сказать, что нарушение семейного представления оказывается психотравмирующим, если превращает объективно не патогенную ситуацию в такую, которая, «как ключ к замку», подходит к определенной личности, обнаруживая ее «слабое место» и вызывая нервно-психическое нарушение.
Представление индивида о семейной ситуации включает представление о себе самом, своих потребностях, возможностях, о других членах семьи, с которыми индивида связывают семейные отношения, и о характере этих отношений. Рассмотрим, как нарушение каждой из этих составных частей может превращать объективно не патогенную ситуацию в субъективно патогенную.
Нарушение представления о себе как о члене семьи. Речь идет о случаях, когда неверно представление индивида о самом себе как о члене семьи: например, он неправильно представляет себе, какие именно из его потребностей удовлетворяет семья, каковы истинные мотивы тех или иных его поступков в семье, каковы причины, по которым желательно разобраться в том, что происходит в семье.
Пример: два взрослых члена семьи Н. имели семейные представления, достаточно жестко связывающие удовлетворенность семьей с материально-бытовыми условиями. При обследовании семьи использовалась методика «Версия», применявшаяся наряду с «Наивной психологией» для выявления семейных представлений. Каждому из супругов было предложено описание ситуации, похожей на ту, которая имела место в их семье. «Муж с удивлением думает о том, что, хотя в семье вроде бы все в порядке, он ею недоволен, плохо чувствует себя дома. Те же чувства испытывает жена». Нужно было придумать как можно больше возможных объяснений этому явлению. Характерно, что оба супруга, выдвигая версии предположения, настойчиво шли по пути выяснения того, а точно ли в семье все в порядке. Задавались следующие вопросы: «Супруги здоровы?», «А квартирой обеспечены?», «А время свободное у них есть?» Имеющийся у них набор причин для объяснения неудовлетворенности в описанной семье объективно не давал им возможностей найти истинный источник неудовлетворенности в собственной семье. Обращала на себя внимание твердая убежденность обоих супругов в том, что они точно знают обо всем, что нужно «нормальным людям», чтобы чувствовать себя довольными жизнью вообще и семейной в частности.
В описанном случае оказались нарушенными представления членов семьи о себе и о своей семье. Эти представления неправильно подсказывали, что им нужно от семьи, какие их потребности удовлетворяются с ее помощью, что привело к возникновению состояний, сходных с описанными состояниями «экзистенциальной фрустрации» (Frankl V., 1952; Kratochvil S., 1985), которые, в свою очередь, порождают невротические и депрессивные симптомы. Нарушения семейных представлений, подобные описанным выше, вызывают цепную реакцию нарушений в семье (в частности, нарушение целеобразования). Такая семья ставит перед собой цели, которые не могут удовлетворить ее действительные потребности. Возникающее далее разочарование в соответствии с имеющимися семейными представлениями интерпретируется как результат того, что члены семьи недостаточно энергично, правильно и умело стремятся к поставленной цели. Это ведет к увеличению усилий, затрачиваемых для достижения целей, и к нарастанию неудовлетворенности.
Нарушение представлений о других членах семьи. Речь идет о случаях, когда искажено или неполно представление члена семьи о других: неправильно понимаются их желания, потребности, их отношение к различным сторонам действительности. В этом случае индивид строит свои отношения с данным членом семьи, не учитывая каких-то важных мотивов и качеств. Результатом могут оказаться различного рода нарушения взаимоотношений.
Приведем клиническое наблюдение, в котором результатом неполного представления о личности другого явилось возникновение психотравмирующего отношения зависимости (случай 15).
...
Случай 15
НАРУШЕНИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О СЕБЕ КАК О ЧЛЕНЕ СЕМЬИ
Петр Я., 27 лет. Женат З,5 года. Был направлен на семейную психотерапию в связи с жалобами на импотенцию. По характеру очень добросовестный, пунктуальный. Половая жизнь с 18 лет. Женился в возрасте 23 лет. После двух месяцев совместной жизни жена стала «вскользь» говорить о том, что он не удовлетворяет ее, что «в постели он не очень силен». По этой причине испытывал чувство вины перед женой. В связи с этим, во-первых, принимал различные меры, чтобы усилить потенцию, – в частности, обратился к урологу с жалобами на ослабление потенции и прошел курс лечения, во-вторых, всячески старался компенсировать жене то, что он ее не совсем удовлетворяет: уступал в спорах, прилагал все усилия, чтобы облегчить ее труд в домашнем хозяйстве, покорно переносил ее «настроения».
На первом же году начала наблюдаться преждевременная эякуляция. В связи с этим чувство вины перед женой усилилось. Весь день с тревогой ожидал близости. В результате произошло окончательное расстройство половой функции (эякуляция после одной-двух фрикций). Пациент, человек весьма совестливый, заявил жене, что чувствует себя не вправе «отравлять ей жизнь» и, если в течение двух месяцев сексуальная потенция его не восстановится, он подаст на развод. Это вызвало неожиданную реакцию жены, в частности значительное усиление ее интереса к лечению. Она самостоятельно явилась на прием к лечащему врачу, хотя ранее не приходила, несмотря на многочисленные просьбы. Беседа с ней обнаружила, что она не только не испытывает значительного полового влечения, но, напротив, относительно фригидна. Свое поведение объяснила тем, что «всегда лучше, когда мужчина в чем-то виноват» и что «если он начинает задирать нос, то потом с ним не справиться».
Обследование обоих супругов с помощью методик «Наивная семейная психология» и «Версия» обнаружило своеобразие их семейных представлений. У жены выявлена весьма ярко выраженная модель «злых сил». Стремясь предугадать поведение героя в основных ситуациях, она всячески пыталась выяснить, что может его удержать от соблазна утаить деньги или пожить вдали от семьи. Поведение жены в браке было естественным и логичным следствием ее семейных представлений. Она чувствовала, что муж переживает свою сексуальную недостаточность, что он «стал как шелковый», и стала использовать это обстоятельство «для укрепления семьи». У мужа выявлено представление типа «стимульная модель». Он задавал не много вопросов, каждый из которых фактически был уточняющей переформулировкой предыдущего («Вы сказали, что этот человек будет жить отдельно от семьи, в другом городе. А этот город далеко? Он сможет каждый день приезжать?»), и после этого указывал, как поступит герой. Естественным следствием было отношение героя к намекам жены на то, что она сексуально не удовлетворена: «Если жена не удовлетворена, значит, необходимо усиление сексуальной потенции». Та же схема «одна причина – одно следствие» выявилась у него при интерпретации причины намеков жены. Ему пришло в голову только одно объяснение: «Раз жена говорит, что она не удовлетворена, значит, дело в том, что я сексуально недостаточно силен».
Важно подчеркнуть тот факт, что то, что испытуемый не догадался о подоплеке поведения жены, не связано с его низким интеллектуальным уровнем или с излишней доверчивостью. В данном случае основную роль сыграла как раз «стимульная модель», при которой индивид склонен удовлетвориться тем объяснением, которое ему приходит в голову первым, и не ищет других. При обследовании методикой «Версия» Петру Я. была предложена среди других заданий следующая ситуация: «Жена сказала мужу что он ее сексуально не удовлетворяет», и нужно было придумать возможно больше причин этого. В ходе первого занятия это задание вызвало у него серьезные затруднения. Он выдвинул только одну версию: «Она действительно сексуально сильнее, чем он», и дальше этого дело не пошло. Уже на следующем занятии пациент без особого труда придумал несколько возможных версий: «Недовольна чем-то другим, но стесняется ему сказать прямо», «Любит другого» и еще несколько, среди которых была и такая: «Она хочет воздействовать на его совесть». Такое быстрое и относительно легкое изменение результатов подтверждает, что основную роль в формировании неправильного семейного представления сыграла не интеллектуальная недостаточность (не сумел догадаться об истинных мотивах поведения жены), а как раз «стимульная модель», привычка оперировать представлением «стимул – реакция» (одна причина – одно следствие).
В приведенном наблюдении нарушенные семейные представления друг о друге привели на первом этапе к формированию чрезмерной зависимости одного члена семьи от другого. Многочисленные травмирующие последствия данного явления будут рассмотрены в разделе о нарушениях системы взаимного влияния супругов. На втором этапе окончательное расстройство сексуальной функции создало серьезную угрозу существованию семьи и здоровью пациента.
Психологические причины устойчивости нарушенных представлений. Односторонние, неполные, ошибочные семейные представления могут существовать длительное время, несмотря на то что мешают индивиду, не позволяют ему эффективно строить свои отношения в семье. При психотерапевтической работе с пациентами, нервно-психические расстройства которых обусловлены нарушением их семейных представлений, важную роль играет выявление источников устойчивости этих представлений. Рассмотрим некоторые из них.
1. Одним из источников устойчивости неправильных, нарушенных семейных представлений является неосознанность лежащих в их основе наивно-психологических теорий. Как уже указывалось, индивид действует, общается с другими людьми, рассуждает об этих людях и о себе, основываясь на довольно большом наборе суждений, психологических по своей природе, причем эти суждения он считает очевидными, не требующими каких-либо проверок. Опираясь на них, индивид, как правило, не отдает себе отчета, что в своих выводах он опирается на какие-то психологические положения. В рассуждениях индивида при интерпретации им своего или чужого поведения наивно-психологические теории фигурируют чаще всего в роли подразумеваемых посылок рассуждения. Так, в реплике: «Что он, дурак, чтобы делать чужую работу?» подразумеваемой посылкой является: «Умные люди не хотят делать чужую работу».
Обследование семьи Н. (см. с. 131) показало, что высказываемое ими положение «если у людей все в порядке с материально-бытовым устройством, то они будут довольны семейной жизнью» является неосознанным, – в том смысле, что им даже не приходит в голову другая возможность (т. е. быт устроен, а удовлетворенности нет). Если в реальной жизни все оказывается иначе, то (опять же в силу неосознанности данного положения) причину ищут где угодно, только не в неправильности этого утверждения: «Видимо, еще чего-то не хватает», «Видимо, что-то делали не так» и т. д. В примере с Петром Я. и его женой (случай 15) точно так же очевидным является положение, что «если женщина чувствует себя сексуально неудовлетворенной, то в этом виноват мужчина». Очевидность и неосознанность наивно-психологических положений, лежащих в основе семейных представлений, играют решающую роль в их резистентности к психотерапии. Сталкиваясь с иными представлениями (в частности, в ходе той же семейной психотерапии или консультирования) или с доводами, опровергающими имеющиеся семейные представления, индивид нередко смутно ощущает, что в этих доводах «что-то не так», «нежизненно», «слишком научно», и автоматически отвергает предлагаемую точку зрения, поэтому важнейшей задачей семейной психотерапии нередко оказывается помощь в осмыслении наивно-психологических теорий. Только осознав эти теории и их связь с привычными рассуждениями, с принимаемыми решениями и выносимыми оценками, индивид может критически отнестись к ним и откорректировать основывающиеся на них семейные представления.
2. Еще один источник устойчивости семейных представлений (в том числе и нарушенных) – это их включенность в межличностные отношения, и в частности в систему взаимного влияния в семье. Стремясь повлиять на поведение другого супруга, добиться той или иной оценки своих поступков, члены семьи отстаивают правильность своих семейных представлений. Обсуждение того, как надо поступить в определенной семейной ситуации, чаще всего протекает в форме спора о том, с какой именно ситуацией семья имеет дело. При этом каждый из супругов доказывает, что его видение ситуации является единственно правильным. Вследствие этого каждый член семьи нередко бывает заинтересован в том, чтобы представлять семейную ситуацию именно так, а не иначе. «Как бы она ни рассуждала, – сказал в ходе семейной психотерапии один из пациентов о своей жене, – все равно всегда окажется, что она права, а все кругом виноваты».
В ходе семейной психотерапии при коррекции нарушенных представлений психотерапевт сталкивается с необходимостью помочь пациенту осознать мотивы своей заинтересованности в том, чтобы не менять свое семейное представление. Соответствующая методика «Заинтересованность в представлении», применяемая нами в ходе семейной психотерапии, основывается на том, что пациента прямо просят назвать все негативные последствия отказа от нарушенного представления. Опыт показывает, что вербализация всевозможных негативных последствий и связанных с ними опасений стимулирует критическое отношение к ним и, что особенно важно, дает возможность отделить семейное отношение от связанных с ним представлений. Пациент обучается смотреть на отношения в семье объективно, абстрагируясь от своей заинтересованности в том или ином положении дел.
Наши наблюдения свидетельствуют о том, что в устойчивости нарушенных представлений немаловажную роль играет еще целый ряд факторов: характерологических (ригидность, склонность к быстрейшему принятию решения), ситуационных (если в ситуациях определенного типа время для принятии решения ограничено, то у индивида возникает склонность оперировать упрощенными представлениями), эмоционально-аффективных (чем сильнее аффект, тем более простыми моделями ситуации оперирует индивид, тем меньше аспектов ее учитывает) и др.
Коррекция нарушений семейных представлений достигается прежде всего путем их выявления, осмысления самим пациентом и целенаправленной тренировки более эффективных мыслительных навыков восприятия и представления.
Кроме того, необходимо выявить у членов семьи то, как они получают и перерабатывают информацию о самих себе и о других, т. е. исследовать их репрезентативные системы.
