Книга: Песня Вуалей
Назад: Лейла
Дальше: Лейла

Дагор

Прерванный нападением рабочий день я решил возобновить с допросов. Рядовые исполнители, правда, ничего толком не знали и представляли собой обычных разовых наёмников. А вот тот, кто пришёл под личиной Хмер-ай-Морана, кое-что интересное рассказал.
Юнуса Амар-ай-Шруса по словам арестанта действительно шантажировали, прознав про его «особые вкусы». Причём даже доказательств не искали, а организовали всё необходимое, аккуратно подкинув ему очередную девочку. Сделали интересные магографии, подсунули пару свидетелей, оказавшихся в нужное время в нужном месте и поймавших Иллюзиониста на горячем. Свидетелей допрашиваемый лично не знал, но утверждал, что один из них совершенно определённо был Разрушителем.
На первый взгляд всё было довольно складно, но определённые подозрения меня царапали. Например, о самой возможности подловить мага такого уровня, тем более — Иллюзиониста. Конечно, можно объяснить это тем, что человек привык к безнаказанности, заигрался, увлёкся… Все совершают ошибки, даже великие маги. Но всё равно не верилось, что ему было так уж сложно выкрутиться. Или мой собеседник просто не всё знал.
Что касается истории с матерью магистра Шаль-ай-Грас, всё было ещё более странно. Он не знал имени этой женщины, только знал, что с ней случилось. А вот откуда — так и не смог вспомнить, хотя спрашивали его довольно интенсивно. Если врал, то слишком талантливо. Больше походило на то, что кто-то немного подправил ему память.
А всё остальное скрывала клятва. Мы проверили, и действительно еле откачали его после одного ответа. И было совершенно непонятно, что делать с этим обещанием, данным непонятно кому, и как его можно обойти. Конечно, оставался шанс, что всё это проворачивалось под видом обыкновенных конфиденциальных контрактов, но на всякий случай я решил проработать альтернативные варианты, с его связями и опросом соседей.
Почему под клятву не попали первые два вопроса, было непонятно. С одной стороны, объяснение простое: информацию эту он выяснил сам случайно. А, с другой, как же тогда должна была звучать эта клятва? Или это всё случайные совпадения, и оба дела к основной проблеме не относятся?
В общем, покинув резиденцию штатного палача ЦСА, я направился дальше разговаривать разговоры. Сначала надо было уточнить у Тахира, кому он мог ляпнуть про необходимость визита ко мне, или кто находился в его доме в тот момент. А потом было самое время познакомиться с Амар-ай-Шрусом.
Великий Целитель встретил меня буквально с распростёртыми объятьями.
— Хвала богам, ты всё-таки явился! Только я не понял, где Лейла, и почему ты один? — озадаченно нахмурился Тахир.
— Извини, — я неприязненно поморщился. Почему-то упоминание госпожи магистра самим Хмер-ай-Мораном или в сочетании с его именем невероятно раздражало, вновь воскрешая тот набор неприятных ощущений, что я испытал во время разговора с Пирланом. — Она в Управлении, а я к тебе по другому вопросу.
— Одно другому не мешает, — почему-то очень хмуро огрызнулся Тахир и, схватив меня за рукав, поволок куда-то в глубь дома. — Ну, рассказывай.
— Это ты рассказывай, кто мог оказаться свидетелем моей просьбы о посещении магистра Шаль-ай-Грас. Тем более, как мне кажется, ты уже совершенно определился в этом вопросе.
— Скажу, — легко согласился Целитель. — Но только после того, как ты объяснишь своё поведение.
— Какое? — удивился я.
— Дагор, ты откровенно отвратительный актёр. У этого вот столика лицедейского таланта больше, чем у тебя. Так что давай-ка начистоту, почему тебя так перекосило, когда я Лель упомянул. Ты что, умудрился с ней поругаться?
— Почему ты думаешь, что дело в ней? — полюбопытствовал я. Раньше проницательность Великого Целителя не соседствовала с чтением мыслей.
— Во-первых, чего-то подобного я рано или поздно ожидал, и был морально готов. Ну, а, во-вторых, эмоции у тебя пока вызывает только она. Рассказывай уже! Мне из тебя слова клещами вытягивать? Я против пыток, ты же знаешь.
— Да я сам собирался уточнить, просто это второстепенно.
— Гор, не зли меня, — поморщился Целитель. — Меня нельзя сердить, у меня хрупкая душевная организация. Рассказывай!
— В общем-то, нечего рассказывать, — я пожал плечами, решительно задвигая иррациональное нежелание обсуждать данный вопрос с Тахиром в дальний угол сознания. — Ни с кем я не ссорился, просто возникло не вполне понятное неприятное чувство, которое не желает пропадать, и объектом которого к моему удивлению являешься ты. Оно появилось, когда Пир сказал, что госпожа магистр в тебя влюблена. Я так и не смог его идентифицировать точно, да ещё ощутил глубокий внутренний протест против идеи задать этот вопрос тебе.
— Какой вопрос? — задумчиво разглядывая меня, уточнил Тар.
— Что это за эмоция и как её избежать в дальнейшем, — я пожал плечами.
Хмер-ай-Моран некоторое время сверлил меня пристальным взглядом, а потом его губы вдруг раздвинулись в широкой улыбке, и Целитель радостно расхохотался.
— Рад, что удалось тебя развеселить, но, может быть, ты наконец закроешь тему, которую сам же и поднял, и я смогу вернуться к работе? — недовольно проговорил я через пару секунд, когда стало понятно, что так просто Тахир не успокоится. Почему-то его веселье раздражало неимоверно.
— Ох, прости ради богов, — похохатывая и утирая радостные слёзы, с трудом выдавил он. — Я понимаю, что с моей стороны это ужасно непрофессионально, и всё такое. Да и с самого начала был уверен, что наблюдать вас двоих будет крайне занимательно, мог бы сдержаться. Не сердись, этот Пир сказал глупость, твоя Иллюзионистка влюблена в меня не больше, чем в того же Пира, Хаарама или Бьорна; может, только доверяет мне чуть больше, чем им. Я чем угодно поклясться могу, что никаких романтических видов на Лель у меня нет, хоть она и милая девочка.
— И что в этом смешного? — озадаченно уточнил я, между тем с некоторым недоумением ощущая, что неприятное незнакомое чувство пошло на убыль.
— В этом ничего. Просто… ревность в исполнении Разрушителя — это испытание для моей слабой психики, — хохотнул он. — Нет, в общем-то, я понимаю, почему ты хотел всё уточнить у меня, и почему данная мысль вызвала у тебя противоречие: это действительно логичный, но неожиданный с точки зрения психологии ход. Прямо хоть вставляй в учебник как хрестоматийный пример «отличие психологии Разрушителей от нормальных людей». И — да, поздравляю, теперь ты знаешь, что такое ревность. И, мне кажется, если ты начал Лель ревновать, думаю, тебя в ближайшем будущем ждёт много неожиданных эмоциональных открытий.
— Например? — решил на всякий случай уточнить я. Ладно, ревность — так ревность, тем более, такое предположение у меня было.
Как раз из-за таких чувств Разрушители и стараются от них абстрагироваться. Потому что мешает работать, да при этом ещё и неприятное.
— А вот ты её поцелуй, сразу узнаешь, — ехидно осклабился Тар. — Главное, на свадьбу пригласить потом не забудьте. Ладно, это всё лирика, — сам оборвал свои шутки Целитель, беря себя в руки. — К делу. Я тебе совершенно точно могу назвать имя единственного человека, который был в курсе. Юнус Амар-ай-Шрус. Погоди, не злись, давай объясню, никому я ничего не рассказывал. Просто в тот момент, когда ты заходил, в моём доме был он и его жена, и больше никого. И никому я, разумеется, об этой твоей просьбе не говорил. И после твоего ухода он сам ушёл, оставив женщину на моё попечение, чему я поначалу даже радовался. Пока не выяснил, что это чуть не стоило жизни Лель.
— И что его жена? Чем она больна? И как ты их к себе заманил? Про то, зачем, не спрашиваю, и так понятно, — неодобрительно поморщился я. Терпеть не могу, когда непрофессионалы лезут в расследование. Тахир, конечно, гораздо умнее большинства обывателей, и откровенных глупостей совершать не будет, но всё равно раздражает.
— А это как раз интересный вопрос, — кивнул он. — Он давно просил меня посмотреть его жену; вроде как у неё затяжная депрессия на почве хронического безделья. Точнее, про почву это я сам предполагал, и потому отказывался под благовидными предлогами, ссылаясь на нехватку времени. А тут решил воспользоваться случаем, и сообщил ему, что время освободилось, и я вот прямо сейчас готов их принять.
— И он так легко согласился?
— Думаю, он был уверен, что я не буду докапываться до сути, а просто разберусь с симптомами. Так часто делают с богатыми домохозяйками, не отличающимися большим умом и разнообразием интересов: так проще. К тому же, на первый, и даже на второй взгляд всё сходится. Но ты же меня знаешь, я не люблю оставлять нерешённые вопросы. В общем, пока не знаю, что именно, но повод для депрессии у неё более чем серьёзный. Там даже не депрессивное расстройство, а нервный срыв уже, причём на фоне кратковременных провалов в памяти и общего крайне подавленного эмоционального состояния. А ещё я провёл полный осмотр, и могу поклясться чем угодно: не раз и не два эта женщина побывала в руках у Целителя, восстанавливавшего повреждённые ткани. Следы едва уловимые, и если не искать специально, их сложно заметить. Причём по характеру повреждений, думаю, имело место неоднократное и очень изощрённое грубое насилие, после чего её исцеляли, и подчищали память, сильные Иллюзионисты такое могут. А Амар-ай-Шрус очень сильный Иллюзионист.
— А что ты думаешь о нём самом? — кивнув в подтверждение слов Целителя, продолжил я расспросы.
— Он чувствует себя действительно тем, кем выглядит. То есть, он не прикрывается маской, он действительно не считает всё то, что творит, преступлениями. Он ощущает себя непогрешимым и благородным, и, если бы не твой амулет ясного разума, мне бы не помогло оспорить это даже знание истории, произошедшей с Лель. Проще говоря, редкостная, просто сказочная тварь. Я очень надеюсь, что он умрёт в муках, даже согласен ради такого тряхнуть стариной и устранить его самостоятельно.
— Погоди, — поморщился я. — Ты его устранишь, и у меня последние ниточки оборвутся.
— Кстати, про ниточки. Личность Целителя установили?
— Да, конечно. Ты его, наверное, не знаешь; Рияз Зар-ай-Зимар, у него была частная практика.
— Действительно, имя знакомое, но ничего примечательного про него вспомнить не могу, — кивнул Тахир. Как мне показалось, с облегчением. И его можно понять; неприятно было бы обнаружить такую сволочь среди тех, кого считал достойными если не доверия, то хотя бы уважения.
— Только с него всё равно толку никакого, он клятву дал о неразглашении. Не по контракту, а персонально, человеку. Так что…
— Кстати, не скажи! — вдруг оживился Тар. — Ты же, наверное, не в курсе, что это за клятва, и почему такая сложная процедура её снятия? Сейчас расскажу. По большому секрету, как Владыка Владыке, — он насмешливо подмигнул. — Короче, если бы её было так просто заключить, облезлый киначий хвост вам был бы, а не ловля преступников. Для подтверждения такой клятвы должно выполниться несколько условий. Во-первых, давать её может только маг. Просто потому, что она завязана на даре, представляет собой магическое действие, и убивать человека в случае нарушения будет его собственный дар. А, во-вторых, и это ещё интереснее; знаешь, почему клятвы вот так по официальному договору заключаются, а не берутся всеми желающими на каждом углу? Для того, чтобы вступила в силу такая клятва, нужны совместные усилия минимум двух Владык, и то они будут потом сутки лежать пластом. Обычно заключение такого контракта распространяется на всех Владык домов, они жертвуют небольшой процент своей силы, и все счастливы.
— То есть, если заключить одновременно множество контрактов, можно будет лишить силы всех Владык скопом? — я иронично вскинул бровь.
— Думаешь, один ты такой умный, что ли? — усмехнулся Целитель в ответ. — Нет, Владыка должен подтвердить, согласен ли он договор заключить, или нет. Когда один-два заключаются в день — согласие обычно дают не глядя. А если вдруг начнётся то, о чём ты говоришь, на третьем-четвёртом контракте все задумаются.
— Всё равно я не очень понимаю, как это происходит.
— Да ничего сложного. Адресное возмущение магического поля. Ты просто чувствуешь, что тебя зовут, причём с определённой целью. Причём большинство даже во сне на такое реагирует не просыпаясь.
— То есть, скорее всего этот контракт заключён им с кем-то официально? — оживился я.
— Верно мыслишь, — довольно улыбнулся Тахир. — То есть, вполне можно скопом отменить все его клятвы.
— И твои согласятся?
— Обижаешь, — фыркнул Тар. — Куда они денутся. Тут экстренный случай, это не Дом Иллюзий. Иди щупай за мягкое Амар-ай-Шруса, а я пойду своих Владык собирать. К вечеру запоёт как миленький. Хм… Стало быть, Лель я сегодня не увижу, — резко переключился он. — Может, ты мне хоть вкратце объяснишь, что с ней случилось?
— Да ничего конкретного. Я вышел из душа, вдруг слышу — жуткий крик. Решил, что-то случилось, вломился; а она сидит бледная на кровати, говорит — сон приснился. О чём — я так и не допытался. Мне кажется, она в тот момент не проснулась толком. Смотрела на меня большими испуганными глазами, чуть не плача. Хотя эмоции у неё в этот момент были далёкие от страха; скорее похоже на горе и растерянность. Я поэтому и решил к тебе обратиться.
— Ну, эмоции её я тебе растолкую, если ответишь на один вопрос, — поджав губы и нахмурившись, Тар уставился на меня. — Ты к ней в каком виде вломился?
— Тьфу, — я недовольно скривился. — Тахир, кто про что… В штанах я был.
— И всё? Ну, вот тебе и ответ. Ты на себя в зеркало давно смотрел? — грустно вздохнул Целитель.
— А, ты про шрамы? — сообразил я. — Думаешь, её это напугало? Мне кажется, после Безумной Пляски…
— Вот ты вроде бы умный, но такой дурак, — снова вздохнул Тар, укоризненно качая головой. — Кто тебе про страх говорил? Ты же сам утверждаешь, страха в ней не чувствовалось. Жалко ей тебя стало. Она добрая девочка с хорошей фантазией; думаю, она просто пыталась понять, как ты вообще выжил. Если угодно, ей было больно за тебя, так будет точнее. А я тебе, между прочим, предлагал с ними разобраться!
— Они мне жить не мешают, — я пожал плечами. — То, что мешает, ты сам сказал, лечению не поддаётся: горло и нога. А полгода валяться в госпитале ради каких-то пятен на коже глупо.
— Ладно, это всё равно вам решать.
— Кому — нам? — устало вздохнул я, поднимаясь с кресла. Разговор ни о чём в тот момент, когда есть огромное количество важных дел, невероятно раздражал.
— Тебе и твоей будущей жене, — глумливо захихикал Тахир. Комментировать подобные заявления я не стал; есть у него настроение помолоть языком, вот пусть и развлекается. Без меня.
— Ты лучше о своих Владыках думай, — отмахнулся я и, попрощавшись, вышел.
На следующий пункт программы надо было настроиться. Ничего конкретного для предъявления Владыке Иллюзий у меня не было, но прощупать почву стоило. Даже благовидный предлог имелся; он ведь тоже наставник госпожи магистра. При ближайшем рассмотрении оказавшийся редкой мразью, но в своей выдержке я не сомневался: к нему я не испытывал ровным счётом никаких эмоций, ни раздражения, ни отвращения, ни презрения.
Находился этот человек не дома, а в Доме Иллюзий, в который меня, разумеется, не пустили. Но к этому я был готов, и совершенно не удивился — правила в Домах приближены к казарменным, и постороннего человека с улицы к Владыке не допустят. Если бы у меня был приказ или подписанное разрешение на обыск, разговор был бы другой. Но сейчас было не в моих интересах портить отношения с Юнусом Амар-ай-Шрусом.
Поэтому, когда меня проводили в небольшую уютную гостиную для ожидания приглашённого Владыки, спокойно присел в кресло, озираясь.
Что ни говори, а вкус у Иллюзионистов был. И средства. Потому что комната была обставлена явно дорого, но при этом неброско. Я не то чтобы разбирался в архитектуре и интерьерах, но отец занимался резьбой по дереву, и я примерно представлял, сколько мог стоить низкий журнальный столик из ценного белого дерева, растущего далеко на юге, в предгорьях.
Владыка Иллюзий проявил вежливость, не заставив меня долго ждать. Хотя мог бы сослаться на очень важные дела и студентов.
— Добрый день, господин Зирц-ай-Реттер, — входя в помещение, мужчина приветственно склонил голову. Я, поднявшись, ответил тем же.
— Господин Амар-ай-Шрус? Рад, что вы выкроили для меня время.
— Ну, что вы, как можно заставлять занятого человека ждать, — тонко улыбнулся он.
Это действительно был довольно обаятельный, открытый и дружелюбный человек. Смотрел проницательно, но не зло. В свои семьдесят восемь он выглядел едва ли на сорок; эдакий благопристойный интеллигентный господин средних лет, с первой благородной сединой на висках. Эмоционально на первый взгляд полностью соответствовал облику: любопытство, лёгкое нетерпение оторванного от дел человека, дружелюбие.
Не люблю Иллюзионистов.
— Вы догадываетесь, что могло меня к вам привести? — осторожно начал я.
— Помилуйте, понятия не имею! Вариантов масса. Может быть, вы вообще хотите меня нанять, — он обаятельно улыбнулся, но несколько скис, не получив привычной реакции в виде ответного расположения. Похоже, он если и общался прежде с Разрушителями, то крайне мало.
— Меня интересует одна из ваших учениц. Точнее — ваше мнение о ней как наставника, занимавшегося долгое время её воспитанием. Лейла Шаль-ай-Грас.
— А что с ней? — очень натуралистично удивился он. Я бы даже поверил.
— Вы не читаете газет?
— Не имею такой привычки, — пожал плечами мужчина. — В них пишут мало интересного и много неприятного. Предпочитаю «Магического вестника», там попадаются интересные статьи по специальности. Ну, и головоломки на последней странице отменные, — он улыбнулся и махнул рукой. — Но я увлёкся. Так что случилось с малышкой Лейлой, и почему она могла попасть в газеты? — посерьёзнел он.
— Она замешана в убийстве Дайрона Тай-ай-Арселя, дора Керца.
— Пресветлая Инина! — ахнул он, всплеснув руками. — Как такое могло случиться?
— Это долгая история, и я бы не хотел отвлекать вас. Я просто хотел поинтересоваться вашим мнением о ней. Как о маге и о человеке.
— Я думаю, Пир… То есть, Пирлан Мерт-ай-Таллер мог бы ответить на ваши вопросы подробнее, он всё-таки её кровник, — нахмурился Юнус.
— Я уже спрашивал его, и остальных кровников госпожи магистра. Но их отношение может быть предвзятым.
— Да-да, я вас понимаю, сложно говорить плохое про друзей, — закивал он, потирая подбородок в задумчивости.
— А вы можете рассказать про неё что-то плохое? — я вопросительно вскинул брови. — До сих пор слышал только хорошее, удивите меня.
— Понимаете, у каждого человека есть психологическая грань, которую он не может переступить. Иллюзионисты, при всех наших талантах, не исключение. Эта грань называется «моральные принципы». Так вот, у Лейлы эта грань… довольно размыта.
— Она беспринципная? — прищурился я.
— Не стал бы это так называть, — поморщился Владыка Иллюзий. — Просто есть обстоятельства, в которых она способна совершить что угодно.
— Я всегда полагал, что такая фраза применима ко всем разумным существам.
— В той или иной мере. Например, возьмём убийство. Кто-то способен на него только в состоянии аффекта, или самозащиты, кто-то вообще не способен ни при каких обстоятельствах, а кто-то, наоборот, невысоко ценит чужую жизнь. Лейла не то чтобы относится к последней категории; скорее, она сможет пойти на убийство во имя каких-то весомых причин. Ради чего-то, что важно лично для неё. До определённой поры это не столь уж плохое качество; взять, например, солдата, выполняющего свой долг. Он убивает не всегда в порядке самозащиты, но во имя цели — за свою страну, за свой долг, или вовсе за деньги. Но в мирной жизни это порой приводит к печальным последствиям. Возвращаясь собственно к Лейле, она очень талантливая девочка, я бы даже сказал, исключительно талантливая. Но своевольная и упрямая — она ведь отказалась вступить в Дом Иллюзий. Не признаёт над собой никакой власти и авторитетов, хотя к чужому аргументированному мнению прислушаться может. Приютские дети почти всегда довольно проблемные, и их тоже можно понять; Шаль-ай-Грас не исключение. В большинстве случаев она очень милая и добрая девушка, но бывают порой случаи, когда проскальзывает что-то… эдакое. Например, показателен случай, когда в неё был влюблён некий юноша из очень приличной семьи. Дело уверенно шло к свадьбе, когда вдруг выяснилось, что основная причина её интереса — деньги. С вашего позволения, я не буду называть имён, потому что дело конфиденциальное, а мне пришлось буквально вытаскивать своего ученика из петли.
— Вот как? — хмуро уточнил я. — Об этом мне никто не говорил.
— Ну, могли не знать всех подробностей, внешне они разошлись довольно спокойно. К тому же, Лейла потом утверждала, что он её бросил, и многие ей поверили.
— Это многое объясняет, — задумчиво кивнул я. Не конкретизируя, впрочем, что именно.
— Рад помочь. Но я всё-таки не думаю, что Лейла действительно убийца; теоретическая способность ещё ничего не значит.
— Да-да, конечно, — кивнул я. — Не буду вас больше задерживать. Всего доброго.
— Всего доброго, господин Разрушитель.
Из Дома Иллюзий я выходил в задумчивости, анализируя произошедший разговор. Он действительно предоставил мне много пищи для размышлений, но, преимущественно, о самом Юнусе Амар-ай-Шрусе. Моя неприязнь к Иллюзионистам внезапно персонифицировалась в удивительно чистую, концентрированную и оттого довольно неожиданную в моём случае ненависть к одному конкретному Владыке Иллюзий.
Пожалуй, знай я о госпоже магистре меньше, чем знаю сейчас, я мог бы поверить в эту характеристику. Она была подобрана удивительно точно и тонко, полностью соответствуя общественным представлениям о лживости и двуличности Иллюзионистов. И сам Амар-ай-Шрус полным подонком не выглядел бы; он ведь не ругал её однозначно. Но общее впечатление о госпоже Шаль-ай-Грас по этому рассказу складывалось довольно неприятное; двуличная, доведшая до самоубийства мальчика из хорошей семьи… Есть повод заподозрить в недостойном.
Но это раньше. Теперь, зная всё, что я знал об этом Владыке и этой насмерть перепуганной загнанной в угол одинокой девочке, я смотрел на сказанное по-другому. И вспоминал, что такое ненависть. Странно, но чувство оказалось очень приятным. Точнее, мысль, что Владыка Иллюзий Юнус Амар-ай-Шрус — без пяти минут покойник, чем бы ни кончилось это дело.
По возвращении же в Управление меня ждала масса новостей.
Во-первых, дом магистра Шаль-ай-Грас перевернули вверх дном, а потом пытались сжечь. Благо, соседи проявили бдительность, да ещё на внезапную перегрузку компенсатора оперативно отреагировали Материалисты, занимавшиеся обслуживанием оборудования в доме, так что потерь было немного, и обожаемые книги госпожи магистра не пострадали.
Во-вторых, эксперты-криминалисты наконец-то разобрались с теми «шифровками», которые представляли собой изъятые у магистра же Шаль-ай-Грас записи. Разумеется, изъятые без её ведома; кто знает, как бы на такое известие отреагировала её клятва. Результат был один, но зато какой! Дор Керц в качестве персонажа Безумной Пляски был запланирован изначально. И умирал он, по словам специалистов, почти так, как умер живой прототип. За тем только исключением, что рёбра иллюзорный двойник себе отламывал, а настоящий убийца выкусывал клещами. То ли сил не хватало, то ли руки не хотелось пачкать, то ли боялся осколками повредить собственные пальцы. В любом случае, его убивали, наблюдая за иллюзией, или очень точно зная, что и в какой последовательности будет происходить. Впрочем, учитывая дурацкую привычку госпожи магистра не закрывать входную дверь, за ней прекрасно могли наблюдать всё время разработки иллюзии, и вряд ли она бы это заметила.
К сожалению, определить, где именно был убит дор Керц, так пока и не удалось, хотя дворец обследовали сверху донизу, как и прилегающий парк и некоторые ближайшие дома. Пока ясно было одно: в зал его принесли сразу после смерти, хотя убили (или начали убивать, что вероятнее) всё-таки в другом месте. Возможность Закатного дворца по воле полновластного хозяина перемещать людей и не очень крупные предметы в своих пределах была мне известна, и вывод из всего этого следовал странный. Что дор Керц сам заказал свою смерть, сам себя убил, и сам же себя переместил. Непонятно, как он после такого планировал воскреснуть и занять престол? Я был готов поверить даже в это, но только при наличии доказательств. А их, увы, не было. Пришлось потребовать повторного вскрытия для уточнения личности покойника; на меня посмотрели, как на врага народа, но проверку начали заново.
В-третьих, была готова подробная хронология событий вечера. В частности, уточнены, насколько это было возможно, перемещения хозяина дома, госпожи магистра и некоторых других интересных личностей. Больше всего проблем было с Лейлой; она порой как будто выпадала из восприятия окружающих людей, и её никто не видел. Но те же специалисты меня «успокоили», сообщив, что при работе со сложными иллюзиями такое порой случается. Так что, по сути, хронология ничего не давала, но отрицательный результат — тоже результат.
В-четвёртых, меня ждало сообщение от Пирлана с перечнем Владык Иллюзий, их краткими характеристиками и отношением к клятве. Оказалось, против отмены были все маги, кроме одного, Аббаса Зунул-ай-Мица. Пир утверждал, что этот старейший (ему было глубоко за сотню) Иллюзионист последние несколько десятков лет пребывал не то в маразме, не то в собственных иллюзиях, и всерьёз его никто не принимал. Хотя из Совета не выгоняли; не хотели связываться, потому что он был не только старейшим, но и сильнейшим. И с этим магом мне очень захотелось познакомиться поближе: я сомневался, что старый маразматик может оставаться сильным магом. Так что адрес записал. Жил Зунул-ай-Миц, к слову, на противоположном от Дома Иллюзий конце города, и в Доме появлялся крайне редко, что лишь подогрело мой интерес.
В-пятых, выяснилось, что защищённый и упрочнённый чарами витраж был разбит также при помощи магии, но следов и отпечатков аур на крыше не сохранилось. Вообще, было совершенно непонятно, зачем разбивать витраж. Для реалистичности? Чтобы дополнительно подтвердить, что Лейла могла что-то материализовать?
В возможности материализации иллюзий я разбирался долго и упорно, и в итоге всё-таки более-менее разобрался. Если материальный объект и его иллюзия являются совершенно различными по свойствам сущностями, то начальный каркас заклинаний был очень похож, как близки были все основные принципы построения чар. Разница сводилась к тому, какую именно силу вкладывали в чары. В детстве маленькие маги порой путают источники сил; они способны зачерпнуть из разных потоков, и результат получается в итоге очень разный. Чаще всего путаются именно Иллюзии с Материей, потому что грань между этими двумя направлениями очень тонка. В дальнейшем маги учатся управляться только с одной силой, к ней привыкают, и обратиться к другой становятся совершенно не способны.
Был ряд спорных моментов, но основная теория сводилась к следующему.
Энергетическая структура любого человека имеет определённый предел развития. Можно развивать его во всех направлениях сразу, но такой маг, хоть и будет универсалом, и даже довольно стабильным психологически, будет очень слаб в каждой из областей. Например, даже из меня при всей моей силе мог получится универсал уровня самого слабого из выпускников любого Дома. Развитие не всех, а нескольких направлений в этом смысле было более предпочтительным, но тогда начинали проявляться психические проблемы разных типов, при наложении вызывавшие очень серьёзные расстройства. В итоге сформировалась текущая модель разделения магии: каждому по одному направлению. Но Иллюзии и Материя всё равно стояли очень близко, и иногда случались определённые казусы.
Важным отличием этих двух областей было одно основополагающее свойство. Материализованный объект не мог нести в себе магии и не имел магической ауры, а иллюзия могла изображать любой по сложности объект, включая человека-мага, но была недолговечна. Кроме того, материализованный объект полностью копировал все физические свойства исходного объекта, а иллюзия — только те, что перечислил маг.
В общем, пока я бегал по теоретикам и исследователям, оказалось, что наступил вечер, и что Дом Исцеления благополучно снял сразу все клятвы со своего нерадивого служителя. Штатный палач уже потирал руки в ожидании, и после пары проверок, когда оказалось, что клятвы действительно больше нет, подследственный запел как чивирь. Создавалось впечатление, что ему самому не терпится поделиться собственными «достижениями». Причём это было не пресловутое желание «облегчить душу», а повод… похвастаться, что ли.
Я даже устал записывать. Там всплыло столько, что целый отдел за месяц не разгребёт. «Целитель» этот был явно болен на всю голову: он оказался форменным садистом, и любил убивать. То ли это была изначальная склонность, то ли просто «втянулся» по мере выполнения заказов.
Он для кого-то делал всю грязную работу. Для убийств его нанимали редко, пять раз за десять лет сотрудничества, о чём он искренне жалел. В основном, ему либо приносили тела, которые надо было аккуратно и надёжно уничтожить, чтобы никто никогда не нашёл, либо приносили близких к тому свету людей, которых надо было вылечить. Чаще всего это бывали женщины. В одной из них он опознал по магографии жену Юнуса Амар-ай-Шруса.
На кого он работал, Зар-ай-Зимар толком не знал. Заказчик приходил всегда под иллюзией, всегда под очень качественной, и каждый раз — под новой. Платил золотом, очень щедро. Обычно для маскировки выдавался простенький одноразовый амулет личины, но в этот раз заказчик пришёл не один, а с каким-то ещё молчаливым типом под иллюзией, который и накладывал маскировку.
— Столько лет работаю, никогда такого не видел, — вздохнул Дед Хасан, — бессменный штатный палач ЦСА уже лет пятьдесят, — когда выжатого подследственного унесли в камеру, а я подбивал листы протокола и выписывал на отдельный листок выясненные имена покойников и запомненные особые приметы остальных жертв, чтобы занять завтра этим Халима. Пусть проверяет и вычисляет. — Это ж какой мрази ты хвост прищемить пытаешься, Разрушитель?
— Хотел бы я знать, — в задумчивости пожал плечами я. — Ладно, Хасан, распишись вот здесь на каждом листе, да иди, времени уже много. Я закрою.
Фамилии палача уже никто толком не помнил, все так и звали — Дед Хасан, или просто Хасан.
— Железный ты мужик, Дагор. Отдохнул бы хоть, нельзя так, — проворчал он, ставя в указанных местах свои закорючки.
— Некогда отдыхать, тем более сейчас, сам понимаешь, — отмахнулся я.
— Оно и понятно, да. Полезут ведь сейчас, как жареным запахнет, только успевай ловить. Тогда хотя бы себя побереги, прикончат неровен час!
— Обязательно, — не стал спорить со стариком я.
В общем, из подвала я выбрался глубоко за полночь с тяжёлой от мрачных мыслей головой. По самым скромным прикидкам, через руки этого психа прошли полсотни человек. А один ли он такой был у того, кто давал ему заказы, большой вопрос.
В последний раз заказчик привёл с собой другого человека; надо думать, того самого Иллюзиониста, который и ему делал личины. И это понятно, иллюзию такого уровня, который нужен был для обмана моей защиты, могут сделать единицы, и тут надо работать с конкретными пропорциями объекта наложения иллюзий, амулету такое не доверишь. То есть, скорее всего, заказчик, если он и маг, то вряд ли из сильных Иллюзионистов.
Был ли этим вторым Амар-ай-Шрус? Или есть кто-то ещё? Аккуратные сволочи, нигде никаких следов силы или ауры. Впрочем, оно и понятно; если за столько лет их грязные дела ни разу не всплыли, с маскировкой всё должно быть на уровне. Непонятно, почему сейчас они начали играть почти в открытую, так откровенно и грубо. Слишком близка конечная цель? Ради пустяка так рисковать эти люди не стали бы, значит, действительно вот-вот случится самое важное. Нет, я уже почти уверен, что это — заговор. Искать, кому такое выгодно, можно до бесконечности: слишком многим Бирг Четвёртый мешает, слишком многим хочется свалить Флоремтер с занимаемой позиции, особенно после войны.
За этими мыслями я незаметно добрался до кабинета. Временная обитательница его крепко спала, поэтому я, активировав свет-камень в самом слабом режиме, добрался до стола и перешёл на местное освещение. И закопался в бумаги.
Было ощущение, что ответ где-то совсем рядом, на поверхности, а я смотрю в упор и не вижу. Наверное, и правда стоило отдохнуть, но я не мог заставить себя потратить столь ценное время на такие мелочи. Поэтому, обложившись документами, погрузился в задумчивость.
Было похоже, что смерть Тай-ай-Арселя то ли послужила сигналом, то ли оказалась первым пунктом в плане этого заговора. И было очень похоже, что запланировал её сам дор Керц. Или кто-то, очень качественно под него замаскированный. Хотя…
Я извлёк из одной папки протокол допроса госпожи магистра. Клятва клятвой, но на некоторые важные вопросы она всё-таки ответила.
Например, тот факт, что дор Керц сам перенёс её к себе в рабочий кабинет и разговаривал с ней, делал практически несостоятельной версию с маскировкой. Поскольку мысль о том, что Тай-ай-Арсель подготовил для себя очень запоминающееся самоубийство, можно было считать полным бредом, я видел единственный вариант: инсценировка. Качественная, сложная, запутанная, громкая. Дора Керца увлекла за собой Безумная Пляска; этот заголовок прочно врезался в умы обывателей, и объяснить им, что ничего такого не было, что это было просто убийство, уже не представлялось возможным. То есть, люди поймут, но запомнится всё равно Пляска и вмешательство богов. Уж не на это ли был расчёт? И не собирается ли он воспользоваться этим для воскрешения?
Так, отставить демагогию. Всё это интересно, но доказательств инсценировки у меня всё-таки нет.
И я в очередной раз уткнулся взглядом в подробное заключение о вскрытии, внимательно вчитываясь в слова и сухие цифры результатов анализов. Кровь, аура, состояние внутренних органов, содержимое желудка…
На этом месте меня прервал какой-то невнятный шелест. Бросив взгляд в сторону источника звука, я обнаружил, что гостья моя сидит на диване и сонно трёт глаза.
— Я вас разбудил? — предположил я с некоторой неуверенностью; вроде бы, сейчас я вообще сидел неподвижно и даже бумагами почти не шуршал. — Простите. Отдыхайте, я постараюсь потише.
— Это не вы, я сама проснулась. А вы что, совсем спать не планируете? — уточнила женщина, направляясь в сторону уборной.
— Работы много, — отмахнулся я, и вновь сосредоточился на результатах вскрытия. Казалось, что и здесь я что-то упускаю, какую-то несущественную мелочь, полную ерунду, которая, однако, может всё изменить.
— Вот что, — вдруг вновь отвлёк меня строгий голос Иллюзионистки, сбивая с мысли. — Давайте мы с вами поменяемся до утра. Вы немного поспите, а я почитаю посижу, всё равно мне больше заниматься днём нечем, вот и отосплюсь.
— Госпожа магистр, у меня правда много работы, — раздражённо проворчал я, отвлекаясь от документов. Что за дурацкая привычка, стоять над душой и лезть под руку?
— Я понимаю. Но если вы завтра свалитесь с истощением, вы совсем ничего не ускорите, — решительно проговорила она, жестикулируя какой-то книжкой. Выглядела при этом почти грозно, но всё портила заспанная помятая мордашка и… моя рубашка, которую эта строгая женщина почему-то решила использовать в качестве одежды для сна. Вот такая Лейла, — взъерошенная, босая, сверкающая из-под рубашки голыми коленками, — вызывала множество тёплых эмоций, не все из которых я мог распознать.
Но в данный момент мне, честно говоря, было совсем не до неё и не до эмоций.
— Госпожа магистр, при всём моём уважении… — раздражённо начал я, отмахиваясь от здорово мешающих сейчас работе чувств. Однако отмахнуться от Лейлы Шаль-ай-Грас оказалось не так-то просто.
— При всём моём уважении, я не могу позволить вам так над собой издеваться, — перебила она. — Ну, в самом деле, вы взрослый серьёзный человек; так почему, когда речь заходит о вашем здоровье и самочувствии, ваша хвалёная рассудительность позорно поджимает хвост и спасается бегством? Вы же не железный, у вас же на лбу написано, что вы устали. И я не говорю о том, что ели последний раз, должно быть, утром, когда мы с Халимом вас чуть не силком заставили. Хватит упрямиться, вы ведёте себя как ребёнок.
— А вы — как сварливая жена, — наконец, сформулировав, что мне напоминает подобное её поведение, насмешливо высказался я. Это, правда, было довольно грубо, но мне сейчас меньше всего хотелось выслушивать, что же я, по версии этой девочки, делаю неправильно. Пусть лучше обидится и спокойно ляжет спать, а не сбивает меня с мыслей своим брюзжанием и, что уж там, внешним видом.
— Ну, знаете ли!
К моему удивлению, она не обиделась, а рассердилась. Горячо жестикулируя и размахивая всё той же книжкой, она на меня почти кричала. И это было странно; я уже и не помнил, когда меня последний раз кто-то столь горячо отчитывал. И против ожиданий это вызывало не раздражение, а непонятное умиление, и даже удовольствие.
Я поймал себя на том, что почти не слушаю слов женщины, а в полном смысле любуюсь ей. А потом понял, что лекция мне надоела; точнее, не лекция, а вот это раздражение, которое кипело в госпоже магистре. Решение нашлось неожиданно, где-то между смутными воспоминаниями и сиюминутными желаниями. А претворить его в жизнь было очень просто.
Я рывком встал, не опираясь на больную ногу, перехватил отшатнувшуюся скандалистку поперёк туловища, аккуратно зафиксировал и, игнорируя неуверенное вялое сопротивление, поцеловал.
Тот подвал, забравший у меня добрую треть жизни, очень резко и категорично разделил её остатки на «до» и «после». До сих пор я понимал это только разумом; воспоминания о прошлом были, но блеклые и потрёпанные, как старая магография. А сейчас, прижимая к себе податливое тело женщины, очень горячо и искренне ответившей на мой странный порыв, я чувствовал, будто очнулся только теперь. Многочисленные удивительно яркие и живые эмоции, как и предсказывал мудрый Тахир, затопили совершенно шокированный и деморализованный, отвыкший от подобного разум. Рассудок будто оцепенел, или даже куда-то сбежал, отказываясь участвовать во всём происходящем, оставляя меня во власти чувств.
И самым основным из них было удовольствие, близко граничащее с настоящей эйфорией, похожее на ту степень алкогольного опьянения, когда всё легко и радостно, и в мире не существует никаких проблем и трудностей.
Да их сейчас действительно не существовало. Было доверчиво льнущее и будто окутывающее со всех сторон тепло чужого тела и чужих чувств, так удивительно похожих на мои собственные. Были тесные и очень искренние объятья. Было желание; удивительное, странное желание жить, чувствовать всё это вечно, желание пить вкус нежных губ и, наконец, желание раствориться в этих ощущениях полностью, без остатка, смывая ими всю грязь и все разочарования человеческого бытия.
Только боги знают, чем бы это всё закончилось, если бы не звонкий уверенный бой часов, разбудивший, кажется, нас обоих. Навалилось ощущение непонятной обречённой опустошённости, мерзкой вязкой слабости и безразличия. Своего рода похмелье.
Впрочем, надолго эти ощущения не задержались. Стоило Лейле прильнуть ко мне снова, обнять и почти испуганно прижаться, опять будто пытаясь спрятаться так от всего мира, и обречённость сменилась нежностью и непонятным теплом в груди. Кажется, первый прилив эмоций схлынул, как вода сквозь сломанную плотину, а сейчас просто разум и чувства пытались найти какое-то стабильное равновесие, точку покоя.
Самое странное, я обнаружил, что совершенно не могу, да и не хочу сейчас сопротивляться. Ни попыткам Лейлы вывести меня на откровенный разговор, ни собственному желанию не отпускать её от себя, ни упорному её желанию уложить меня спать. В итоге пришлось сделать вывод, что девочка права, и мне действительно стоит хоть немного отдохнуть.
Несмотря на последние приятные впечатления и ощущения, снилась мне не Лейла. Всю ночь я под крайне навязчивым руководством Деда Хасана, ругающего меня за непрофессионализм, препарировал тело Дайрона Тай-ай-Арселя. Который ещё и глумливо хихикал, наблюдая за моими действиями и порой отпуская едкие бессмысленные комментарии из разряда «ты ещё в мочевой пузырь загляни» и «мозг вы мне уже ампутировали, там ничего нет». Наконец, во всё это безобразие ворвалась госпожа магистр и прогнала меня из морга, строгим голосом вещая «Голодный мужчина думает желудком, а не головой!».
Я даже проснулся от возмущения, и некоторое время задумчиво созерцал потолок, пытаясь понять, с чего вдруг такие яркие сны, да ещё далёкие от кошмаров прошлого, и почему мозг вылил образы вечера в такую фантасмагорию. Но так ничего не придумал и решительно сел на диване.
Часы на стене показывали десять, и я досадливо поморщился. Надо же было столько проспать! С другой стороны, я действительно чувствовал себя значительно лучше, чем вечером, так что, может, всё к лучшему.
Героиня моих снов спала, свернувшись забавным калачиком прямо в кресле, свесив с него руку и вытянув одну ногу через подлокотник. Надо же. Я так и в юности сложиться не мог, не то что спать. Выглядела она при этом совершенно довольной, и будила во мне всё ту же щемящую нежность. И некоторые иные, гораздо более приземлённые чувства, которым особенно способствовало оголившееся точёное плечико и стройная ножка, обнажённая задравшейся рубашкой. Раздражённо отогнав неуместные желания, я от греха подальше первым делом переложил девушку с кресла на диван и укрыл пледом. Она умудрилась даже не проснуться в процессе, только недовольно подёргала босой пяткой и что-то неразборчиво проворчала, кажется, назвав меня «мамой».
После чего я отправился умываться и в мыслях составлять план на день. С некоторым удивлением обнаружив в уборной аккуратно развешенную чужую одежду, сообразил, что она, должно быть, принадлежала Лейле, и именно эта стирка послужила причиной столь странного внешнего вида девушки. Да, об этом я не подумал; надо будет принести её вещи. Да и самому переодеться не мешало бы, а то рубаха и брюки стояли колом там, где запеклась кровь. На чёрном её было почти не видно, но определённые неудобства она доставляла. Но это всё потом, если вдруг окажусь поблизости.
Выйдя из уборной, я подошёл к столу и принялся перебирать бумаги в поисках адреса старого Иллюзиониста. Взгляд сам собой зацепился за протокол вскрытия тела дора Керца, точнее, за пресловутый желудок, на который ругалась во сне госпожа магистр. И до меня вдруг дошло.
Меньше чем за час до смерти покойник очень плотно поел, и в крови его совсем не было алкоголя. А дор Керц за час до своей смерти был хозяином приёма, и ещё не являлся иллюзией. Его помнили очень многие люди, и по их показаниям он пил довольно много вина, которое очень любил, и почти ничего не ел. А ещё в его крови совсем не было кофеина, хотя перед началом бала он точно пил кофе; впрочем, это уже спорный момент, потому что с разговора с ним Лейлы до смерти прошло почти двенадцать часов, всё могло вывестись.
Но это было то самое доказательство, говорившее о подставе. Этот труп не был Тай-ай-Арселем, и я был готов три шкуры содрать с тех, кто его вскрывал, чтобы они всё-таки сумели выяснить, как возможна подобная подмена. С этой мыслью я и покинул собственный кабинет, не став будить его временную обитательницу. Но, бросив на неё взгляд, с иронией подумал о необходимости после морга зайти в столовую, а то как бы опять не прогневать госпожу магистра.
Из морга меня попытались выгнать, но я оказался настойчивей. А когда сумел донести до персонала свою мысль, увидел в глазах всех трёх препараторов охотничий азарт. Хм, похоже, для них теперь это стало делом чести; что ж, моё дело от этого только выиграет.
Из столовой же я прямой наводкой отправился к Аббасу Зунул-ай-Мицу.
Дом старика находился почти на краю Разлома. Этот огромный каньон с местами почти отвесными осыпающимися стенами, проточенный за тысячелетия в мягкой породе великой рекой Амарил, был одной из главных достопримечательностей города. Местами его глубина достигала километра, и это было действительно завораживающее место. Хотя лично мне здесь никогда не нравилось: не люблю высоту. Не то чтобы боюсь, но чувствую себя очень неуверенно.
Магистр Зунул-ай-Миц подобной проблемы явно не имел. От края обрыва его дом отделял десяток метров и плотная стена колючего кустарника, удерживающего своими корнями породу от осыпания.
Дом был большой и очень старый, с запущенным засохшим садом; от когда-то прекрасного островка отдохновения осталось всего несколько кривых больных деревьев, утопающих в колючем кустарнике. А ещё у меня сложилось ощущение, что кустарник этот не просто так здесь вырос. Он навевал странные мысли о недреманной страже, и даже как будто внимательно следил за моими шагами по выложенной крупными тяжёлыми булыжниками дорожке. Учитывая, что паранойей я никогда не страдал, это всё выглядело дополнительным аргументом за крайнюю разумность местного обитателя.
Дверь мне открыла странная сухопарая фигура неопределённого пола, возраста и сущности, с ног до головы закутанная в тёмно-зелёную тяжёлую ткань.
— Следуйте за мной, — прошелестело оно таким же неопределённо-безликим голосом и двинулось в глубь дома. Я послушно проследовал за проводником, пытаясь понять, что же передо мной такое. Увы, это оказалось бесполезно; я так и не сообразил, живое оно вообще, или это какое-то заклинание? На зеркало, совершенно определённо, не походило, а других вариантов я припомнить не мог.
Меня провели по длинному извилистому полутёмному коридору в небольшую гостиную в старинном стиле: низкий кофейный столик, низкие диванчики вокруг, на которых полагалось либо возлежать, либо восседать со скрещенными ногами. Я окинул их задумчивым взглядом и остался стоять, обернувшись к своему проводнику. Стоило вспомнить, в чьём доме я нахожусь, и рассуждения о сущности привратника отпали сами собой.
— Здравствуй, здравствуй, мальчик, — прошамкал откуда-то у меня из-за спины старческий голос.
— Здравствуйте, магистр Зунул-ай-Миц, — спокойно ответил я, продолжая разглядывать дверной проём и стоящий в нём силуэт.
— Ай, всё время забываю, что с вами все предосторожности летят кинаку под хвост, — проворчал Владыка Иллюзий, и явился передо мной… кажется, в настоящем виде. Ну, или, по крайней мере, в человеческом. На вид ему было явно очень много лет, и напоминал старый маг волшебника из сказки. Вот только доброго или злого, было непонятно: сморщенное лицо, блестящий лысый череп и длинная белая борода могли принадлежать как тому, так и другому. — Ты мне смотри, дом не порушь! — добавил он, шаркающей походкой пробираясь к диванчику. Если это была иллюзия, то очень качественная. — Садись, чего встал?
Я не стал спорить, с трудом опустился на край низкого дивана, пристраивая ногу сбоку от столика. Иллюзионист наблюдал за моими действиями из-под нахмуренных бровей, а когда я уселся — неодобрительно поджал губы и покачал головой.
— Ну, что тебе, враг мой в силе, понадобилось от больного старика? — задиристо начал он.
— Для начала просто познакомиться, — я пожал плечами. — А потом можно и коллег ваших обсудить. Поимённо.
— А что, можно и коллег. Вот, помнится, ещё до войны был у нас такой случай…
— Магистр Зунул-ай-Миц, я вам не верю, — настал мой черёд строить неодобрительные гримасы. — Вас взгляд от двери и появление выдали с головой, — пояснил я. Потому что сейчас на меня смотрел мутными выгоревшими глазами немощный старик. А в первый момент цепкий взгляд умных тёмных глаз просверлил буквально насквозь.
— Тяжело с вами, — вздохнул маг и вновь переменился. Вроде бы ничего не изменилось, но за одно мгновение он скинул лет сорок. Морщины, борода, всё осталось, но прямая осанка и всё тот же взгляд здорово омолодили Владыку Иллюзий. Теперь я бы скорее поверил, что он — единственный из всех Владык действительно в своём уме.
— А что, остальные верят? Даже коллеги? — поинтересовался я.
— Люди видят то, что хотят видеть, — махнул рукой маг. — Что тебе от меня надо, Разрушитель?
— Ровно то, что я сказал. Ваше мнение о ваших коллегах.
— Молод ты ещё такие слова слушать, — желчно усмехнулся старик. — Ну да ладно, работа такая, всё понимаю. Сыск, Охранка, или какая ещё новая организация?
— Следователь ЦСА Дагор Зирц-ай-Реттер, с вашего позволения, — невозмутимо представился я.
— Ага. А звание умолчал, вояка, — хитро сощурившись, кивнул он. Похоже, после разоблачения ему не терпелось взять реванш хотя бы в мелочах. Не желая спорить по пустякам, я лишь пожал плечами. — Кто тебе из этого паноптикума нужен? И с какой целью?
— Юнус Амар-ай-Шрус в первую очередь. С целью узнать о нём что-то новое, чего я не знаю. Ну, и об остальных. Если есть что.
— Да ты конкретней спрашивай, если всё рассказывать, мы тут до утра просидим. Причём даже не завтрашнего, — махнул рукой Иллюзионист.
— Главным образом меня интересует, кто из них может быть активно замешан в заговоре против Венца.
— Любой. В кого ни ткни, угадаешь, — хмыкнул старый маг. — Что касается Юнуса… Редкая, редкая дрянь. Хитрый, умный, осторожный. Но очень боится, что его маленькие тайны станут достоянием общественности.
— Какие именно тайны? — уточнил я.
— Да всё больше мелкие и грязные. Но много. На голову и другие места он больной. Девчонок насильничает, кто посимпатичней да побезответней. С женой своей что-то очень нехорошее делает; была девка огонь, смешная такая, палец в рот не клади, а теперь тенью ходит. Дочка его, кажется, до полусмерти боится.
— И почему вы об этом не заявили? — вопросительно вскинул брови я.
— А ты меня глазами не сверли. Кто бы мне поверил? Доказательств нет, осторожный он, сволочь. А слово… старый маразматик на благородного учителя наговаривает. Да и не прожил бы я долго после такого заявления; там те ещё змеи.
— Как же вы до старого маразматика докатились? — позволил я себе скупую усмешку.
— Жить уж очень хотелось. А тут варианта было два: или сделать так, чтобы не принимали всерьёз, или совсем уйти. Первое безопаснее. Они все на виду, меня не стесняются. Морды свои подлинные порой показывают. А я зато кое-где могу хорошим людям помочь. Чуть-чуть, но и это лучше, чем ничего.
— А Базиле Тамир-ай-Ашес почему не помогли? — в лоб спросил я.
Нельзя сказать, что старик с его поисками оправданий своим поступкам был мне так уж противен. Таких людей слишком много, чтобы всерьёз на них реагировать. Да и не так уж он был плох; просто слаб, трусоват, может, ленив. Но у него был один беспроигрышный вариант: пойти к Его Величеству. Для Владыки Иллюзий это не составляет труда. Но он знал, что это будет неприятно, и царь в таком случае узнает и его собственные маленькие тайны. Вряд ли эти тайны настолько ужасны, но никто из смертных не идеален. Особенно если этот смертный — Владыка Дома, проживший очень долгую жизнь. И он не стал переступать через себя.
При моих словах лицо Иллюзиониста закаменело, а взгляд вперился в столешницу.
— Базила. Да, — по-старчески скрипуче вздохнул он через несколько секунд. — Бедная девочка. Недоглядел. Видят боги, недоглядел. Не знал я, что так его задело.
— Кого — его? Юнуса?
— Нет, он тогда уже женат был. Маариф. Маариф Идар-ай-Аль. Если ты ищешь заговорщиков, мальчик, то с него надо начинать. Пожалуй, из всех — он самый амбициозный. И страха не ведает. Да. Остальные — кто потрусливей, кто поглупей. А он умный, держится обычно в стороне, и смотрит так… Будто все марионетки, и нитки к его пальцам бегут. С него начинать надо, определённо. Базила ему отказать посмела. Не думала, что он настолько мстителен. И я не думал. Только он не прощает ничего, и вишь как… если бы в Сион не уехал, сразу бы разобрался. А тут несколько лет за границей провёл, а как вернулся — так занялся.
— А чем ему мог царь не угодить?
— Да хоть той самой поездкой, например; его же туда сослали за несдержанность. Да много чем. Не терпит он отказа или чужой воли. Зверем делается.
В итоге с Аббасом я проговорил очень долго. Старик оказался кладезем информации, он знал чрезвычайно много обо всех Владыках Иллюзий и подковёрных тайнах Дома. И по всему выходило, что самый «перспективный» из них всё это время избегал моего внимания.
Маариф Идар-ай-Аль. Потомственный Иллюзионист в девятом поколении. Пятидесяти восьми лет от роду, в молодости был заправским дуэлянтом, потом дуэли запретили, и он перешёл на менее очевидные способы сведения счётов. Ещё одним поленом на погребальный костёр бедной Базилы была дуэль Маарифа с её возлюбленным, тем самым загадочным Рошаном Тай-ай-Ришадом, не побоявшимся вызвать на бой опасного соперника. И по глупости, наивности или лишнему благородству оставившим его в живых. Такого унижения амбициозный Иллюзионист не простил, отомстив страшно и жестоко. Лишнее напоминание о том, что нельзя оставлять врагов в живых.
Странным человеком был этот Рошан. Чем дальше, тем сильнее мне хотелось узнать о нём побольше. Не для дела, к нему он имел очень небольшое отношение. Для себя. Мне было… любопытно. Человек без прошлого, сумевший в поединке одолеть одного из лучших бретеров страны, причём играючи. Кем он был?
Но в любом случае это терпело. Сначала следовало узнать побольше про магистра Идар-ай-Аля и заскочить с отчётом к Его Величеству.
В приёмной в этот раз было людно. Я смутно вспомнил, что сегодня — день аудиенций, и внимания царя жаждала масса народу. При моём появлении тихое гудение разговоров стихло. Царедворцы замерли на своих местах, затравленно глядя на Разрушителя; какая-то дама неубедительно изобразила обморок, но к ней никто не кинулся. Люди боялись шелохнуться.
М-да. Давненько я не имел дела с большими скоплениями обычных граждан. Отвык.
Характерная чёрная униформа была введена в наших рядах совсем недавно, лет шестьдесят назад, по многим причинам. В том числе, как одна из мер защиты общества от нашей силы, своеобразное предупреждение не связываться лишний раз. Эффект она возымела прекрасный: люди от нас в большинстве своём начали натурально шарахаться. Но это удивительным образом всех устраивало. И, самое главное, наличие постоянно носимого металла хорошо стабилизировало дар даже без учёта влияния камня.
Поиск иных, без участия драгоценных камней, возможностей стабилизировать дар мага или способов многоразового использования кристаллов уже много лет занимал умы исследователей, но, насколько я знал, пока почти безрезультатно. Единственным сдвигом был открытый лет десять назад алхимический способ выращивания камней, но таким способом можно было получить только очень маленькие «живые» кристаллы, а с ними и так особой проблемы никогда не было.
Впрочем, даже дефицитные камни лучше их полного отсутствия. До того, как обнаружили возможность этой связи, вероятность срыва или сумасшествия для магов была слишком велика. Особенно эти цифры удручали в отношении магов выше среднего уровня, которые в невменяемом состоянии слишком опасны. А так после запечатления, фигурально выражаясь, камень растворялся в крови заклинателя, и можно было про него уже не вспоминать.
Долго ждать не пришлось. Секретарь, приветственно кивнув, нырнул в кабинет Его Величества и, выглянув через несколько секунд, поманил меня рукой. Наверное, решили не травмировать придворных.
— Ваше Величество, — склонился я в приветствии, обнаружив монарха за письменным столом в окружении каких-то документов.
— Подполковник, ты бы знал, как я рад тебя видеть, — усмехнулся царь, с видимым удовольствием откладывая письменные принадлежности и разминая пальцы. — Весь день сплошные бумажки, писанина и просьбы. Присядь и порадуй хоть ты меня страшной сказкой. Как там твои заговорщики?
И я принялся за подробное, обстоятельное изложение выясненных фактов. В сухом остатке сказка действительно получалась страшноватая. В Доме Иллюзий — полный бардак, или, как изволил метко выразиться Аббас Зунул-ай-Миц, паноптикум. Дайрон Тай-ай-Арсель с большой долей вероятности жив и инсценировал собственную весьма экзотическую смерть. Вероятность подготовки покушения на Его Величество лично неуклонно растёт. Подозреваемые, фигуранты и просто причастные лица множатся со страшной скоростью. И всё это при катастрофической недостаточности улик.
Причём весть о том, что дор Керц скорее всего не умер, совершенно не удивила Его Величество. Он только недовольно поморщился с явной досадой, как будто нечто подобное и подозревал.
— Да, подполковник, развлёк, ничего не скажешь, — усмехнулся царь. — Дом Иллюзий можешь корчевать смело. А если кто вывернется, я их потом лично всех выпотрошу в этом самом кабинете. И новых Владык сам наберу. Давно они меня беспокоят, но такого, что они там вообще все опаскудились, не ожидал. А про остальное я тебе уже говорил, место и время Возложения Венца менять нельзя. Ну, что ты на меня так смотришь? Думаешь, не понимаю, что мост через Большой Разлом — идеальное место для убийства, и я буду там мишенью? Понимаю. Но это традиция. А традиции менять нельзя. Положим, сына я ещё могу с собой не взять, поскольку мальчик может заболеть и так далее. А царь с царицей не имеют права на слабости. Да ты не волнуйся, переворота не получится. У меня уже такой костяк будущих регентов собран на этот случай, у них не забалуешь, — улыбка стала ехидной. — Начиная с Берггарена и заканчивая тобой. Ишь, как тебя перекосило… Ну, ничего, будет дополнительный стимул предотвратить покушение. А все возможные меры предосторожности я предприму, с двойниками и прочее. Я тебе вот что ещё скажу. Ты спрашивал, что мне известно про способности и таланты моего недопокойного родственничка, слушай. Наследственный дар в нём проявился почти тот же, что у меня. Его нельзя обмануть. То есть, в душах он читать не умеет, но сказанную или написанную ложь чует на раз. А ещё он почти наверняка имел контакты с Верхним и Нижним мирами, главным образом — с последним. И увлекался соответствующими разделами запрещённой магии. Надеюсь, эксперта в этих вопросах ты и без меня найдёшь. Ладно, иди, да хранят тебя боги. Погоди! — вспомнил что-то царь, когда я уже встал из-за стола. — Как там эта бедная девочка, Шаль-ай-Грас?
— Так я, вроде бы…
— Ты рассказал, что на неё напали, и что мать её кто-то из этой компании убил, и что Амар-ай-Шрус сотворил. А меня интересует, как она себя чувствует. Я, признаться, сомневался, стоило ли её трогать, уж очень девочка… слабенькой показалась.
Последнее высказывание почему-то вызвало у меня улыбку, на которую царь ответил весьма выразительной удивлённой гримасой.
— Простите, Ваше Величество, — тщетно пытаясь вернуть на лицо привычную маску спокойствия, повинился я. — С ней всё в порядке. В той мере, в какой это возможно для человека, попавшего в такую ситуацию.
— И именно это послужило причиной твоей радости? — иронично вскинул брови царь.
— Нет, просто… Магистра Шаль-ай-Грас довольно сложно назвать слабой.
— Ладно, лети уже, — неожиданно проказливо усмехнулся монарх, махнув на меня рукой.
— Ваше Величество? — настала уже моя очередь демонстрировать удивление.
— Проваливай, подполковник, без тебя дел полно, — беззлобно проворчал Бирг Четвёртый. Не рискнув дольше испытывать царское терпение, я с поклоном попрощался и вышел, выкидывая из головы посторонние мысли. Почему-то стоило вспомнить магистра Шаль-ай-Грас, как весь рабочий настрой норовил улетучиться, а мысли пытались свернуть в крайне непродуктивное русло.
Данная Его Величеством подсказка была, конечно, важной, но опять тянула за собой огромную массу разговоров, выяснений и подробностей.
Нижний и Верхний миры испокон веков существовали параллельно с нашим, Средним. В глубокой древности они считались загробным миром. Потом, с развитием представлений о мироустройстве и богах, выяснилось, что ничего потустороннего в них не было. Просто другие миры со своими законами и обычаями, с которыми наш соединяли прочные стежки торных троп. Но интересовались друг другом все три мира мало.
Обитатели Верхнего мира на взгляд людей были слишком надменными и безразличными, хотя всему виной была их странная эмоционально-психическая заторможенность, какая-то инфантильность и своеобразная логика. С ними почти не было никаких контактов: мы друг друга не интересовали. Точнее, нас они, может, и интересовали бы, но очень не любили посторонних.
Обитатели же Нижнего мира были к нам гораздо ближе. Хотя логика у них тоже довольно своеобразная, но взаимообмен туристами, товарами и знаниями всё-таки существовал. Правда, что людей в Нижнем, что тёмных (как иногда называли у нас обитателей Нижнего мира) в Среднем интересовали не столько памятники архитектуры и виды природы, сколько экзотические удовольствия. Преимущественно, эротического или запрещённого характера. Да и тонкий ручеёк торговцев диковинками тёк в обе стороны. Так что властям, чтобы контролировать собственных граждан, приходилось сотрудничать более плотно, чем с Верхним. И известно про него было гораздо больше.
Например, магия в двух мирах была совершенно разной, и хоть и действовала под чужим небом, но только в руках законного обладателя. То есть, для распространённой в Нижнем магии крови люди не подходили не только в качестве магов, но, к счастью, и в качестве жертв: не было в нашей крови нужной силы. А наши магические вещицы, включая даже совершенно обыкновенные бытовые предметы, созданные руками Материалистов, почти не работали в Нижнем, или работали, но очень недолго.
В общем, про Нижний мир было известно не так чтобы очень мало, но и подробной эту информацию назвать язык не поворачивался. В итоге от Его Величества я направился прямой наводкой в сторону представительства наших далёких соседей. Если мне где и помогут консультацией, то только там.
Назад: Лейла
Дальше: Лейла