Мирза и Сахибан
Ласковым весенним утром деревня сиалов из Джанга была совсем пустынна – только изредка встречался случайный прохожий. Мужчины работали в поле, женщины хлопотали по хозяйству. Лишь дети с сумками под мышкой бежали к мечети.
По улице легко, чуть раскачиваясь на ходу, шла девочка. Вот она остановилась возле одного из домов и звонко окликнула:
– Мирза!
Дверь тотчас отворилась, словно там, в доме, давно ждали этого зова, и к девочке вышел мальчик тех же лет, что и она. Он взял из ее рук сумку, и они продолжали путь вместе.
– Ну что тебе за охота каждое утро носить мою сумку, Мирзиа? – спросила девочка.
– Знаешь, Сахибан, я, кажется, весь день вот так шел бы и шел с тобой и нес твою сумку… А учиться мне вовсе не хочется,- признался мальчик.
– Но ведь учиться надо! Знаешь, какую я сейчас книгу читаю… Ты только постарайся и увидишь, как это интересно! – горячо проговорила девочка, и ее тоненькая рука обвилась вокруг стана друга.
– Душа моя, Сахибан! Если тебе и вправду хочется, чтобы я учился, я буду. Но наш маулви так непонятно учит…- и мальчик умолк, затаив дыхание, мысленно пересчитывая нежные пальчики, прикасающиеся к его боку.
Так, болтая о своих ребячьих делах, шли они по направлению к мечети. Обоим им было лет по одинна-дцать-двенадцать, но девочка выглядела взрослее и смышленее мальчика.
Возле мечети девочка отобрала у друга свою сумку и вместе с ним вошла во двор. Мгновенно к Сахибан подбежали еще два мальчика.
– Сегодня моя очередь! – заявил один из них, ухватившись за сумку девочки.- Хамидиа позавчера весь день сидел рядом с тобой!
– Врешь, Маннха! Это еще когда было! Сахибан, скажи ему, что он говорит неправду!
Сахибан отняла у спорщиков сумку.
– Вы, видно, оба забыли мое условие,- с улыбкой проговорила она.
– Какое условие? – в один голос спросили мальчики.
– Я вам говорила, что с теми, кто любит спорить, сидеть не буду.
Мальчики вздохнули и опустили головы.
– Ну хорошо, завтра со мной будет сидеть Маннха,-смилостивилась Сахибан.- А послезавтра – Хамидиа.
– А сегодня?!
– Сегодня я сижу с Мирзой. Он никогда с вами не спорит.
– Несправедливо! Мирза каждый день провожает тебя до мечети!
Но тут во дворе показался маулви, и дети побежали в школу.
– Что, Сахибан? Эти сорванцы тебя не слушаются? – спросил маулви, вешая на крюк свою длинную трость.
– Нет, джи, они хорошие мальчики и всегда делают так, как я им скажу. Только все ссорятся из-за того, кому со мной сидеть.
Маулви уселся на возвышение. Это был плотный человек в белой домотканой куртке и голубом тахи-маде. Из-под белого тюрбана падали на плечи длинные пряди черных волос, которые маулви то и дело отбрасывал назад. У него была солидная бородка и спокойный благочестивый лоб. С первого взгляда в нем можно было угадать не ученого и мудреца, а именно учителя.
– Откройте книжки и читайте по очереди то, что я велел вам выучить,- приказал маулви.
Сахибан вынула из сумки две книги: одну, толстую, отложила в сторону, другую, что потоньше, открыла на нужном месте и приготовилась читать. Внимание маулви привлекла толстая книга.
– Что у тебя за книга, Сахибан?
– «Тысяча и одна ночь», джи. Очень интересная книжка! Думала, а вдруг вы не придете, тогда я почитаю…
Маулви перелистал книжку и с удивлением спросил:
– Ты разобрала все слова?
– Некоторых слов я не знаю, но в общем почти все понятно…
Возвращая девочке книгу, маулви взглянул на ее соседа. Мирза сидел, равнодушно уставившись в какую-то точку на стене.
– Сахибан, дитя мое, почитай нам, чтобы друг твой хоть немного оживился. Посмотри-ка, ведь он нем и недвижим, будто камень. А стоит ему выйти из мечети – и откуда только прыть берется!
– Джи, мы с ним сегодня говорили… Он обещал, что будет стараться…
– Послушай, Мирза! Если ты и впредь будешь на уроках считать ворон, я напишу твоему отцу,- пусть забирает тебя в Данабад,- пригрозил маулви.
– Подождите еще недельку, маулви-джи! – умоляюще проговорила Сахибан.- Увидите, все переменится! Я буду ходить к тетушке Бибо и помогать Мир-зие… Вы не думайте, он очень умный, только… только еще не распробовал, что такое учение.
Мирза с благодарностью посмотрел на свою заступницу, но, заметив взгляд маулви, потупился.
– Ну что ж, давайте подождем,- согласился маулви.- Имей в виду, Мирзиа, с завтрашнего дня я каждый день буду проверять твои успехи.
После занятий Сахибан вместе с Мирзой пришла к. тетушке Бибо и рассказала ей об угрозе маулви.
– Ах, какая беда! – огорчилась Бибо.- Если маулви напишет братцу-старосте, тот подумает, что я плохо за тобой смотрю, мигом примчится и заберет тебя… Как я тогда буду глядеть в глаза твоим родителям?
Бибо приходилась теткой Мирзе и Сахибан: племянник был сыном сестры, племянница – дочерью брата. Своих детей у Бибо не было, и она упросила мужа сестры отдать ей на воспитание Мирзу, тем более что маулви их деревни славился как хороший учитель.
– Нам ведь с Мирзой недолго учиться вместе,- сказала девочка.- Мама давно говорит, что я уже большая и нечего мне ходить в мечеть. Если бы не Мирза, с которым мы вместе ходим, она бы меня из дому не выпустила.
Мирза нахмурил брови и задумался. Тетушка Бибо с жаром проговорила:
– Ты оживил мой пустой дом, сынок, согрел его холодные стены! Прошу тебя, ради моей к тебе любви прошу: учись хорошо! Пусть моя сестра увидит, как я выполнила то, что взяла на себя!.
Мирза поднял глаза на тетушку Бибо. Как видно, слова ее проникли в сердце мальчика.
– Я буду учиться, тетушка! – пообещал он.- Сахи-бан и ты, вы обе мне поможете… Я буду учиться…
Обещание ребенка, душу которого всколыхнули нежность и любовь, подчас бывает куда более твердым, чем обязательство взрослого человека. Мирза выполнял свое обещание так, что не только тетушка и Сахибан – сам учитель глазам и ушам своим не верил. То, что мальчик одолел сейчас за какой-нибудь месяц, прежде не укладывалось у него в голове в течение целого года. В школе маулви то и дело хвалил его.
Раньше день нес Мирзе только одну радость: идти с Сахибан по улице. В мечеть, из мечети… Теперь счастливым был весь день: тетушка ласкала и лелеяла, маулви не мог им нахвалиться, Сахибан сияла, глядя на его успехи… Ежедневно заглядывала она в дом Бибо, задавала своему другу уроки, и когда он учил их, ему казалось, что рядом сидит Сахибан.
К тому времени Мирзе пошел тринадцатый год, и перед ним вдруг зазеленел пышный сад мечтаний и надежд… От этого сада веяло свежим и сладким ароматом юности, заставлявшим сжиматься сердце мальчика. Стоило только звякнуть неподалеку колокольчикам ножных браслетов Сахибан – а Мирза уже смотрел на дверь. Едва лишь взглянет на него с улыбкой милая подружка – и урок сам льется из уст.
Прежде он грезил о длинной-предлинной улице, по которой он сможет идти рядом с Сахибан, нести ее сумку и пересчитывать нежные пальчики обвившейся вокруг его стана руки… Мечеть где-то впереди, ее не видно, и они все идут и идут… Теперь он видел другие сны. Сахибан учит его. Они прочли уже все книги, какие есть на земле, осталась одна – последняя. Сахибан берет эту книгу, смотрит на него блестящими глазами и, взяв за руку, говорит:
– Чему еще я могу научить тебя, Мирза? Ведь ты взял у меня все, чем я сама владела…
Страница за страницей, глава за главой вливается в душу мудрость книги, стекая с кончиков пальцев Сахибан. И тут наступает пробуждение…
В сравнении с этим сном явь казалась унылой, тусклой, и мальчик опять закрывал глаза.
– Ах, Мирза, ты еще не насытился учением? Снова пришел читать? – лукаво спрашивает девочка.
– Нет, радость моя, на этот раз я пришел не за тем. Моей душе снится скакун, который умчит нас с тобой под облака. Я привел такого скакуна, Сахибан. Садись позади меня.
И он взвивался вместе с подругой высоко-высоко, в синее бескрайнее небо…
***
Для Сахибан и Мирзы этот год был полон чудес. Радости дня к вечеру обращались в лучистые звезды и мерцали в удивительных снах; земля и небо переливались причудливыми красками, словно удивительные перламутровые раковины: двое детей – он и она, его рука – на ее плече, ее рука обвилась вокруг его стана – торжественно вступали в волшебный сад молодости.
До Бинджала Кхарана, отца Мирзы, дошли слухи об успехах сына. Приехав как-то в деревню сиалов, он диву дался при виде выросшего и возмужавшего Мирзы. «Ладный молодец из него выйдет! – подумал почтенный староста.- Пора обучить его наукам, которыми подобает владеть мужчине. Надо, чтобы в стрельбе из лука и в верховой езде никто не мог сравниться с моим Мирзой, чтобы сын мой смеясь мог расправиться с десятком врагов. Тогда уж никто не посмеет наступить ему на ногу!»
О своем намерении староста объявил тетушке Бибо. Та заикнулась было, что мальчику полезно бы еще год поучиться у маулви. Но Бинджал Кхаран покачал головой.
– Зачем? – спросил он.- Чтобы из мальчишки вышел книжный червь? Школьную премудрость мой сын одолел, теперь пусть овладеет искусством, подобающим воину и мужу. «У кого земля, у того и враги»,- знаешь ли ты эту истину, Бибо? Мирза уже достиг порога юности. Пора ему стать славным рубакой, стрелком и наездником.
Итак, Мирзу увозили в Данабад. Сахибан уговорила дядю Бинджала, чтобы тот разрешил сыну провести последние два дня в доме ее отца, и хотя почтенного старосту ожидало немало дел в родной деревне, он не смог отказать племяннице. Он сдался так же, как сдавалась обычно тетушка Бибо, никогда не умевшая противиться желаниям девочки.
– Ах, Сахибан, Сахибан! Ну и ловка же ты упрашивать…- вздыхала подчас добрая женщина.- Слова твои обнимают, слова твои ласкают…
Нет, не одни слова Сахибан имели такую власть: ласкали и убеждали полные мягкого огня глаза девочки. Когда она обращалась к кому-нибудь с просьбой, глаза ее расцветали, подобно пышным весенним цветам, и в них трепетной бабочкой билась легкокрылая жизнь.
Эти последние два дня друзья не разлучались ни на мгновение.
– Сахибан, прочти мне свою любимую сказку! – попросил мальчик.
Подружка его взяла книгу, перелистала, и ясным, чистым голосом прочла историю принцессы «Зеницы Любви». Мирза слушал, не шелохнувшись, не спуская с нее глаз.
– Ты так читаешь, Сахибан, будто эта сказка о тебе самой…- еле слышно сказал он, когда девочка закрыла книгу.
Сахибан коснулась пальцами его губ.
– Ах, Мирза, ты единственный в мире! – проговорила она так, словно вдруг отошла от снов отрочества и разбуженная прикосновением любви превратилась из девочки в девушку.
– Почитай еще, Сахибан! – попросил Мирза. Одну за другой прочла она четыре сказки. И кто знает, что в это время было у нее на сердце… Потом оставила книгу и, положив руку на плечо Мирзы, спросила:
– Ты будешь вспоминать меня, Мирза?
Бывает так, что внезапно откроют дверь, в темную комнату ворвется сияние полной луны, и душа вдруг онемеет от восторга. Так онемел Мирза, сраженный вопросом подруги.
– Ну что же, Мирза? – повторила Сахибан.- Ты меня забудешь?
О милое женское лукавство! Разве не знала Сахибан, какой ответ готов был сорваться с уст ее друга? И все же спрашивала, притворялась незнающей.
– Как могу я тебя забыть, Сахибан! – одолев наконец волнение, проговорил мальчик.
Сахибан глядела на его губы – они трепетали, перевела взгляд на глаза – в них застыла непролившаяся влага. Еще мгновение – и друг ее скажет, чего еще никогда, никому не говорил… Сахибан вдруг испугалась и задала первый пришедший в голову вопрос:
– А что ты запомнишь лучше всего? – обе руки ее легли на его руку.
– Что запомню?… Твою руку вокруг моего стана… Нет, нет! Как ты меня учила… Нет, и не это… Как ты спрашивала, что мне приснилось… и твое лицо, когда я рассказывал… Ох, я и сам не скажу, что запомню лучше… Одно знаю твердо: тебя я никогда не забуду!
Наутро, чуть свет, Бинджал Кхаран выпил чашку молочной сыворотки и взгромоздился на коня. Мирза вырвался из объятий горько плачущей тетушки Бибо.
– Вот… На память…- сказал он, протягивая Сахибан красивый, остро отточенный нож – предмет зависти всех учеников досточтимого маулви.
– Что ты там копаешься? Живее садись! – прикрикнул на мальчика Бинджал Кхарап.
Как ни медлил Мирза с отъездом, но время все-таки пришло, когда он очутился рядом с отцом, позади седла. Староста замолотил пятками по лошадиным бокам. Мальчик все глядел назад, туда, где остались тетушка Бибо и Сахибан, пока отец не заметил:
– Что ты наваливаешься на меня? Сиди прямо!
Сразу же по возвращении в Данабад Бинджал Кха-ран собрал у себя в доме самых прославленных наставников, посулил им большую награду, нескончаемые милости и отдал им на попечение сына.
– Помните, я лишь тогда признаю ваши заслуги, когда мой Мирза превзойдет в искусстве стрельбы из лука всех юношей нашей округи, когда не сыщется равного ему наездника! – предупредил почтенный староста.
– Да будет на то воля всевышнего! – хором протянули наставники.
Они ощупали руки и ноги юноши, один из учителей сошелся с Мирзой врукопашную.
– О хан! В руках твоего сына скрыта невиданная сила! – заверил он старосту.
Для верховой езды отец предоставил Мирзе молодую кобылку по кличке Бакки. Собственно, настоящее имя ее было Арабская принцесса. Это маленькая сестренка Мирзы, не умевшая выговорить столь трудного имени, прозвала ее Бакки. Животное было на редкость ладное: невысокое, стройное, с широким лбом, огромными прекрасными глазами и тонкими, круто вырезанными ноздрями; грудь у Бакки была крепкая, спина небольшая, ноги сильные. Мчалась она быстрее ветра. А уж умна была! Не всякому наезднику удавалось обуздать ее. А вот Мирзу она признала с первого взгляда. С тех пор вся деревня стала звать кобылку «Бакки Мирзы», один лишь староста продолжал величать ее по-прежнему – Арабская принцесса.
***
Наставник, обучавший стрельбе из лука, до небес превозносил Мирзу.
– Еще и года не прошло, как он впервые натянул тетиву, и такие успехи! И это в юном, почти нежном возрасте! Ручаюсь, года через четыре он не глядя сумеет поразить любую цель.
***
Шло время. Люди уже слагали легенды о Мирзе и его Бакки. В окрестных деревнях девушки распевали песни о юноше. У парней загорались глаза при виде легкой иноходи Бакки.
Лошадь у Мирзы была и в самом деле будто из сказки. Он грезил о том дне, когда посадит на эту лошадь сказочную принцессу – свою маленькую рани, ту самую, которая при расставании подарила ему книжку сказок- «Тысяча и одна ночь». Случалось, что наставники его уставали от занятий или запаздывали, а то и просто ленились. Тогда, улучив свободный часок, Мирза возвращался к прекрасным вымыслам, которыми некогда упивался вместе с Сахибан, становился красивым принцем, обладателем сердца возлюбленной рани, и верная Бакки уносила его в страну грез.
Заветной мечтой Мирзы было побывать в деревне сиалов. Но какое там! Наставники из кожи вон лезли: каждый стремился, чтобы именно в его роде искусства Мирза как можно раньше возобладал над сверстниками. Бинджал-хан был знатоком человеческих душ, он ловко разжег огонь соперничества между наставниками, и они не давали своему ученику ни дня передышки.
И вот деревня сиалов, до которой Бакки добежала бы за один переход, оказалась недоступной для юноши. Однако душа его осталась там, рядом с милой рани его грез.
До него доходили слухи, что деревню сиалов захлестнуло половодье красоты: высокая тоненькая девочка стала чудом женственности, в кудрях ее свило гнездо колдовство, в очах, подобных летней ночи, зажглись звезды, губы расцвели, а гибкий стан уподобился прихотливому горному потоку. Вся она трепетала восторгом весеннего расцвета, в голосе звенел напев однострунного ситара, милая речь ее отзывалась в сердцах мужчин, рождая в них скрытое желание.
Сахибан стала взрослой девушкой, и мирная равнина ее жизни превратилась в сверкающий, беспрестанно зыбящийся океан.
Редко выдавался день, когда она не забегала к тетушке Бибо поговорить о Мирзе. Та частенько наведывалась в Данабад, поэтому новостей, у нее всегда было хоть отбавляй.
Едва лишь речь заходила о племяннике, тетушка Бибо принималась расхваливать его на все лады:
– Какой он стал красавец! Какой ловкий, какой храбрый!
У девушки голова шла кругом.
– Тетушка, милая тетушка! Неужели он так и не навестит нас?!- не раз спрашивала она.
– Да он не чает, когда сможет к нам вырваться! – заверяла ее тетка.- Только братец-староста наш будто помешался: задумал он сделать из сына первого наездника, первого стрелка да рубаку. Вот наставники и не отпускают от себя нашего красавца.
– Тетушка, а Мирза не забыл свою первую наставницу?
– Как же ему забыть тебя? Он сам показал мне книгу, которую ты ему подарила, каждый день он выкраивает часок, чтобы почитать… Так и сказал: передай Сахибан, что я ее помню…
Долгими бессонными ночами Сахибан думала о своем друге. Каков-то он теперь? Сможет ли она обнять его, как когда-то? Ляжет ли его рука на ее плечо?
– Мирзиа, приезжай к нам! Покажись мне хоть разок! – шептала девушка.- Посмотри на меня, Мирзиа! Такая ли я теперь, какой была прежде?
Потом глаза слипались, приезжал Мирза на своем коне, сажал Сахибан позади себя, и они уносились далеко-далеко…
***
Родные начали поговаривать о том, что Сахибан пора подыскивать жениха. Бибо горой стояла за своего любимца – Мирзу.
– Другого такого юноши днем с огнем не сыщешь! – уверяла она свою невестку – мать Сахибан.
Та заикнулась было мужу, что неплохо бы выдать дочь за племянника. Но Кхива-хан недаром стяжал славу человека хитрого и расчетливого.
– Простая ты душа, матушка! – усмехнулся он.- У нас не десять дочерей, а одна. Только через нее мы и сможем породниться с сильными людьми. А дом Бин-джала и так наш дом, тут нам искать нечего.
– Так что же ты медлишь?-удивилась жена.- Сахибан в самой поре, надо засылать сватов.
– Я подумываю о семье Чандаров: и по достатку они нам ровня, и род властный, сильный. Сын у них подрос – Тахар… Если породнимся, вся округа будет в наших руках.
Узнав о намерении отца, Сахибан расплакалась. В слезах прибежала она к тетушке Бибо. Та принялась утешать ее, обещала уговорить отца. Но Кхива-хан слышать не хотел ни о ком, кроме Чандаров.
– Тетушка! Родная! Поезжай в Данабад, передай Мирзе, что меня хотят выдать за другого! – молила Сахибан.- Пойди к отцу! Неужто он тебя не послушает!
Бибо поспешила в Данабад, и рассказала обо всем "сестре и зятю. Однако Бинджал был человеком заносчивым и крутым.
– Пусть Кхива на своей шкуре испытает, что такое Чандары! – заявил он.- Ноги моей не будет в его доме!
Только после этого тетушка Бибо поведала Мирзе, какая беда нависла над ним и Сахибан. Она посоветовала племяннику самому отправиться к отцу девушки и просить ее руки.
– Только торопись, мой красавец! Цирюльник уже отправился к Чандарам, а Сахибан, бедняжка, совсем извелась, не ест, не пьет от горя…
Стрелы и луки, мечи и конские состязания – все словно ветром выдуло из головы Мирзы. Он вскочил на свою Бакки и помчался в деревню сиалов.
Говорят: одно дело – услышать, другое дело -увидеть. Казалось, даже стены домов сиалов зашатались, признав в богатырском всаднике прежнего озорника – Мирзу. Девушки побросали свои дела и уставились на красавца-наездника. Сверстники радостно приветствовали его. Маулви, к которому но дороге заглянул юноша, подумал, что в деревню приехал новый начальник, и почтительно поднялся ему навстречу.
– Я Мирза, ваш бестолковый ученик,- сказал юноша.
– О Аллах! Славу Аллаху! Ты ли это, мой мальчик?! – воскликнул маулви, обнимая Мирзу.
И деду своему – отцу матери – Мирза пришелся по нраву. Бабушка и тетка – мать Сахибан – обняли и расцеловали юношу. Сахибан же словно окаменела. Сколько раз, грезя о Мирзе, представляла она их первую встречу. И вот он стоит перед ней, а руки не поднимаются, чтобы обнять любимого, губы не раскрываются… Она боится шелохнуться, спугнуть свою мечту, вдруг ставшую явью. Мирза глядит на девушку не от-
рывая глаз. Ему хочется положить руку ей на плечо,- прежде он так свободно это делал,- коснуться ее руки… Но плечо не то. И рука не та, что когда-то обвивалась вокруг его стана…
– Сахибан…- только и мог выговорить он.
– Мирза…- только и могла прошептать она в ответ. Родственники усадили гостя и стали расспрашивать
о здоровье близких. Это с Сахибан Мирза терял мужество, с другими же разговаривал бойко. Улучив момент, он завел беседу с дедом. Дед не советовал ему говорить с Кхивой-ханом.
– Почему? – удивился Мирза. – Мое право на Сахибан бесспорно. Я – ваш внук, в детстве играл с Сахибан, вместе с ней учился. Несправедливо отдавать ее в чужую семью!
Кхива-хан выслушал племянника, и ему даже понравилась горячность, с которой тот отстаивал свои права. Но цирюльник уже вел переговоры с Чандарами, и не в характере Кхивы-хана было отказываться от раз принятого решения.
– Послушай меня, сынок! – сказал он.- Ты мне по душе. Если бы у Сахибан была сестра, я не стал бы тебе перечить. Но у меня свой расчет: породниться с Чандарами, чтобы никто и взгляда косого не смел кинуть на нашу тень! А вы – что ж, вы люди свои…
Юноша пылко доказывал, что и сейчас никто не кинет на их тень косого взгляда, что он, Мирза, единственный сын у своего отца, что он любит Сахибан всю жизнь…
Кхива-хан дивился про себя настойчивости и твердости племянника, однако не забывал, что у Чандаров семь сыновей и каждый из них не уступит в мужестве льву.
– Мне жаль, что приходится разбивать твое сердце, мальчик, да дело с Чандарами уже слажено. Не хочу прослыть бесчестным.- Такими словами закончил беседу с племянником упрямый Кхива-хан.
Мирза бросился к тетушке Бибо и стал молить ее, чтобы та привела Сахибан. Это было нетрудно: родичи относились к Бибо с большим уважением. Бездетная тетушка много лет занималась тем, что обучала всевозможным работам чужих малышей, и потому слыла женщиной умной и почтенной. Здесь Мирза прожил не-
сколько лет. Каждое утро, бывало, поглядывал он на дорогу – не идет ли Сахибан, а завидев ее, прятался, ожидая, пока милый голосок окликнет: «Мирзиа!»
И вот прошли годы, и в этом же самом доме он снова дожидался Сахибан, но разве это ожидание было похоже на прежнее? Тогда лишь глаза его ждали подругу, теперь же весь он рвался навстречу девушке.
– Иди же скорей, Сахибан! -шептал он.- Раньше ты была выше меня, теперь ты мне лишь по плечо. Приди, и я приму тебя, спрячу в своем сердце!
И Сахибан пришла. В этот раз на ногах ее не было браслетов с колокольчиками, но Мирзе казалось, что от шагов ее все вдруг зазвенело. Он взглянул на девушку н понял: для нее, как и для него, все решено.
Вот Сахибан подошла к нему. Легкая, будто пустая, рука ее обвилась вокруг его стана. Рука Мирзы, еле касаясь, легла на ее плечо… В руках их билась жаркая, как юная кровь, жажда прикосновения, и оба были смущены этим необоримым желанием.
Они стояли рядом, не спуская друг с друга глаз! Как Сахибан смотрела! Мирза и раньше ловил на себе нежные взоры девушек: ведь он был видным юношей, и многие деревенские красавицы по нем вздыхали. Но разве хоть одна из них глядела так, как Сахибан? Разве был в их глазах этот удивительный трепет? Птица души Сахибан притаилась в ветвях ее длинных ресниц, готовая вот-вот перепорхнуть в нишу милого ей сердца, чтобы навсегда там угнездиться… Мгновение – и вот юноша уже завладел птицей… В этом единении душ был предельный покой, в плене рук – высшая свобода.
Когда руки опустились, глаза уже глядели светло и доверчиво, тревога отчужденности ушла. Встреча связала две человеческие судьбы в тугой узел.
– Что с нами будет, Мирза? – спросила Сахибан.
– Самое страшное уже позади, любимая,- в словах Мирзы звучала спокойная уверенность.
– Так ли это, милый!
– Теперь, когда я знаю, что ты моя, клянусь, нас никто не разлучит. Не родился еще такой человек, который мог бы это сделать!
– Говорят, в доме Чандаров целое войско сыновей?!
– А в этих руках – сила, способная победить войско! – сказал Мирза, кладя руки на плечи девушки.
Сахибан побледнела.
– А мои братья? Дай слово, что ты не тронешь их!
– Твои братья – мои братья, Сахибан. Не бойся: когда при мне Бакки и мой меткий лук, ни один противник не посмеет напасть на меня. Но может быть, ты боишься позора, страшишься гнева родителей?…- и руки Мирзы соскользнули с плеч девушки.
– Они сами навлекли на свои головы этот позор! – сказала Сахибан.- Я хочу лишь одного: чтобы дерево, которое дало мне жизнь, вспоило меня своими соками,- чтобы это дерево не сломал ураган.
– Не тревожься, моя милая! Постарайся только вовремя подать мне весть – я и Бакки примчимся по первому твоему зову.
***
Сахибан бросилась на шею тетушке Бибо.
– Ничего, ничего, доченька! – успокаивала ее добрая женщина.- Ты права: твой дом – это дом Мирзы. Я с вами, что бы ни случилось. Ваша радость – мое счастье, ваша печаль – моя беда.
– Вся наша надежда на тебя, тетушка! – сказал Мирза.- Не отходи от Сахибан. Едва лишь почуешь опасность – посылай за мной!
Мирза говорил так уверенно, во взоре его было столько мужества, что сердца женщин исполнились радостной надежды.
***
И снова Мирза глядел и глядел назад, туда, где осталась его возлюбленная Сахибан. Когда деревня сиалов скрылась из виду, Бакки, шедшая до того медленным шагом, припустилась во весь опор. Пыль нависла над дорогой плотным облаком, которое венчали лишь головы всадника и его коня.
Встреча с Мирзой перевернула всю жизнь Сахибан. Души их лишь на мгновение соприкоснулись – и вот уже робкое желание превратилось в неодолимое стремление, в решительность… Как-то во сне девушке привиделась красавица Хир. Некогда сиалы вмешались в судьбу гордой Хир, попытались сломить ее волю, отнять
у нее любовь, а отняли… жизнь. Похоронили Хир неподалеку от деревни. Многие паломники навещали место ее успокоения, не одна девушка находила на могиле несчастной душевное исцеление. Только сиалы никогда там не бывали.
Сахибан проснулась в серый предутренний час и, никем не замеченная, прокралась к священной могиле. Склонившись до земли, стала она молить Хир – эту рани любви, чтобы та взяла под свою защиту Мирзу.
Весь день Сахибан ликовала: казалось, она ощущала нежные объятия Хир. Легко и незаметно выполняла девушка домашние работы. Душа ее звенела и смеялась. Так было с утра. А вечером грянула беда: в деревню вернулся сват – цирюльник.
– Чандары ног под собой не чуют от радости! – возвестил он.- Такую свадьбу затевают, весь мир помнить будет!
И деревня сиалов начала готовиться к торжественному событию.
Мирза как в воду канул. Тетушка Бибо ждала-ждала, да и отправилась сама к племяннику. Тот сказал:
– Знаю, все знаю. Пусть Сахибан не тревожится. Сахибан ходила ни жива ни мертва, считала дни,
оставшиеся до прибытия свадебного поезда. Пятнадцать дней… Неделя… Три дня… Два… И наконец – завтра!
***
И вот пышный свадебный поезд остановился возле дома Кхивы-хана. Грянула музыка, полились песни. Вся деревня пустилась в пляс! Только Сахибан и тетушка Бибо, каждая у себя, изнывали от страха. Обе до тех пор глядели на дорогу, пока слезы не застлали им глаза, пока ранние зимние сумерки не окутали всю округу.
Вечером какой-то человек, укутанный с головой в одеяло, привязывал коня на конюшне Бибо. Конечно, это приехал Мирза. Тетушка обрадовалась, зазвала племянника в дом.
– Что ты задумал? – спросила она.
– Скажи Сахибан, пусть приготовится и с первым криком петуха выйдет из дому. Я и Бакки будем ждать ее. Вся деревня уснет, никто не приметит, как мы уедем.
А бедняжка Сахибан совсем истомилась.
– Если Мирза не приедет завтра, свадебный паланкин станет моим смертным ложем…- рыдая, шептала она.- Без Мирзы нет мне жизни, а с ним – ив темнице рай…- Сердце девушки разрывалось от горя.- Ох, Мирза! Где ты, Мирза? Нет Мирзы…
И Сахибан стала думать, каким образом она наложит на себя руки.
Тут-то и явилась к ней тетушка Бибо. Обняв девушку, она шепнула ей лишь два слова – и куда девались мысли о смерти! Жизнь снова засияла радостью и надеждой.
К полуночи, когда луна поднялась на самый верх небосвода, люди, оглушенные грохотом барабанов, веселыми песнями, звонкими кликами, полумертвые от игр и плясок, свалились с ног. Деревня спала непробудным сном. Одна лишь Сахибан одетая сидела на постели и тревожно вслушивалась в каждый шорох.
***
Цок-цок-цок… Все ближе, ближе… Сахибан уже на ногах. Вокруг все спят. Девушка в последний раз глядит в милые лица близких… «Впервые покидаю я этот дом такая чужая…» – вздыхает она. Миновав двор, она выскальзывает на улицу и прижимается к стене. Через мгновение перед ней вырастает всадник. Он освобождает стремя, протягивает девушке руку – и вот Сахибан уже на крупе коня. Полная любви и благодарности, она приникает сзади к возлюбленному, обхватывает его руками. Всадник опускает голову, целует эти нежные руки. Бакки срывается с места и мчится во весь опор. Мечты Мирзы и Сахибан начинают сбываться.
– Не бойся, любимая, я не причиню беды твоим братьям! – сказал юноша, вспомнив обещание, данное возлюбленной. «Однако если они вздумают нас преследовать, схватки не избежать…» Подумав так, Мирза свернул с дороги, ведущей к Данабаду, и пустил коня лугом.- Радость моя! К утру мы умчимся далеко от моего и твоего дома. На пути нам встретится дивный сад – к нему, как и к тебе, постоянно обращались мечты мои. Там, в этом саду, я загляну в твои глаза, прочту в них мою новую судьбу…
– Что ты говоришь, Мирзиа! – испуганно возразила Сахибан.- Как раз в том направлении, куда ты сейчас едешь, пасутся наши стада. Их сторожит догар Фироз – очень нехороший человек.
– Пустяки! – засмеялся Мирза.- Мне не страшны никакие догары!
Как и опасалась Сахибан, на пастбище они действительно повстречали Фироза. Догар стал поносить Мирзу, угрожать ему.
– Эй, не суйся в чужие дела, Фироз! – прикрикнул на него Мирза.- Того, в чьих руках играют стрелы, все равно не остановишь. Этот гашиш слишком дорог для тебя – смотри, как бы не поплатиться за него жизнью!
Но догар не унимался. Мирза в гневе схватился за меч. Если бы не Сахибан, удержавшая его руку, плохо бы пришлось догару, этому злому репью.
– Пощади его, Мирзиа! – шепнула Сахибан.- Пусть ночь нашей встречи будет чиста. Я не хочу, чтобы ее обагрила кровь!
– Если оставить его в живых, он донесет на нас сиалам, и твои братья, вместо того чтобы ехать в Дана-бад, пустятся по нашему следу. Тогда конец нашим мечтам…
– Пока они узнают, куда мы направились, нам удастся скрыться,- заверила его подруга.
– Прочь с дороги! – крикнул Мирза догару, и Бакки рванулась вперед.
***
Лишь на рассвете добрались они до цветущего сада, в который так стремился Мирза. Юноша спрыгнул на землю, помог сойти Сахибан и привязал Банки к стволу джанда, привольно раскинувшего шатер своих ветвей на краю небольшой рощицы.
Наконец настал миг бесконечного покоя. Руки переплелись, уста слились в поцелуе, а взор одного погрузился в самую глубину взора другого… Наконец возлюбленные были одни и существовали только друг для друга. Вот они опустились в цветущую траву. Неподалеку на дереве залилась звонкой песней какая-то птица.
– Она славит наше счастье, моя Сахибан! – сказал Мирза.
Но девушка уже стряхнула с себя блаженную дрему. Душа заныла от тревоги: «Конечно, догар успел сообщить в деревню, что встретил нас. Братья, верно, уже мчатся сюда…»
– Для чего мы мешкаем, Мирза? Едем домой…- торопила она.
– Не спеши, любовь моя! Все равно нам не миновать тех бед, которые нас ждут. Прежде чем эти беды завладеют нами, я хочу слиться с тобой, заключить тебя в свое сердце, утолить жажду истомленных разлукой губ, увидеть звезды надежды в ночи твоих кудрей… Только на час, на единый час позабудь все, о Сахибан, свет души моей!
Страстные речи возлюбленного увлекли девушку к чистому, безоблачному небу любви. Она распахнула объятия. В светлых волнах счастья утонули тревоги будничной жизни.
Две последние ночи Мирза не смыкал глаз, сердце и мозг его изныли в тревоге. Наконец наступил долгожданный миг: сердечный друг был возле сердца, пустота, томившая его все эти годы, заполнилась, тяжелые цепи, сковывавшие душу, распались.
– Сахибан! За счастье, которое подарила нам эта ночь, я готов заплатить своей жизнью. Теперь меня ничто не пугает. Позволь, я положу голову тебе на колени и еще раз погляжу в твои глаза.
Голова Мирзы покоилась на коленях Сахибан, рука обнимала ее шею. То и дело он тянулся к устам возлюбленной. Этот безудержный поток нежности расслабил усталое тело. Юноша заснул. Сахибан сидела и, еле дыша, вглядывалась в милые черты. Вот он, тот миг, который грезился ей долгими темными ночами… Лицо Мирзы осветилось улыбкой. Сахибан тихонько наклонилась и поцеловала любимого. Заметила, что лук и колчан мешают ему, и сняла их.
Тут ей снова подумалось о неминуемой погоне. В кустах неподалеку послышался шорох, Сахибан испугалась, хотела было разбудить Мирзу. «Догар, должно быть, уже побывал в деревне и навел на наш след погоню…» – подумала она. Но тут вновь наступила тишина.
Сахибан пересчитала стрелы в колчане – их былс двенадцать. Провела ладонью по луку – этому безжалостному пособнику смерти – и вспомнила о своих братьях. Сердце замерло от страха. Мирза – славный стрелок, он не промахнется. Да, но он обещал пощадить их… А если они примчатся сюда и первые начнут стрелять, разве он сможет сдержать гнев?
– Проснись, любимый! Нам надо бежать…
Мирза, убаюканный сладкими грезами, не открывая глаз, спросил:
– Кто-нибудь едет?…
– Нет еще…
И он снова заснул.
Но братья были уже недалеко, любящее сердце Сахибан чуяло их приближение. Мысль, что они погибнут, ужаснула ее.
Осторожно опустив голову возлюбленного на землю, девушка встала, повесила колчан со стрелами на дерево и вернулась на прежнее место. «А что, если они убьют Мирзу?!» Это предположение впервые пришло ей в голову. Она помертвела от страха… «Нет, я не позволю! Я встану между ними, я заслоню Мирзу от мечей! Раз я не хочу гибели братьев, то и они не смогут поднять на меня руку».
Немного успокоенная этими доводами, девушка склонилась над спящим, нежно откинула с его лица разметавшиеся волосы, поцеловала высокий лоб…
Вдруг совсем близко раздался конский топот. Сахибан подняла голову. Вот они! Впереди младший брат – любимец и баловень всей семьи.
– Вставай, мой любимый! Надо бежать! Скорее отвязывай Бакки!
Мирза вскочил.
– Колчан! Сахибан, куда девался мой колчан? Я не стану никого убивать, но только вой стрел может отвратить от нас беду! Где мой колчан?!
– Прости меня, любимый! Тревога за жизнь братьев заставила меня потерять жалость к тебе… Твой колчан далеко, да он и ни к чему тебе. Скорее садись на Бакки и беги. Ты еще можешь спастись!
– Нет, моя Сахибан, один я не побегу,- и Мирза вынул из-под седла меч.- Теперь перевес на их стороне – я один против многих. Прости, если я пролью
кровь твоих родичей, но смерть я могу принять лишь в бою.
Сахибан обняла Мирзу, всем телом прижалась к нему. Юноша отстранил ее:
– Не надо, моя любимая! Все равно твои братья оторвут тебя от меня, и уж тогда мне не избежать их мечей. Лучше отойди и не мешай мне принять мою судьбу.
Мирза обнажил меч.
Тотчас впереди блеснула сталь семи мечей. Семь человек, только что спешившихся, устремились навстречу Мирзе. Сахибан метнулась вперед и преградила им путь.
– Стойте, герои! – воскликнула она.- Ни я, ни Мирза, уже не уйдем от вас. Не торопитесь же и выслушайте меня!
– Мы не хотим ничего знать! – послышалось в ответ.- Мы окружили вора, ограбившего наш дом, и сейчас с ним разделаемся!
Человека, произнесшего эти слова, Сахибан видела впервые. Это был Тахар Чандар. Если бы не бегство, сегодня она стала бы его женой.
– Братья мои,- сказала Сахибан,- я обращаюсь к вам! К вам, ради верности которым я предала моего Мирзу.
– О какой это верности ты болтаешь?! – возмутился младший брат.
– Один лишь раз в жизни я была верна своему сердцу, не подчинилась чужой воле. Но оставим это. Если бы я не спрятала колчан Мирзы, многие из вас сейчас не стояли бы, а лежали. В благодарность за это прошу вас, выслушайте меня!
– Мы не будем тебя слушать! – исступленно закричал Тахар.
– Я говорю не с тобой, а с моими братьями,- отвечала Сахибан, с презрением глядя на того, кто силой хотел взять ее в жены.
– Мы слушаем тебя, Сахибан. Говори,- сказал старший брат.
– Чтобы мы выпустили его живым! Этого вора! – завопил Тахар, замахиваясь мечом на Мирзу.
Меч скользнул мимо, не задев Мирзы, но тот уже не мог сдержаться и, как лев, ринулся на врага.
– Вспомни, Сахибан! Этого человека я не обещал щадить! – крикнул он.
Будто стрела молнии сверкнула в глазах братьев Сахибан, и незадачливый жених рухнул на землю, разрубленный надвое.
Не взвидя света, братья Сахибан кинулись на Мирзу. Мечи с лязгом и звоном ударялись друг о друга. Мирза был знатным рубакой, легко и неутомимо отражал он сыпавшиеся со всех сторон удары.
Сахибан рыдала, валялась в ногах у братьев, хватала их за руки, цеплялась за полы одежды.
– О герои! – бессвязно твердила она.- Ведь это я – грешница… На меня должен пасть ваш гнев… Это меня просватали по выбору семьи, я вероломно нарушила данное вами слово… Будьте справедливы, герои… Ради вас… Ради вашей сестры…
Но звон мечей заглушал слова девушки.
Мирза начал уставать. Руки его отяжелели и не могли уже отражать удары шести мечей. Выше локтя вспыхнуло кровавое запястье, алый фонтан забил из плеча, зардела рубинами грудь. Не в силах видеть гибели возлюбленного, Сахибан вырвалась вперед и заслонила собой Мирзу.
– Убирайся отсюда! Прочь!
Один из братьев схватил девушку и силой оттащил в сторону.
Каждый удар, нанесенный Мирзе, исторгал из уст девушки отчаянный крик. И вот чей-то меч рассек грудь Мирзы, и юноша упал.
Словно разъяренная львица выхватила Сахибан меч у одного из братьев и встала в изголовье поверженного возлюбленного.
– Отойдите! Все отойдите!-неистово закричала она.- Отныне я вам не сестра, у меня нет ни памяти, ни разума. Вы убили Мирзу, лишь краткие мгновения прогостит он еще в этом мире. Дайте же мне вымолить у него прощение за то, что я предала его…
Кто устоит перед такой скорбью, перед столь ярким мужеством? Братья отошли в сторону.
Сахибан откинула со лба Мирзы смоченные кровью волосы, обтерла своей накидкой его лицо, приникла поцелуем к глазам.
– Мирзиа!
– Сахибан?…
– Ты простишь меня?
– О чем ты, Сахибан?… За свое счастье я заплатил полной мерой… всей жизнью…
– Я ничего не сумела тебе дать… одну смерть… Мирзиа, ты меня слышишь? Открой глаза! Только на минутку открой!
– Это не в моей власти… Но если ты хочешь… Возьми мою руку…
Сахибан взяла его руку и прижала к губам.
– Ты должен видеть мою жертву, Мирза,- сказала она.- Я хочу, чтобы ты узнал: я предала не тебя, а свою судьбу. Смерть приходила не за тобой, а за дога-ром Фирозом. Я спасла его и этим завершила историю моей великой любви. Не подумай, что братьям я была более предана, чем тебе. Но я привыкла любить чужие радости больше своих, и эта привычка стала твоим убийцей. Знай, Мирзиа, я твоя, и никто не сможет нас разлучить.
Сахибан выпрямилась, встала во весь рост так, чтобы Мирза мог ее видеть. В руке у нее был кинжал Мирзы. Поцеловав рукоять, она твердой рукой вонзила клинок себе в грудь и опустилась на землю рядом с возлюбленным.
– Помнишь, когда-то, когда мы были детьми, я обнимала тебя… Так и теперь, в последние мгновения нашей жизни, я обнимаю твою храбрую грудь…
Глаза Мирзы смежились, но на губах еще было дыхание.
– Са… хи… бан…
– Да… Мир… зиа…
