Глава двадцать четвертая
Одни книжные шкафы занимали собой проемы между дверями, другие сами были дверями. За ними открывались пространства, занятые текстами разных народов и эпох. На книгах лежала вековая пыль. Крысы шмыгали под ногами, пугаясь света фонарей, пауки разбегались по углам. Чем дальше вглубь неизвестного хранилища они заходили, тем беднее делалась обстановка – иные комнаты годились только для самых примитивных собраний давно забытых томов.
– И тебе разрешают заходить в такую даль? – спросил Фулкром.
– По-моему, они даже не подозревают о существовании этих комнат, – весело отвечал Ульрик. – Наш маршрут, как ты мог заметить, был довольно извилистым – это потому, что мы сейчас в некоем подобии лабиринта. В древних библиотеках такое не редкость, могу даже предположить, что их строили по одному проекту. Их создатели подразумевали наличие в них потайных зон, предназначенных для хранения информации, которая позволяла бы власть имущим оставаться у власти, манипулируя сознанием большинства и даже переписывая, при необходимости, историю. Подозреваю также, что здесь действовали силы, о существовании которых не знали ни императоры, ни короли. Такова природа знания: владеть им может всякий, но и злоупотреблять также.
Комната за комнатой, одна не похожа на другую, петли коридоров. Почти час Фулкром не видел впереди ничего, кроме зажженного фонаря и профиля Ульрика, выхваченного слабым светом из тьмы. Время от времени жрец тормозил то на одном перекрестке, то на другом, каждый раз выбирая из всех возможных вариантов пути тот, где было темнее всего. Один раз он поднес фонарь к стене, чтобы показать Фулкрому граффити из прошлого. Тот увидел список имен и указаний пути, написанных шрифтом, вот уже две тысячи лет как вышедшим из употребления. Однако здесь попадались и совсем чужеродные языки.
– Долго еще? – спросил Фулкром, сам понимая, что говорит капризно, как уставший ребенок.
– Еще столько же, – отвечал Ульрик.
– Этим путем шли мертвые?
– Я плохо представляю себе их… методы, – сознался Ульрик. – Похоже, что и мои знания не безграничны, хотя я притворяюсь, будто мне известно многое.
– Вот и я тоже, – буркнул Фулкром.
Плакаты, которые они несли, призывали к мирному решению проблем, в то время как сами они являли собой воплощение угрозы. Закатное солнце освещало вышедших из пещер мужчин, женщин, детей, стариков, людей, румелей и старых гаруд с переломанными крыльями. Радикально настроенные обитатели подземелья объединились в этом марше с искателями перемен. Похоже, что недовольство народа достигло критической массы.
Примостившись на стене бок о бок со стражей в щегольской малиновой форме и серых доспехах, Рыцари наблюдали за происходящим.
– Вот ведь ублюдки подземные! – буркнул солдат в форме корпорации Шелби.
– Ага, – поддакнул ему другой, опершись на меч. – И так живут за наш счет, а теперь еще выползли свою заразу распространять.
– За что вы их так ненавидите? – спросила Лан.
– За то, что они вылезают из своих вонючих подземелий и тырят тут все подряд, чтобы им там жить было на что, – сказал первый солдат, надевая шлем, словно для боя. – Отнимают еду у честных работяг, тянут все, что плохо лежит, насилуют женщин.
Лан вспомнился тот краткий эпизод ее жизни, когда она только что сбежала из дома. Ей хотелось припомнить, что за люди окружали ее тогда в Кейвсайде, но она поняла, что бо́льшую часть времени была пьяна или одурманена травой. Только неясный образ девушки, которая подобрала ее где-то на улице и помогла отмыться, встал в ее памяти – позже они стали подругами, каждая скрывала свои секреты.
Люди тысячами текли им навстречу – целая река обид и несчастий, копившихся долгие годы. Они запрудили все улицы, ведущие в Кейвсайд, – море дешевых штанов и рубах по подземной моде, серых и коричневых балахонов. Лан невольно отметила, что женщины были одеты в точности как мужчины. Она не представляла, для чего могли понадобиться Рыцари в такой ситуации, которую, вне всякого сомнения, надо было решать путем переговоров.
Сосредоточившись, она стала разбирать требования, которые скандировали эти люди, и надписи на их плакатах.
Кейвсайдеры требовали уважения. Они требовали, чтобы правительство вкладывало средства в рабочие места, здравоохранение, улучшение жилищных условий для всех, а не только на шикарные ирены для богатых. Они требовали накормить голодающих за стенами города. А еще расширения прав женщин, разрешения варварских культур и религий в регионах и права голоса для всех жителей Кейвсайда, в том числе тех, кому негде было жить. Они требовали ограничить произвол городской стражи и Рыцарей и прекратить истребление обитателей Кейвсайда. Было очевидно, что для них любой властный орган – средство подавления и угнетения. Об этом кричали их лозунги. Доски с намалеванными на них символами новых анархистов плыли над толпой.
Все виды тревоги слились в этой толпе воедино, и Лан была потрясена исходившей от нее негативной энергией и вызовом. Она чувствовала, что эта толпа ненавидит ее, причем такой острой ненавистью, какой она никогда не встречала раньше, – а ведь в ненависти она знала толк.
– А ну валите к ним! – крикнул один солдат.
Вулдон всей тушей повернулся к нему. Вот когда его вспыльчивый нрав пришелся к месту.
– А ты еще кто такой выискался, – рыкнул он, – чтобы говорить так с нами?
Солдат испугался.
– Я, это, ничего такого не хотел. Просто помогите нам, что ли. Честно…
– Нам приказывают сверху. – Не успел он договорить, как с неба свалился посыльный с требованием императора встретить толпу протестующих лицом к лицу.
– Что, прямо вот так выйти к ним? – спросила Лан.
– Это наша работа, – оборвал ее Вулдон. – Надо – значит надо. Пошли.
И они принялись за дело. Тейн и Вулдон спустились со стены, Лан плавно скользнула вниз. Потом короткими перебежками они пустились по узким переулкам, прячась то за гранитной стеной, то за фасадом какой-нибудь таверны. Когда они достигли передней линии протестующих, стража и драгуны уже заблокировали все проходы. Лан догадалась, что армию направили на разгон демонстрантов.
– Что будем делать? – спросила она Вулдона.
Тот бросил взгляд на море серых шлемов. Здесь, на улице, ропот и шум толпы оглушали.
– Дорога уходит вниз, к пещерам, я только плакаты и вижу.
Вдруг Тейн сказал:
– Гляньте-ка, кто у нас тут.
Крыши на всех подступах к Кейвсайду кишели лучниками в зеленой и коричневой форме. Оскользаясь на влажной черепице, они упрямо, как муравьи, лезли по конькам и выступам, пока не заняли удобные для обстрела позиции.
Лан стало не по себе, тем более что Вулдон и Тейн, похоже, не имели понятия о том, что делать в такой ситуации. Она не сомневалась, что солдаты в передних рядах уже обнажили мечи, готовые броситься в бой.
«Против своего народа? Так не должно быть. Это ведь не бунт, не война, это мирный марш».
– Кто здесь главный? – зычно гаркнул Вулдон.
Стражники в задних рядах завертели головами, чтобы разглядеть его как следует, и скоро весть об их прибытии достигла передних. Через пару минут старший офицер – крепко сложенный ветеран – протолкался через ряды своих людей, чтобы поговорить с Рыцарями. Они отошли в сторонку, в тень какого-то бистро, подальше от зоны потенциального конфликта.
– Объясни мне попроще, – обратился к нему Вулдон, – что за фигня тут творится?
Солдат снял шлем, обнажив морщинистое лицо с широким носом и седой клочковатой бородой. Выражение его глаз выдавало неуверенность. «Он тоже не знает, что делать».
– Совет отдал военным приказ не пускать демонстрацию дальше. Они прошли от пещер полмили, сея хаос. С этого уровня эвакуировали всех – люди боятся за свою жизнь.
– Но это же мирный протест, а не война, – возразила Лан.
– А ты что, с ними в сговоре? – яростно набросился на нее офицер и тут же рассмеялся. – Да я шучу, детка. Только предоставь это дело мужчинам, ладно?
Она посмотрела на Вулдона – тот согласно кивнул. Тогда Лан схватила солдата за горло и прижала его спиной к стене; пользуясь своей силой, она даже приподняла его на несколько футов над землей. Его щит и меч лязгнули по камням мостовой, и несколько солдат из задней шеренги обернулись на звук, но Тейн показал когти, и они не рискнули подойти.
Лан ровным голосом выговаривала между тем ветерану:
– Я тебе не детка, и не смей обращаться со мной, как со шлюхой крашеной. Мы за неделю сделали для этого города больше, чем ты за всю свою жизнь.
– Ладно, ладно, леди… я же пошутил, – забулькал он.
Лан отпустила его, но не на землю – последний фут ему пришлось пролететь. Солдат грохнулся на колени среди отбросов и грязных луж. Когда Вулдон протянул ему руку и, поставив его на ноги, преувеличенно-заботливо отряхнул от грязи его форму, солдат ответил ему презрительным взглядом.
– Так о чем бишь я? – дохнул Вулдон ему в лицо. – А, да, мы получили приказ разрядить ситуацию.
– Мы тоже, – ответил офицер. – Слушайте, вперед я вас пропущу, но больше ничего от меня не ждите. Вам надо в партер? Прекрасно. Лучше уж вы, чем я.
Он отдал несколько коротких приказов, и в строю образовался проход, через который Рыцари выбрались к передним рядам протестующих. Среди солдат они, к своему удивлению, заметили не только мужчин, но и нескольких женщин из отрядов драгун, пехоты и городской стражи; военные стояли со щитами на изготовку, с мечами наголо, их головы покрывали шлемы.
Пройдя вперед, Рыцари оказались лицом к лицу с протестующими – толпа запрудила улицу во всю ширь, что составляло около пятидесяти футов. Мощные гранитные стены вздымались на всем протяжении улицы с обеих сторон – явление, нехарактерное для Виллджамура; по пути сюда они миновали множество домов-террас. А значит, деваться демонстрации было некуда.
Идти можно было только вперед или назад.
Либо на военных, либо в пещеры.
Из окон кое-где выглядывали жители, они выкрикивали проклятия обитателям Кейвсайда, швыряли в них отбросами. Крыши ощетинились лучниками, хорошо видимыми на фоне ясного неба. Над головами людей промчались и скрылись гаруды – должно быть, полетели с донесениями.
Рыцари оказались лицом к лицу с кейвсайдерами, которые остановились, не дойдя до рядов военных шагов двадцать, и тут же в них полетели оскорбления.
Лан была унижена. Почему люди никогда не видят дальше своего носа? Они принесли сюда плакаты, на которых было написано, что ее присутствие подавляет их, что кейвсайдеры – жертвы Рыцарей, служащих лишь богатым и их привилегиям. Но разве это правда? Разве она продала свою душу за деньги?
Вулдон и Тейн выступили вперед и пробовали заговорить с предводителями марша, чем вызвали новый град оскорблений.
Вернувшись на место, Вулдон со вздохом сказал:
– Мы тут ничем не поможем. Они протестуют в том числе из-за нас. Наше присутствие только ухудшает дело.
Вдруг мимо пролетел какой-то предмет – бутылка; разбившись о булыжники в двух шагах от них, она вспыхнула. Растекшаяся по мостовой лужа пылала. Лан могла поклясться, что бутылка прилетела сзади, со стороны солдат, а не протестующих.
Раздался металлический лязг: в мгновение ока передние ряды военных, сомкнув щиты, двинулись мимо Рыцарей. Чуть дальше разорвалась еще одна бутылка. Эта явно грохнулась откуда-то сверху. «Лучники? Зачем это им?» Повалил черный дым, внезапно посыпал густой снег.
– Понятно, – сказал Вулдон, вертя головой направо и налево. – Вот черт, теперь мне все ясно.
– Что? Что тебе ясно? – спросила Лан.
– Бойню они решили тут устроить, вот что! – рявкнул Вулдон.
– Может, нам прекратить это, пока не поздно? – спросил Тейн, торопливо вертя головой. Оскорбления становились все громче и чаще.
Вулдон в отчаянии покачал головой.
– Что, человек-кот, мы можем тут поделать? Военные уже сделали свой выбор. Их тут сотни, а нас всего трое.
– Нельзя же просто стоять и смотреть, – взмолилась Лан. – Мы ведь должны заботиться о жителях этого города – а значит и о кейвсайдерах тоже, разве нет? Они заслуживают нашей защиты, так же как и все.
Движение наверху: лучники натянули тетивы, прицелились.
– Сматываемся, – приказал им Вулдон. Он наставил указательный палец на своих компаньонов, отчитывая их, словно детей. – Нам надо отсюда уходить, иначе мы не сможем потом жить с этим. Не надо лезть в эту бойню. Солдат мы все равно не остановим, а кейвсайдеры нас не послушают, даже если мы до них доберемся. Я не боюсь грязной работы, но всему есть предел. Так что слушай мой приказ: назад шагом марш, немедленно.
Вокруг них продолжали рваться бутылки. В рядах военных кто-то отдал приказ, и они начали занимать позицию.
Безнадежность, стыд и отчаянное желание помочь охватили Лан, ей хотелось остаться, сделать что-то, не важно что, лишь бы прекратить этот ужас, но Вулдон уже тянул ее обратно, через ряды солдат, прочь от тех, кому она всей душой желала помочь, спасти, для кого хотела быть героиней, именно такой, какой она себя видела.
Солдаты смыкали ряды, загораживая ей обзор. К чувствам Лан добавился ужас: стрелы дождем посыпались с крыш, они поражали кейвсайдеров, те громко кричали, но их истерические вопли заглушал мерный топот и лязг оружия имперских солдат, продолжавших наступать на мирных граждан империи.
Фулкрому стало скучно. В самом деле, сколько уже можно шагать следом за Ульриком из одной пыльной комнаты в другую, не слыша ничего, кроме шарканья собственных подошв по каменному полу, видя лишь тусклый свет от фонаря в руке спутника? Монотонную горизонталь комнат время от времени нарушали вертикали лестничных пролетов, колодцами уходивших куда-то вниз. Коридоры подавляли, пыль и тьма, веками копившиеся в них, сдавливали горло, словно кулак.
В иных помещениях им попадались фигуры людей: бюсты или полноразмерные статуи из бронзы, запорошенные пылью, заросшие паутиной, они жалобно смотрели куда-то вдаль, вглядываясь в им одним видимые миры. Фулкром задавался вопросом, кем они могли быть, но изображения не походили на портреты и статуи виллджамурских политиков и королей последних столетий.
– Далеко мы уже зашли? – спросил он. – Я насчитал не меньше пятидесяти лестниц.
– Думаю, что мы уже глубоко под городом. Полы здесь покатые: мы вошли сюда через комнату, ведущую на нижний уровень, но как их построили, я не знаю.
– И ты уже был здесь раньше? Почему ты так уверен, что мы идем тем же самым путем, а не заблудились?
– Потому что здесь мои следы в пыли, – сказал Ульрик и в доказательство своих слов посветил фонарем на пол. После этого они шли еще час, причем с полок вдоль стен сначала исчезли книги, потом и сами полки перестали существовать, а библиотечные залы постепенно уступили место пещерам, поначалу не очень большим, а затем громадным. Плиточный пол под их ногами сменился гравием, после – мелкой галькой и, наконец, огромными замшелыми камнями, идти по которым при свете одинокого фонаря было не только трудно, но и опасно; пол пещеры под подошвами их сапог теперь отзывался хрустом, а не глухим «топ-топ», как раньше.
Воздух вдруг тоже стал другим: не спертым и застойным, как прежде, а текучим, несущим откуда-то запах сырости. Воду Фулкром услышал раньше, чем увидел: где-то впереди падали на каменную поверхность капли. Рельеф совсем одичал: Фулкром и его провожатый то поднимались на какие-то бугры, то спускались в ложбины между ними, пока свет фонаря Ульрика не отразился в поверхности воды. От нее поднимался такой острый запах, что Фулкром невольно спросил себя, откуда она течет.
Речушка оказалась шагов десять в ширину.
– Хочу предупредить твой вопрос, – сказал Ульрик, точно читая мысли, – нет, я не знаю, откуда она берется. Но если мы пойдем по ее течению, ты увидишь, куда она впадает.
– Мы под городом?
– Прямо под самым сердцем, – сияя, отвечал Ульрик. – Точнее сказать, мы теперь в другой реальности, не в той, из которой вышли. Наш путь сюда занял несколько часов… и все же никакого пути снаружи сюда нет. Мы проходили через одну потайную комнату за другой, пробирались лабиринтом, созданным специально для того, чтобы держать людей подальше от этого места. Вполне возможно – хотя это всего лишь предположение, основанное на том, что нам еще предстоит увидеть, – мы даже вышли за пределы современной нам реальности. Так что не тревожься о том, что тебя потеряют на работе.
Жрец был так весел, что Фулкром даже забеспокоился. Возможно, Ульрик уже привык к подобным странностям, но для самого Фулкрома они были еще внове, и ему трудно было не то что понять, но даже поверить в них. Их логика ускользала от него.
– Понимаешь, – продолжал из темноты голос Ульрика, – Виллджамур – точнее, то, что окружает тебя сейчас, – древнее самой империи. Верхнему городу одиннадцать тысяч лет, но то, что сохранилось здесь, в этих пещерах, уходит корнями в необозримую даль времен. Карта лей-линий Архипелага показывает, что Виллджамур скрывает в себе нечто особенное, потому что здесь все лей-линии сходятся. Нет ничего удивительного, что здесь случаются всякие неожиданности. Ты ищешь ответа на вопрос о том, что произошло прошлой ночью на поверхности, – я покажу тебе то место, откуда пришли мертвецы. Мы уже близко. Мертвые вообще всегда рядом.
Что тут можно было сказать? Оставалось только помалкивать. Фулкром выслушал жреца и стал молча переваривать новую информацию, как делал всегда, отсеивая то, что казалось ему незначительным, ища смысла в представленных ему фактах. Если бы он сам, своими глазами, не видел прошлой ночью свою умершую жену, не говорил с ней, как с живой, то просто счел бы слова Ульрика бредом сумасшедшего. Однако теперь он решил воздержаться от поспешных выводов.
Какое-то время они еще шли, скрипя подошвами по камням, пока Ульрик наконец не опустился на землю рядом с рекой.
– В чем дело? – спросил Фулкром.
– Ни в чем. Посмотри туда… – Ульрик повел фонарем, и даже в его слабом свете Фулкром увидел, что арка, под которую утекала река, чем-то заложена. – Придется нам дальше идти по воде.
– Я не поплыву в этой жиже! – воспротивился Фулкром.
– Ох, следователь, не смеши меня. Я же не говорю «поплывем», я говорю «пойдем», под парусом.
– Где мы его возьмем? – удивился Фулкром.
– Терпение, – сказал Ульрик, извлекая свою книгу, ту самую, к которой он обращался всегда, которая творила магию.
– Подожди, не начинай пока, скажи лучше, что это за книга?
– Это одна из версий «Книги превращений».
– Я знаю, я не о том. Что она делает – что они обе делают?
– Их было две, обе написал фра Меркури. Но эта книга – не та, которая мне нужна, потому что она может лишь дезагрегировать мир, когда это необходимо. Та, другая книга куда могущественнее этой, – по крайней мере, я так думаю, хотя в чем конкретно состоит их различие – я не знаю; знаю лишь, что, когда они соединятся, начнется настоящее волшебство…
Ульрик распахнул книгу и начал монотонно читать из нее, словно гипнотизируя своим голосом себя и Фулкрома; тот застыл на месте: прямо на его глазах галька и мелкие камушки, лежавшие на берегу, зашевелились, поползли навстречу друг другу и стали складываться в ряды, а те – в платформу, которая вдруг оказалась у жреца под рукой. Он толкнул ее, и она спустилась на воду.
– Она выдержит, – ободрил его Ульрик.
Фулкром поверил ему и ступил на каменный плот, не переставая удивляться тому, что он не тонет сам по себе, не говоря уже об их совокупном весе. Холодные камни не расходились и не тонули под ногами; течение подхватило их и понесло вперед. Ульрик сел, скрестив ноги, и поставил рядом с собой фонарь. Фулкром тоже сел и подтянул ноги к груди, опасаясь замочить их.
Река несла их через галерею пещер.
– Вскоре все раскроется, – со значением объявил Ульрик. Но Фулкром сомневался; он вообще жалел уже, что позволил завести себя так далеко, – зачем он здесь, почему слушает этого жреца с его причудами? Может быть, потому, что все происходящее разжигает его любопытство и он надеется с помощью жреца найти ответы на не дающие покоя вопросы? Или он бежит от своей мертвой жены, надеясь, что если он выяснит, откуда она взялась, то она оставит его в покое? Но ведь есть еще другие мертвецы, которые тоже бродят по городу, с ними-то как быть?
«Что ж, раз Ульрик сам заварил всю эту кашу, то, может, сам и расхлебает?»
В подземелье тем временем стало немного светлее, и Фулкром разглядел окружавшие их развалины – нет, даже не развалины, а изуродованный город. Далеко впереди источали призрачный свет крошечные белесые фигурки, другие такие же, только повыше, виднелись на левом берегу реки, прямо напротив них. Справа в их реку впадала другая река, и течение в этом месте отклонялось в сторону. В подземном мире не было цвета, только размытые оттенки серого, черного и белого.
– По-моему, – заговорил наконец Ульрик, – здесь что-то вроде того света. А вон те огоньки на берегу – видишь? – это мертвые, мой милый следователь. Вот в чем особенность Виллджамура: это не просто центр империи, это место встречи куда более значительных сил. Тех, о которых мы не имеем и понятия. Здесь есть ходы и переходы, назначения которых я не знаю. В лабиринте мы проходили даже мимо мертвых порталов. Но мне кажется, что именно здесь, в этом ушедшем под землю городе, я должен продолжать свои поиски. Где-то здесь лежит изначальная «Книга превращений». Да, я в этом уверен. – Тон Ульрика изменился, стал более обыденным, как будто он прокручивал в голове какие-то идеи. – Во время своих исследований я то и дело натыкался на упоминания об этом месте, и вот оказалось, что все, что я считал тогда метафорами, – реально. К примеру, я думал, что здешние реки – это просто символическое обозначение времени; но нет, вот они, существуют на самом деле и все текут в какую-то одну точку. Я просмотрел свои заметки и теперь уверен – цель моего пути здесь.
Фулкром видел, как фигуры на берегу машут им руками.
– А когда ты найдешь свою книгу – что ты будешь с ней делать?
Ульрик молчал. Каменный плот отнесло ближе к берегу, и светящиеся формы на берегу стали принимать знакомые очертания людей и румелей. Они стояли кучками по двое-трое и глазели на приближающийся плот. За ними вставали жуткие, как во сне, силуэты городских развалин, точнее, башен, местами почти целых, местами, наоборот, полуосыпавшихся и едва напоминавших свои прежние очертания; стены хранили следы насильственных повреждений; оконные проемы стояли черные, обгорелые. За городом к краю воды спускался черный галечный пляж.
– Цель моего пути, – вдруг заговорил снова Ульрик, – воспользоваться книгой так, чтобы ее автор мог снова вернуться в мир.
– Тот парень, фра Меркури?
– У тебя хорошая память, следователь. Она делает тебе честь.
– А что станет делать этот фра Меркури, когда вернется? Ты хотя бы знаешь, настоящий он или просто миф? У меня такое впечатление, что в твоей истории много от веры.
– Многие из наших поступков не основаны ни на чем, кроме веры, следователь. Я… говорил с ним. Разными способами, при помощи разных ритуалов. Из одного измерения в другое. Он существует. Его мир постепенно просачивается в наш – ты уже слышал о геноциде и войнах на севере. Они и есть доказательство существования его мира.
– Но не его самого, как мне кажется.
– Я видел достаточно. Не все можно доказать. В то, чего нельзя увидеть, остается верить.
Фулкром онемел. Как это возможно – беседовать сквозь измерения? И тут же понял, что, задавая себе этот вопрос, он уже верит словам Ульрика. «Даже если ты сам видел мертвых, это еще не значит, что каждое его слово – правда».
Они пристали к берегу, и белая фигура – вблизи светившая куда более рассеянным светом, чем казалось издали, – помогла им сойти на сушу.
– Скоро же ты вернулся, а, Ульрик? – приветствовала она жреца на диалекте ямурского, к большому удивлению Фулкрома.
Встречавший был лыс, высок, мускулист, одет по старинной моде в рубашку со стоячим воротником и тунику до коленей. Нос и подбородок у него были вытянутые и придавали ему сходство с птицей, кожа темная, как сама темнота, – хотя только с одной стороны, вторая половина лица была бледной, и Фулкром, сколько ни старался, не мог разглядеть границы между этими двумя половинами.
– Теперь, как я погляжу, с другом.
– Это следователь Фулкром, – сказал Ульрик, ступая с плота на берег.
– А, ясно. Есть у нас тут кое-кто из инквизиторов, до сих пор мнят себя стражами закона и порядка. Хотя какой в них смысл, здесь-то! Хе! Ну ладно. Добро пожаловать, сэр. Я Акер.
Странный дух протянул руку, и Фулкром, невольно отпрянув, не зная, брать ее или нет, не сомкнется ли его собственная ладонь в пространстве. Но все-таки пожал – рукопожатие вышло вполне осязаемым. Тут по камням мягкими скачками примчались две громадные кошки, ростом Акеру по пояс, и сели рядом с ним, подозрительно уставившись на Фулкрома.
– Не обращайте внимания на эту парочку, – сказал Акер. – Просто они недолюбливают живых. Живые их раздражают.
«Я тоже не очень-то люблю мертвых», – подумал Фулкром, наблюдая, как одна кошка лижет себе лапу.
– И много тут у вас живых?
– Да нет, по правде говоря. Вот Ульрик, и все.
Фулкрома и Ульрика проводили на берег, где их приветствовали другие светящиеся фигуры.
– Здесь все мертвые, – шепнул ему Ульрик. – Многие в тот раз пошли за мной, чтобы посмотреть, каким теперь стал мир. У одних остались наверху неоконченные дела, другие хотели кого-то повидать. Могу только предположить, что те, кто остался здесь, не хотят уходить.
Мертвые на первый взгляд были такими же, как живые, не считая ран, от которых они умерли, – раны на них не заживали. А еще от них исходило легкое, едва заметное свечение, как от Адены. Их одежда отражала историю мира: Фулкром замечал костюмы эпох, запечатленных на старинных картинах или гобеленах древности. Мертвые подходили к ним группами и так же, группами, уходили: их привлекало необычное зрелище посещения их мира живыми.
– Сколько их тут осталось? – спросил он у Акера, который шел за ними, а две кошки так и вились вокруг его ног. И тут же Ульрик шепнул ему на ухо:
– По-моему, этот человек у них вроде привратника.
– Ну, я бы сказал, около сотни, – прогудел Акер. – Не все хотят покидать насиженные места. Жизнь уже не та, что прежде. Кроме того, не у всех, кто пытался пересечь реку, это вышло: многие ослабели, им, если так можно сказать, не хватило решимости.
– Наверное, тебе нечего пока сообщить мне о местонахождении той книги, которую я искал?
– Вообще-то, местные о ней думают. Здесь есть старые библиотеки – развалины, конечно. Как и все остальное. В них пока ничего не нашли. Но они ищут. Все развлечение, а то здесь порой так скучно.
Они миновали массивные железные ворота в темной каменной стене. Глубокие трещины исполосовали камень, превратив его местами в ничто, и Фулкром невольно отметил, до чего эти стены напоминали стены Виллджамура, только как будто после апокалиптической катастрофы.
Он недоверчиво покачал головой. Город внизу был выстроен по тому же принципу, что и наверху: улицы, окружая холм со всех сторон, поднимались наверх концентрическими кольцами. Дома, высокие и узкие, опасно кренились друг на друга, местами они уже рухнули, местами еще только грозили упасть. Было непривычно тепло. На одной улице играли за столом в карты двое мертвых, из спины одного торчал нож. В городе существовали площади и дворы, парк с мертвыми деревьями, и повсюду бродили мертвецы. Странная, необъяснимая тоска навалилась вдруг на Фулкрома, словно его нутро отказывалось принимать всерьез то, что он видел. Все стало вдруг бессмысленно, все утратило значение. Неужели эти странные фигуры – действительно те, кто умер наверху в разное время, кто раньше, а кто позже?
– Я видел достаточно, – сказал Фулкром. – Мне пора возвращаться к моим обязанностям наверху.
– Ха, типичный живой, – усмехнулся один старик. – Вечно они про обязанности да про работу. Нет чтобы порадоваться жизни, пока есть время, верно?
– Я и радуюсь моей работе, – отвечал Фулкром. – Я приношу людям пользу. – Однако последняя фраза прозвучала как оправдание, и это ему не понравилось. Он обратился к Ульрику: – Пожалуйста… Я больше не могу здесь оставаться. Не могу смотреть.
Ульрик положил обе руки на плечи Фулкрома, как будто хотел встряхнуть его.
– Ты же искал ответов, следователь. А я хотел, чтобы ты мне поверил. Мне понадобится твоя помощь в ближайшие дни. Я же вижу, когда человек способен мыслить логически, – тебя надо было убедить. Кажется, мне это удалось. Верь мне и моему делу – твой мир скоро изменится, и очень сильно.
– Я знаю, что церковь уже вызвала в город тварей. Когда я найду вторую «Книгу превращений», мне понадобится провести определенные ритуалы на поверхности. Возможно, мне придется уточнять детали, в это время мне понадобится защита, и тебе придется меня защищать. И не только защищать, но и верить. Немного найдется таких, кто сможет поверить в то, что будет здесь происходить, и немногие смогут сохранить верность.
– Кажется, – прошептал Фулкром, – у тебя нет оснований сомневаться во мне. Я тебе верю.
Улыбка, осветившая лицо священника, говорила скорее об облегчении, чем о радости.
– Только скажи мне, – начал Фулкром, заставляя себя мыслить логично, – а как же те мертвые, что пришли наверх? Их ведь нужно вернуть сюда – или нет? – Мысли об Адене и о том, как избавиться от ее призрака, не покидали его ни на мгновение.
Его перебил Акер:
– Вообще-то, да, всех, кто поднялся, надо вернуть сюда.
Фулкром облегченно вздохнул, его глаза расширились.
Акер захохотал, почесывая одну из своих кошек за ухом. Та с блаженным видом изогнула шею, подставляя уши.
– Что это с вами, сэр? – спросил Акер. – Вам точно призрак явился!
