– А теперь, Билли, – сказал Рудольф, когда они свернули на автостраду, ведущую из аэропорта в Париж, – объясни мне, в чем дело.

– Дело в Уэсли, – сказал Билли, осторожно ведя машину. Шел дождь, и огни вечернего потока машин отражались на мокрой поверхности дороги. – Он сейчас на юге Франции, разыскивает убийцу.

Рудольф сдвинул шляпу на затылок и провел рукой по лбу, словно прогоняя боль.

– Откуда ты знаешь? – глухим голосом спросил он.

– Он сам рассказал. Мы подружились в Испании. Мы жили в одном номере. Когда он спал, можно было подумать, что он лежит в одиночном окопе, а вокруг все ближе и ближе рвутся снаряды. Я понял: парня что-то гложет. В конце концов я спросил его, и он мне все рассказал.

– Ты считаешь, он говорил серьезно?

– Конечно, серьезно. Он не из тех, кто шутит. Он даже в теннис играет так, что смотреть жутко. Я таких никогда еще не встречал, даже среди бывалых мужчин.

– А он в своем уме?

– Во всем, кроме этого.

– Почему ты не остался с ним? – осуждающе спросил Рудольф.

– Ну… – смущенно протянул Билли. – Это вторая половина истории. Я обещал ему помочь.

– Как?

Билли неловко заерзал на сиденье и перехватил руль.

– Обещал принять в этом участие и придумать что-нибудь такое, чтобы нас не поймали. Учитывая мою военную подготовку и тому подобное.

– Ну а ты-то в своем уме? – резко спросил Рудольф.

– Я всегда считал, что да.

– И ты действительно собирался выполнить свое обещание?

– Даже не знаю. Одного его я, конечно, не брошу. Вы разговариваете со мной, словно полицейский, который допрашивает заключенного.

Рудольф безнадежно махнул рукой:

– Два идиота. Два молодых дурака с одного дерева.

– Это у нас семейное, – сказал обиженно Билли. – Добро пожаловать, дядюшка, в страну дураков, в ее европейское отделение.

– А почему ты сидишь в Париже, когда он там затевает черт знает что? – Рудольф злился все больше.

– Я сказал ему, что в Париже у меня есть пистолет с глушителем, и обещал его привезти.

– И он у тебя в самом деле есть?

– Да.

– Чем, черт подери, ты тут занимался последние годы?

Билли опять неловко заерзал на сиденье.

– Я предпочел бы об этом не говорить. Лучше и для вас… да и для меня… если вы не будете знать.

Рудольф сделал глубокий вдох, затем шумно выдохнул.

– Тебя разыскивает полиция?

– Нет. Мне по крайней мере об этом неизвестно, – сказал Билли, довольный тем, что сидит за рулем и не видит выражения дядиного лица.

Рудольф устало провел рукой по небритой щеке.

– Тебе придется отдать этот пистолет мне.

– Но я обещал Уэсли привезти его через пару дней.

– Послушай, Билли, – сказал Рудольф, стараясь говорить спокойно, – ты ведь сказал, что тебе нужна помощь. Я вылетел первым же самолетом. Ты будешь делать то, что я говорю, или… – Он замолчал.

– Или что?

– Пока еще не знаю. Где сейчас Уэсли?

– В Сен-Тропезе. Мы договорились, что я сообщу ему телеграммой свой парижский адрес, он мне позвонит, и мы условимся, где и когда встретимся на юге.

– Так ты послал телеграмму?

– Сегодня утром.

– Зачем ты так спешил? Почему нельзя было дождаться моего приезда? Пожалуй, было бы лучше, чтобы он не знал, где тебя найти.

– Он и так относится ко мне с подозрением, – защищался Билли. – А если я его обману, он плюнет на меня и займется этим в одиночку.

– Может быть, ты и прав. Он уже звонил?

– Нет еще.

– Отлично. Когда позвонит, не говори, что я здесь. Скажи, что тебе не удалось достать этот проклятый пистолет, что это оказалось не так просто, как ты думал.

– И что это даст?

– А то, что у меня будет время придумать какой-то выход, – сердито сказал Рудольф. – И тебе тоже не мешало бы пошевелить мозгами. А теперь помолчи, пожалуйста. После перелета мне хочется несколько минут спокойно посидеть с закрытыми глазами: а вдруг нас с тобой осенит какая-нибудь мысль.

В отеле, прежде чем расстаться, Рудольф сказал:

– Не забудь: завтра пистолет должен быть у меня. И еще одно: чтоб Уэсли его даже не видел.

– Тогда он возьмет нож или дубинку, а то и с голыми руками пойдет. Вы его просто не знаете, – возразил Билли.

– Не знаю, и очень плохо, что начинаю узнавать его именно теперь.

– Послушайте, – сказал Билли, – если вам не хочется впутываться в это дело, я постараюсь справиться сам. Можете считать, что я вам ничего не говорил.

Рудольф задумчиво посмотрел на Билли, словно прикидывая, что его ждет, если он согласится с этим предложением, затем покачал головой:

– Наверно, разыскивать Дановича должен был я. Давным-давно. Только до сегодняшнего вечера мне это не приходило в голову. Нет, считать, что ты мне ничего не говорил, – не решение вопроса. Спокойной ночи, Билли. Если ночью у тебя возникнут идеи, позвони мне. Хорошо поспать все равно вряд ли удастся.

Он снова несколько раз провел рукой по лицу и медленно, тяжелой походкой направился к лифту.

«Я ни разу не подумал о его возрасте», – упрекнул себя Билли, когда дверца лифта закрылась.

Утром они позавтракали вместе. Лицо у Рудольфа было усталое, под глазами мешки, он ел молча и чашку за чашкой пил кофе.

– Сегодня ты заберешь… этот предмет, – проговорил он наконец, – и отдашь его мне.

– Вы уверены, что хотите… – начал Билли.

– Единственное, в чем я уверен, – огрызнулся Рудольф, – это в том, что не желаю слушать от тебя никаких возражений.

– Ладно, подчиняюсь. – Он произнес эти слова с большим облегчением: ответственность за принятие решения теперь лежала не только на его плечах.

В зал вошел портье и по-французски обратился к Билли:

– Вас просят к телефону в холле, мистер Эббот.

– Спасибо. – Билли поднялся. – Это, наверно, он. Больше никто не знает, что я здесь.

– Будь осторожен и не говори лишнего. Постарайся, чтобы все звучало правдоподобно.

– Постараюсь, но от этого парня можно ожидать чего угодно, – сказал Билли, выходя из ресторана. От кофе у него во рту вдруг стало горько. В холле он вошел в телефонную будку и взял трубку.

– Билли, – услышал он голос Уэсли, приглушенный расстоянием, – ты можешь говорить?

– Не очень.

– Я в отеле «Лэ Пинед» в Сен-Тропезе. Когда ты приедешь?

– Через несколько дней, не раньше, Уэсли. С этим делом возникли некоторые осложнения. – Звук собственного голоса казался ему фальшивым.

– Какие осложнения? – резко спросил Уэсли.

– Расскажу, когда увидимся.

– Так ты достанешь или нет?

– Обязательно достану. Только на это потребуется еще немного времени.

– Сколько?

– Четыре-пять дней.

– Если ты в ближайшие пять дней не появишься, я уезжаю в Канн, – сказал Уэсли. – Один. Тебе понятно, что я говорю?

– Ты не волнуйся, Уэсли. Я делаю все, что от меня зависит.

– А по-моему, ты тянешь, Билли.

– Ничего я не тяну. Просто возникли некоторые препятствия.

– Все ясно, – сказал Уэсли и повесил трубку.

Билли медленно вернулся в ресторан.

– Он в отеле «Лэ Пинед» в Сен-Тропезе, – сказал он, садясь. – Он недоволен и дал мне пять дней сроку.

Рудольф кивнул.

– Ты не сказал ему, что я здесь?

– Нет.

– Сегодня вечером я уезжаю в Антиб поездом. Я не хочу, чтоб меня осматривали в аэропорту. Если тебе потребуется со мной связаться, я буду в отеле «Коломб д’Ор» в Сен-Поль-де-Вансе.

– Вам ночью пришла в голову какая-то идея?

– Возможно. – Рудольф мрачно улыбнулся.

– Не хотите со мной поделиться?

– Не хочу. Ты сам сказал вчера вечером, что о некоторых вещах не надо говорить. Так будет лучше для нас обоих.

– По части секретов наша семейка любой даст сто очков вперед.

– Да, пожалуй. – Рудольф встал. – Сегодня я собираюсь любоваться Парижем, может, даже схожу в Лувр. Встретимся здесь в пять часов. Не наделай глупостей до этого времени.

– Постараюсь. Увидимся в пять.

После ухода Рудольфа Билли на такси отправился в банк. Он не хотел, чтобы кто-нибудь обратил внимание на «Пежо» с откидывающимся верхом и, чего доброго, записал номер. Он захватил с собой теннисную сумку и, когда служитель в хранилище, открыв оба замка, удалился к своему столу, положил в нее автоматический пистолет и запасные патроны, а также то, что осталось от десяти тысяч франков. Он поднялся наверх, сказал банковскому служащему, что сейф ему больше не нужен, и вернул ключ.

Затем с сумкой в руках, снова на такси, вернулся в гостиницу, положил сумку на кровать и, не сводя с нее глаз, просидел в номере до пяти часов вечера.

Сойдя с поезда, Рудольф окунулся в залитое южным солнцем утро Антиба. Машина, заказанная им в агентстве Хертца, ждала его на вокзале. Расписываясь у стойки в ее получении, он все время прижимал ногу к стоявшему на полу чемодану.

Подъехав к отелю «Коломб д’Ор», он сам внес чемодан в холл, а сняв номер, пошел следом за носильщиком, чтобы не упускать его из виду.

Когда носильщик ушел, Рудольф позвонил старому адвокату в Антибе и договорился встретиться с ним в одиннадцать часов. Потом побрился, лег в ванну и долго дремал в воде. По нью-йоркскому времени было два часа ночи, и организм его еще не перестроился. Двигаясь словно во сне, он оделся и заказал в номер большую чашку кофе. Это был тот самый номер, где он останавливался раньше. Сюда приходила Жанна, и воспоминания о проведенных с нею часах вызвали к жизни старые желания. Он взял лист бумаги и написал: «Дорогая Жанна! Я снова в нашем отеле, и, может быть, если сейчас ты свободна…» Он не дописал и скомкал листок. Слишком давно. Уже все в прошлом.

В половине одиннадцатого он запер чемодан, спустился вниз, сел в машину и поехал в Антиб.

Старик ждал его за большим полированным столом, а за его спиной в огромном окне, словно на картине, сверкало залитое солнцем ослепительно синее море.

– Здесь можно разговаривать? – спросил Рудольф, садясь.

– Безусловно.

– Я имею в виду – здесь нет магнитофонов в столе или другой аналогичной техники?

– Есть, – признался адвокат, – но он не включен. Я пользуюсь им только по просьбе клиента.

– Надеюсь, вас не обидит, если я попрошу поставить его на стол – для большей верности.

– Как вам угодно, сэр, – холодно отозвался старик. Нахмурившись, он открыл ящик и поставил маленький аппарат на край стола.

Рудольф встал, чтобы взглянуть на него поближе. Магнитофон действительно не был включен.

– Благодарю вас, сэр, – сказал он и снова сел. – Я бы также просил вас не делать никаких записей – ни сейчас, ни после того, как я уйду.

– Хорошо, никаких записей, – кивнул старик.

– Дело, по которому я к вам приехал, очень деликатное. Речь идет о безопасности моего племянника, сына моего убитого брата.

Старик снова кивнул:

– Очень печальная история. Надеюсь, время немного залечило раны…

– Немного.

– И что наследство было разделено с минимальными… э… неприятностями.

– С максимальными, – мрачно ответил Рудольф.

– Увы, – сказал старик, – семейные проблемы…

– Мой племянник сейчас на юге Франции. О том, что я здесь, ему неизвестно, и я предпочел бы, чтобы на данном этапе такое положение сохранилось.

– Очень хорошо.

– Он приехал сюда, чтобы найти Дановича.

– О! – воскликнул старик.

– Он собирается его убить.

Старик закашлялся, словно что-то застряло у него в горле. Он достал большой белый носовой платок и вытер губы.

– Извините меня, – сказал он. – Теперь мне понятно, почему вы назвали дело «деликатным».

– Я не хочу, чтобы он нашел этого Дановича.

– Естественное желание, – отозвался адвокат. – Но чем я могу быть вам полезен?

Рудольф глубоко вздохнул.

– Если Дановича убьют до того, как мой племянник узнает о его местонахождении, то проблема будет решена.

– Понимаю, – задумчиво сказал старик. Он снова закашлялся и вытащил платок. – И как же, по-вашему, я могу помочь вам добиться желаемого результата?

– В свое время, сэр, вы наверняка занимались делами, связанными с определенной средой на этом побережье.

Адвокат кивнул.

– В свое время, – сказал он тихо, – да.

– Если бы вы познакомили меня с человеком, который знает, где находится Данович, и если бы он согласился взять на себя это дело, я был бы готов очень хорошо заплатить за его… услуги.

– Понимаю, – повторил адвокат.

– Естественно, – добавил Рудольф, – я готов перевести значительную сумму и на ваш счет в швейцарском банке.

– Естественно, – согласился адвокат, вздыхая то ли из-за возможности риска, то ли при мысли о значительной сумме в швейцарском банке.

– Это должно быть сделано быстро, – сказал Рудольф. – Мальчик глуп и нетерпелив.

– Я вам сочувствую, мсье Джордах, – кивнул адвокат, – но, как вы понимаете, такие дела не делаются за одну ночь, если делаются вообще.

– Я готов заплатить двадцать тысяч долларов.

И снова адвокат закашлялся. И снова вытирал носовым платком рот.

Долгое время в комнате стояла тишина. Рудольф мучительно раздумывал над тем, что же он делает. Всю жизнь он верил в доброту и порядочность и теперь совершает преступление. Но во имя чего он это делает? Чтобы предотвратить еще большее преступление. «Порядочность может оказаться ловушкой, – думал он, – так же как и множество других благородных слов». Вопрос в том, что для тебя важнее: твои принципы или твоя собственная плоть и кровь!

Не поворачиваясь к Рудольфу, адвокат сказал:

– Я подумаю, что можно сделать. Постараюсь связаться с одним человеком и, если он проявит интерес, попрошу его найти вас. Я надеюсь, вы понимаете, что этим мое участие в деле и ограничится.

– Понимаю, – сказал Рудольф, вставая. – Я остановился в отеле «Коломб д’Ор» в Сен-Поль-де-Вансе. Я буду ждать звонка.

– Я ничего не обещаю, дорогой мсье, – напомнил адвокат. Он повернулся и, стоя теперь спиной к морю, с трудом выдавил из себя улыбку. – Честно говоря, я бы предпочел, чтобы вы убедили своего племянника отказаться от его безрассудного замысла.

– Я бы тоже, но сомневаюсь, что мне это удастся.

– Ох, уж эта молодежь, – хмуро кивнул адвокат. – Ладно, я постараюсь что-нибудь сделать.

– Спасибо.

Рудольф встал. Когда он выходил из кабинета, взгляд адвоката был снова устремлен на море. Прощаясь, они не пожали друг другу руки.

«Сила денег, – думал Рудольф, проезжая по улицам порта. – Интересно, нанял бы Гамлет Розенкранца и Гильденстерна, чтобы убить своего дядю-короля, если бы у него были на это флорины?»

Добравшись до «Коломб д’Ор», он позвонил в гостиницу «Аламбер» в Париже. К счастью, Билли был в номере. Рудольф не знал, что после поездки в банк Билли не выходил из гостиницы.

– Билли, у меня все-таки есть надежда. Я ничего не могу тебе сказать, поэтому и не спрашивай – ни сейчас, ни потом. Но все же надежда есть. Теперь главное – выиграть время. Поэтому ты должен сдерживать Уэсли. Ты хорошо меня слышишь?

– Слишком хорошо. Ну а как же я должен его сдерживать?

– Поезжай на пятый день в Сен-Тропез. Придумай какую-нибудь историю… ты же умный парень…

– Все мне об этом только и твердят, – уныло отозвался Билли.

– Не оставляй его одного, чтобы он куда-нибудь не исчез. Мы все время должны знать, где он находится. Тебе понятно?

– Понятно, – сказал Билли без всякого энтузиазма.

– Если будет необходимость, скажи ему, где я нахожусь. Я бы этого не хотел, но, если иначе его не удержишь, придется сказать.

– Сколько же времени я должен его сдерживать?

– Столько, сколько нужно.

– Симпатичный кругленький срок.

– Пожалуйста, без насмешек, – резко сказал Рудольф. – Я выполняю свою часть дела, а ты – свою.

– Слушаюсь, сэр. Следующие несколько дней я посвящаю придумыванию какой-нибудь истории.

– Вот и отлично.

– Только удастся ли заставить этого сумасшедшего в нее поверить – это уже другой вопрос.

– Желаю удачи, – сказал Рудольф и повесил трубку.

«Клотильда» стояла на якоре в порту Сен-Тропеза, неподалеку от яхты, на которой служил Кролик, и они с Уэсли отправились туда, чтобы на нее посмотреть. Кролик долго отговаривал Уэсли.

– Ты и так ее уже достаточно видел, – говорил он.

– Не беспокойся, Кролик, – сказал Уэсли, – я не заплачу и никого не прибью. Это единственный дом, где мне хорошо жилось. Я только взгляну на нее и вспомню, как все было, когда на ней ходил отец. С тех пор я насмотрелся много чего и похуже… – Поджидая Билли, он дни и ночи болтался по ночным кабакам в Сен-Тропезе и Канне. Он не решался спросить у Кролика, не встречал ли тот Дановича, потому что Кролик тотчас начал бы с ним препираться. Уэсли не мог спросить о Дановиче и никого другого: он не хотел, чтобы Данович и в конечном счете полиция узнали, что он его разыскивает. Но сам искать он мог. Он искал ежедневно и был уверен, что рано или поздно Данович где-нибудь непременно объявится. Ну а времени у Уэсли было достаточно. К его удивлению, Канн и Антиб в этот тихий предсезонный месяц действовали на него умиротворяюще. Он даже спал теперь спокойнее, и кошмарные сны, которые так долго его преследовали, больше не повторялись.

Дойдя до того места, где была пришвартована «Клотильда», они остановились. Яхта выглядела старомодной и комфортабельной, и Уэсли было приятно, что она содержится в чистоте и порядке.

– Они хорошо ее содержат, правда? – спросил он у Кролика.

– Немцы. Такая чистота – прямо хоть на палубе ешь… Хочешь подняться на борт посмотреть? Они поставили автопилот.

– Нет, – покачал головой Уэсли. – И так достаточно. Я рад, что посмотрел на нее.

Они направились обратно к яхте Кролика, где к обеду жарилась рыба. Обедать они должны были втроем, так как Кролик подружился с девушкой, которая работала в магазинчике в порту и теперь обедала с Кроликом каждый день. Это была хорошенькая темноволосая девушка, она довольно прилично говорила по-английски. Кролик был от нее без ума, и, насколько мог понять Уэсли, она – от Кролика. Она приходила на яхту и после работы, а иногда оставалась на ночь. Они собирались пожениться и вместе наняться на более крупное судно.

Обед был вкусный и сытный, с бутылкой холодного вина. Уэсли попросил Кролика никому не говорить, что он снялся в картине, которую будут показывать в Канне, но когда девушка – ее звали Надин – спросила Уэсли, чем он занимается, Кролик выпалил:

– Он, черт побери, киноактер. Как тебе это нравится – мой старый товарищ по плаванию?

«Что ж, – подумал Уэсли, – если это только повышает шансы Кролика в глазах девушки, то ничего плохого тут нет».

– Это правда? – Надин смотрела на него недоверчиво.

– Правда. После того как картина выйдет, меня, возможно, будут считать бывшим киноактером.

– Вы что, меня разыгрываете? – спросила Надин.

– Сама убедишься, – сказал Кролик. – Он герой в кинокартине, которую будут показывать на фестивале.

– Не герой, – запротестовал Уэсли. – У меня там просто эпизодическая роль.

Надин пристально посмотрела на него.

– Я так и подумала, потому что уж слишком ты хорош собой, чтобы быть никем. Со мной работает одна девушка, – продолжала Надин, – моя лучшая подруга, удивительно милая, она просто с ума сходит по кино. Привести ее сегодня на ужин?

– Я пробуду в Сен-Тропезе недолго, – сказал Уэсли смущенно. Помня обещание Элис приехать на две недели в Европу, он не хотел, чтобы его соблазнила удивительно милая французская девушка.

– Она хорошо говорит по-английски.

– Видите ли, у меня сегодня свидание. – Это был пятый день его пребывания здесь, и он хотел встретить Билли в гостинице, когда тот появится.

– А как насчет завтрашнего вечера? – настаивала Надин.

– Завтра вечером я, наверное, буду в Канне. Как-нибудь в другой раз.

– А если мы приедем в Канн, – спросила Надин, – ты сможешь достать нам билеты на твою картину?

– Наверно, смогу. Кролик будет знать, где я остановился.

«Черт побери, – подумал Уэсли, – только мне не хватает, чтобы две французские девицы висели у меня на шее, когда я налечу на этого сукина сына Дановича».

– А ты не забудешь? – спросила Надин, собираясь возвращаться в свой магазинчик.

– Не забуду, – солгал Уэсли.

Надин поцеловала Кролика, и они с Уэсли посмотрели вслед ее точеной маленькой фигурке, танцующей походкой быстро удалявшейся по набережной.

– Как она тебе? – спросил Кролик. Раньше он этот вопрос задать не решался.

– Очень хорошенькая.

– Ты считаешь, слишком легкомысленна, чтобы стать хорошей женой? – тревожно спросил Кролик.

– Она славная, – сказал Уэсли. Он не хотел брать на себя ответственность за такое серьезное дело, как женитьба Кролика. – Я ведь ее почти не знаю.

– Я тебе вот что скажу: с твоей внешностью и твоими киношными делами да с тем, чему ты научился у отца, держу пари, ты теперь в сто раз лучше меня разбираешься в женщинах. У меня это всегда было слабым местом, и я боюсь ошибиться. – Он помолчал. – Тебе не показалось, что она с тобой вроде немного заигрывала?

– Ну что ты, Кролик, – удивился Уэсли.

– Я бы не хотел связать себя с женщиной, которая строит глазки моим друзьям.

– Зря волнуешься. Она мне и ресницей не моргнула.

– Рад слышать. Ну а как насчет тебя?

– Что насчет меня?

– Ты ведь приехал на Лазурный берег не только повидаться со старым приятелем и посмотреть какую-то там дурацкую картину…

– Ну что ты придумываешь. Я только…

– Ничего я не придумываю, – сказал Кролик. – Я просто хорошо тебя знаю. Знаю, когда ты в хорошем настроении. Знаю, когда тебя одолевает беспокойство. Сейчас ты что-то скрываешь. Я все время за тобой незаметно наблюдаю, и ты мне не нравишься, Уэсли.

– Чепуха все это, – сказал Уэсли резко. – Что ты охаешь, как старая баба.

– Одно я знаю точно: твоему отцу очень не хотелось бы, чтобы ты попал в беду, особенно из-за этого Дановича. Ты слушаешь меня, Уэсли?

– Слушаю.

– Он любил тебя и больше всего на свете хотел, чтобы у тебя в жизни все было хорошо. Того же хочу и я. У меня нет желания навещать тебя в тюрьме или в больнице или опознавать в морге.

– Не заставляй меня жалеть, что я приехал с тобой повидаться.

– Плевать мне, если ты меня вообще больше не увидишь, – сказал Кролик, – лишь бы вколотить в твою башку хоть что-то разумное. У тебя впереди прекрасная жизнь – не губи ее. Твоего отца нет в живых, ну ничего теперь не поделаешь. Уважай его память – вот все, о чем я тебя прошу.

– Мне пора возвращаться в отель, – сказал Уэсли. – Я жду звонка.

Кролик остался на корме, а Уэсли под его осуждающим взглядом сел на взятый напрокат одноцилиндровый мопед и с треском помчался в сторону отеля.

Подъехав, он увидел на стоянке «Пежо» с откидывающимся верхом.

– Вас в баре ожидает какой-то джентльмен, – сказал ему портье, отдавая ключ от номера.

В пустом баре Билли в одиночестве потягивал пиво. Он сидел ссутулившись и казался маленьким и несчастным. Костюм его был помят, а спутанные ветром волосы так и остались непричесанными. После поездки в открытой машине в Париж, а затем сюда лицо его, и без того смуглое, стало еще темнее. «Похож на араба», – решил, подходя к нему, Уэсли. Билли встал, и они обменялись рукопожатиями.

– Ну, кузен, давно бы пора приехать, – сказал Уэсли.

– А по-другому ты разговаривать не умеешь? – спросил Билли раздраженно.

– Пошли ко мне, – сказал Уэсли, кинув взгляд на бармена, который у другого конца стойки чистил лимоны. – Поговорим там.

– Подожди, я допью. К тому же тебе и самому кружка пива не помешала бы.

– Мне многое не помешало бы. Допивай быстрее.

Билли огляделся.

– Хороший отель. Стоит, наверное, кучу денег.

– Я же собирался пробыть здесь всего дня два, а не весь сезон. Ну что, допил свое пиво?

– Допил, но надо еще заплатить.

– Запишите на мой счет, – бросил Уэсли бармену.

– Спасибо, – сказал Билли, выходя вслед за Уэсли из бара.

– Это самое малое, что я могу сделать, – с издевкой заметил Уэсли, – для моего верного кузена.

В номере Уэсли сразу же набросился на Билли.

– Достал? – резко спросил он.

– Сейчас я тебе все объясню. Человек, который его для меня хранил, скрывается от полиции. В Париже его нет, и его девчонка сказала, что не знает, где он. Но он будет ей звонить и…

– Когда? Когда он собирается ей звонить?

– Она точно не знает. Наверное, скоро.

– Скоро? В День независимости? Или, может быть, на Рождество?

– Какого черта ты так со мной разговариваешь? Я сделал все, что от меня зависело.

– По-моему, ты врешь, Билли, – сказал Уэсли ровным тоном.

– Почему ты всех подозреваешь? Я ведь сам вызвался помочь тебе, правда? Никто меня не заставлял под дулом пистолета. Я изо всех сил старался.

– Врешь! Ты ведь знаешь, где этот пистолет… если он вообще существует…

– Он существует. Клянусь тебе.

– Тогда ты скажешь, где он находится. Сейчас же. – И Уэсли, как кошка, прыгнул на Билли и принялся его душить. Билли отчаянно сопротивлялся, но Уэсли был тяжелее его на сорок фунтов. Они молча продолжали бороться. Потеряв равновесие, Билли упал, и Уэсли придавил его коленом. Лицо его по-прежнему было спокойно, цепкие, как у маньяка, руки сдавили горло Билли. И только когда Билли уже начал терять сознание, Уэсли чуть разжал пальцы. – Ты скажешь или нет?

– Отпусти. – Билли задыхался. – Ты мог меня задушить.

– Вполне вероятно. – Руки Уэсли снова начали сдавливать его горло.

– Рудольф… Он в Сен-Поль-де-Вансе… отель «Коломб д’Ор». Отпусти!

Уэсли медленно разжал руки и встал. Он помог Билли подняться, и Билли повалился на стул, ощупывая руками шею.

– Откуда взялся дядя Рудольф? Только без вранья.

– Я позвонил ему в Нью-Йорк. Я подумал, что уж если кто может тебе помочь, так это он. Исключительно ради тебя. Ты ведь не думаешь, что я о себе беспокоился?

– Струсил, – презрительно сказал Уэсли. – И позвал на помощь Санта-Клауса. Мне следовало бы это предвидеть. Чего еще, черт возьми, можно ожидать от теннисиста?

– Отправляйся теперь в Сен-Поль-де-Ванс, кровожадный идиот, и попытайся придушить дядю Рудольфа.

– Может быть, так и сделаю. А ты катись отсюда. И чтоб я тебя не видел, не то пожалеешь.

– Больше я к тебе без ножа не подойду, – сказал Билли, вставая. – Предупреждаю.

– Спасибо. Буду иметь в виду.

В дверях Билли обернулся.

– Еще одно слово. Что бы ты ни думал, я – твой друг.

Уэсли надменно кивнул, и Билли вышел из номера.

Снизу он позвонил в Сен-Поль-де-Ванс и рассказал Рудольфу, что произошло.

– О Господи, – сказал Рудольф. – Неужели он в таком скверном состоянии!

– Даже хуже, – сказал Билли. – Лишился рассудка. Вы лучше переезжайте в другой отель, а то он и вас начнет душить.

– Никуда я переезжать не стану, – спокойно сказал Рудольф. – Пусть приходит.

– Только не встречайтесь с ним наедине, – сказал Билли, восхищаясь дядиным спокойствием.

– Я готов встретиться с ним так, как он пожелает.

– Вы что-нибудь придумали?

– Возможно.

– Я бы на вашем месте все же отделался от той вещицы до его прихода. Бросьте ее в море.

– Нет, – задумчиво сказал Рудольф, – я думаю, этого не стоит делать. Она в ближайшем будущем может пригодиться.

– Желаю удачи.

– Увидимся на следующей неделе на фестивале в Канне. Я заказал для всех нас номера в отеле «Мажестик». Ты – в одном номере с Уэсли. Но при сложившихся обстоятельствах… – он усмехнулся, – придется поместить тебя на другом этаже.

– Вы все успеваете предусмотреть, – с сарказмом сказал Билли.

– Почти все, – ответил Рудольф.

Билли повесил трубку и, подойдя к стойке портье, сказал:

– Пожалуйста, запишите этот разговор на счет мистера Джордаха.

Уэсли не позвонил ни в этот день, ни на следующий. Зато позвонил адвокат из Антиба.

– У меня есть кое-какие новости, – сказал он. – Человек, к которому я намеревался обратиться по поводу вашего дела, в настоящее время сидит в тюрьме. Но через две недели он выйдет и вернется домой в Марсель. Я с ним свяжусь и сообщу ему, где он сможет вас найти.

– Я буду в отеле «Мажестик» в Канне, – сказал Рудольф.

– Извините за задержку.

– Ничего не поделаешь. Благодарю вас за труды. Я буду ждать звонка.

«Ничего не поделаешь, – подумал Рудольф, вешая телефонную трубку. – Хороший заголовок для истории моей жизни. Ничего не поделаешь».