43
Получив приглашение министра иностранных дел, Уильям Додд решил взять с собой советника Майера. Пусть видит и слышит, как посол Соединенных Штатов пособничает большевикам. От инсинуаций и низкопробных интриг все равно не уберечься.
Войдя в приемную, он обратил внимание на портрет Гитлера в тяжелой раме черного дерева, водруженный в центре большого ампирного стола, за которым обычно собирались иностранные дипломаты. Примечательная новинка. Особенно на фоне картин в золоченых рамах эпохи Бисмарка. Ровно в час пополудни Дикгоф пригласил в кабинет к министру.
— Я рад, что вы нашли время принять меня,— улыбнулся Додд. Он не забыл, как в конце сентября его чуть ли не час продержали перед закрытой дверью.
Нейрат сделал вид, что не понял намека, и без лишних слов вручил копию договора между Германией и Японией.
Додд пробежал глазами преамбулу и первую статью:
— Надеюсь, что это будет способствовать предотвращению войны?
— В этом суть пакта, хотя он и направлен против русского Коминтерна.
— Вот как? Вы, кажется, собирались положить конец пропаганде?
— Здесь нет ни грана пропагандистской риторики, господин посол,— глядя куда-то в сторону, отчеканил министр.
Додд живо припомнил последний разговор в этих стенах.
«Мы не можем иметь дела с русскими коммунистами»,— напыщенно изрек тогда Дикгоф.— «Трудно не согласиться с тем, что русские совершают глупость, распространяя по всему свету свою пропаганду, но ведь ваше правительство делает то же самое. Так на что же вы жалуетесь?» — «Наша пропаганда касается только немцев, живущих за границей. Мы имеем полное право рассматривать их как часть нашего народа».— «В Канаде проживает несколько миллионов американцев. Почему бы и нам не потребовать аннексии?..»
Ни тогда, ни тем более сейчас не имело смысла пререкаться. И Нейрат, и Шахт, и Дикгоф — все они в один голос твердят, что пора покончить с пропагандой. С большевистской, с еврейской, с масонской — словом, со всякой, кроме, конечно, своей собственной.
Договор с Японией Додд предвидел еще два года назад. Он не сомневался в том, что Гитлер намеревается зажать Россию в клещи. Получив Австрию, Судеты, и Данциг, наци не замедлят выдвинуть притязания на прибалтийские государства. Это курс. Дипломатическими уговорами тут ничего не изменить. После многолетнего поношения всех рас, кроме арийской, они признали японцев равноправным партнером. «Желтой опасности» больше не существует,— мысленно усмехнулся посол.— Что бы сказал старый кайзер Вильгельм, доживающий век в Дорне? Впрочем, он ведь и сам не гнушался союзом с азиатами. С турками, например. Слова, слова, слова. Прав Шекспир. Мир определенно смахивает на балаган. Жаль лишь, что гала-представление закончится повальным избиением публики».
— Благодарю вас, господин министр, за своевременное оповещение о столь важном международном событии,— Додд предпочел за благо откланяться. Визит продолжался около пяти минут.
В приемной уже сидели, дожидаясь своей очереди, другие послы.
— Антикоминтерновский пакт? — тихо спросил Эрик Фиппс.
Додд утвердительно опустил веки.
— Сегодня они оповестят об этом весь мир,— понимающе кивнул англичанин.— Наших газетчиков уже вызвали в министерство пропаганды.
Устроившись на заднем сиденье, как положено по протоколу, справа от посла, советник Майер впервые нарушил молчание:
— Истинная направленность договора легко просматривается, сэр. Гитлер желает положить предел коммунистической деятельности за пределами СССР.
— По крайней мере, таково первое впечатление. Но, несомненно, есть и более глубинный аспект. В своих секретных статьях соглашение почти наверняка касается чисто военных вопросов.
— Вы имеете в виду действия, направленные против России? — оживился Майер.— Если на Дальнем Востоке начнется война, Гитлер способен оказать Японии серьезную помощь.
— Против любой страны, которая не признает притязания агрессора на чужие территории. Мне кажется, что помимо всего они пытаются лишний раз припугнуть западные державы.— Посол глянул в окно.
На Унтер-ден-Линден уже вывешивали флаги: белый с красным солнцем, красный со свастикой в белом круге и зелено-бело-красный с крестом на подкоронном щите Итальянского королевства. Отель «Адлон» украсился гирляндой дубовых листьев.
В министерстве пропаганды, куда для «важного сообщения» были вызваны журналисты, ждали появления Риббентропа. Все уже знали, что именно он подписал договор с германской стороны.
— Почему не фон Нейрат? — спросил Уолтер Ширер коллегу из лондонской «Тайме».— Ведь Риббентроп всего лишь посол.
— Всего лишь! А «бюро Риббентропа»? Фюрер всячески продвигает виноторговца. У нас, надо признать, он зарекомендовал себя не с самой лучшей стороны. Явившись в Букингемский дворец, начал с того, что отдал нацистский салют... Можете себе такое представить?.. На королевской аудиенции!.. Фигляр. Фрак сидит на нем, как на корове седло. А вот и он сам.
Риббентроп вышел из боковой двери и развинченной походкой направился к столу, сплошь заставленному микрофонами.
Первые пятнадцать минут он посвятил восхвалению пакта, всячески подчеркивая его значение для «судеб мира». Затем перешел непосредственно к содержанию. Стороны взаимно обязывались информировать друг друга о деятельности Коминтерна, вести с ним борьбу совместными усилиями и принимать все необходимые меры «против тех, кто внутри или вне страны, прямо или косвенно действует в пользу Коммунистического Интернационала ».
— Кроме всего прочего, господа,— под занавес Риббентроп внушительно погрозил пальцем,— этот шаг означает объединение Германии и Японии в целях защиты западной цивилизации.
Решив, что ослышался, Ширер недоуменно перемигнулся с соседом. Нет, кажется, все правильно: «западной».
— Неслыханная идея,— склонившись, шепнул он.— Особенно для японцев.
— О да! — с веселым изумлением откликнулся лондонец.— «Азия — для азиатов!»
Сидевший рядом корреспондент «Правды» Климов недовольно поморщился, не отрывая глаз от исписанного стенографическими знаками блокнота.
— Простите, ваше превосходительство,— журналист из «Таймса» первым задал вопрос.— Вы, кажется, сказали: «западной»? Я верно понял.
— Совершенно верно,— Риббентроп слово в слово повторил свое беспрецедентное заявление. До него так и не дошло, чем вызвано оживление зала.
— Чувства юмора ни на полпенни,— сказал потом Ширер.— Вот увидите, они очень скоро отыщут в японцах нордическую кровь.
— Бьюсь об заклад, что к пакту приложена секретная часть о совместных действиях против России,— Тед Тарнер определенно набивался на пари.
Операция началась ровно в два часа ночи. Первая группа перекрыла подступы к Бендлерштрассе со стороны моста через Ландверканал, вторая блокировала Тиргартенштрассе. Как только в кварталах между улицами Регентен и Хильдебранд отключили электричество, связисты перерубили свинцовую кишку телефонного кабеля. Переодетые в форму полевой жандармерии гестаповцы из криминальной полиции с двух сторон двинулись к военному министерству.
Его окна были темны, но скоро включилось автономное освещение. Возле подъездов и кое-где на втором этаже затеплились оранжевые квадраты.
Кто-то в первой шеренге заколебался, сбил шаг, но его подтолкнули дулом «шмайсера». Помимо гестаповцев в группу входило несколько уголовников, загодя извлеченных из гамбургских тюрем. Им посулили досрочное освобождение и по сотне марок на рыло. Перед самой акцией всем дали глотнуть шнапса.
Оберштурмбанфюрер Хауссер взглянул на светящийся циферблат и, поставив сапог на подножку, наклонился в приоткрытую дверцу «мерседеса». Шофер передал ему тяжелую трубку полевой рации.
— Приступайте,— скомандовал он внезапно охрипшим голосом.
Машина и стоящий рядом фургон притаились в ледяном мраке Гроссер Штерн-аллее. Когда на набережной Королевы Августы разом погасли редкие фонари, стало совсем темно. Только отсветы Уфер Шенебергера подрагивали в зеркальной глубине фар, просачиваясь сквозь облитые глазурью ветви.
Хауссер плотнее запахнул кожаное пальто с меховым воротником, обостренно прислушиваясь к глухому дыханию ночного города. С канала поддувал пронизывающий сырой ветер. Вскоре почти одновременно громыхнули, однако не слишком сильно, два взрыва. Небо над Бендлерштрассе осветилось бледно-зеленой вспышкой. Потом, словно бы нехотя, с дрожью, стало разгораться ржавое зарево.
— Перехожу ко второму этапу,— доложил Хауссер оберфюреру Беренсу, бодрствовавшему возле радиоаппарата на Принц Альбрехтштрассе.— Прием!
— Действуйте! — торопливо откликнулся Беренс.
— Номер два,— распорядился оберштурмбанфюрер.— Впе-е-ред!
Радист на углу Бендлерштрассе, сгорбившийся под тяжестью рюкзака, из которого торчал гибкий хлыстик антенны, просигналил фонариком. Атакующая группа, разделившись на четыре кучки, рванулась к подъездам.
— У вас горит! Где телефон? — рвали, стуча кулаками, ручки дверей.— Немедленно вызовите пожарных!
Оглушенную охрану связали по рукам и ногам и выволокли на улицу. Четверо офицеров крипо вместе со знаменитым Габи — медвежатником международного класса — метнулись к лестнице. Шаря лучами по стенам и поминутно справляясь с планом, нашли коридор «4В», завернули за угол и бросились к стальной двери, ведущей в помещение архива.
Габи деловито загремел своими отмычками.
— Быстрей! — постукивая каблуком, понукал его низкорослый толстяк с парабеллумом в нетерпеливо дрожащей руке.
— В таких делах торопиться не принято, господин комиссар,— Габи продолжал обстоятельно перебирать связку с крючками.— Лучше посветите как следует.
— Громы небесные! — коротышка сменил револьвер на фонарь.— Чего ты копаешься?
Медвежатник не удостоил его ответом. Замок наконец щелкнул, заскрежетал, и бронированная плита на диво легко уползла в стену.
Скользнув лучами по шифрам, быстро определили нужный сейф. Габи достал новую связку и, вооружившись стетоскопом, принялся ковыряться в замочной скважине. Прослушивая ему одному понятные вздохи металла, бережно поворачивал цифровое колесико.
С сейфом он провозился на несколько минут дольше.
— Все, господин комиссар? — спросил, отворяя дверцу.
— Теперь этот и вон тот,— наугад ткнул низкорослый, выгребая папки с документами.
Пока он сверял индексы, Габи вскрыл еще один шкаф и переместился к следующему, угловому.
Офицеры отобрали необходимое, уложили в дюралевый контейнер, а остальное пошвыряли обратно. К несказанному удивлению Габи, они даже не прикоснулись ни ко второму, ни к третьему сейфу, хоть он и взял их один быстрее другого. «Для отвода глаз»,— решил сметливый медвежатник.
Перед тем как уйти, кто-то плеснул в набитое бумагой нутро из канистры с бензином и, обойдя хранилище, трижды чиркнул спичкой.
— Теперь все вниз, мигом!
Вдохнув полной грудью бодрящий холодок свободы, Габи устремил мечтательный взор к звездному небу, затем вопросительно уставился на коротышку, которого знал как сыщика уголовной полиции. Он дважды брал Габи — в двадцать девятом и тридцать втором, так что отношения установились самые доверительные.
— Туда,— коротышка взмахнул револьвером в сторону Тиргартена.— Живо! — одного за другим он выталкивал ряженых уголовников, довольно посверкивая золотом зубных коронок.— Скорее в машину, ребята!
Все побежали, вернее полетели, словно на крыльях, легко отрываясь от суровой земли. Услышав, как за спиной прострочила короткая автоматная очередь и что-то просвистело возле самой щеки, Габи споткнулся на бегу, но уже не успел обернуться и кубарем покатился по мелкобрусчатой мостовой. Упав лицом на обледенелую решетку стока, он поджал колени к животу, со стоном дернулся и затих.
Раненых методично добили из револьвера.
На углу дожидался с работающим мотором крытый брезентом «бьюссинг».
— У нас все,— доложил Хауссер, принимая контейнер.
— Чудесно! — обрадовался Беренс и, не сходя с места, позвонил Гейдриху.
— Счет два — один,— группенфюрер сразу же снял трубку.— Спасибо за отличную работу.
«В дополнение к нашему сообщению о пожаре в Германском военном министерстве направляю подробный материал о происшедшем пожаре и копию рапорта начальника комиссии по диверсиям при гестапо...
Генеральный комиссар государственной безопасности
Ежов»
