45
Маркос
Каждую ночь, сидя на лужайке возле Дианиного дома и глядя на ее окно, я добавлял к отчаянному, беспросветному вою пару новых нот. И все же я продолжал это делать, ночь за ночью. Если бы братья узнали, чем я занимаюсь, то заперли бы меня в комнате ради собственного блага. Однако на завтраке я больше не появлялся, а значит, и не обязан был выслушивать, как мне следует распоряжаться собственной жизнью.
Я пришел к Диане во двор, как только стемнело, и сидел там до тех пор, пока не уснул. Обычно я просыпался перед рассветом и шел домой, а потом целый день спал на ходу, чтобы на следующую ночь повторить все по новой. Мои ночные дежурства не преследовали никакой цели или задачи. Я просто нуждался в этом.
Я не пытался о чем-то заявить, что-то доказать. Я не пытался продемонстрировать Диане, как сильно ее люблю или что-то в этом духе. Я вовсе не надеялся, что неизвестный голос шепнет ей на ушко: «Видишь? Этот парень проводит у тебя во дворе ночь за ночью? Должно быть, это серьезно». Я чувствовал себя не более серьезным, чем вчера. И все же это расслабляло. Хотя звучит безумно.
Я сидел, прислонившись спиной к дубу, ел упакованную с собой еду и пил гаторейд. В первую ночь Дианина мама вышла на несколько минут вскоре после того, как я обустроился на месте. На мой импровизированный пикник она посмотрела с отвращением, а на меня с жалостью. Меня жалела какая-то мамочка. Это был новый и по-своему даже забавный вид унижения.
— Маркос, милый? Что стряслось?
Сначала я решил не отвечать, но это был ее дом и мне вовсе не улыбалось, чтобы она вызвала копов. Диана не раз замечала, что она очень боязлива.
— Ничего.
— Но я не думаю, что Диана захочет тебя видеть.
— Я знаю. Поэтому и не звоню в дверной звонок.
— Значит… ты собираешься сидеть здесь?
— Да.
— Зачем?
Потому что в противном случае я могу больше никогда не выйти из дома.
— Возможно, она изменит свое решение.
Миссис Норс кивнула.
— Что ж, да, надеюсь на это… Но, может, лучше было бы подождать, пока она сама тебе позвонит? Дома?
— Лучше я подожду здесь.
Она снова кивнула, поймала упавший с дерева лист и завертела его между пальцев.
— Приятно, конечно, видеть такое признание в верности, просто это… Это может быть не слишком приятно.
Я прислонился к стволу и закрыл глаза. Она пыталась меня зацепить, но я был надежно укрыт не одним слоем дерьма, чтобы повестись на такие глупости.
— Не обращайте на меня внимания, миссис Норс. Я не побеспокою вас, или Диану, или мистера Норса. Я просто хочу посидеть здесь немного.
Через секунду она пожала плечами и вернулась в дом, предварительно отбросив лист в сторону и отряхнув ладони так, словно отмахивалась от меня и проблем дочери.
— Она должна была выставить меня вон.
— Почему?
— Я представляю угрозу.
— Так уходи.
— Но я больше не причиню ей вреда.
— Кто говорит, что нет?
— Я говорю.
— Люди ранят друг друга. Именно так они и поступают. Никто не может утверждать, что больше никогда никого не ранит.
— Но я постараюсь. Это ведь чего-нибудь стоит?
— И поэтому ты сидишь здесь? Чтобы что-то доказать?
— Нет. Я просто не могу придумать ничего лучше.
— Тогда… остается смотреть на окно.
— Смотреть на окно.
— И что дальше?
— Возможно, она выйдет, чтобы поговорить…
— Вряд ли.
— Или я перехочу здесь сидеть. Уберусь отсюда и навсегда об этом забуду. Сойдет любой вариант.
На следующую ночь я нашел под деревом одеяло, которое, по-видимому, оставила Дианина мама. Эта женщина заботилась о Диане всю свою жизнь. Было что-то необъяснимо приятное в том, что теперь она заботилась и обо мне.
Сидя под деревом и завернувшись в одеяло, остается лишь размышлять. И мне казалось, что вся моя жизнь — каталог дурных знаков и дурных воспоминаний, которые необходимо рассортировать. Там были мои собственные ошибки, вроде поцелуя с Кей, предательства друзей, вроде заклинания Ари, стершего Уина из ее памяти, и Дианы, которая лгала мне. Были там и воспоминания, поначалу казавшиеся хорошими, но со временем прогнившие: все, что относилось к Уину, то есть практически вся моя жизнь, начиная с пятилетнего возраста. И еще несколько недавних воспоминаний о Диане, начиная с парковки возле закусочной и заканчивая тем самым пляжным костром. Все они испортились, раскалившись добела так, что к ним стало опасно прикасаться.
Я старался ни о чем не думать. Медитировать. Но в моей голове не осталось пустоты. Ни одного уголка, куда можно было бы спрятаться.
Оставалось лишь разговаривать с самим собой и мечтать о будущем. Менее ужасном, чем то, которое мне предстояло.
Я представлял, что засыпаю поддеревом и просыпаюсь в одной постели с Дианой, свернувшейся калачиком рядом со мной.
Представлял, что гуляю по магазину и вижу, как мама и братья очищают пространство, распределяя все вещи по отделам и выстраивая ровные ряды стеллажей так, что тупиков и развилок больше нет.
Представлял, что у меня другие братья, которые понимают меня не хуже Уина.
Представлял, что засыпаю и просыпаюсь в мае, еще до того, как все произошло, возвращаю матери украденные деньги и больше нет никаких заклинаний юной гекамистки, никакой последней ночи на пляже и никаких похорон.
Во время этого чудесного путешествия во времени я будто бы настаивал, чтобы Ари взяла Диану на наши посиделки. И как будто я был не таким, как раньше, не страдал ерундой, давал Диане шанс и в итоге все были счастливы.
Да, правильно.
В остальное время я смотрел и ждал.
На четвертую ночь, в пятницу, едва я устроился, зазвонил мой сотовый телефон. Я прислонился головой к небольшой ямке в стволе и ответил.
— Что?
— Маркос, ты где?
— Не дома.
Он вздохнул. На заднем фоне я слышал звонки мобильных телефонов и звуки голосов. Видимо, брат звонил с работы.
— Кэл пропал.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что мы не можем его найти, придурок.
— Возможно, он вернется домой утром.
— Никто не видел его со вчерашнего вечера. Он даже не открыл магазин. Мама сходит с ума.
Я несколько раз ударился головой о ствол: бум, бум, бум.
— И что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Помоги Деву в поисках. Он проверяет пляж. Я присоединюсь к тебе через час.
— Займись этим сам. Ты ведь коп, — ответил я, прекрасно понимая, как отвратительно это звучит, но мне не хотелось покидать пост.
— Прошу прощения, — совершенно бесстыдным голосом прервал меня Брайан. — Я тебя от чего-то отрываю? Возможно, ты проводишь открытую операцию на сердце? Если так, я перезвоню позже.
— Хватит, Брайан…
— Мама сказала, что ты отсутствовал всю ночь, а когда вернулся, не разговаривал с ней. И никто ничего тебе не сказал, хотя, может, и следовало бы. В этом нет ничего клевого, Маркос. Пришло время вырасти. Стать членом семьи. Нельзя оставаться дитятей, когда тебе стукнуло восемнадцать. В этом нет ничего умилительного.
Я так сильно ударился о ствол, что даже вздрогнул.
— Мне семнадцать.
— Просто сделай это, Маркос. Пересмотри свое отношение и помоги найти брата. А потом можешь возвращаться к своим глупостям.
Я посмотрел на Дианино окно. В комнате горел свет. Если бы она выглянула из-за занавесок, я бы не ушел. Если бы я увидел ее тень на стене, я бы не ушел. Если бы занавески сдвинулись хоть на дюйм, я бы не ушел.
— Маркос? Ты там?
Я смотрел на окно, всем сердцем желая, чтобы что-нибудь произошло. Надеясь на это.
Но занавески не двигались, и я так и не увидел ее лица.
— Хорошо, — сказал я и повесил трубку.
Уходя, я старался не смотреть на окно, но совладать с воображением был не в силах. Краем глаза я будто бы заметил, как колыхнулась занавеска. Конечно, когда я остановился в конце подъездной дорожки и оглянулся, там никого не оказалось.
