Неудивительно, что после убийства спецназовцами жены Дага Ренфроу он сам находится далеко не в лучшей форме. Суд по гражданскому иску должен состояться через два месяца, и Дага такая перспектива совсем не радует. Он никак не может отойти от предыдущего процесса и не готов к новому.

Мы встречаемся, чтобы пообедать в одной безлюдной забегаловке, и я поражен тем, как плохо он выглядит. Даг очень похудел, лицо осунулось и побледнело, а в глазах – тоска и смятение надломленного и одинокого человека.

Он безучастно грызет ломтик жареного картофеля и говорит:

– Я выставил дом на продажу. Не могу в нем жить, слишком много воспоминаний. Я вижу ее на кухне. Мне кажется, что она спит в постели рядом со мной. Слышу, как она смеется, разговаривая по телефону. Чувствую запах ее лосьона для тела. Она везде, Себастиан, и никуда не уходит. Хуже всего, что я снова и снова переживаю эти последние несколько секунд, выстрелы, крики и кровь. Я виню себя за многое, что тогда случилось. Часто ухожу из дома среди ночи, нахожу дешевый мотель, снимаю номер за шестьдесят баксов и до восхода солнца лежу там, глядя в потолок.

– Мне очень жаль, Даг, – говорю я. – Но вашей вины в этом точно нет.

– Я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. К тому же я ненавижу этот проклятый Город. Каждый раз при виде полицейского, или пожарного, или мусорщика я начинаю клясть и Город, и тех болванов, что им управляют. Я не могу больше платить налоги этому правительству. В общем, я уезжаю отсюда.

– А как же родные?

– Буду видеться с ними, когда захочу. У них своя жизнь. Я должен сам позаботиться о себе, а это значит, мне придется начать все сначала на новом месте.

– И куда вы отправитесь?

– Пока не решил, но подумываю о Новой Зеландии. Главное – как можно дальше отсюда. Не исключаю, что откажусь от гражданства, чтобы не платить тут налоги. Я старик, утративший веру в жизнь, Себастиан, и мне надо уехать.

– А как же суд?

– Я не хочу никакого суда. Постарайся все уладить как можно быстрее. Черт, Город может выплатить компенсацию всего в один миллион. Они же заплатят его, верно?

– Полагаю, да. Я не обсуждал с ними внесудебное урегулирование, но они не хотят доводить дело до суда.

– А есть возможность получить больше миллиона?

– Не исключаю.

Он медленно делает глоток чая и смотрит на меня:

– Какая?

– У меня есть компромат на департамент полиции. Настолько грязный, что отмыться им точно не удастся. Я подумываю о вымогательстве.

– Мне это нравится, – говорит он, и на его лице впервые появляется улыбка. – Вы можете провернуть это побыстрее? Меня тошнит от этого места.

– Я постараюсь.