В выходные одного из шести оставшихся спецназовцев неожиданно госпитализировали, и давать показания он не может. Еще один просто исчезает. Чтобы разобраться с остальными четырьмя, мне требуется полтора дня. Процесс широко освещается на первых полосах всех газет, и никогда еще полицейский департамент не выглядел столь безобразно. Я стараюсь насладиться этим по полной, потому что вряд ли подобное когда-нибудь повторится.

В последний день дачи показаний я встречаюсь с семьей Ренфроу за ранним завтраком. Мы обсуждаем, стоит ли Дагу давать показания. В разговоре принимают участие его дети – Томас, Фиона и Сюзанна. Они видели весь процесс и не сомневаются, что жюри не признает их отца виновным, что бы ни говорилось в каком-то идиотском законе.

Я излагаю самый неблагоприятный сценарий: на перекрестном допросе Финни вылезет из кожи вон, чтобы вывести Дага из себя. Он заставит его признать, что тот сделал из пистолета пять выстрелов, стараясь убить полицейских. Единственный вариант, при котором обвинение может выиграть, – это заставить Дага дать слабину во время допроса, чего допустить никак нельзя. Но Даг непреклонен и стоит на своем. На данном этапе судебного разбирательства подсудимый имеет право давать показания, даже если его адвокат против. И мне об этом прямо говорят. Мой опыт адвоката по уголовным делам подсказывает: если обвинение не смогло доказать свою правоту, следует держать клиента подальше от свидетельской трибуны.

Но Даг Ренфроу и слышать ничего не хочет.