Часть II. Ацтлан

Лучи прожекторов водолазов мерцали в кристальных водах, освещая неровную известняковую стену, находившуюся в дюжине футов впереди.

«Все детали проступают с поразительной четкостью», – удивленно подумала Саммер Питт. И хотя ей не хватало цвета и тепла морской жизни, которые делали подводное плавание в соленой воде таким привлекательным, она наслаждалась возможностью плавать в невероятно прозрачной воде. Она даже видела, как воздушные пузырьки поднимаются на поверхность в сотне футах от нее.

Дочь директора НУПИ сама была океанографом. Сейчас она плавала в озере, находившемся рядом с побережьем Табаско, в восточной Мексике. Естественная карстовая воронка, сформировавшаяся в известняковом отложении, озеро представляло собой вертикальный туннель, наполненный водой. Когда Саммер спускалась вдоль стен пещеры диаметром в пятьдесят футов, у нее возникло ощущение, будто она оказалась в шахте лифта.

Когда солнечный свет начал меркнуть, она включила прожектор и направила его вниз. В нескольких ярдах от нее еще два водолаза спускались к песчаному дну. Она сделала продувку, выравнивая давление на барабанные перепонки, последовала за остальными и догнала их на глубине в сто двадцать футов.

Саммер плыла рядом с темноволосым мужчиной, худощавым и длинноногим. Он повернулся и подмигнул, в блестящих зеленых глазах читалась радость от плавания в такой прозрачной воде. Ее брат-близнец Дирк Питт-младший, получивший имя отца, всегда испытывал прилив сил, когда ему приходилось исследовать подводный мир.

Они двигались в сторону третьего водолаза, бородатого мужчины, чьи лохматые волосы цвета соли с перцем змеились вокруг маски. Доктор Эдуардо Мадеро, профессор антропологии из университета Веракруса, внимательно изу-чал дно. Дирк и Саммер только что закончили общий морской проект с Мадеро, целью которого являлось изучение коралловых рифов Кампече. Чтобы поблагодарить их за помощь, профессор пригласил близнецов поплавать в изолированном озере Табаско, где он занимался собственным проектом по изучению культурного наследия.

Мадеро завис над большой алюминиевой ячеистой сетью, прикрывавшей участок дна озера. Маленькие нумерованные желтые флажки торчали из песка, отмечая места, где были обнаружены артефакты во время прошлых раскопок. Большая часть находок Мадеро была хорошо видна.

Остановившись рядом с профессором, Дирк и Саммер направили свои прожектора на участок, где раскопки уже начались. Девушка тут же отпрянула назад. На нее, мерзко оскалив коричневые зубы, смотрел человеческий череп. Пара золотых обручей поблескивала на песке рядом – серьги ручной работы, которые когда-то носил владелец ухмыляющегося черепа.

Саммер повела прожектором в сторону, осветив жутковатый набор черепов и костей. Мадеро не преувеличивал, когда предупредил, что им предстоит посетить кладбище, по которому прошелся торнадо.

Не вызывало сомнений, что озеро использовали для жертвоприношений, но профессору еще предстояло идентифицировать обитателей захоронения. Когда-то в этом регионе обитали ольмеки, а позднее майя, хотя Мадеро пока не мог датировать ни одну из находок. Маленькую керамическую фигурку отнесли к 1500 году нашей эры, что соответствовало правлению ацтеков на севере и было близко по времени испанскому завоеванию.

Глядя на лежащий на песке череп, Саммер представила себе церемониальное человеческое жертвоприношение, которое совершили на берегу озера. В соответствии с ритуалами ацтеков жертва должна была смотреть на небо, когда жрец вонзал острый, как бритва, кремневый нож в ее грудь и вырывал еще бьющееся сердце. Сердце и кровь преподносили богам – вероятно, какому-то божеству воинов, обеспечивающему ежедневное движение солнца по небу.

В некоторых случаях конечности жертвы отрубали и съедали как ритуальное блюдо, а тело выбрасывали в озеро. Ацтеки ежедневно делали человеческие жертвоприношения, и смотревший на Саммер ухмыляющийся череп мог принадлежать одной из сотен жертв из неизвестной деревни, когда-то находившейся где-то поблизости. Она вздрогнула, несмотря на теплый гидрокостюм.

Девушка развернулась и последовала за Мадеро, который проплыл над несколькими участками раскопок и указал на базальтовую помольную чашу, или molcajete, которую следовало занести в каталог и поднять на поверхность. Они еще несколько минут смотрели на жуткие человеческие останки, после чего профессор большим пальцем указал наверх. Время пребывания под водой истекало.

Саммер с радостью покинула кладбище и поплыла обратно первой. Следуя вдоль дорожки опережавших ее пузырьков, она слегка задела стену из известняка. Затем случайно ударила ластом по едва заметному выступу, из-за чего едва его не потеряла. Слева из стенки торчал небольшой карниз, и Саммер, поправляя ласт, оперлась на него локтем.

Отталкиваясь от карниза, чтобы продолжить подъем, девушка почувствовала под рукой какой-то гладкий предмет. После некоторых колебаний она осмотрела узкий карниз, который покрывал толстый слой ила, и провела ладонью по гладкой гуще – вверх поднялась коричневая туча ила. Однако она стала быстро оседать, и Саммер увидела нарисованную бабочку.

Рядом оказался Мадеро, посмотрел на карниз, и у него загорелись глаза. Профессор осторожно провел рукой в перчатке по поверхности карниза и попытался пальцами нащупать размеры диковинного предмета. Очевидно, он застрял на карнизе во время спуска и не имел прямой связи со всем остальным, а потому не требовал тщательного изучения. Мадеро стер ил, и они увидели керамический предмет размером со шкатулку для драгоценностей. На единственном уголке, не покрытом илом, виднелось изображение крошечной бабочки.

Мадеро жестом показал Саммер, что ей следует взять шкатулку и подняться на поверхность. Она осторожно взяла находку, словно это была бомба с часовым механизмом, и поплыла наверх.

Они находились на дне совсем недолго, поэтому им не требовались остановки для декомпрессии, и она продолжала подъем до тех пор, пока не вынырнула из воды. Саммер оставалась возле самодельной лестницы, пока Мадеро не выбрался на поверхность. Он снял акваланг и вернулся за шкатулкой. Саммер, а вслед за ней и Дирк поднялись по ступенькам наверх. Влажный горячий воздух Мексиканского залива заставил их поспешно стянуть гидрокостюмы.

– Вода здесь просто поразительная, – прошептала Саммер Дирку, – но я бы с удовольствием обошлась без осмотра кладбища.

Он пожал плечами:

– Не худшее место, где можно провести вечность после того, как ты потерял свое сердце.

– А что они делали с сердцами?

– Сжигали, насколько мне известно. Возможно, оставляли несколько штук про запас, – Дирк обвел рукой окружающие джунгли.

Мадеро сумел найти лишь руины храма и небольшого селения рядом с озером, от которых почти ничего не осталось. И сейчас лишь пара брезентовых палаток, в которых жили профессор и его помощники во время периодических раскопок, указывала на присутствие в этих местах человека.

Археолог положил шкатулку, найденную девушкой, на ближайший стол. Когда Саммер и Дирк подошли к нему, Мадеро уже осторожно очищал ее при помощи старой зубной щетки.

– Что Саммер нашла? – спросил Дирк. – Старую коробку от сигар?

– No es una caja de cigarros, – ответила сестра, тряхнув головой.

Мадеро улыбнулся.

– У тебя хороший испанский, – он продолжал смотреть на шкатулку. – Полагаю, это кое-что поинтереснее.

Саммер и Дирк подошли ближе, чтобы лучше рассмотреть артефакт.

– Как вы думаете, для чего ее использовали?

– Пока не могу сказать ничего определенного, но шкатулку сделали ацтеки – тут у меня нет сомнений. Они были замечательными мастерами. Мне доводилось видеть множество артефактов, но ничего подобного не попадалось, – профессор отложил зубную щетку и повернул шкатулку к Саммер.

– Форма уникальна, – продолжал он. – Идеальный квадрат сделать из глины намного труднее, чем круглый сосуд. Посмотрите сюда!

Мадеро показал на шов вдоль края крышки, заполненный серым веществом.

– Шкатулка заклеена, – сказал Дирк.

– Совершенно верно. Похоже на высохший латекс, который легко добывается из местных каучуковых деревьев. – Профессор поднял шкатулку и осторожно ее потряс.

Внутри что-то загремело.

– Она не потеряла герметичность, несмотря на то что очень долго находилась под водой, – сказал Мадеро. – Возможно, ил обеспечил дополнительную защиту.

– Как вы думаете, что там внутри? – спросила Саммер.

Профессор покачал головой:

– Это предсказать невозможно. Как только мы доставим шкатулку в мою лабораторию в Веракрусе, мы сделаем рентген, уберем латекс и откроем ее.

Дирк усмехнулся:

– А я все равно думаю, что там заплесневелые сигары.

– Может быть. – Мадеро с благоговением поставил шкатулку на стол. – Но я думаю, что там находится нечто более значительное.

Он взял зубную щетку и принялся осторожно очищать центр крышки, открывая ярко-зеленый круговой орнамент. Крышка была инкрустирована зелеными и синими камнями, и постепенно они увидели проступившее изображение крыла птицы.

– Ацтеки любили изображать животных в своих произведениях искусства, – сказал Мадеро. – Орлы и ягуары встречались чаще других, они являлись символами касты воинов.

Саммер смотрела на медленно проявляющуюся картинку.

– Да, это какая-то птица, но я не думаю, что орел. А другие птицы играли роль символов?

– Да, в особенности экзотические тропические птицы. Их оперение ценилось очень высоко, даже дороже золота. Император и родовая знать носили очень сложные головные уборы, сделанные из перьев птицы квезаль. Был еще Уицилопочтли. Древнее божество ацтеков, возможно, их самый важный бог. Он являлся покровителем войны, а также их родины, Теночтитлана. Именно он повел их в Мексику во время первой миграции из Ацтлана в Теночтитлан – теперь это город Мехико.

– И он был связан с птицей? – спросила девушка.

– Да, с голубой колибри. Ее изображением обычно украшали предметы, принадлежавшие знати.

Мадеро сдул пыль, протянул шкатулку Саммер, и она увидела, что крышка инкрустирована нефритом и бирюзой, а также костью и колчеданом – в результате получилась птица в полете. Маленькие крылья и длинный тонкий клюв не оставляли ни малейших сомнений.

Это была голубая колибри.