Теперь, когда Хант…

…теперь, без Ханта, дом стал непривычно пустынным.

Позвонила с соболезнованиями Стейси, и Бет немного приободрилась, хотя и ненадолго. Другим своим друзьям и подругам она не звонила – не знала, что сказать. «Привет, мне грустно и страшно, потому что мужа посадили за развращение малолетней?» Никогда в жизни ей не было так одиноко! В отчаянии она позвонила матери в Лас-Вегас, надеясь поплакать у нее на плече, однако в ответ услышала:

– А ты уверена, что в самом деле хорошо его знаешь?

– Я его знаю, как самое себя! Он этого не делал! – отрезала Бет и бросила трубку.

Единственным утешением в этот кошмарный бесконечный день стало для нее то, что Хант невиновен. В этом Бет не сомневалась. Ни на секунду.

И еще – она не сомневалась, что самое прямое отношение к сфабрикованному делу имеет загадочный страховой агент. Как бы дико ни звучало это для постороннего, и Бет, и Хант знают, что страховщик преподает им урок. Они наказаны за то, что отказались купить его страховку. За то, что ему не поверили.

Да, вот их истинное преступление – неверие. За это они теперь и терпят муки.

Почему, почему она тогда не послушала Ханта? Зачем впустила страховщика в дом? Зачем настояла на том, чтобы купить у него страховой полис?

Бет легла на диван и прижала к себе Кортни. Кот замурлыкал, потерся о нее мокрым носом.

Из стыда или из нежелания нагружать родных своими проблемами Хант запретил звонить его родителям. И хотя Бет отчаянно хотелось все им рассказать, услышать, что они уже летят к сыну, что готовы его спасать, быть может, что знают какой-то выход, – она уважала его желание и ничего им не сообщила.

И осталась совсем одна.

Не считая Кортни.

И того, кто живет в гостевой.

За прошедшие две ночи комната для гостей приобрела в глазах Бет какой-то почти мифический статус, стала символом сверхъестественной, паранормальной реальности, окружающей страхового агента и все, что он приносит с собой.

Потому что там призрак.

Рядом с Хантом Бет удавалось об этом не думать; теперь, одна, она помнила об этом днем и ночью. Бо́льшую часть дня проводила на кухне – чем дальше от гостевой, тем лучше. Ложась спать, оставляла свет в ванной, включенный телевизор в спальне и тщательно запирала входную дверь. Сейчас она решилась войти в гостиную лишь потому, что там был Кортни, и то и дело бросала тревожные взгляды в сторону прихожей, жалея, что до заката не догадалась включить там свет.

Зазвонил телефон, и Бет подпрыгнула. «Как подброшенная», – сказал бы ее отец. Схватила трубку, готовая сказать «Алло!», но от звука на другом конце провода слово застряло у нее в горле.

Это был не голос. Вообще не человеческий звук. Тихий свист – так свистит забытый чайник на плите.

Бет уронила телефонную трубку и попятилась.

Ее зовет комната.

Но ведь в гостевой комнате нет телефона!

Свист не умолкал: теперь он звучал с двух сторон сразу – из брошенной телефонной трубки и со стороны прихожей. Бет ярко представилась фигура в зеркале – крупный сутулый мужчина в шляпе. Если набраться храбрости пересечь прихожую и заглянуть в гостевую, она увидит в зеркале, что он, как и в прошлый раз, стоит за ее спиной.

Он – здесь, рядом.

Кому звонить? Что делать?!

Кто-то забарабанил во входную дверь – и на этот раз Бет не просто подпрыгнула, она завизжала от страха.

– Это я! – послышался бодрый голос из-за двери. – Ваш страховой агент! Можно мне войти и кое-что с вами обсудить?

После рассказа Ханта ее страх усилился десятикратно.

– Нет! Уходите!

– Сейчас самое удачное время, чтобы обсудить ваши страховые потребности.

Бет молчала, отчаянно надеясь, что он уйдет. Ее сотрясала дрожь. Страховой агент пугал ее не меньше странных звуков и призрака в гостевой комнате. Если это он подставил Ханта, на что еще он способен? И что сделает дальше?

– Вы, наверное, желаете приобрести страховку рабочего места, о которой мы с вами говорили.

Да, говорили. Бет помнила. Он обещал: купив этот полис, они будут застрахованы от сокращения, понижения в должности, неоплачиваемых отпусков, а также «увольнения по личным причинам». При этих словах страховщик улыбнулся и как-то особенно значительно посмотрел на нее…

– Так можно мне войти?

Она упрямо молчала.

– Понимаю, вы сейчас заняты. Что ж, вернусь позже, когда ваш муж будет дома. Он скоро вернется, и мы все хорошенько обсудим.

«Скоро вернется?!» Что ему известно?.. В душе Бет поднялась волна отчаянной, безумной надежды.

– Зайду на следующей неделе!

Выглянув в глазок, она увидела, как он пятится по ступенькам, приподнимая шляпу, будто знает, что она на него смотрит. Затем страховщик повернулся и бодро зашагал прочь, свернул направо и исчез за углом.

Только когда он ушел, Бет заметила, что из гостевой по-прежнему доносится свист.

Проснулась Бет рано, по будильнику. Вечером в гостевой свистело еще с час или около того, потом свист прекратился. Трубку она повесила, и телефон больше не звонил, а после десяти, когда свист затих и почти час не возобновлялся, решилась лечь в постель. Проверить гостевую она не посмела, лишь порадовалась, что дверь ее плотно закрыта, заперлась в спальне и проспала ночь, не выключая свет.

Бет вышла на кухню, поставила кофейник на плиту, насыпала Кортни утреннюю порцию «Фрискис», положила в тостер пару ломтиков хлеба. Вчера она взяла выходной в счет отпуска, чтобы сходить к Ханту и найти ему адвоката, и предпочла бы не ходить на работу и сегодня. Однако отпуск ее был невелик, и Бет предвидела, что свободные дни понадобятся позже, когда начнется суд. Сейчас все равно помочь ему больше нечем. Свидания разрешены раз в день, в пять тридцать. Так что лучше пойти на работу. День будет хлопотный – вот и хорошо; быть может, она сумеет отвлечься. Да и на работе время полетит быстрее, чем здесь, в пустом доме, где у нее одно занятие – снова и снова перебирать в уме все происшедшее и доводить себя до истерики.

Интересно, появилось ли что-нибудь в газетах? Журналисты любят такие истории. Она-то знает, что Хант невиновен, что обвинения ни на чем не основаны, но откуда это знать чужим людям? Сделают из него злодея, принуждавшего девочку к сексу. Остается лишь молиться, чтобы газетные репортажи не повлияли на решение присяжных.

Бет коротко фыркнула и тут же прикрыла рот рукой, сама испугавшись своего смешка. Юмор висельника. Как объяснить друзьям и сослуживцам, что все это – заговор страховых агентов? Кто ей поверит? Страховой агент, обладающий сверхъестественной силой, продал им медицинскую и зубоврачебную страховку, затем предложил страховку от проблем с законом, а когда они отказались, наказал их, каким-то чудом внушив подружке Лилли, что Хант ее изнасиловал? Просто смешно! Даже ей смешно – хотя она точно знает, что все так и есть.

Бет торопливо позавтракала, оделась, накрасилась. Глядя на себя в зеркало, вдруг поняла, что, как ни странно, привыкла к серебряным зубам. Конечно, они ей по-прежнему не нравятся, она будет счастлива, когда заменит их нормальными, белыми, однако по крайней мере она уже не думает о них каждую минуту. Не боится выходить на улицу или идти на работу оттого, что рот у нее похож на мечту рэпера.

Теперь ей есть о чем беспокоиться и кроме зубов.

Угловатый небоскреб из бетона и стекла – самое высокое здание в Тусоне, где располагалась «Томпсон индастриз» – смотрел на нее мрачно, неприветливо. Бет припарковалась на стоянке для служащих и несколько минут сидела в машине, набираясь храбрости перед тем, как войти в здание. В окно она видела, как мимо, болтая и смеясь, идут Гэри Барнс и Эми из бухгалтерии.

Вытерев вспотевшие ладони о юбку, Бет дождалась, пока двери лифта закроются за ними, и только после этого вышла. Готовясь к неприязненной встрече, она повторяла себе: ничего не надо принимать на свой счет, все это результат махинаций страховщика. Бет вошла в лифт, нажала двенадцатый этаж. На табло замигали цифры, двери с мелодичным звоном растворились, и Бет шагнула в привычную толкучку и суету своего отдела.

Да. Знали все.

Бог знает, откуда пришла дурная весть, но коллеги расступались перед ней, как перед прокаженной. Все разговоры смолкали при ее приближении. Очень прямо, ни на кого не глядя, Бет миновала ряд прозрачных закутков, ксероксную, фотолабораторию, стараясь не замечать устремленных на нее враждебных взглядов, не слышать злых слов, жалящих в спину.

Вошла к себе в кабинет.

Закрыла дверь.

Повернула ключ в замке.

И разрыдалась.