Глава 13
I
Следующие несколько дней и у Ханта, и у Бет выдались хлопотными, так что в пятницу они решили лечь пораньше и как следует выспаться. Хант уснул сразу. Бет еще немного почитала рассказы Барри Уэлча, потом тоже начала клевать носом. Не было еще и десяти, а оба уже крепко спали.
Разбудила их полиция – громким стуком в дверь.
Полицейские не звонили, а именно стучали; позднее, припомнив все по порядку, Хант отметил эту странность. Что ж, если они хотели напугать Джексонов, то своей цели достигли. Грохот кулаков в дверь и крики «Откройте! Полиция!» хоть кого приведут в ужас. Вскочив с постели, торопливо накинув халат и натянув штаны, супруги побежали открывать.
– А если это не полиция? – прошептала Бет уже в прихожей. – Я такое видела в новостях. Грабители притворились копами, чтобы им открыли дверь, а потом всех изнасиловали и убили.
Хант посмотрел в дверной глазок.
– С виду похожи на копов.
– Открывайте сейчас же, или выломаем дверь!
Хант начал отпирать замок.
– Что ты делаешь?
– Иначе они выломают дверь и все равно войдут. Если это в самом деле копы, лучше с ними не спорить.
– А если нет?
Хант открыл – и в ту же секунду двое полицейских в форме, влетев внутрь, толкнули его лицом к стене, завернули руки за спину и защелкнули наручники на запястьях. Один ткнул кулаком в бок так, что у Ханта перехватило дыхание; другой быстро его обшарил, не забыв пнуть по яйцам. Бет громко закричала – трудно сказать, просто от ужаса, или надеясь разбудить соседей. Кажется, она не просто кричала, а пыталась что-то сказать; Хант не мог сказать точно – из-за боли в мошонке и в боку все было как в тумане.
Копы развернули его к себе лицом. Их было двое: один молодой, с широкой туповатой физиономией, второй постарше и на вид поумнее. Оба смотрели так, словно вот-вот пришибут его на месте.
– В чем меня обвиняют? – с трудом переведя дух, произнес Хант.
Молодой коп приблизил лицо к нему вплотную.
– Ты, ублюдок, арестован за растление малолетней, незаконные сексуальные действия, вовлечение малолетней в преступление – или как там еще это назовет прокурор!
– Хэнк! – предостерегающе проговорил офицер постарше.
– Да знаю, знаю!
– Не надо давать ему козыри! Адвокаты вцепятся…
– Не понимаю, о чем вы говорите, – вставил Хант. – Я ничего не делал. Это какая-то ошибка. Вы взяли не того человека!
– Молчи! – крикнула Бет. – Вообще ничего не говори без адвоката! – И повернулась к тому, что помоложе. – Я прекрасно слышала, как ты, ублюдок, обозвал его «ублюдком». И, Бог мне свидетель, когда мы со всем разберемся, ты за это до конца жизни платить будешь! Мы подадим в суд на тебя, на твое отделение, на городские власти! Вылетишь из полиции как миленький и будешь в общественном парке сортиры мыть, тупая ты задница!
– Я смотрю, женушка у тебя леди первый сорт! – с ухмылкой процедил коп, обращаясь к Ханту.
Будь он крутым парнем, ответил бы что-нибудь вроде: «На твоем языке с тобой говорит, мудила!» Но он был слишком растерян и напуган, руки болели от наручников, и страшно было злить этих идиотов еще сильнее. Очевидно, все это какое-то недоразумение: чем быстрее его отвезут в полицию, и он все объяснит какому-нибудь их начальнику, тем быстрее вернется домой.
– Как вас зовут? – не унималась Бет. – Номер жетона? Кто ваш старший?
– Слушайте, дамочка, да что вы за человек вообще? Ваш муж изнасиловал девочку, а кидаетесь на нас!
– Мой муж никого не насиловал! Зарубите себе на носу, идиоты: вы совершаете огромную ошибку. А что я за человек – я вам скажу: я – тот человек, который позаботится, чтобы вас вышвырнули из полиции за профнепригодность!
Хэнк уже рот открыл для ответа, но полицейский постарше положил руку ему на плечо.
– Ладно, ладно, пошли.
– И какого черта вы явились среди ночи? Чтобы устроить шоу? Почему не задержали его днем? Не могли же вы узнать об этом идиотском обвинении только сейчас!
Бесстрашие и праведный гнев жены приободрили и Ханта; напавшая было на него покорность скотины, ведомой на убой, рассеялась. Сообразив вдруг, что из одежды на нем только джинсы, да и те без ремня, он вздернул подбородок.
– Мне нужно надеть рубашку. Не могу же я вот так ехать в полицейский участок.
– Очень даже можешь! – отрезал Хэнк.
Коп постарше кивнул.
– Не переживай, оранжевый комбинезон для тебя найдется! – Он развернул Ханта и подтолкнул к дверям. – Давай, шевелись!
– Я тоже еду! – воскликнула Бет. – Я поеду за вами!
Ханту стало легче на душе. Ни в чем так не нуждался он сейчас, как в свидетеле этого кафкианского кошмара. Пока она будет рядом, его не осмелятся обвинить в чем-то еще, или… Потом он сообразил: дальше приемной в полицейском участке ее не пустят. Когда его будут фотографировать и снимать отпечатки пальцев, Бет будет сидеть на холодной скамье, одна, мучаясь неизвестностью, и ничего не сможет сделать.
Он покачал головой.
– Лучше найди адвоката. Найди кого-нибудь, кто сможет меня оттуда вытащить!
По лицу Бет потекли слезы. Молодой полицейский ухмылялся; Ханта охватило почти непреодолимое желание выбить ублюдку зубы и стереть ухмылку с его наглой физиономии.
Бет сердито закусила губу, сдерживая слезы.
– Найду! – пообещала она. – Мы внесем залог, и уже завтра ты будешь на свободе. – И перевела свирепый взгляд на молодого полицейского: – А ты… номер жетона семь-семь-три! О тебе адвокат тоже все узнает. Увидимся в суде.
Полицейские вывели Ханта на улицу и, пригнув ему голову, затолкали на заднее сиденье автомобиля. Включенный маячок на крыше – красный-голубой, красный-голубой – освещал всю улицу, и со своего места Хант видел, как в окнах одно за другим появляются любопытные лица соседей.
Отпад.
В первую ночь он был охвачен таким ужасом, что так и не смог уснуть. Все книги и фильмы о тюрьме сходятся в одном: педофилов за решеткой не любят. Строго говоря, он еще не в тюрьме, он в следственном изоляторе, но и здесь есть камеры, заключенные, зарешеченные двери и окна – и, если что, никто не придет ему на помощь.
Следственный изолятор округа Пима.
А ведь он работает на округ и вряд ли сможет скрыть такое приключение от товарищей и начальства. Хоть в окружной администрации и работают сотни людей, слухи в ней разлетаются мгновенно. О том, что Хант Джексон обвиняется в педофилии, очень скоро узнают все. Узнает Стив. Значит, работу он потеряет – и, скорее всего, новой не найдет.
Нет, нет! Он пойдет в профсоюз, выяснит свои права. Его же только обвинили – виновность его не доказана! И он действительно невиновен! За что же увольнять?! Пусть только попробуют – он будет судиться с ними до скончания веков!
Или это будет последний гвоздь в крышку гроба их отдела? Последняя соломинка на спину верблюда? Да, теперь-то отдел благоустройства точно расформируют. И ничего ведь не докажешь. Можно судиться, когда лично тебя увольняют из-за ложного обвинения, но с кем судиться и в чем обвинять, когда увольняют весь отдел?
В глубине души Хант надеялся, что вот-вот войдет охранник, громко объявит его имя и скажет: свободен, на выход! Увы, как видно, Бет не смогла найти адвоката среди ночи и не сумела убедить копов, что они совершают страшную ошибку. Сам он пытался со всеми заговаривать, каждому объяснял, что ни в чем не виноват. Однако те двое, что его арестовали, и слушать не желали, тем, что фотографировали и заполняли бумаги, было все равно, а охранник, провожавший его в камеру, должно быть, от каждого нового «постояльца» это слышал.
Тяжелее всего не иметь вестей от Бет. Где она сейчас, что с ней? Вдруг ее сбил пьяный водитель? Или она попала в аварию, когда мчалась домой? Или, пока шла к машине, на нее напал какой-нибудь бандит и затащил в кусты? Хант понимал, что сам себя запугивает, все это крайне маловероятно – но, в конце концов, крайне маловероятно и то, что с ним уже произошло! На собственном опыте он убедился: возможно все.
Главное, он не понимал даже, в чем его обвиняют! Растление малолетней – значит, якобы занимался сексом с какой-то девочкой. С какой, где, когда? Откуда вообще взялось такое дикое обвинение? Полицейские ничего объяснять не желали. Оставалось отчаянно надеяться, что утром адвокат все-таки придет.
Ночь прошла благополучно. На Ханта никто не обращал внимания; украдкой приглядываясь к сокамерникам, он задумался о том, умеют ли преступники распознавать тех, кто не принадлежит к их числу, нет ли у них какого-то шестого чувства, подсказывающего, что в камеру угодил невиновный.
Впрочем, кого он обманывает? Кости ему не переломали лишь по одной причине – они еще не знают, кто он и за что сюда попал.
Адвокат действительно пришел с утра. Не слишком рано, уже после десяти. По имени Реймонд Дженнингс, с виду похож на Ф. Ли Бейли, разве что не такой помпезный. Хант не знал, как Бет его нашла, спросила ли у кого-то совета или просто позвонила по первому попавшемуся номеру в «Желтых страницах», однако выглядел Дженнингс знающим и надежным малым. Будем надеяться, сказал себе Хант, что это один из лучших тусонских адвокатов, способный щелчком пальцев вытащить человека из тюрьмы.
Систему уголовного правосудия Хант представлял себе исключительно по фильмам и телесериалам и ждал, что свидание с адвокатом пройдет либо в большом зале, вроде кафетерия, где десятки заключенных сидят за длинными столами и болтают со своими родными и юристами, либо в кабинке с пуленепробиваемыми стеклами, по телефону. Однако его провели в обычную на вид офисную комнату с массивным столом и четырьмя стульями в центре, с телевизором и видеомагнитофоном. Охранник ввел Ханта в комнату и снял с него наручники. Дженнингс уже сидел во главе стола, разложив перед собой бумаги. Он встал и протянул руку.
– Меня зовут Реймонд Дженнингс. Я ваш адвокат.
– Слава богу! – Хант пожал протянутую руку и сел на стул напротив. – В чем, черт побери, меня обвиняют? – начал он. – Никто ничего не говорит! А я ни в чем не виноват – и не могу даже представить, что натворил такого, в чем можно было усмотреть преступление. Единственное, что приходит на ум, – меня с кем-то перепутали, просто арестовали не того человека!
Дженнингс достал из стопки документов на столе полицейский рапорт.
– Предполагаемая жертва преступления – девятилетняя девочка по имени Кейт Гиффорд…
Кейт? Подружка Лилли?!
– О господи!
Хант согнулся, словно получил удар под дых. Вот те на! Перебирая этой бесконечной ночью все возможные варианты, о таком он даже подумать не мог!
– Ее родители полагают, что на протяжении длительного, точно не определенного периода времени вы растлевали их дочь. В частности, вчера утром совокуплялись с ней орально в парке Уэбстер, на одеяле, за кустом.
Родители?!
С Грегом и Ланой Гиффорд он познакомился у Джоэла на новогодней вечеринке. Оба работали в «Аутомейтид интерфейс» и оказались не только симпатичными людьми, но и почти коллегами Ханта. Гиффорды ему понравились, он от души радовался знакомству с людьми технически грамотными.
Ее родители полагают…
Значит, Грег и Лана подали на него заявление? Позвонить бы Грегу прямо сейчас, разобраться, что за недоразумение привело его к такому дикому, чудовищному выводу! Как?!. Никогда, даже в самых грязных фантазиях ему подобное и в голову не приходило! Хант не сомневался: стоит поговорить – пусть не с Грегом, даже с Ланой, – он без труда убедит их в своей невиновности! Его оболгали. Какой-то дурацкий розыгрыш, вышедший из-под контроля. Или, возможно, заговор неведомого врага… Его подставили! Но как это доказать?
– Ложь! – с негодованием ответил Хант. – Все ложь! Да, вчера утром я был в парке Уэбстер, мы там работали. Я занимаюсь обрезкой деревьев. Два свидетеля покажут, что все это время я был у них на глазах. Мы трое работаем вместе. Уехали оттуда в полдень. Ничего подобного там не было и быть не могло! И потом, этот парк в пятнадцати милях от дома Кейт. Как она вообще там оказалась?
– Значит, девочку вы знаете?
– Знаю. Она – лучшая подруга дочки моего лучшего друга. – Он растерянно провел рукой по волосам. – Не понимаю, что происходит. Бессмыслица какая-то!
– Что ж, если у вас есть два свидетеля, способные подтвердить, где вы были и чем занимались в то утро – я имею в виду, все утро, минута за минутой, – это нам поможет. Однако, сами понимаете, обвинение очень серьезное. Буду с вами откровенен: оно звучит весьма убедительно. И, скорее всего, произведет такое же впечатление на присяжных.
– Как такое возможно? Это абсолютная клевета! Нет и быть не может ни свидетелей, ни улик, ничего!
– Есть свидетельство девочки. На видео. Я только что его посмотрел, и, должен вам сказать, звучит оно убийственно.
– Кейт говорит… сама говорит… что я?.. – не веря своим ушам, выдохнул Хант.
Дженнингс кивнул.
– Да. На этом и основано обвинение.
Хант ошарашенно заморгал, не в силах понять, зачем девочке возводить на него такую напраслину.
Он наивно полагал, что обвинение исходит от кого-то еще, что сама Кейт и станет главной его защитницей. Она объяснит, что ничего подобного и в помине не было, его выпустят, и весь этот кошмар рассеется. Однако, очевидно, с ней уже поговорили. Наверное, она-то и была источником: пришла с этой ложью к родителям, а те – прямиком в полицию.
Но зачем?!
– Можно мне посмотреть запись? – попросил Хант.
– Конечно. – Дженнингс встал, достал из коробки видеокассету. – Предупреждаю, запись не слишком приятная.
Пройдя в дальний конец комнаты, Хант включил телевизор и вставил кассету в видеомагнитофон.
Запись оказалась размытая, почти черно-белая, однако вполне различимая. Хорошо слышен звук. В нижнем правом углу – вчерашнее число. Кейт сидит в ярко освещенной комнате за голубым пластмассовым столиком. Перед ней несколько листов бумаги и цветные карандаши; она к ним не притрагивается. С другой стороны столика, втиснувшись в такой же детский стульчик, сидит женщина в юбке до колена. Камера направлена на Кейт, так что от ее собеседницы попадают в кадр только нижняя часть тела и ноги.
Кейт совсем на себя не похожа. Тихая, какая-то пришибленная. «Травмированная», сказала бы Бет. У Ханта вдруг засосало под ложечкой.
Никаких введений или объяснений не было, запись началась прямо с середины разговора. Видимо, разговаривали они долго, но на этой минуте происходило самое важное.
Кейт рассказывала о том, как они с Джоэлом играли с ней и Лилли в баскетбол. Затем женщина сменила тему.
– Ты говорила, мистер Джексон любит играть с тобой еще в одну игру?
– Он меня заставляет.
– Да, заставляет играть в эту игру.
Кейт пожала плечами.
– Ты ведь мне уже говорила.
– Он меня заставляет играть в леденец, – полушепотом ответила Кейт.
– А что это за игра в леденец?
Кейт поежилась.
– Не знаю.
– Кейт, мне ты можешь сказать!
Девочка молча замотала головой.
– Есть лишь один способ это остановить. Если ты будешь честной и скажешь нам правду.
Кейт опустила голову и уставилась на свои руки. Пальцы ее беспокойно двигались, перебирали оборку платья.
– Он спускает брюки и говорит: давай поиграем, что моя пиписька – это леденец. И ты будешь его лизать.
– Что за чушь! – не выдержал Хант. – Не было ничего подобного!
Он вскочил, опрокинув стул, и шарахнул кулаком в стену. Его душила ярость; фигуральное выражение «рвать на себе волосы» теперь стало ему вполне понятно.
– …а потом у него из пиписьки потекло такое белое, – говорила Кейт на экране.
– Выключите эту мерзость! – взревел Хант.
Адвокат выключил телевизор и извлек кассету.
– Теперь вы понимаете, с чем мы столкнулись.
– Я вообще никогда не оставался с ней наедине! Ни разу!
– Я вам верю, – ответил Дженнингс.
Хант судорожно вздохнул.
– Кейт… хорошая девочка. Нормальная. Не понимаю, что на нее нашло, кто и как ее подучил, заставил или… Все это ложь! – Он снова сел. – Все это ложь, – договорил он уже тише, – но она сама в это верит. Даже мне видно. Не знаю, кто и как ей промыл мозги, но она верит, что все это было на самом деле.
– Да. – Адвокат легонько похлопал его по плечу. – Теперь, когда вам все понятно, мы можем двигаться дальше. С клиентами, заявляющими о своей невиновности, полдела состоит в том, чтобы помочь им понять, как выглядит их дело со стороны, для присяжных. Вы уже поняли – значит, можно обсуждать стратегию. Сейчас мне нужно от вас заявление о вашей невиновности. Опровержение обвинения по пунктам. Я поговорю со свидетелями, затем вернусь, посмотрю, что для нас приготовила прокуратура, и мы выработаем стратегию дальнейших действий. Очень надеюсь, что до суда дело не дойдет. Сегодня во второй половине дня назначено слушание по выбору меры пресечения; надеюсь, нам удастся добиться вашего освобождения под залог. Как только этот рубеж преодолеем, я встречусь с прокурором, и мы сравним то, что у нас есть. Я с ним работал раньше, он человек вменяемый и добросовестный. Если вы говорите правду и все ваши алиби подтвердятся, думаю, он закроет дело.
– А если нет?
Дженнингс достал портативный магнитофон и желтый адвокатский блокнот.
– Давайте решать проблемы по мере их поступления.
Следующие сорок пять минут Хант говорил все, что мог сказать по этому поводу – отрицал все обвинения, рассказывал об алиби, вспоминал имена и даты. Наконец юрист выключил магнитофон, отложил ручку и блокнот.
– Ладно, пожалуй, на сегодня хватит. – И принялся убирать бумаги в портфель. – Уже почти обед, а мне еще нужно подготовиться к слушанию по избранию меры пресечения. Так что пойду. А вы еще раз хорошенько обо всем подумайте. Любые неточности, любые несостыковки в обвинении – все может сыграть за нас. Или, может быть, вы забыли мне рассказать о чем-то важном? Порой, когда мы пытаемся вспомнить подробности, они не приходят, зато вспоминаются позже.
Дженнингс закрыл портфель и протянул руку.
– Приятно было с вами познакомиться, мистер Джексон. В следующие несколько дней, а может быть, и недель мы с вами будем часто встречаться, так что зовите меня Рей. Буду заглядывать к вам, по меньшей мере, дважды в день. Ваша жена зайдет к вам сразу после обеда и еще раз вечером. Я буду на слушаниях по избранию меры пресечения, а если произойдет что-то новое, вечером тоже загляну. Но если меня долго нет – не паникуйте. Я о вас не забыл, я работаю над вашим делом. Хотя тюрьма и недостаток связи с внешним миром порой шутят странные шутки с нашей психикой, не сомневайтесь – жизнь продолжается.
Они попрощались, и охранник снова отвел Ханта в камеру. Теперь тот немного приободрился. Разумеется, поддержать и приободрить клиента – часть задачи адвоката; однако оптимизм Дженнингса казался ненаигранным, анализ ситуации – вполне реалистичным, сам он производил впечатление умного, сведущего и высокопрофессионального юриста. И потом, раз ему без труда удалось поднять Ханту настроение, может быть, так же легко удастся и вытащить из тюрьмы?
Однако суд по избранию меры пресечения решился не в его пользу. Из-за серьезности обвинений и недостаточной связи Ханта с местной общиной судья отклонила все доводы Дженнингса. По ее мнению, Хант мог сбежать, так что она не подняла размер залога, а отклонила залог в принципе.
Быть может, в нем говорили предрассудки, но Ханту казалось, что, будь судья мужчиной, дело обернулось бы иначе. Он не сомневался, что судья считает его виновным – хищником-педофилом, охотником на маленьких детей; и молился всем богам, чтобы не она рассматривала его дело.
Его дело.
Суд по обвинению в растлении ребенка.
Как такое возможно? Ему вспомнились слова из фильма Альберта Брукса «Затерянные в Америке»: «Мы в аду. Когда мы успели сюда попасть?»
Вскоре после возвращения Ханта в тюрьму (теперь его поместили в отдельную камеру), облезлая, исцарапанная дверь снова отворилась: вошел охранник, надел на него наручники и, с дубинкой в руке, повел в комнату для посещений. Эта комната и впрямь выглядела, как в кино: длинная перегородка из пуленепробиваемого стекла, разделенная с двух сторон на кабинки, в которых заключенные могут пообщаться с родными или адвокатами. Ханта провели через всю комнату, мимо пустых и занятых кабинок, в самый конец.
– К вам посетитель, – сказал охранник.
Хант сел.
И увидел перед собой страхового агента.
Страховщик ждал в кабинке по ту сторону стекла: он снял телефонную трубку и жестом предложил Ханту сделать то же.
Выглядел он не так, как раньше. Стал как-то ярче, выразительнее. Быть может, дело в ярком искусственном свете или в самой обстановке тюрьмы; так или иначе, в облике страховщика появилась самоуверенность и жесткость. Теперь он куда меньше походил на суетливого продавца услуг и куда больше – на безжалостного бизнесмена. Черты его лица заострились, старомодная шляпа…
…Как ее? «Гамбург»? «Хомбург»?..
…уже не казалась нелепой.
Помимо шляпы, на нем длинный плащ – и это в жаркий солнечный день. Старается походить на любимого героя кино? Нет, что-то подсказывало Ханту, что истинная причина здесь иная, не столь благостная. Страховщик был не просто старомодным; он был старым. Пожалуй, даже древним. Словно из другой эры.
Хант на секунду застыл, окидывая взглядом длинный ряд посетителей. Жены, родители, сыновья. Адвокаты. Разумеется, никаких страховщиков. Ради всего святого, на кой черт страховому агенту навещать клиента в тюрьме?
Сел – медленно, не сводя глаз с человека напротив. В самом деле, что ему нужно?
Неохотно поднес к уху телефонную трубку.
– Как поживаете, мистер Джексон?
– А вы как думаете? Я в тюрьме. По обвинению в том, чего не совершал. Как я могу «поживать»?
Страховщик соболезнующе покачал головой.
– Ах, мистер Джексон, мистер Джексон! Не люблю слов «я же вам говорил» – и все же позвольте заметить: приобрети вы нашу личную страховку класса люкс с дополнительным райдером, касающимся проблем с законом, и мы встречались бы с вами в куда более приятном месте!
– Вы поэтому и пришли?
– Разумеется.
Страховщик улыбнулся – для сочувственной улыбки чересчур широко и радостно, – и Хант вдруг ясно понял: это не визит вежливости. За кошмарными обвинениями стоит страховой агент. Или его компания. Они все это проделали, чтобы заставить его купить страховку. Чтобы поиграть мускулами и показать: ему лучше их слушаться. А иначе зачем? Не будь страховщик в этом замешан, он даже не знал бы, что Хант в тюрьме!
Но как такое может быть? Чисто технически – как? Заплатили Гиффордам? Нет, Кейт они не купили, даже не запугали. Он эту девочку знает: она не станет лгать и клеветать ради выгоды. И главное, судя по видеозаписи, Кейт действительно во все это верит.
Как же им удалось убедить… нет, промыть мозги целой семье и заставить поверить, что он совращал их дочь?
Никаких рациональных объяснений. Это просто невозможно! И все же…
Страховщик смотрел на него с улыбкой. Холод пробрал Ханта до костей. Вспомнились свист и щелчки из пустой комнаты, фигура в зеркале. Целый мир – «мир теней и тумана», как говаривал Род Серлинг, – о существовании которого он, счастливчик, до недавних пор не подозревал. Никогда он не верил в демонов, колдовство и прочую подобную муть… а теперь верил – и боялся до судорог.
Однако показывать страх Хант не собирался. Нет, такого удовольствия страховщику он не доставит! Он сидел с каменным лицом, до боли сжимая в руке телефонную трубку. Прошло несколько секунд; страховщик молчал – и Хант начал подниматься с места.
– Подождите! – крикнул страховщик. Хант с удовлетворением услышал в его искаженном, жестяном голосе страх.
Он снова приложил трубку к уху.
– Я пришел предложить вам еще один шанс, – быстро произнес страховщик. Снова, во мгновение ока, он превратился в милого и услужливого, пусть и чересчур пафосного коммивояжера.
– Хотите продать мне эту страховку?
– Боюсь, страховка от проблем с законом для вас больше недоступна. Нет, я хочу предложить вам защиту от обвинительного приговора. Придется приобрести и личную страховку. Затем по номинальной цене, прибавленной к вашим базовым взносам, вы получите дополнительный страховой полис, гарантирующий вам безопасность от любого неприемлемого для вас решения суда.
– Что это значит?
– По-моему, все понятно.
– Хотите сказать, меня не признают виновным?
– Вот именно. Таковы условия страховки. Вас уже обвинили в преступлении, но обвинение либо рассыплется в суде, либо даже не дойдет до суда, в зависимости от того, страховую программу какого типа вы выберете.
– Это невозможно!
– Что вы, вполне возможно! Я ведь вам уже говорил: у нас достойная фирма с безупречной репутацией. Мы разрабатываем индивидуальные страховые программы, отвечающие потребностям клиентов, и наши клиенты всегда получают именно то, что указано в договоре.
Он пристально посмотрел на Ханта – и, помимо своей воли, тот ощутил, как просыпается в сердце надежда. Надежда – опасное чувство, слишком часто ведущее к гибели. Сколько людей потеряли состояние, семью, самую жизнь оттого, что поверили надежде? Хант понимал, что и сам сейчас к этому опасно близок, что не способен взглянуть на ситуацию объективно; однако старался, как мог, проанализировать предложение страховщика и никаких подводных камней в нем не находил. Быть может, это сделка с дьяволом? В обмен на страховку ему придется отдать душу? Нет, не похоже; и все же он дал себе слово ничего не подписывать, пока не прочитает договор от первого до последнего слова.
– Сколько мне придется за это заплатить?
Страховщик, нагнувшись, вытащил из портфеля калькулятор и актуарную таблицу.
– Двадцать долларов в месяц за личную страховку и еще десять – за страховку от обвинения. Итого за свое спокойствие вы будете платить триста шестьдесят долларов в год. – Широким жестом он обвел комнату для свиданий. – И никогда больше не попадете в эту обитель скорби!
– Страховка начнет действовать немедленно?
– Сразу по подписании. – После паузы страховщик добавил: – Конечно, сначала придется проверить, отвечаете ли вы нашим требованиям…
Ага! Подводный камень все-таки есть!
– Что это значит? – спросил Хант.
Страховщик пожал плечами.
– Ответите на несколько вопросов.
– И всё?
– И всё.
Хант мучительно задумался, стараясь рассмотреть предложение со всех возможных сторон. Как оценить эффективность того, о чем он понятия не имеет, как судить об обещании невозможного? Да, по всем обычным понятиям это невозможно: но Хант теперь знал иное – и отчаянно искал какие-то ориентиры в этом новом, незнакомом мире.
Что сказал бы адвокат? Жаль, что Дженнингса здесь нет! Конечно, это не обычный юридический вопрос; собственно говоря, вопрос совсем не юридический, но адвокату Хант доверял, и сейчас ему очень важно было услышать мнение стороннего опытного человека.
Словно прочтя его мысли, агент мягко произнес:
– Мне нужно, чтобы вы приняли решение сейчас. Повторять предложение я не буду. Скажите «да» или «нет». У меня нет времени ждать.
Ах, если б рядом была Бет!
– Мистер Джексон?..
– Согласен!
С деловым видом страховщик извлек из кармана ручку, щелкнул колпачком.
– Отлично! Теперь несколько вопросов. Необходимо понять, соответствуете ли вы нашим требованиям для этой страховой программы. Вы готовы?
Хант кивнул.
– Вопрос первый: велика ли «киска» у вашей жены?
Хант дико посмотрел на него. Что это, шутка? Но страховщик был совершенно серьезен.
Его охватила ярость.
– Что за… до этого-то вам какое дело?!
– Мы задаем вопросы, мистер Джексон. Вы на них отвечаете.
– Я не стану отвечать на такие вопросы!
– Станете.
– Следующий вопрос!
– Вы еще не ответили на первый. Велика ли «киска» у вашей жены?
– Следующий вопрос!!
– Ладно. Какова она внутри – тугая, или вам приходится придерживать своего «дружка», чтобы не выпал?
Хант шмякнул телефонную трубку об стол. Страховщик искривил лицо в циничной ухмылке и показал руками размеры: сперва – крохотную щелочку между большим и указательным пальцем, затем, улыбаясь все веселее, широко развел ладони.
Хант плюнул в стекло, отшвырнул стул и бросился прочь.