Глава 37
Сообщение

Доктор, как и сам Тесла, был в возрасте. Он оказался повыше профессора — причем на пару голов — и более худым. Называли его Знахарь, но он не казался этим обижен. Видимо, к новому имени он давно привык, как и большинство уцелевших. В молодости он наверняка был человеком спортивным, с атлетической фигурой, но возраст и спартанский образ жизни пригнули его к земле. Он сильно горбился, из-за чего в первые секунды казался ниже, чем был на самом деле. Что интересней, очки он не носил. Когда обследовал Немого, его синие, глубоко посаженные глаза скрывались под мохнатыми бровями.

— Скверное дело, — пробормотал он, закончив предварительный осмотр, — но я сделаю, что смогу, чтобы уменьшить его страдания.

— Амбулатория в твоем распоряжении, — заверил хозяин.

— А что с ними? — Знахарь указал на Искру и Помнящего. — Тоже выглядят скверно.

— Я приведу их, когда ты закончишь осматривать паренька.

— Я предпочел бы остаться с сыном, — вмешался Учитель, — Его проблемы не позволяют…

— Прошу не волноваться, — доктор положил руку ему на плечо. — Я знаю язык жестов. Моя жена была глухонемой от рождения.

Он улыбнулся, отвернулся и сделал серию сложных жестов. Немой поглядывал на него с определенным интересом, но не реагировал.

— Интересно, — Знахарь глянул на Помнящего.

— Там, где он воспитывался, не было никого, кто знал бы язык жестов, — поспешил с объяснениями Учитель, — И учебников не попадалось, вот мы разработали свою языковую систему.

— Но вы же научили сына читать по губам? — удостоверился Знахарь.

— Да.

На этот раз попытка коммуникации закончилась частичным успехом. Парень понял, что говорил доктор, но вот с ответом было у него похуже.

— Может, и правда будет лучше, если я пойду с вами, — снова предложил Учитель, после чего перевел ответ сына.

Доктор поглядел на хозяина вопросительно.

— Сделаем так, — после короткого раздумья сказал Тесла. — Я прошу вас сказать сыну, чтобы он пошел в душ. Пусть выкупается там. Это займет какое-то время, а мы пока закончим разговор. Аня, если хотите, можете с ним остаться.

— А это не может подождать? — спросил Помнящий, подав знак Искре, чтобы та и не вздумала раскрыть рот.

Ученый скривился, потом посмотрел на часы.

— Прошу мне поверить, что — не может. Я хочу показать вам кое-что по-настоящему интересное. То, что начнется ровно через три с половиной минуты.

Учитель подошел к Немому.

— Пойдешь с этим человеком, — сказал он, отчетливо артикулируя каждое слово, — Это врач. Нет, не такой, как наш, совсем настоящий. Помнишь господина Хауса? Того, хромого, который обследовал тебя, когда ты был еще ребенком? Супер. Этот — кто-то вроде него. Но сперва ты должен умыться. Наверняка будет больно, но поверь — ты должен это сделать. Да, я сейчас приду, только поговорю с этим господином, который нас накормил, — он хотел погладить Немого по голове, но отдернул руку, увидев его реакцию. Не хотел увеличивать страданий сына.

Они вышли в коридор вместе. Знахарь увел прихрамывающего паренька в одну сторону, Тесла же пригласил Учителя следовать в противоположном направлении. Искра какое-то время колебалась, не в силах решить, воспользоваться ли настоящей ванной или же отправиться с Помнящим и увидеть нечто необычное. Ученый выбрал за нее.

— Беги! — махнул он рукой. — То, что я собираюсь показать, тебе не интересно.

Учитель удивился, поскольку девчонка сразу же послушалась, даже словом не прокомментировав снисходительное поведение старого профессора. Только пожала плечами, развернулась на пятке и вприпрыжку направилась в сторону ванной и амбулатории, что находилась рядом.

Мастерская, в которую Тесла привел Помнящего, располагалась рядом с его жильем. Это был сегмент примерно таких же размеров, вели сюда три узких прохода, из которых два боковых закрывались толстыми плитами. Возле каждой стены стояли высокие полки, набитые раскуроченными компьютерами, телевизорами и радиоприемниками. Кучи радиоэлектронного хлама валялись и на расставленных в центральной части помещения столах. Профессор, видимо, работал за большим письменным бюро, втиснутым между двумя бронированными шкафами у короткой поперечной стены справа от входа. Похоже, это было единственно место, не считая пола, на котором можно было что-то положить.

— Я копил эти сокровища годами, — сказал Тесла, шагая в сторону хорошо освещенного стола, на котором под куском материи лежало нечто плоское, — пусть даже в целом это — бессмысленное скопление рухляди. Сейчас невозможно найти оборудование, не уничтоженное электромагнитным импульсом.

— Далеко в предместьях… — начал Учитель.

— Да-да, — пробормотал, кивая, профессор. — Далеко в предместьях что-то, возможно, и есть, но кто рискнет туда отправиться?

— Уж наверняка не я, — усмехнулся Помнящий, когда они остановились у бюро.

— Уже почти время, — заявил Тесла, поднимая материю.

Лишенное корпуса, сложенное из нескольких слоев печатных плат, соединенных массой проводов, устройство выглядело как кучка случайных запчастей. Присмотревшись поближе, Помнящий заметил несколько потенциометров и кабели, ведущие к помещенным в шкафах громкоговорителям.

— Это что, радиостанция? — спросил он удивленно.

— В некотором смысле, — согласился профессор, нажимая какую-то клавишу. Из колонок полился громкий шум. — Это, увы, только приемник. А жаль, — добавил он печально.

— Отчего же?

— Прошу вас послушать.

С минуту ничего не происходило, а потом… Потом раздалось несколько громких потрескиваний, и они услышали голос. Искаженный, порой исчезающий, но явственно слышимый. Кто-то говорил, причем — не по-польски.

— Русские? — прошептал Помнящий.

— Русские, — подтвердил профессор, гордо взглянув на приемник.

Новые и новые слова, нервные и обрывистые, плыли в эфир. Большая часть звучала довольно знакомо.

— Что он говорит?

— Передает из Москвы. Вызывает другие города. Ежедневно, в одно и то же время.

Стало ясным, откуда Тесла знал, когда надо включать приемник.

— Невероятно! — Учитель возбужденно заходил туда-обратно. — У них там было метро, очень сложное, если верно помню. Там они, вероятно, и выжили — как мы в каналах. А в нем осталась инфраструктура, оборудование, — он осекся и прислушался, — Что он сейчас сказал?

— Минутку… — профессор поднял палец, дослушал сообщение с той стороны и перевел: — «Вы что же, все там вымерли…» Что-то такое.

— Кто-нибудь когда-нибудь ему ответил?

— Насколько я знаю, нет. А потому он все сильнее нервничает и накручивает себя.

— А вы не можете что-нибудь смастерить, чтобы дать ему о нас знать? — Помнящий указал на окружающие их кучи разбитых компьютеров.

— Если бы я мог — давно бы уже ему ответил, — отрезал Тесла. — Несмотря на то, что он — русский.

— Серьезно?

— Вы о чем?

— Старый порядок рухнул двадцать лет тому, а вы все еще не доверяете россиянам?

Профессор нервно поправил очки.

— Вообще-то вы правы, капитан. Теперь мы, самое большее, вроцлавцы, а они — москвичи. Наших государств уже давно нет, и ничто не указывает, чтобы мы когда-нибудь сумели выстроить их снова. Но… — он задумался на миг. — Я какое-то время назад разговаривал с Господином Яном. Спрашивал, должно ли нам объявить о полученной информации. Его советники посчитали, что — нет. Единогласно. Да и ему, похоже, эта идея не слишком пришлась по нраву.

— Почему? Люди воодушевятся, если узнают, что выжили не только они. Что где-то есть город, в котором все еще сохраняется шанс на возрождение цивилизации.

— Вы так полагаете?

— А вы считаете иначе?

— Увы, — вздохнул ученый. — Мы получаем все более нервные сообщения от единственного человека. Никто ему не отвечает. Вы видите в этом нечто позитивное?

Учитель открыл рот, словно собираясь ответить, но не произнес ни звука. Он не подумал об этом аспекте происходящего. Для людей, скатывающихся все ниже и проигрывающих все новые битвы с природой, информация о том, что где-то есть одинокий радиоаматор, которому не удалось установить контакт ни с одним большим городом, может оказаться последним гвоздем в гроб.

— Будь у нас побольше таких людей, как вы… — отозвался он после долгого молчания.

— Даже сто гениев не придумают способ совладать с новой экосистемой, — Тесла рассмеялся, когда понял, как это прозвучало, — Нет, я вовсе не считаю себя гением. Так, обычный интеллигент. Ученый. До войны я работал в университете. Был доктором наук, даже не в постоянном штате. Профессором меня назвали эти простаки, — кивнул на сводчатую стену, то есть на Място. — Для них обычный магистр — уже кто-то вроде Эйнштейна.

— Я кое-что об этом знаю, — признался Помнящий, оперевшись на один из бронированных шкафов. Русский как раз замолчал, раздавшийся треск дал понять, что он отключил аппаратуру. — В своем анклаве я устроил школу, отчего меня назвали Учителем.

— Мне казалось, что вы — солдат…

— Был им. Четыре года службы в спецвойсках. Потом перешел в частный сектор. Перед Атакой я работал в фирме, мы охраняли политиков и знаменитостей.

— Чудесно. Но откуда тогда эта тяга к учительству, могу я спросить? — Тесла отключил и снова накрыл приемник.

Заботился об оборудовании, словно о собственном ребенке. Ничего странного: это могло оказаться последнее действующее радио к западу от Днепра.

— Смею надеяться, что я не идиот. Заметил, что все вокруг сыплется, и решил делать с этим хоть что-то, совсем как тот москвич, — он специально употребил название, которое минуту назад использовал сам ученый, — Я посвятил этому восемнадцать лет. Через мою школу прошли два поколения обитателей анклава. Я учил читать, писать, считать и сражаться. Тем, кто был поумнее, излагал также основы медицины, истории, географии и химии. Вбивал малышне общие знания, одновременно вкладывая им в головы, что следует делать, чтобы выжить. И знаете, как меня отблагодарили?

— Догадываюсь, — усмехнулся Тесла. — Вы получили, если верно понимаю, мгновенный расчет?

— Мягко говоря.

— Да уж… — ученый снял очки, протер их. — Прошу не принимать этого на свой счет, но нынче наука не в чести.

— Но ведь знание — это сила, — возмутился Помнящий.

— Вы это знаете, я это знаю, но для всех прочих уцелевших это уже не настолько очевидно.

— Не понимаю…

— Это непросто понять, но оно так и есть. Вот скажите мне, зачем людям, которые обитают в каналах, знания об истории, географии или литературе? Где они сумеют этим воспользоваться?

— Вы шутите.

— Нисколько. Я говорю серьезно. Если вы задумаетесь, то и сами поймете. Это плохо, мы знаем об этом, но это, увы, неизбежно… Мира, описываемого в книгах, которые вы даете детям для чтения, уже нет. И никогда не будет. Медицина? Зачем кому-то ее основы, если последние лекарства мы использовали лет пятнадцать назад, а если вы найдете их где-то на поверхности, пропущенные собирателями таблеток, то скорее отравитесь, чем излечитесь. Или, например, диагностируете вы воспаление желчного пузыря — и что дальше? Пациент все равно умрет, если дело уже дошло до воспаления. Да… Большинство знаний, которыми мы владеем, сделались бессмысленными, — он подчеркнул последнее слово.

— А история? Без нее мы перестанем быть…

— Кем? — перебил его Тесла. — Людьми?

— Поляками.

— Уж простите, но мы ведь только что об этом разговаривали. Вчера мы были просто вроцлавцами. Сегодня — граждане Вольных Анклавов, Лиги, Нового Ватикана. А что будет завтра? История — это список цивилизаций, которые обрушились и никогда уже не восстанут. Это прекрасная повесть о людях, которые так долго стремились к самоубийству, что, в конце концов, его совершили.

— Вы говорите, как…

— … как беспристрастный ученый, который видит вещи такими, какими они являются. Без розовых очков и идеализации. Как я уже говорил, мне это нисколько не нравится, но я понимаю, что тут причина, а что — результат, и, увы, я не вижу и шанса удержать этот расклад.

— Знаете что? — Помнящий оторвался от шкафа. — Идя сюда, я многое обдумал. В том, что вы говорите, есть немало правды, но я делаю из представленных вами фактов совершенно другой вывод и все еще вижу смысл в сохранении знания.

— Вы меня не поняли, поручик… прошу прощения — капитан. Я не сказал, что мы должны все позабыть. О, нет. Знание необходимо сохранять, но так, как это было сделано после падения Римской империи. В так называемые средние века. Я лишь не поддерживаю идеи распространения знания в обществе. Оно должно культивироваться в закрытых коллективах, где науку будут наследовать избранные, лучшие из лучших. Только таким образом мы не утратим то, что накопили наши предки. Сколько, например, ваших учеников сумеют процитировать знаменитые строки «Пана Твардовского»?

— Человек пять-семь.

— А сколько — поймет?

Учитель не ответил. Профессор предлагал самый худший сценарий, но в одном был прав. Из года в год становилось только хуже. Нежелание учиться нарастало. Как и сопротивление. Причем, как со стороны родителей, так и самих учеников. Отчего так? Теперь, когда Помнящий услышал эти безжалостные тезисы, до него дошло, что девяносто процентов знаний, которыми он грузил детей, никогда не будут применены. Им сегодня хватит основ чтения, письма и счета. Для всех остальных то, что он годами в них вбивал, просто балласт, от которого они избавятся при первой возможности. Что с того, если будут неправильно выражаться, — и до войны с этим было не слишком-то хорошо, а мир как-то стоял. Всю географию можно свести к плану собственного города. Никому не удалось — и не удастся — покинуть его границы. Так зачем знать, как выглядят далекие континенты, если нет возможности увидеть собственными глазами даже городские окраины? Зачем знать, что кто-то страдает от одной из тысяч известных болезней, если невозможно облегчить страдания?

На самом деле стократ важнее сегодня была школа жизни. Дольше проживет тот, кто лучше владеет мачете и пращой, а не тот, кто по памяти цитирует даты величайших когда-то битв и имена знаменитейших когда-то генералов. В этом жестоком мире выживут те, кто изготавливает более ровные стрелы и точнее ими стреляет. Дольше прочих проживет человек, знающий, как правильно фильтровать воду. Если возникнет такая потребность, ремесленники обучат своих сыновей и дочерей, но для этого им не понадобится углубленное знание чтения и письма — пусть умения эти не слишком-то им и помешали бы.

Никто не заметит, что школы, вроде той, которую он держал восемнадцать лет, исчезнут из туннелей анклавов. И никто не будет по ним тосковать.

— На этот раз не будет никакого ренессанса, — проворчал он. — Мутанты устроят нам осень средневековья… а потом все закончится.

— Вы это довольно живописно представляете. И хотя это несколько обидно, но я боюсь, что — правдиво, — кивнул Тесла. — Мы не знаем…

Он замолк, увидев заглядывающую в мастерскую Искру.

— Дед, — позвала она, радостно скалясь. — Двигай. Доктор сказал, сейчас твоя очередь.

Учитель глянул на нее внимательней. Выглядела она иначе. Чище.