Глава 20
Лаз
Под перекрестком им пришлось покинуть довольно широкий туннель, который уводил прямо и дальше. Туннелем поуже через десяток-другой метров они добрались до провала, блокирующего путь. Тут заканчивалась самая легкая часть пути. Выбор у них был двойным: воспользоваться ближайшим канализационным колодцем и выйти в самом центре мутировавших джунглей или вползти в лаз, соединявший этот канал с соседним коллектором. Учитель долго не раздумывал. Проверил на сигнализаторе над входом, свободна ли дорога. Табличка над чугунным кольцом стояла в нейтральном положении. Он провернул ее так, чтобы зеленая ее сторона была направлена наружу.
Система был простой, как палка. Опиралась она на решения, еще до войны принятые при дорожных работах, когда движение на определенных участках шоссе должно было идти циклически. Если кто-то входил в лаз с этой стороны, то выставлял механизм таким образом, чтобы соединенные веревками двухцветные таблички работали как цветовая сигнализация. Благодаря этому путник, который окажется у второго конца лаза, увидит там красную табличку и будет знать, что он должен подождать, поскольку дорога — заблокирована. В тесной трубе невозможно было разминуться, а другой ее конец находился метрах в ста.
Помнящий сбросил свой рюкзак и, еще раз проинструктировав сына, вполз в черное, как смола, отверстие. В таких узких переходах стены очищали от всего, что могло ограничивать поле маневра. Потому неонки уничтожали здесь с самого начала — и слава богу, поскольку проверенные на перекрестке грибки казались куда более мягкими, чем те, которые только вчера отдирали от стен в анклаве Иного.
Толкая рюкзак перед собой, Учитель медленно двигался в абсолютной темноте. Слышал при этом лишь собственное, все более тяжелое дыхание и сопение Немого позади. Рюкзак заслонял ему поле зрения, и так серьезно ограниченное, а еще — гасил все звуки, доносящиеся из глубины трубы. Собственно, именно потому он не сразу заметил, что они не одни. Понял же это, лишь когда хотел совершить очередной рывок вперед, но понял, что не может сдвинуться с места. Что-то блокировало ему дорогу.
Когда он остановился и напряг слух, до него донеслись звуки дыхания. К счастью, он не позабыл советов из библии препперов, как называли одну книгу, которую ему довелось внимательно прочесть во времена, когда он защищал Президента. Потому перед тем, как войти в эту ловушку, он позаботился о том, чтобы иметь под рукой не только защиту, но и оружие. Сперва он насадил вынутый из бокового кармана рюкзака штык на обломок кия, а когда пика оказалась готова, быстро крутанул рычаг на фонаре. Зарядный механизм в тесном пространстве оглушительно затарахтел. После некоторого времени, проведенного в полной темноте, свет направленных вверх LED-ов показался ему ослепительным.
Через несколько секунд, когда глаза немного привыкли к свету, Помнящий направил фонарь вглубь трубы и выглянул из-за рюкзака, чтобы проверить, кто блокирует дорогу. Полагал, что увидит перепуганного котоката или молодого шарика, поскольку слышал, что в окрестностях Ботанического сада появляются порой заблудившиеся твари, упавшие во время охоты во многочисленные дыры, пробитые корнями. Он был готов к схватке, но в последний момент сдержал руку со штыком.
За рюкзаком, скорчившись, лежала девушка. Что-то бормоча себе под нос, она заслоняла глаза худой рукой. Уровень адреналина в венах Учителя снизился, но злость — напротив, лишь возросла.
— Какого черта ты не переставила сигнализатор? — рявкнул он.
— Отвали, прыщ насрачный!
Он оторопел. Мало того, что идиотка нарушила все базовые правила движения — которых в подземельях придерживались куда жестче, чем до войны на поверхности, — так еще она и возмущается. А нервничающий Немой начинал уже паниковать. Сидящий в темноте, он не знал, в чем дело, а потому все сильнее дергал за веревку, которая соединяла его с отцом. Проблема в том, что Учитель подумал обо всем, только не о сигнале на такой случай. Ему и в голову не могло прийти, что кто-то может заблокировать дорогу.
— У тебя три секунды, ползи назад, — бросил он, пытаясь сохранять спокойствие.
— Отвали, уродец! Я туда не вернусь! — боевито пропищала девушка.
— Назад — и сейчас же! — потребовал он ледяным тоном.
— А ты меня заставь, — буркнула она и сразу же о том пожалела.
Ослепленная фонарем, не могла видеть штыка, которым Учительон ткнул в ее сторону.
— Ты что делаешь, засранец?! — взвизгнула девушка, слизывая кровь с рассеченного предплечья.
— Вежливо прошу тебя выполнить наши правила.
— Чего?
— У меня нет времени на шутки. Шевели задницей и уходи с дороги. Я второй раз повторять не стану.
На этот раз она не отбрехивалась. Только заворчала себе под нос, а потом принялась медленно отползать. Учитель двигался следом, выслушивая новые и новые ругательства. Сперва эта болтовня его раздражала, но со временем, когда девушка начала использовать многоэтажные инвективы, злиться он перестал. Он знал многих сквернословов, как до Атаки, так и после, но половины проклятий, какие она посылала в его адрес, в жизни не слыхал. Жалел только, что не сумеет всех их запомнить.
Четвертью часа позже, после нескольких передышек, девушка, наконец, замолчала. Ноги ее почувствовали свободное пространство, а это означало конец лаза. Девушка ловко вылезла из трубы и отступила на пару шагов, не сводя глаз с поблескивающего в электрическом свете штыка. В камере, куда она добралась, было довольно светло. Здесь никто не чистил стен от грибницы, может, лишь за исключением мест над трубами, где находились следы дорожного указателя.
Учитель вытолкнул рюкзак наружу, после чего остановился и смерил девушку внимательным взглядом.
— Руки, — бросил он.
— Что — руки?
— Держи их на виду, — процедил он сквозь стиснутые зубы — для пущего эффекта.
Он не намеревался дать себя заколоть какой-то соплячке. Не здесь и не теперь. Когда она выполнила его просьбу, Помнящий высунулся из трубы и приземлился на решетку, сделав классический кувырок. Она даже не вздрогнула — оттого, может, что увидел шнурок, тянущийся в отверстие, и голову Немого.
— И сколько вас там? — удивилась она, отступив под стену.
— Осторожно! — Учитель остановил ее жестом.
Как бы она не раздавила гриб-другой. Хотелось бы предварительно надеть маски.
Девушка съежилась и застыла в шаге от стены.
— Что там? — спросила она, несколько напуганная.
— Это всего лишь мой сын, — пояснил Помнящий, подавая знак Немому, чтобы он как можно быстрее выбирался из лаза.
— Не в трубе, дурак, а за мной! — она скосила глаза, стараясь заглянуть себе за спину. — Шарик?
Учитель покачал головой.
— Ничего там нет.
— Не ври, — насупилась она. — Я видела, как ты бледнеешь… Убей это… ну, коли, гад. — И через миг добавила шепотом: — Я не хочу тут умирать…
— Если не обопрешься о стену, ничего с тобой не случится, — сказал он так спокойно, как только сумел, снимая штык с кия.
Девушка сперва выпучила глаза, а потом почти незаметно кивнула и приподняла левую ногу. Это был самый медленный шаг, который Помнящему приходилось видеть. Когда она наконец поставила ногу на бетон, то развернулась уже нормально, окинув стену внимательным взглядом.
— Тут нет никаких теняков или лепиков, ты, сволочь драная! — взорвалась она.
Забавно она выглядела, так вот щеря зубки и сжимая кулачки. Невысокая и очень худенькая, может, килограммов сорок, сорок пять. «Умойся она — личико было бы вполне симпатичным», — подумал Помнящий. Большие голубые глаза и узкий подбородок делали ее похожей на героиню манги. Девушке было не больше тринадцати — четырнадцати лет, в этом мире — вполне взрослая женщина. Одета она была в мешковатое полотняное платье до колен, наверняка — канальную самоделку, толстые чулки с таким количеством дырок, что напоминали они, скорее, сеть, чем деталь гардероба, и тяжелые боты с высокими голенищами. Одежду дополнял широкий кожаный пояс с большой пряжкой, наверняка скаутовский, и переброшенный через плечо дорожный мешок.
— Я ничего такого и не говорил, — ответил он, берясь за свои вещи.
— Чтоб тебе засраный шарик ядом в самую морду твою татуированную плюнул, ты, лживая срань из лишайной жопы растоптанного ступачом шипозмея… — начала она очередную тираду, но замолчала, увидев, как стоящий у входа в лаз парень отчаянно жестикулирует.
— Мой сын — глухонемой, — пояснил, позабавленный ее реакций Учитель. — Умеет читать по движениям губ, но ты говоришь так быстро, что он потерялся на третьем слове.
— Ой… — девушка отвернулась к Помнящему так, чтобы парень не видел ее губ. — Он долго не протянет, — конспиративным шепотом добавила она.
— И почему ты так считаешь?
— У нас в анклаве был один такой, — сказала она, наклоняясь сильнее, чтобы не повышать голос — будто оно имело хоть какое-то значение в их ситуации. — Немамочный его звали, сама не знаю, отчего, но он всегда первым подхватывал любую болячку. Прошлой зимой на одном из собираний слетел мордой вниз со второго этажа. Пол под ним провалился. Мы думали — конец ему, но выжил, немытый хрен мозгожорский. После — перестал слышать, а вместо того, чтобы говорить, бормотал так, что не понять было. Мы его даже в Новый Ватикан водили, но все без толку. Говорю тебе, лучше за границу не иди: эти выскребки в рясах, из котокатового говна вытканных, брешут, что твои сирены. Парню твоему не помогут, как Немамочному не помогли, — девушка кивнула, словно было ей жаль Немого. — А вообще я тебе того не должна говорить, гребаный ты в пупок дедуган… — она снова лизнула свою ранку, — но пусть уж. Познай доброту настоящей сталкерши.
Она окинула его презрительным взглядом и двинулась в сторону лаза.
— Ты… сталкерша! — крикнул он ей, проглотив так и просящиеся на язык более злые определения, — Давай сторгуемся.
— Я в жопу не даю, — рявкнула она, не поворачиваясь. — Особенно таким старым варнакам. Сколько тебе, дед? Ты ж облысел, небось, еще до того, как по нам хряпнула эта в хвост дерябленная бомба.
— Ну, твоя проблема, — он пожал плечами.
— Твоему ублюдку я тоже не дам. Даже за пять крыс.
— Дам кусок свежевяленой ветчины из молодого шарика… — обронил Помнящий, вытягивая из рюкзака пахучий сверток. Одного движения хватило, чтобы обнажить кусок аппетитно выглядящего мяса. — Настолько чистый, насколько вообще возможно при таких-то обстоятельствах.
Девушка громко сглотнула, прежде чем сумела взять себя в руки и снова нагнать на лицо маску равнодушия. Кривясь с видимым отвращением, она смерила взглядом спокойно ждущего Немого.
— Ну ладно, дед, не ради мяса это сделаю, лишь из милосердия, — заявила она, касаясь защелки потрепанного пояса, но тут же отдернула руку. — Сперва заплати!
— … за информацию, — закончил Учитель.
Он ее подловил. Такая же была из нее стал керша, как из него — парень. Хватит и одного взгляда, чтобы раскусить ее, как крысиную полутушку. В каналах мало кто заботился о гигиене, но эта девушка была исключительно запущенной. Волосы ее выглядели как вырыганный котокатом колтун. А судя по голоду в лихорадочно блестящих глазах и явному слюноотделению, бродила она по окрестностям пару-тройку дней. Он не знал, почему ей пришлось покинуть свой анклав, и не хотел об этом спрашивать. Подозревал, что дело могло оказаться в слишком липких ручонках. Однако он не особо об этом задумывался. Девчонка была местной, а потому Учитель намеревался выжать из нее все, что может оказаться полезным, чтобы распланировать дальнейший путь.
— За информацию? — растерянно повторила она.
Помнящий кивнул.
— Сядем, поедим, поболтаем, а потом каждый пойдет своей дорогой. Подходит?
— А то, — ощерила она мелкие зубки, протягивая руку за обещанным куском мяса.
— Присядем, — повторил он.
Было довольно рано, место располагалось на отшибе, потому никто не мог им помешать. Он дал знак Немому, попросив поставить сигнализаторы в зеленой позиции. Если кто-то захочет к ним присоединиться, они узнают об этом с некоторым опережением.