Глава 10
Укрытие

Выход из анклава вел на некогда широкую улицу, прямую, как стрела, и окруженную рядом разрушенных серо-черных многоэтажек. Место это, удаленное от нулевой точки более чем на пару километров, находилось на краю зоны самых серьезных разрушений, из-за чего изрядная часть сожженных домов все еще стояла, пусть состояние их и было далеко от идеального. Лишь местами, где ударная волна нарушила конструкцию почти столетних домов, на проезжую часть и аллейки порой высовывались широкие языки осыпей из строительного мусора.

Для Помнящего мир выглядел как снимок, слишком долго пролежавший на солнце. После двадцати лет, миновавших после ядерного пожара, он сделался поблекшей копией самого себя. Из-под завалов щебня, покрытых окаменевшим слоем пепла, торчали обугленные культи деревьев. Трупы пожранных коррозией автомобилей напоминали тварей, всплывших из худших кошмаров. В их порыжелых кузовах ржавчина проела сотни неровных, черных, словно смола, отверстий. От брошенного после объявления тревоги, полузасыпанного обломками автобуса не осталось уже почти ничего, кроме рамы и ободов, с которых свисали печальные остатки сопревших покрышек.

В дальней перспективе улицы, в том месте, где некогда начинался парк, вездесущая серость уступала место чуть более ярким краскам. Давнишняя зелень ушла в забытье, ее скрыла палитра синевы, доминирующего цвета новых видов растений, покоряющих зараженные излучением руины. Длинные, серо-стальные, толстые, словно довоенные фонари лозы бульдожорцов покрывали немалый кусок растрескавшейся поверхности, их более тонкие концы дотягивались до большого кирпичного массива, что находился на противоположной стороне улицы. Путаница оплетающих стены лоз систематически сжимала все, что попадало в их объятия. Даже железобетон не мог сопротивляться их разрушительной силе. Хватило года такого противостояния, чтобы старая школа, пережившая времена «Фестунг Бреслау» и воспротивившаяся ударной волне ядерного взрыва, превратилась всего лишь в кучу мусора. Похоже выглядела и угловая многоэтажка слева. Уничтожение ее дало обитателям анклава Иного понимание, что уже скоро придется им сражаться за территорию не только с шариками и с прочими мутировавшими хищниками, но и с не менее опасными растениями.

Пока же — хватало и огня. Сталкеры прокрадывались на угол и поджигали коктейлями Молотова самые густые клубки ползущих по мостовой растений, чтобы остановить их движение в направлении территории анклава, но все понимали, что эти усилия, пусть даже пока и результативные, скоро перестанут иметь значение. Учитель бывал там — причем не единожды. Видел собственными глазами, как новая жизнь поглощает пространство старого парка, как странные растения, которым никто никогда не дал — и не даст уже — названий, громоздятся, тянутся туда и сюда, выше, чем башни недавно еще видного вдали готического собора. Некогда обожженные шпили, которые пережили даже вспышку, оказавшуюся ярче миллиона солнц, и сопровождавшие ее катаклизмы, исчезли под синими зарослями, словно бы никогда их там и не было. Вместо шпилей теперь клубились странные, пожирающие друг друга ядовитые и отравляющие растения-паразиты и грибы.

К счастью для Учителя и его сына, путь, определенный кузнецом, позволял им миновать эти проклятые Богом и людьми места, которые кишели мутировавшими тварями новой эры.

Помнящий окинул взглядом далекий горизонт, где виднелись руины, покрытые комковатыми растениями и обозначавшие близкий край Запретной Зоны. Потом, положив ладонь на плечо Немому, Учитель развернулся и двинулся медленным шагом в направлении перекрестка, находящегося в десятке метров дальше. Метрах в двухстах от них была первая цель его пути. Небольшая площадка, где до войны располагался скверик, частью покрытый растительностью, частью — асфальтом. Однако уцелевшие позаботились, чтобы на зараженной земле ничего не росло. Любой росток, пробивавший здесь слой черного грунта, сразу же выкорчевывался или сжигался. Жителям анклава хватало, что мутировавшая от излучения растительность распространилась на прилегающие к Одеру кварталы и на близкий парк.

Эти двести метров должны были стать единственным контактом Учителя и его сына с поверхностью, по крайней мере до того, как они минуют каналы под Запретной Зоной, а может, и до самого Мяста. Другой дороги для бегства из домена, контролируемого Белым, не было — патрули бы не выпустили Помнящего за баррикады, охраняющие подземные входы в анклав, а если бы даже ему каким-то чудом удалось убедить стражников, те сразу же донесли бы о его выходе альбиносу, а тот не колеблясь выслал бы за беглецами погоню.

План кузнеца состоял в том, что Учитель с сыном вернутся под землю за первым же поворотом транзитного туннеля, метров за сто от баррикады. На улице подле сквера находился канализационный колодец, ведущий в канал, соединявший анклав Иного с соседним, еще меньшим сообществом, много лет управляемым регулярно выбираемым Советом Старейшин. Однако и место обитания псевдодемократов не было окончательной целью путешествия Учителя, его сына и проводников, которых он должен был встретить в подвалах одного из старых жилых домов. Туннель, куда они сойдут все вместе, имел немало ответвлений — одно из них и позволит им обойти территорию, контролируемую альбиносом, и направиться в анклав, лежащий между этими местами и краем Запретной Зоны. Если все пойдет согласно плану, Учитель доберется туда еще до полудня, прежде чем все собиратели вернутся с поверхности. Когда Белый поймет, что его обманули, оба беглеца будут уже вне досягаемости его длинных рук.

Если только Станнис не врал…

Приближаясь к очередному перекрестку, Учитель сошел на тротуар и замедлил шаг. Взволнованный Немой повторял каждое его движение. Это был не первый его поход на поверхность. Отец брал его наверх систематически вот уже несколько лет, однако никогда они не отходили так далеко от входа в анклав. Обычно шли к ближайшему наблюдательному пункту, а поскольку те размещались на чердаках домов, то достаточно было пробежаться до первого подъезда или взобраться по самодельным лестницам на второй этаж, а там, по ступенькам, добраться до крыши. С таких-то мест Немой с открытым ртом таращился на останки неизвестного ему мира. Города, в котором он родился, но который не мог помнить.

Теперь парень оказался куда дальше от безопасных туннелей, чем когда-либо ранее, да, к тому же, было это лишь начало общего их путешествия. Потому ничего странного, что отец все время за ним приглядывал — а еще ежеминутно проверял, помнит ли Немой, взволнованный приключением, о нескольких простых приказах, которые он вложил в него за прошлый день.

Поднять руку, сжать в кулак. Учитель оглянулся через плечо. Чудесно. Немой скорчился под стеной, рядом с выломанной годы назад дверью небольшого магазинчика. Дышал там тяжело, со взглядом, устремленным на руку отца. Помнящий медленно распрямил пальцы. «Можешь встать, мальчик», — подумал, довольный проверкой. Сам же сосредоточил все внимание на выжженном до голой земли скверике. Несмотря на длительное наблюдение, никаких следов жизни в его окрестностях он не заметил. «Прекрасно». Махнул рукой и, пройдя угол, двинулся вдоль стены.

Укрытие, где их должны были ждать двое людей кузнеца, располагалось в подвалах ближайшего из домов, вход в который заслоняла куча мусора с рухнувших балконов. Но дыра в верхней ее части была достаточно крупной, чтобы сквозь нее сумел проскользнуть человек, не слишком при этом нашумев. Учитель открыл охраняющую лаз решетку, а едва лишь они оказались внутри дома, вновь затворил ее, поспешно задвигая оба засова. Это тоже представляло собой часть рутины, связанной с использованием укрытий.

На лестничной клетке было темно, хоть глаз выколи. Собиратели заколотили окна между этажами, чтобы укрытие не высмотрели пролетающие между парком и кварталами крылачи. Свет, проникающий в отверстие над руинами, разгонял тьму лишь возле входа, а дальше, казалось, вставала смоляная стена. По крайней мере, так оно выглядело для обоих беглецов. Немой начал дрожать. Развлечение завершилось в тот же миг, когда он шагнул во тьму. Наконец до него дошло, что этот выход на поверхность вовсе не ради развлечения.

В доме царила неестественная тишина. Учитель дважды хлопнул в ладоши. Через несколько секунд, закусив губу, повторил сигнал. Он все еще чувствовал раздражающую уверенность, что Станнис все это затеял лишь затем, чтобы сдать их Белому. Давал себе отчет в бессмысленности таких подозрений — особенно в свете всего произошедшего, — но все никак не мог избавиться от навязчивой, беспокоящей мысли о предательстве. По крайней мере, сомнению не подлежало одно: здесь и сейчас он получит ответ, не был ли договор с кузнецом величайшей ошибкой в его жизни.

Тук-тук. Тук-тук. Неподалеку кто-то ударил палкой об косяк. Мигом позже раздался тихий скрежет, после которого тьму прошил свет — сперва моргающий, но делающийся все ярче.

— Заходите, — отозвался кто-то хриплым, незнакомым Помнящему голосом.

Пучок света мазнул по облупившемуся потолку. Сталкер направил фонарь вверх, чтобы не ослепить прибывших. Учитель схватил сына за плечо. Когда пальцы его опустились на кожаную куртку, он почувствовал легкую дрожь: парень трясся от страха. Однако, подталкиваемый отцом, он послушно пошел в сторону ступеней, ведущих в подвал.

Их было там двое, как и обещал. Станнис. Худых, заросших, грязных. Похожих, словно две капли воды. Типичных сталкеров, как звали людей, которые выбирали иллюзию свободы и предпочитали бесконечно бродить по сети ничьих туннелей, а не оседать навсегда в одной из многочисленных общин подземелья. Помнящий такому совсем не удивлялся. Он и сам провел в подобных хождениях изрядный кусок жизни, когда был еще молодым и глупым — хотя, наверняка, куда более умным, чем те бедолаги, на которых он теперь смотрел.

Обоим сталкерам было лет по двадцать с небольшим, а выглядели они уже, по крайней мере, лет на десять старше. В резком свете фонаря Учитель видел их худые, покрытые лишаями лица, свидетельствовавшие о том, что долгое общение с излучением брало свое. И все же он уважал выбор этих парней — существование под каменным небом, где день ничем не отличается от ночи, давило порой даже на него. В такие минуты ему казалось, что кирпичные арки медленно сжимаются, словно желая раздавить хрупкие тела жертв, заманенных в ловушку иллюзорной безопасностью.

Он отряхнулся от этих мыслей, когда услышал треск захлопывающихся за спиной дверей. Фонарь погас, но, прежде чем это произошло, второй сталкер успел зажечь масляную лампу. Мигом позже загорелась и вторая. Обе они стояли на противоположных концах длинного стола. Желтоватый свет выхватывал из темноты знакомые контуры. Поношенный рюкзак и два заплечных мешка. Те самые, которые Станнис обещал пронести на поверхность. Учитель быстро осмотрел их содержимое.

Все было на месте. Оружие, еда, инструменты, сменная одежда. Можно выдвигаться хоть сейчас.

Он отдал мешки сыну, протянул также и пояс с двумя ножами и коротким мачете. Потом вынул из кармана короткую веревку. На обоих ее концах он еще раньше завязал петли. Первую затянул на запястье Немого, вторую надел на собственную руку. Это была очередная придуманная им страховка, а одновременно и система коммуникации. Дернул за веревку один раз. Ответ почувствовал почти моментально.

Прежде чем забросить рюкзак на плечо, он взглянул на спокойно ожидающих мужчин.

— Мы готовы, — сказал им Помнящий.