Поза кролика
Воронцов мои звонки по-прежнему игнорировал. Сначала сбрасывал, а потом и вовсе перестал брать трубку. Забился, значит, в нору. Мне стало тревожно. Он же с голоду умрет! Будет спать в холодном доме! Забудет помыться! Я уж не говорю о его работе! Совещание надо куда-то переносить!
Что бы он ни натворил, он мой муж, мы недавно серебряную свадьбу отпраздновали. Я потому и смотреть не могу на других мужчин, что с Андреем мне здорово. Как вспомню! Вот мы летим по трассе, в больницу к моей маме, которой срочно понадобилось лекарство, Воронцов, как всегда, педаль в пол, на лице загадочная улыбка, все, кто впереди, уступают дорогу, а кто не уступает, тех муж обгоняет со свойственной ему лихостью, выписывая сумасшедшие виражи. Скорость порою за двести. Он смотрит на меня и улыбается:
— Что, испугалась?
Да я ни разу в жизни рядом с ним не испугалась! Даже когда мы болтались над морем на парашюте, а ветер был такой сильный, что нас несло прямо на камни. Даже в океане, когда мы прыгнули с яхты и поплыли на остров, забыв о сильном течении.
— Я думал, нам не доплыть, — признался потом Воронцов.
— А почему же ты тогда смеялся?
— Чтобы ты не утонула. Пока я улыбаюсь, ты думаешь, что все хорошо.
Утонуть рядом с ним?! Да такое просто невозможно! Стоило мне только пожелать, и я получала все, каких бы денег это ни стоило. И каких бы усилий. Помню, как увидела в тире огромного плющевого зайца, белого, с голубыми ушами, который после двух бокалов шампанского показался мне восхитительным.
— Андрей, пожалуйста-пожалуйста! Хочу зайца!
И пули ложатся аккурат в десятку. Даже после ужина в ресторане мой муж никогда не промахивается. Какой-то мальчишка смотрит, открыв рот, как Воронцов передергивает затвор и, почти не целясь, методично громит мишени.
— На. Вот твой заяц.
Уже, почти трезвая, я торжественно вручаю его мальчишке. Он что-то лопочет на непонятном мне языке. Я прижимаюсь к мужу и счастливо улыбаюсь. Возможно, завтра мы прыгнем с тарзанки и повиснем над пропастью. Заночуем в спальных мешках на необитаемом острове. Сядем в тюрьму. Лишь бы оказаться в одной колонии и время от времени получать комнатушку для свиданий.
И я решилась. Я поеду на дачу! Пешком! То бишь на общественном транспорте, пешком туда не дойдешь, уж больно далеко. Ночью поеду, поскольку уже темно. Воронцов мне категорически запрещает ходить ночью по улицам в одиночестве. Поэтому я уверена, что в девять вечера Москва вымирает. Если я до девяти работаю, муж обязательно за мной заезжает. Мой режим — домой и баиньки, как только стемнеет. Но деваться мне сейчас некуда. Я поеду, пусть даже улицы кишат бандитами и маньяками!
Ничего тут сложного нет. Надо спуститься в метро, ехать с полчаса, потом пересесть на пригородную электричку и ехать еще минут сорок. И пешочком где-то с километр. И то там дома повсюду, не в пустыне. И фонари на улицах: у нас в поселке народ богатый, на благоустройство не скупятся. Я торопливо стала собираться. Хотела было прихватить с собой еще один пистолет, да сейф оказался заперт. Андрей пресек мои попытки вооружиться. Когда только успел, я разумеется, не знала. Пришлось ехать так, без оружия.
Уже обуваясь, я прикинула: продуктов на даче полно, просто Воронцов не умеет их готовить. В магазин мне заходить необязательно, только хлеба в ларьке прихватить. Уже хорошо. И прямиком на электричку.
Я вышла из подъезда, дрожа от волнения. Вызвать такси мне и в голову не пришло. По словам Воронцова, за рулем машины с «шашечками» обязательно сидит маньяк.
— Не вздумай ездить на такси! — не раз говорил мне супруг. — Лучше дождись меня. Или спустить в метро.
— А там нет маньяков?
— Есть всякие уроды. Но они не такие опасные, как таксисты.
— Андрей, а ты сам-то давно спускался в метро?
— Ты меня еще учить будешь! — заорал на это супруг.
Он предпочитает часовое сидение в пробках бесцеремонному нарушению своего личного территориального пространства. Воронцов большой, места ему надо много, а в метро, как известно, давка. Он говорит, что и меня там когда-нибудь раздавят, потому что я насекомое.
— Сиди дома, овца, тебе что, денег мало?
Денег мне не мало, просто я люблю свою работу. Что касается давки… Сейчас-то почти ночь! Восемь вечера! Даже насекомому в метро нечего бояться, так что не оно меня сейчас пугает. А Воронцову полезно время от времени туда спускаться, чтобы картина мира была полной. А то мир, в котором он живет, имеет мало отношения к реальности. Еще кто из нас инопланетянин!
Какое-то время я стояла у подъезда, трясясь от страха и высматривая маньяков. К моему удивлению, народу на улицах оказалось больше, чем днем, и очень много детей. А в метро вообще, похоже, час пик. Но есть еще электричка, которая отправляется около девяти часов вечера. То есть в полной темноте. И она, эта электричка, набита маньяками и бандитами.
Оказалось, она набита людьми, которые возвращаются с работы. Лица у них усталые и хмурые, многие мужики с банками пива в руках или с алкогольными коктейлями, тоже в банках. Работяги или офисные работники. Им всем было не до меня, большинство уткнулось в смартфоны и планшеты. Я с удивлением осматривалась. Почему Андрей меня ото всего этого так упорно ограждал? Неужели я кися? Потом я, не отрываясь, смотрела в окно. Огромный город был залит светом, жизнь в нем кипела. На магистралях стояли в пробках десятки тысяч машин, жилые кварталы словно соревновались в оригинальности подсветок, магазины заманивали покупателей неоновыми вывесками, кто во что горазд. Похоже, Москва только начинала жить с наступлением темноты. Это было не страшно, это было восхитительно!
Город, в котором можно найти все, а если вы чего-то не нашли, значит, просто не умеете искать. И в отличие от европейских столиц, он не скучный и не чопорный, его можно позволить себе есть просто руками, необязательно ножом и вилкой, так, чтобы пальцы были в масле, а по подбородку тек ароматный сок. Чтобы одна твоя нога стояла в Европе, а другая в Азии, что же касается седалища, его можно приземлить аккурат между, запивая суши охлажденным «Шабли» и закуривая кальян после того, как покончишь с пиццей. Какого черта Воронцов мне все это запрещал?! Сам-то он наслаждался.
На платформу я сошла уже, будучи абсолютно спокойной. Маньяки? Ха! Я-то круче! Меня разыскивают за убийство! Меня даже не испугали двое мужчин, которые сошли вместе со мной и в электричке всю дорогу на меня косились. Я пропустила их вперед, а сама пошла следом. Я шла и наслаждалась. Вечер был удивительный. Только в конце сентября бывают такие вечера, по-летнему просветленные и по-осеннему прохладные. Луна словно крадется по небу на цыпочках, а ветер прижимает уши, как пес, которого гладят по голове, и ни один лист не шелохнется. Пахнет опавшей листвой и последними цветами, лепестки которых еще не завяли, но уже начали увядать. И потому аромат их похож на жженый сахар, если его разбавить водой.
Наш дом я увидела издалека. Слава богу, на первом этаже горел свет! Значит, Андрей дома! Я приободрилась и пошла быстрее. Калитка была заперта изнутри, но я легко справилась с замком. Входную дверь Андрей не закрыл. Он любит поздно вечером сидеть на качелях и смотреть на звезды. А сегодня звезд много. Я не спеша поднялась по ступенькам и вошла в холл. Свет пробивался из каминного зала.
Воронцов сидел в кресле-качалке спиной ко мне. Услышав шаги, он повернул голову:
— Стеша?! Ты здесь?! Ты с ума сошла!
Он никогда меня раньше так не называл, и тут я поняла, насколько все серьезно. Нет, взгляд у мужа был вовсе не испуганный, но какой-то тяжелый. И лицо напряженное. Воронцов встал и шагнул ко мне.
— Ты как здесь? На чем добралась? С тобой все в порядке? — забросал он меня вопросами.
— Андрей, откуда взялся этот пистолет?
— Он лежал раньше в моем сейфе.
— А куда ты его дел, после того как… — я осеклась.
— Бросил в воду.
— Значит, правда.
Он подошел и взял меня за плечи. Заглянув прямо в глаза, спросил:
— Кто тебе сказал?
— Вадик.
— А он откуда знает?
— Он тебя видел.
— Значит, и он тоже.
— Андрей! — испугалась я. — Как так можно? Берешься убивать — хотя бы не светись!
— Один — один, — мрачно рассмеялся Воронцов. — Что ж, садись, поговорим. — Он кивнул на второе кресло.
Вечерами мы любили сидеть у камина, особенно в сырую, промозглую погоду. Вот именно: любили. К нашему семейному счастью теперь применимо исключительно прошедшее время. Сегодня камин не горел. В доме и без того было тепло. Мы уселись в кресла у потухшего очага. Воронцов начал медленно раскачиваться.
— Не маячь, — попросила я.
— Ты мне еще указывать будешь, — проворчал супруг, но раскачиваться перестал.
— Расскажи мне: как это случилось? — Я невольно вздохнула.
— Да хуже не бывает, — поморщился Воронцов. — После того как мы с тобой поговорили, я надел грязные ботинки и поехал к мужу этой Людмилы. Одно дурацкое совпадение за другим, хотя теперь я уже сомневаюсь, что это были простые совпадения. У меня голова идет кругом! — пожаловался он.
— Чего ты хотел добиться этим визитом?
— А то ты не знаешь, — ощерился муж.
— То есть ты не хотел его убивать?
— Хотел.
— Андрей!
— А еще я хотел тебя спасти. Поэтому сначала поговорил со свидетельницей. К несчастью, полиция успела это сделать раньше меня. Дама с собакой сказала им, что незадолго до убийства видела странную женщину. Которая стояла под фонарем и прижимала к себе сумочку. А еще женщина сказала: «Я к Людмиле». Понятно, что подумала полиция. Свидетельница достаточно подробно тебя описала. Внешность у тебя примечательная. Вот недаром я не люблю собак!
— Да, собака — это не кошка.
— Ты можешь хотя бы сейчас быть серьезной?
— Я серьезна, как никогда. Значит, меня ищут?
— Да. Мне, возможно, удастся заставить свидетельницу изменить показания. Или есть какой-нибудь другой способ, — усмехнулся Воронцов. — Теперь уже надо идти до конца. Я же сказал, что буду защищать тебя, даже если ты убийца.
— Ты не в лучшем положении, — напомнила я.
— Я его не убивал! Хотя доказать это практически невозможно. Все, как в плохом кино. Поговорив с женщиной, я пошел к нему. Предварительно мы созвонились, так что он меня ждал. Не успел я войти в дом, как раздался выстрел. Я метнулся сначала на кухню, мне показалось, что стреляли оттуда, потом в гостиную. Он лежал на полу, а рядом валялся пистолет.
— Ты правду говоришь?
— Клянусь!
— Тогда зачем ты поднял с пола пистолет? Если ты не убивал?
— Да потому что это мой пистолет! — повысил голос Воронцов.
— Как это: твой? На нем что, написано?
— Представь себе, — голос у моего мужа стал ехидным. — Это ты не в состоянии запомнить даже номера нашей машины. А у меня на цифры память отменная. Тем более что это ОРУЖИЕ. На пистолете есть маркировка. Я присел на корточки, чтобы его рассмотреть, и меня мигом пот прошиб. Во-первых, там есть детали, только мне знакомые, я ведь сто раз его разбирал и собирал, а во-вторых, когда я взял пистолет в руки, то и номер это подтвердил. Этот «макаров» числится за мной. Он раньше лежал в моем сейфе. Приходил участковый, все осмотрел, расписался. Если бы я не взял пистолет, уже бы сидел. По номеру легко пробить владельца. У меня не было другого выхода.
— Ну, если так… А зачем ты его в пруд-то бросил?
— А куда? Сюда привезти? Или в московскую квартиру? Это же главная улика! Теперь получается, у меня был мотив, — он начал загибать пальцы, — меня видела свидетельница, еще и этот твой детектив. И пистолет, из которого убили, числится за мной. Если его найдут — мне крышка.
— Все еще хуже. Вадим сделал фотографии.
— Фотографии? — удивленно посмотрел на меня Воронцов. — Ну-ка, с этого момента поподробнее.
— Подробнее у меня на электронной почте.
— Говори адрес.
Я сказала.
— Жди тут, — велел Воронцов и поспешно стал подниматься на второй этаж.
Не было мужа довольно долго. Я уже успела заскучать, хотя в моем положении не до скуки. Хорошо, что позвонил сын.
— Мама, а ты где? — удивленно спросил он. — Я приехал, а дома никого нет.
— Я на даче.
— Как на даче? Ты же сказала, что живешь дома, а на даче живет папа!
— Видишь ли, Степан Андреевич, папа не знает, какие обои клеить. Решил предоставить выбор мне.
— Обои? Отец? Мама, что происходит?
— Ничего, сынок.
Кроме того, что оба родителя разыскиваются по подозрению в убийстве. Сегодня ситуация еще хуже, чем вчера. Но не говорить же об этом сыну?
— На дачу мне ехать уже поздно, — с сомнением сказал Степан Андреевич. — Ведь завтра с утра на работу.
— Конечно, не надо сюда ехать, сынок! Ты, наверное, голоден? Там в холодильнике есть борщ. Если ты, конечно, еще ешь борщ.
— Мама, в Инете полно сайтов, где можно заказать еду на дом! Я давно уже взрослый!
— Я знаю, Степан Андреевич.
— Я имею право знать: что у вас происходит? Ты что, от меня прячешься?
— Даже не думала! Я честно сидела дома и тебя ждала. Но вдруг подумала, что отец поклеит не те обои, и сорвалась.
— С каких пор у нас на даче обои? — мрачно сказал сын. — Там стены вагонкой обиты.
— Мы с отцом решили: надо что-то менять.
— Круто же вы решили изменить свою жизнь. Я хочу видеть вас обоих.
Я прикусила губу.
— Мама? Где я могу вас найти?
«В тюрьме». Но не могу же я сказать об этом сыну?
— Мы сейчас на даче. А где завтра будем, не знаю. — По крайней мере, честно. — Ты звони. А пока закажи еду на дом. Или к себе поедешь?
— Нет. Сейчас приедет Лиана. Мы вообще-то рассчитывали на семейный ужин. Но придется вдвоем есть суши и гадать, что с вами случилось. Правду ты все равно не скажешь.
— А что говорит отец?
— Мол, процесс идет. Все как-нибудь утрясется. Ты же его знаешь. Одни намеки, ничего конкретного.
— Ты верь папе, сынок.
— Чему верить-то, если он, как и ты, ничего не говорит? — сердито сказал Степан Андреевич. — Я хочу посмотреть вам обоим в глаза. Мне, наверное, надо взять отгул. Мама, насколько все серьезно?
— Не надо брать отгул, — испугалась я. — Мы с отцом помирились. — На почве того, что у обоих перспектива оказаться за решеткой лет этак на десять. Но не говорить же об этом сыну? — Мы обязательно на днях встретимся, сынок.
— А почему у тебя голос грустный? — подозрительно спросил Степан Андреевич.
— Потому что я устала.
— Обои вместе с папой клеила?
— Типа того.
— Что ж, я в выходные заеду, гляну на ваш ремонт. И не вздумайте от меня прятаться!
— Если что, ключи у соседей, — уныло сказала я.
Когда Воронцов спустился наконец вниз, я сказала:
— Андрей, нам срочно надо клеить обои.
— С ума сошла? — удивленно посмотрел на меня муж.
— Степан Андреевич что-то подозревает. Он мне сейчас звонил. Я соврала, что мы с тобой занимаемся ремонтом, а он сказал, что в выходные приедет, проверит. Ты когда в последний раз клеил обои, Воронцов?
— Никогда. И не собираюсь.
— Собираешься сказать сыну правду?
— Правду? А ты взгляни на это.
И он в два ряда разложил на столе фотографии. Словно пасьянс, который долго не сходился и вдруг сошелся. Так вот чем занимался наверху Воронцов! Залез в мою почту, подключил принтер. А зачем он их распечатал-то? Я пригляделась и…
— Господи, что это?!
— Вот и я хотел бы знать, — мрачно сказал муж.
Те снимки, на которых он выбрасывает пистолет в воду, мне были хорошо знакомы. Я их сегодня уже видела. Это верхний ряд. А нижний… Да это же я! Вот я борюсь с Людмилой. Вот стою в растерянности возле ее трупа. А вот я с пистолетом в руке на берегу пруда. Бросаю оружие в воду.
Мне стало не по себе. Я смотрела на два ряда фотографий, будто на отражение совершенного мною убийства в зеркале. Как такое могло случиться?!
— Андрей, откуда это у тебя?
— Оттуда же, откуда и у тебя, — загадочно сказал супруг.
— Мне дал их Вадик.
— И мне.
— Мои фото?!
— Твои криминальные фото, — подчеркнул Андрей.
— Но зачем?!
— Чтобы я помог тебе выпутаться.
— Когда это было?
— В тот день, когда ты убила Людмилу.
— Я ничего не понимаю!
— Я пока тоже.
Мы вдвоем сели за стол и уставились на фотографии.
— Андрей, выходит, нас подставили?
— Выходит, так.
— Но я-то ее убила!
— Значит, меня подставили.
— Кто? Вадик?
— Скажи, он мог тебя сфотографировать?
— Исключено. Когда я бросала оружие в воду, он стоял рядом, буквально в двух шагах. А снимки сделаны на расстоянии.
— Камеру в кустах спрятал?
— Он вылез из машины вместе со мной и не отходил от меня ни на шаг.
— Заранее спрятал.
— Он не мог заранее знать, что я ее убью! Это произошло случайно.
— Тогда кто их сделал, эти фотографии?
— Понятия не имею!
Муж вздохнул и сгреб снимки в кучу.
— У него есть помощник или помощница? — спросил при этом он.
— Нет, Вадик один работает.
— Может быть, ты просто не знаешь?
— Я достаточно много про него знаю. У Вадика денег нет нанимать помощника, у него и так ипотека. Машина старенькая, квартирка однокомнатная, и мебели почти нет.
— Ты его любовница? — мрачно спросил Воронцов. — Так хорошо осведомлена о его финансовом положении. И дома была.
— Н-нет, — с заминкой ответила я. — Не любовница.
— Степка, не ври мне!
— Если уж честно, то он мне предлагал. Делить с ним постель, — деликатно сказала я.
— Выходит, он тебя домогался, — Воронцов все больше мрачнел. — Роковая ты женщина, оказывается. Не успела одного любовника похоронить, а уже другой на подходе.
— Я никогда тебе не изменяла! Жизнью сына клянусь!
Он тяжело на меня посмотрел, но промолчал.
— Андрей, мне не нравится выражение твоего лица!
— А мне не нравится, что ты кокетничаешь с мужчинами! Позволяешь им надеяться! А после мы получаем вот это, — он кивнул на кучу фотографий и взял с полки у камина спички.
— Что ты делаешь?
— Надо это сжечь, — Воронцов с неприязнью посмотрел на снимки. — А файл на твоей электронной почте убить. Свой я уже убил.
— Толку? Вадик сказал, что скопировал все на флешку.
— Кто бы сомневался! Я его, пожалуй, пристрелю. Давно заслужил.
— Андрей, а не хватит?
Он молча разжег камин. Дрова были сухие и занялись быстро. Какое-то время мы молчали, глядя, как разгорается пламя. Потом Воронцов сгреб со стола фотографии и швырнул их в огонь. Я смотрела, как съеживается бумага, достаточно плотная, чтобы сгореть сразу. Но вот пошла тяга, в камине вспыхнул факел, и все было кончено за пару секунд. Когда фотографии наконец сгорели, Андрей сел в кресло и сказал:
— Давай разберем ситуацию.
— Давай, — согласилась я и подбросила в камин поленьев.
— Итак, откуда в комнате, где лежал остывающий труп, взялся мой пистолет? Стреляли из него, в этом нет никаких сомнений.
— Если это не ты его принес, то его принес убийца.
— А откуда он у убийцы?
— Из твоего сейфа.
— Да, но ни у кого нет доступа к моему сейфу. Кроме тебя. Скажи, милая, а ты, сколько пистолетов оттуда взяла?
— Один. А потом ты запер сейф.
— Откуда ты знаешь, что запер? — удивленно посмотрел на меня Андрей.
Я слегка покраснела. Потом призналась:
— Видишь ли, твой телефон не отвечал, а мне очень надо было с тобой поговорить. Тогда я решила поехать на дачу. А ты мне сам говорил, что в темное время суток на улицах небезопасно. Ну, я и решила вооружиться. Сунулась было в сейф, а он заперт.
— Слава богу, что я это сделал! Ты что, совсем на голову больная? Сунуться в метро с оружием! А потом в электричку! Где у тебя только мозги, Степанида?
— В жопе, — уныло сказала я.
— Ты стала материться? — удивленно посмотрел на меня Воронцов.
— У меня все меньше и меньше принципов… Выходит, Людмилу и ее мужа убили из одного и того же оружия? Или у тебя есть другой сейф?
— Нет, только один. Выходит, что так. Но откуда у убийцы пистолет, из которого застрелили Людмилу?
— Он увидел, куда я его выбросила, надел водолазный костюм, залез в пруд и…
— Ты соображаешь, что говоришь? — Воронцов покрутил пальцем у виска.
— А что? В детективах убийца может проплыть ночью десять километров в ластах! В океане! Или надеть акваланг, нырнуть в реку, доплыть до катера и разделаться с жертвой. А потом снова надеть акваланг и вернуться обратно. И никто ничего не заметит.
— Это плохие детективы, Степка, — грустно сказал Воронцов.
— Андрей, скажи мне, у тебя есть враги?
— Вроде бы нет, — пожал плечами муж.
— Но ты ведь занимаешься бизнесом!
— Не настолько все серьезно.
— Ты же говорил, что без продукции вашего холдинга экономика в стране развалится!
— Каждый человек хочет, чтобы дело, которым он занимается, считалось самым нужным и важным. Скажем так: я слегка преувеличивал.
— Но денег ты зарабатываешь много. Вадик оценил нашу квартиру, а в особенности дом, где мы с тобой живем. Сказал, что мы буржуи.
— Есть куча людей, которые зарабатывают гораздо больше меня. Поверь, Степка, среди моих врагов нет таких людей, которым взбредет в голову напялить костюм водолаза и полезть в грязный вонючий пруд за моим пистолетом. Это бред.
— Но они вполне могли кого-нибудь нанять.
— Что ж, можно поспрашивать местных жителей, — пожал плечами Андрей. — Водолазное снаряжение — это не брюки с пиджаком. Его так просто не наденешь и не скинешь. Не ночью же они этим занимались? Потому что водолазу или аквалангисту нужен помощник, который будет его страховать. Вспомни, как я погружался в Красное море.
— Это всего лишь пруд!
— Да, но страховка нужна. Баллон с кислородом. Даже в пруду, моя милая, надо чем-то дышать, — ехидно сказал супруг. — В общем, все это бред, в который лично я мало верю. Все гораздо проще. Он обошелся без водолазного снаряжения.
— Кто это он?
— А я почем знаю?
— А если из твоего сейфа пропало два пистолета?
— Этот вариант мне нравится гораздо больше, — оживился Воронцов. — Но это мы сможем проверить только завтра. Сейчас ехать в Москву уже поздно.
— И что нам делать?
— Давай-ка спать. Нам все равно надо все это переварить. Авось утром на свежую голову и осенит.
— Да, только Свете позвони. Там какое-то совещание отменилось.
— Думаешь, мне сейчас до работы? — Он тяжело вздохнул. — Ладно, позвоню. А ты отправляйся спать.
В самом деле, я уже мало что соображала. Мои фотографии сбили меня с толку. Кто это сделал и зачем? Неудивительно, что я проснулась среди ночи в холодном поту. Мне снились голубые тараканы. Я какое-то время думала, к чему бы это? И даже хотела заглянуть в сонник. Но потом подумала, что такая экзотика, как голубые тараканы, вряд ли имеет какое-нибудь толкование.
Рядом сладко спал Воронцов. «Ну и нервы!» — невольно подумала я, покосившись на мужа. Одно хорошо: он меня не гонит, значит, мы больше не разводимся. Хотя куда ему меня гнать, если завтра мы оба можем оказаться в следственном изоляторе? Что-то скажет на это Степан Андреевич?
Сон как рукой сняло. Я лежала и ворочалась с боку на бок. Через час меня взяла злость. Почему это я должна мучиться одна? Мне сейчас как никогда нужны поддержка и слова утешения — надежное мужское плечо. Только чтобы оно «говорило», а не лежало как бревно.
Я подвинулась к мужу, точнее к его широкой спине и легонько ее погладила. Никакой реакции. Тогда я поцеловала ее и погладила еще раз, посильнее. Любимый мой, лапочка… Спина такая красивая… Муж не шевелился. Нет, лаской его не возьмешь!
— Андрей, мне холодно, — тихо сказала я.
Муж, не просыпаясь, развернулся и сгреб меня в охапку. Какое-то время я лежала, прислушиваясь к его дыханию. Он по-прежнему крепко спал.
— Андрей, мне жарко.
Он убрал руку. Все так же, не просыпаясь. Спроси его потом, что было ночью, ни черта ведь не вспомнит! Хотя все команды выполняет. Условный рефлекс, что ли? Я всерьез разозлилась.
— Воронцов, ты как печка! На тебе чайник вскипятить можно!
Он отодвинулся. И опять не проснулся! От отчаяния я перевернулась на спину и застонала.
— А? Что? — Муж открыл глаза.
— Андрей, мне страшно.
— Что случилось?
— Тебе напомнить? Завтра мы оба можем оказаться в тюрьме!
— Вот и спи, — сердито сказал он. — В камере так не выспишься.
— Что за дурацкие шутки! Ты бревно, а не человек!
— Слушай, дай мне поспать, а? — Он опять закрыл глаза.
— Спи на здоровье… Только скажи: чем я могу тебе помочь?
— Заткнуться и дать мне выспаться! — заорал он.
— Какой ты грубый!
— Вежливым я буду в восемь утра! Отвяжись!
Я торопливо отвернулась, натянула на голову одеяло и замерла. Если он орет, значит, проснулся. Надо полежать тихонечко, мышкой, и подождать. Так и есть. Через пару минут он откинул одеяло и вскочил:
— Это невыносимо! Три часа ночи! Вот бабье! — заорал Воронцов и понесся вниз, на кухню.
Я подождала, пока он что-нибудь сломает или разобьет. Когда внизу раздался звон разбитого стекла, я с полным правом надела халат и тоже спустилась вниз.
— Андрей, что случилось? Чего ты хочешь?
— Чаю хочу попить!
— Три часа ночи!
— А кому-то не спится, — ехидно сказал муж. — Вот скажи: зачем ты меня-то разбудила?
— Я тебя не будила. Ты сам проснулся.
— Небось щекотала по своей привычке или гладила. Что, угадал? Скучно стало?
— Я же сказала: мне страшно. Поговори со мной.
— Просто поговорить? Потому что сделать я ничего сейчас не могу. Надо дождаться утра.
— А может, поедем в Москву? Раз мы все равно уже не спим.
— Надо было как следует отдохнуть. Что толку носиться ночью по Москве?
— Хотя бы убедимся, что все остальное оружие на месте. — Я тяжело вздохнула. Чайник вскипел, и я заварила мужу зеленый чай. Воронцов-то как раз любит именно зеленый.
— Дай мне булку, — попросил супруг.
— Ты просил меня не давать тебе ночью еды. Ты борешься с лишним весом.
— Да какая теперь разница? — Он махнул рукой.
Я опять вздохнула. В самом деле: какая теперь разница? В тюрьме не выспишься как следует и не наешься. Поэтому я дала мужу булку. А пока он ел, рассуждала вслух:
— Во что превратилась наша жизнь? Все планы теперь летят к черту. Завтра, например, я собиралась записаться на прием к гинекологу.
Он закашлялся.
— Ты что, поперхнулся? Андрей, давай я постучу тебя по спине!
— К какому гинекологу? — Я ясно увидела в его глазах испуг.
Это было так необычно, что я заволновалась. Даже когда он понял, что может получить срок за убийство, Воронцов не выглядел таким испуганным. Почти нормальным, просто напряженным. А тут…
— Мне Юля посоветовала…
— Опять Юля?! Боже, ну почему я ее не задушил?! — застонал Воронцов.
— Андрей, а почему ты так переживаешь из-за такого пустяка?
— Стеша, я тебе умоляю, не ходи к нему! Ну, хочешь, на колени встану?
Опять Стеша?! И на колени?!
— Что это с тобой? — Я удивленно посмотрела на мужа. В самом деле готов бухнуться на колени. — Я женщина, мне надо время от времени проверяться у женского врача. Поскольку мы с тобой развелись, пусть и неофициально, мне теперь придется самой о себе заботиться. В том числе и врачей искать.
— Я никогда с тобой не разведусь!
— Ты меня так любишь?
— Да!
— Андрей, что ты от меня скрываешь?
— Ничего!
— Врач мне скажет, что я не рожала? Что Степан Андреевич не мой сын?
— Этого никто не скажет, кто видел вас рядом. Дурацкие шутки, — сердито сказал Андрей.
— Да и роды я прекрасно помню. Еще бы! Двое суток мучилась! Тогда какая разница, к чьему врачу я пойду, к твоему или к Юлиному?
— Твоя подруга — сука, — прошипел супруг. — Понятия не имею, откуда она узнала?
— Узнала что?
— Ничего, — отрезал муж. — Ты очень наивная, моя милая. Ты думаешь, Юля тебе подруга? О! Ты их не знаешь, этих подруг! А я их знаю хорошо! «Андрей, помоги мне с переездом, пожалуйста». «Стеша, одолжи мне на пару часиков своего мужа, мне нужна мужская сила». Я прекрасно знаю, какого рода мужская сила ей нужна! — зло сказал Воронцов. — Да она во мне чуть дырку не просверлила своими зыркалками! Стерва!
— Да, но ты ей улыбался!
— Это когда?
— В клубе. А еще салат ей заказал.
— Да чтоб она подавилась!
— О чем вы тогда говорили?
— Я сказал ей, чтобы перестала капать тебе на мозги. И распространять сплетни обо мне. В клубе говорят, что я чуть ли не половину инструкторш перетрахал! Думаешь, я не знаю, откуда ноги растут? Вот я и предупредил твою так называемую подругу, чтобы заткнулась. А то я ей все кости переломаю.
— Но почему ты улыбался?!
— Самые страшные вещи, милая, надо говорить с улыбкой. Так еще страшнее. Этому научил меня бизнес.
Так вот что означала его улыбка! Сдерживаемую ярость! До меня постепенно начало доходить.
— А девушка, которая присела к вам за столик? Ты ей тоже улыбался.
— Какая девушка? Когда?
— Во время вашего разговора с Юлей.
— Ах, эта… Я спросил ее, не может ли она подменить тебя на ноябрьские праздники. Хотел сделать тебе сюрприз, — усмехнулся Воронцов. — В Париж прокатить. А девка начала кокетничать и цену себе набивать. «Может, ты меня потом тоже в Париж отвезешь? Я в долгу не останусь». Я опять разозлился.
— А эта твоя фраза. Любимая. «Неведение — это блаженство». Что она означает?
— Не скажу.
— Андрей, я хочу знать!
— У нас что, ночь откровений?
— По-моему, пора.
— Я тебе все сказал, — отрезал муж. — Ты столько дров наломала из-за своих дурацких фантазий, что тебе лучше помолчать.
— Я молчу… Поехали в Москву, а?
— Вот неугомонная!
— Все равно теперь не уснем.
— Ладно, поехали.
Я смекнула: Воронцов такой покладистый, потому что я закрыла тему гинеколога. Муж готов на что угодно, лишь бы я забыла о своем намерении нанести визит врачу, которого порекомендовала мне Юля. Вот уже двадцать лет я хожу в одну и ту же частную клинику. Мне там когда-то сделали аборт. По медицинским показаниям, потому что я хотела бы еще ребенка. Правильно говорят: привычка — вторая натура. Врача я вот уже двадцать лет не меняю. Воронцов лично отвозит меня в эту клинику и даже сам записывает на прием. Юля сказала, что это очень подозрительно. И она, похоже, права. Иначе почему Андрей так побледнел и чуть не бухнулся на колени?
Но мне лучше молчать. Пока. Надо выяснить, что там с пистолетом?
