Праздновали до глубокой ночи. Текла рекой raicilla, водка из агавы. Коварный напиток, способный свалить с ног даже самых крепких. Накрыли импровизированные столы, принесли салаты. Изжарили курицу, приготовили fajitas. Музыканты терзали струны своих гитар и скрипок. Женщины танцевали, пение пронзало ночную тьму, тела разгорячились. Матильда смеялась, ее черные глаза блестели. Темное пламя. Тайна. Один мужчина пригласил ее на quebradita. Ее смех тотчас угас, тело напряглось, как от ожога. Она отказалась. Когда наши взгляды встретились, она опустила глаза. Я подошел к ней. Я посмел. Наконец-то. Не беспокойтесь, я не умею танцевать. Она рассмеялась. Как хорошо все, что вы делаете для Архинальдо. Посмотрите, какой он счастливый, какой он живой.

Поодаль, метрах в двадцати, маленькая футбольная команда исступленно гомонила, окружив мальчика, ему аплодировали, его поздравляли, а он в сотый раз за эту ночь показывал прыжок, в котором отбил мяч, спас ворота, вырвал победу. Я сделал, как сказал мне el mago, говорил он. Следи за взглядом, это направление мяча. Он посмотрел направо, и я прыгнул влево.

После этого победного прыжка мальчишки кинулись к Решету, вытащили его из ворот, понесли на руках через поле, как трофей, и судья дал свисток: матч закончился. Через три с лишним года после нашей первой тренировки в переулке Архинальдо имел шанс стать одним из лучших вратарей мира.

В ту минуту, когда ее брат отбил мяч, рука Матильды до боли сжала мою. Она не хотела расплакаться. Счастье – это такое упоение, такая сила, что оно может, нахлынув, унести с собой все. Стыд. Страх. Оно может быть мукой, сбить с ног, изничтожить. В точности как горе. Но об этом молчат из боязни, что мир не приемлет счастья. Потому что тогда все рухнет. Потому что мы все станем тогда зверями и пожрем друг друга.

Позже, усталый, запыленный, еле волоча ноги, Архинальдо пришел и бросился нам на шею. Его ручонки соединили нас, сделав на миг единым телом.

И тут я наконец понял, чего мне не хватало с самого начала.

Занималась заря. Первые лучи осветили темные уголки, где спали вповалку мужчины, изнемогшие от смеха и спиртного. Иные с расцарапанными лицами, видно нарвавшиеся на женский отказ. Спали, кто где упал, до самых аркад Роситы. Впервые за шестнадцать лет команда niños Эль-Туито победила команду Лас-Хунтас; та ушла в слезах сразу после матча. Побежденным, от восьми до двенадцати лет, предстояло теперь расти с тенью этого поражения. Уже садясь в автобус, тот, что посмотрел направо, перед тем как ударить по мячу, крикнул: отец убьет меня, отец меня убьет! И тогда Архинальдо подарил ему свой мяч, тот самый, что подарил ему я, тот, что принес ему удачу. И я был горд им. Как отец.

Рассвело, и я, как Паскуаль и как Доминга, которая так ему и не уступила, опоздал на грузовичок, отправлявшийся в Десконосидо. Я проводил Матильду с братом домой. Архинальдо впервые назвал меня по имени. Антонио. Матильда предложила зайти. Я уснул на диване, зарывшись в перья. Провалился. Блаженствовал.

Когда я вынырнул, далеко за полдень, Матильда сидела рядом. Она смотрела на меня.

И нам больше не было страшно.