Глава 21
Марина, пятница
— Девочка моя, — смешливо сказал мне Мартин с типично мужским превосходством, когда я позвонила ему в четверг, во время обеденного перерыва, — прекрати паниковать. Ты восхитительно выглядишь даже с температурой и опухшим носом, а, поверь мне, редким женщинам это дано. В конце концов наколдую тебе иллюзию, это будет даже пикантно.
— Пикантно будет, когда иллюзия слетит, и я окажусь в белье посреди зала, — отрезала я язвительно. — Вообще ты должен сейчас каяться, что так поздно сообщил, и уверять меня, что все будет хорошо. Открою тебе страшный женский секрет, — добавила я наставительно, — одежда — наш щит и наше оружие, а ты заставил меня выбирать ее второпях.
— Все будет хорошо, — повторил он с интонациями доброго терпеливого психотерапевта. — Что бы ты ни выбрала, уверен, это будет убийственней боевого листолета. А если ты сейчас не прекратишь, я начну обсуждать с тобой фасон своего жилета. Выдохни. Еще раз, принцесса.
Я злобно пыхтела в трубку, он посмеивался, ехидная Марина внутри меня и вовсе умирала со смеху, глядя, как я переживаю из-за какого-то платья. Хотя, конечно, не из-за наряда я волновалась. И не бала я ждала.
Все же мужчины — бесчувственнейшие создания. И Мартин, при всех его достоинствах, исключением не оказался. Они искренне не понимают, как трудно найти наряд, который не просто хорошо на тебе сидит, но и соответствует тебе, твоей сути, твоему настроению.
Правда, в четверг вечером, когда я заходила в свою гостиную — уставшая после смены, с головной болью — моему настроению лучше всего бы соответствовало платье из колючей проволоки. И серебряное, и точно ни у кого такого не будет. Можно еще ток пустить по колючкам, для полного эффекта.
Я, видимо, выглядела так нездорово, что бедный помощник Зигфрида, ежедневно отрабатывающий повинность по транспортировке меня в госпиталь и обратно и терпящий мои попытки быть любезной, не выдержал, и на выходе из Зеркала предложил мне тоник для снятия усталости. Он так забавно смущался, что у меня возникло подозрение, что парень ко мне неровно дышит. Наверное, у него развился синдром жертвы.
Но тоник взяла — мало ли что.
— Все готово, госпожа, — почтительно произнесла горничная, принимая у меня сумку. — Я позову Доминику, как только распорядитесь. Перекусите перед примеркой?
Мария, спасительница моя, целый день сегодня на пару со стилистом обзванивала столичные и заграничные модные дома и требовала привезти наряды нужного цвета и фасона. Метаться по дизайнерским домам времени, увы, не было.
— Мне кофе, Мария, — я направилась в спальню, — я в душ, минут через двадцать приглашай.
Доминика была терпелива, как кошка, ожидающая мышку у норы. Я отвергала одно переливающееся одеяние за другим, вешалка настораживающе пустела, отвергнутые платья сиротливо лежали на креслах, а все было не то.
— Я похожа на куклу, обернутую мятой фольгой, — раздраженно заявила я после примерки очередного шедевра. — Или на курицу в пакете для запекания.
Курицей я была, признаться, худосочной.
— Оно прекрасно на вас смотрится, Ваше Высочество, — деликатно сообщила Доминика. — За ночь портниха укоротит подол…
— И отрежет бант? — я подергала огромный серебряный бант, зачем-то прикрепленный на талии спереди.
«Интересно, для кого это ты так тщательно наряжаешься?»
Я заскрипела зубами.
— Давайте вот это еще попробуем, — поспешно сказала стилист, приняв мое зверское выражение лица на свой счет.
— Сначала — покурю, — я решительно подобрала пышную юбку и направилась к столику с сигаретами. Забралась в кресло с ногами и с удовольствием выдохнула дым, рассматривая платье, которое Доминика держала в руках. Оно было серым, атласным, с деликатным приглушенным блеском. Строгое, несмотря на открытые плечи и широкую юбку, оно казалось бы слишком скромным, если бы не едва заметная драгоценная пыль, мерцающая серебряными цветами при движении.
— К нему нужно колье, — задумчиво сказала я, сделала еще затяжку, затушила сигарету и поднялась. — Простое, кольцами, до ключиц. Совсем простая полумаска. И длинные серьги. Давайте мерить.
Это было оно. Мое платье. Доминика скромно и торжествующе улыбалась, Мария ахала и охала:
— Ах, какая у вас в нем талия! Ох, как идут сюда эти серьги! Какая вы красавица, моя госпожа, тоненькая, как тростиночка.
Я с удовольствием послушала панегирики в свой адрес и решила, что жизнь прекрасна. Переоделась и отправилась на семейный ужин.
— Мартин пригласил меня на Серебряный бал, — сообщила я семье между основным блюдом и десертом. — Я согласилась.
Некоторое время слышался стук ложечек о блюдца — подавали горячий штрудель с ванильным мороженым, а нашим поварам он всегда особо удавался.
— Хорошо тебе потанцевать, — наконец, сказала Василина, и посмотрела на меня просящим взглядом. «Только не наделай глупостей, Мариш».
«Не наделаю, сестренка».
— А я тоже иду, — вдруг заявила Полинка и немного покраснела. — Демьяна уговорила. На пару часов.
— Сейчас окажется, что все Рудлоги будут на балу, — проворчала я с сарказмом.
— Меня точно не будет, — произнесла Алинка серьезно. — У меня зачеты. Да и не люблю я танцевать.
— Я тоже не люблю. Но все зависит от партнера, — мечтательно проговорила Полинка.
— Ты меня пугаешь, Полли, — съехидничала я беззлобно, — такая трепетная барышня.
Пол фыркнула, ковырнула мороженое.
— Когда влюбишься, поймешь, — заявила она с нотками превосходства.
«Не вздумай краснеть».
— Я тоже хочу, — заныла Каролина, — ну почему я так медленно расту?
— Радуйся, малышня, — приободрила ее Пол, — у тебя все впереди. Мы будем уже старыми перечницами, когда ты дебютируешь. Будем сидеть в уголке в чепцах, полировать клюки и отчаянно тебе завидовать.
Судя по тому, как Каролина надула губы, ее это не утешило. Отец протянул руку, погладил ее по плечу, и младшенькая чуть просветлела лицом, потянулась к нему за лаской, как котенок. Кажется, мы все уделяем ей слишком мало внимания.
— Каролиш, — попросила я, — пойдем после ужина ко мне? Я хочу посоветоваться, какие туфли и украшения выбрать. Поможешь?
Святослав Федорович тепло улыбнулся мне, сестренка с подозрением подняла глаза, но кивнула. Вот так-то лучше. Балы балами, но семья — дороже всего.
Мартин появился в половине десятого. И он был великолепен. Совсем не тот шаловливый маг, к которому я привыкла. Черный смокинг на широких плечах, серебристый жилет, шелковый шейный платок, элегантно подвязанный под острый воротничок белоснежной рубашки и закрепленный булавкой, блестящие ботинки. И черная резная полумаска.
— Мне будут завидовать все женщины в зале, — сказала я, глядя на кареглазое совершенство. Совершенство молча рассматривало меня, и на секунду я засомневалась — все ли правильно я выбрала? Поправила юбку, прикоснулась пальцами к тяжелому серебряному колье на шее.
— А у меня для тебя подарок, — произнес Март задумчиво и протянул букетик нежных серебристых цветов с пушистыми длинными лепестками. — Эдельвейс. Я угадал, к платью подойдет. Превосходно, Марина. Такая лаконичность.
Он прошелся взглядом по моим обнаженным плечам, вынул из букета один цветок.
— Позволишь?
Я кивнула, настороженно глядя на него.
— Что? — рассмеялся блакориец, после того, как приколол эдельвейс к лифу моего платья и поднял глаза.
— Ты слишком серьезный, — призналась я.
— Я ошеломлен и раздавлен, — шутливо парировал он, и я с облегчением вздохнула — вот же он, мой Мартин. — Поспешим, Ваше Высочество, тебе еще собирать сотни разбитых сердец.
«Сотни? Тебе достаточно одного. Но чтобы вдребезги.»
— Обалдеть.
Я задрала голову и посмотрела на гигантский погодный купол, закрывающий дворец Инландеров и большую часть парка за ним. Он был невероятен, думаю, под ним легко поместился бы такой городок, как Орешник. Внутри было сухо и тепло, будто на улице была не поздняя осень, а жаркий летний вечер — наверняка работали погодники.
— Теперь я понимаю, почему бал называют серебряным, — я глядела на подсвеченные фонарями прозрачные струйки осенней лаунвайтской мороси, стекающие по внешней стороне купола. Свет, льющийся снизу, делал потоки воды переливающимися, серебристыми. Словно мы шли под огромным круглым водопадом. Со стороны города, наверное, смотрится совершенно нереально. — Сколько же сил нужно, чтобы его поддерживать?
Мартин вел меня ко дворцу по широкой дорожке парка, а я все разглядывала окружающее и не могла прекратить вертеть головой. Везде свет, много света. Деревья с желтой и красной листвой — Лаунвайт находился куда южнее Иоаннесбурга, и осень здесь была затяжная — укрытые прозрачной кружевной паутинкой. Резные фонарики на ветвях деревьев, над беседками, оплетенными плющом, мерцающие синим, если внутри кто-то есть. Лениво парящие над круглыми прудами разноцветные огоньки. Маленькие камешки, выложенные вдоль дорожек и испускающие тонкие столбы белого света, создающие на куполе затейливый рисунок — будто в небесах парила неровная снежинка с лучами, бегущими к центру — дворцу. Серебристые духи воздуха, туманными змейками возникающие перед появляющимися и подъезжающими гостями и деловито сопровождающие их, чтобы не заблудились. Одна такая малышка вынырнула из-под земли и перед нами, подняла голову, разглядывая нас синими глазами-бусинками, поклонилась и медленно поползла вперед.
Где-то играл оркестр, и музыка разливалась по всему парку, окутывая нас волнами приглушенного звука.
— Тут со вчерашнего дня работают пятьдесят магов, — поделился Март, улыбнулся, глядя на мое лицо. — Луциус никогда не скупился на Серебряные балы. Ты еще ничего не видела, а уже потрясена, Марин.
— А ты мог бы такой купол поддерживать? — поинтересовалась я.
— Тебе похвастаться или поскромничать? — усмехнулся мой спутник. — Мне не нужно поддерживать. Я могу создать такой, и, в зависимости от силы, которую влил, он будет держаться до недели точно.
— Ты крутой парень, — довольно прошептала я, глядя на сотни пар, устремляющихся из парка к широкой прозрачной лестнице, ведущей на крышу дворца Инландеров. Ползущие перед ними змейки казались крохотными гибкими молниями, пробегающими по дорожкам. — Мне с тобой ничего не страшно, да?
— Ну не зря же я обещал барону Байдеку, что глаз с тебя не спущу, — ответил Март, подводя меня к лестнице. — Он мне с утра позвонил и строго приказал привязать тебя к себе и не отходить ни на шаг.
— Так и сказал? — я прыснула, и змейка удивленно обернулась на странный звук, увидела, что все в порядке, и ловко поползла дальше, по хрустальным ступеням. Ступать по ним было страшновато — дворец был высоким, и земля внизу казалась угрожающе далеко. Адреналин смешивался с предчувствием и возбуждением, и от всего этого кружилась голова.
— Не совсем так, но смысл был именно такой, — со смешком сказал маг, — хотя здесь тебе нечего опасаться, моя девочка. Луциус — старый параноик, тут стоит такая защита, что без приглашения просто не попадешь под купол. А уж после происшествия у вас во дворце сюда и муха со злым умыслом не залетит. На всякий случай я поставил тебе на цветок сигналку. Если что, прикоснись к нему и позови меня. Я приду.
Я погладила пальцами пушистые лепестки и мягко улыбнулась Мартину. Мы ступили на крышу, туманная змейка растворилась в воздухе, а я почти ослепла от открывшегося вида. Кружевная зеркальная изгородь по периметру, в которой отражались гости, полы из белого дуба, оркестр, играющий на хрустальной платформе, парящей в воздухе, фонтаны с шампанским и стоящие рядом официанты, закрытые серебристыми и белыми занавесками ложи для отдыха уставших гостей, столики с закусками рядом с алкогольными фонтанами. Тоненькие смерчи с медленно крутящимися в них белыми цветами и светильниками, колоннами поднимались к куполу, мерцающему застывшими молниями, и создавали впечатление огромного, высокого зала.
Серебряный бал начинался на крыше дворца. Пары уже выстраивались для фортиста — танца-приветствия хозяевам и высоким гостям. Серебристый купол казался совсем близко, мерцающий, прозрачный, со светящимися белым светом изломами молний, выполняющих тут, по-видимому, роль светильников.
— Сначала шампанского, — понимающе хмыкнул Март, глядя на меня, как дядюшка, приведший ребенка в лавку игрушек. — Для настроения.
— Какой ты молодец, что уговорил меня, — сказала я, сделав последний глоток и чувствуя, как щекочущие нёбо пузырьки ударяют в голову, делают тело легким и невесомым. Рассмеялась, глядя на него. — Танцевать, Мартин! Танцевать!
Первые такты медленного фортиста уже лились под серебряным куполом. Барон подвел меня к хвосту длинной колонны, поклонился, я улыбнулась ему, опустив ресницы, подала руку, и мы шагнули вперед, в такт музыке, развернулись, сошлись, снова шагнули. Пары под хлопки окружающих подходили к королевской ложе, мужчины кланялись, дамы делали реверанс — и отходили, вставая в большой полукруг и присоединяясь к отбивающим такт. Король Луциус с супругой стояли в окружении сыновей с женами, благосклонно кивали приветствующим. Был там и добродушный король Гюнтер, что-то тихо говорящий кузену.
И Люк был там. Высокий, непривычно серьезный, хмурый. С полумаской в виде волчьей морды, сдвинутой на волосы. И в сером костюме, точно совпадающем цветом с моим платьем.
Я выпила всего бокал, но пузырики со всего тела побежали к сердцу, заставляя его колотиться так, что я не слышала ни музыки, ни хлопков. Только бы не узнал. Только бы узнал.
Мартин слева от меня поклонился, я присела в реверансе, подняла глаза. Его Величество загадочно улыбнулся мне, королева смерила пристальным взглядом. Гюнтер хохотнул, одобрительно подмигнул. Кембритч смотрел поверх голов, куда-то за спины танцующим. Перевел на меня взгляд, снова поднял его.
Не узнал.
Иголочка разочарования пробила воздушный шарик моего радужного настроения, и я снова опустилась на землю. Послушно отошла с Мартом в полукруг, дохлопала последним парам. Зазвучали хрусталем колокольчики, призывая к тишине и вниманию. Король Инландер взял с подноса, который держал слуга, тяжелую цепь с гербом, жестом подозвал к себе Люка.
— Сегодня счастливейшее событие, — сухо сказал Луциус; голос его был слышен по всему парку, — наши южные ворота, благодатный край, герцогство Дармоншир, обрело своего законного властителя. Вот слово мое — признаю тебя, Лукас Кембритч Дармоншир, полновластным и полноправным светлейшим герцогом. Будь добрым хозяином и верным слугой короны.
— Принимаю твою руку надо мной, повелитель, — хрипло ответил Люк и поклонился. Белый отблеск застывших молний высветил его волосы, прорезал оскалом волчью маску. Зал следил за историческим событием, задержав дыхание. Цепь перекочевала на шею к новоиспеченному герцогу, кажется, он даже прогнулся под ее тяжестью. Безразлично поцеловал герб, коснулся губами протянутой руки короля. И ушел из ложи. К нему тут же потянулся ручеек поздравляющих, а я не хотела смотреть и смотрела туда, на его высокую фигуру и пустое, страшное лицо, с которым он благодарил высказывающих ему свое почтение.
— Веселитесь, гости! — громко объявил король под первые торжественные и мягкие такты вальса. — Сегодня под масками все равны. Пусть этот бал запомнится надолго!
Луциус Инландер предложил руку супруге, и они открыли тур вальса. За ними закружились младшие Инландеры с супругами, Гюнтер уселся в ложе, подозвал к себе официанта. Пары одна за одной входили в круг, а я тяжело стояла на крыше дворца, и не радовали меня больше ни чудеса, украшавшие этот необыкновенный праздник, ни смешные змейки, вынырнувшие из пола и тоже построившиеся в кружащиеся пары, ни Мартин, крепко сжимавший мою руку.
«Выше нос. Ты же Рудлог».
— Выше нос, — сказал мне Мартин эхом и поднес к губам мои пальцы. — Совсем холодные. Разозлись. Ты же Рудлог.
Я недоверчиво глянула на него, расправила плечи. Каким чудом появился ты на свет, друг, так давно живущий и являющийся отражением меня? Я не могу любить тебя — нельзя любить свое зеркало, но я не буду печалить тебя вниманием к другому.
— Танцевать, Мартин, — потребовала я.
— Танцевать, моя принцесса, — со смешком кивнул он. И ввел меня в круг легкого, пьянящего вальса.
Шампанское и сладкие десерты, тающие на языке. Танцы, то торжественные, парадные шествия, то легкомысленные, со сменой партнеров. Снова шампанское. Я пила и не пьянела. Заметила Полю — ее высокую фигуру было трудно не узнать — сестренка подмигнула мне, улыбнулась, разворачиваясь в руках мощного Бермонта. Он не отпускал ее от себя, отказывал приглашающим, ее, кажется, это не волновало. Она была счастлива.
— Виктория, — шепотом произнес Март у моего уха и кивнул влево. Черноволосая красавица в сверкающем серебром платье танцевала с Люком. Моим Люком. И Мартин глядел на нее с печалью.
Я ощутила укол ревности — мне с моей тщедушной фигуркой никогда не видать таких изгибов, такой пышной, яркой красоты. Один мой мужчина держал ее в объятьях, второй улыбался одними губами, и тоже будто был не со мной.
Я стиснула зубы и заставила себя не смотреть.
«Ты еще ножками потопай».
Топать я не стала, дотанцевала, ушла в дамскую комнату, заверив Марта, что не обижусь, если он пригласит еще кого-нибудь. Когда я вернулась, он уже вел в танце какую-то молоденькую, очаровательно смущающуюся девушку, а я налегла на шампанское, пригляделась к крутящимся колоннам смерчей, попробовала пальцем поймать один из поднимающихся вверх цветков. Руку пронзило холодом, и я отошла от греха подальше. Не хотелось бы стать причиной катастрофы.
Хотя если бы вихрь унес леди Викторию, я бы даже не моргнула.
Зазвучали аккорды затейливого нестока, сложного, со сменой партнеров — пары выстраивались напротив друг друга, готовясь к танцу.
— Пойдем, — сказал подошедший Мартин, забирая у меня очередной бокал с шампанским.
— Я хочу постоять, — закапризничала я.
— В операционной настоишься, — строго ответил он, — не отлынивай, впереди еще вся ночь.
Я вздохнула и подчинилась. Голова уже чуть кружилась, сладкое шампанское горечью стояло в горле. Хотелось курить, снять маску и уйти погулять по светлым дорожкам дворцового парка.
Первые шестнадцать фигур, шаг влево, поворот. Смена партнеров. Темные глаза под волчьей маской. Горячая рука на талии.
— Как зовут прекрасную леди?
— Эдельвейс, — шепчу я ему в лицо и шагаю назад.
Два шага рука в руке, и нет пола под ногами, нет никого вокруг. Снова руки на талии, и я медленно кружусь вокруг него, легко касаясь плеча.
— Серебряный цветок, — говорит он хрипло и проводит рукой по моей спине вверх, касается колец тяжелого колье, — кажется мне, вам больше пошел бы жемчуг, леди.
Я улыбаюсь насмешливо и терпко. Приседаю в изящном реверансе, гляжу, как он обходит вокруг меня, подает руку, поднимает наверх, на волны музыки.
— Жемчуг рассыпан в Лесовине, милорд.
— В следующий раз я закажу нить из самой крепкой стали, огненная Эдельвейс.
Сердце парит и играет, горячие руки в последний раз скользят по атласу платья — и я чувствую их так, будто это не ткань, а иллюзия. И снова меняются партнеры. Мир полон красок, праздник весел и затягивает все глубже — я снова ощущаю эту звенящую натянутую нить, привычный взгляд, сопровождающий меня всюду, и понимаю, что жизнь без этого пуста и пресна. Все вокруг так прекрасно и ярко, что для меня этого становится слишком, и я, поблагодарив очередного партнера, выхватываю взглядом Марта — он разговаривает с сердитой Викторией, киваю ему и сбегаю вниз по хрустальной лестнице в светящийся огоньками парк, погруженный на эту ночь в лето.
Внизу передо мной вынырнула серебристая змейка, мигнула сапфировыми глазками.
— Какая ты красивая, — сказала я радостно. Змейка равнодушно смотрела на меня, покачивая головой. — Если есть свободная беседка, — попросила я, — отведи меня туда.
Свободная нашлась далеко, но мне было в радость пройтись. Я видела парочки, прогуливающиеся меж деревьев, катающиеся на лодках в прудах. Видела синие огоньки над занятыми беседками — воображение рисовало жаркие сцены, и я шла вперед и боялась оглянуться. Выхватила взглядом собравшихся под серебристой паутинкой на ветке дерева змеек — они напоминали бабушек-кумушек и наверняка обсуждали этих странных людей и их забавные танцы. Я гуляла по волшебному парку, чувствуя себя девочкой, отправившейся навстречу приключениям, и слушала музыку, надеясь, что Мартин занят Викторией и не устроит мне нагоняй за отлучку.
Круглая беседка была теплой, освещенной тусклым фонариком, с плотным занавесом плюща, сквозь который почти не пробивался свет. Внутри находилась широкая скамья, столик с пепельницей, и я, сняв маску, вздохнула, села и вытянула ноги, достала сигарету и закурила. Мысли текли ленивые, пьяные, я докурила, чуть поежилась — тело остыло после танцев, пожалела, что не взяла с собой накидку, и встала — нужно было возвращаться.
На самом деле было глупо уходить так далеко.
Я обошла столик, когда вдруг в беседке замерцал и погас свет. Открылась дверца, очертив синим сиянием мужскую фигуру, закрылась, оставив нас в полной темноте.
— Кто это? — спросила я тихо, отходя назад и упираясь бедрами в стол. Вытянула вперед руки, слушая мягкие шаги и дыхание, уткнулась ладонями в горячую грудь. Мужчина взял меня за запястья, опустил руки вниз, по бокам, прижавшись всем телом, и я задрожала, вдыхая его запах.
— Рррррррр, — мягко и хрипло прорычал он мне на ухо, куснул мочку, потянул зубами длинную серьгу. Ладони легли мне на талию, спустились ниже, подсадили на стол. — Разве вы не знаете, леди, что одиноким девочкам в лесу обязательно встретится страшный серый волк?
— Вы сейчас будете меня есть, господин волк? — спросила я тонким голосом, проводя губами по его шее. — Сделайте так, чтобы мне не было больно.
— Съем, — шепнул он мне в губы, — прямо сейчас съем, всю. Всю, Маришка. Загррызу. Рррррррррррррр….
Это мягкое рычание творило со мной что-то невообразимое. Горячая струна внутри тела вибрировала и дергала болезненными и сладкими узлами в груди, внизу живота, и я вдруг поняла — по какой-то воле Богов, по какому-то высшему замыслу, они создали мое тело идеальным резонатором для его голоса. Порычи он еще немного, и я бы взорвалась от удовольствия.
— Меня зовут Эдельвейс, — возразила я слабо, — так кого вы искали, господин волк?
— Госпожу своего сердца, — сказал он очень тихо. — Поцелуй меня, принцесса. Поцелуй меня.
Разве я могла отказать? Я подняла руки, сжала в пальцах его короткие волосы и притянула к себе, окунаясь в знакомое умопомрачительное безумие.
Боги, что он творил со мной. Темнота была вокруг меня, темнота была внутри меня, тяжелая, жаркая, бьющая тягучими волнами, необходимая. Ничего не было важным, только пить его, поглощать, чувствовать — его губы, горячие, умелые, его руки, ласкающие меня, опускающие меня на стол, его хриплые стоны, дрожь его сильного тела. Он держал мои запястья, не давая коснуться себя, целовал мои плечи, опаляя их жаром, вдыхал воздух у основания шеи и рычал уже натурально, утробно, оглаживая тело, поднимая юбку, касаясь края чулок, сжимая мои бедра.
— Будешь моей? — прохрипел он мне в лицо и коснулся моих губ пальцами. — Будешь моей, Марина?
Я потянулась вперед и поцеловала его. За стенами беседки раздались хлопки, взрывы, плющ осветился разными цветами — Инландеры давали салют, а мы целовались, исступленно, жарко, и ничего не было важнее в целом свете.
Не задавай глупых вопросов, Люк. Будто ты давно не знаешь ответ.
В беседке вдруг зажегся свет, Кембритч потянул меня на себя, обнял, подавая маску, повернулся к открывающейся двери.
Мартин
Хмурый, сердитый Март. Я улыбнулась ему самой идиотской улыбкой на свете, шагнула вперед, коснувшись на прощание руки Люка, и, пройдя мимо мага, вышла на дорожку, чувствуя, как легкий ветерок овевает мои горящие губы. Сделала несколько танцевальных па, поклонилась неодобрительно наблюдающим за мной с дерева змейкам, оглянулась на дверь — она закрылась. Мужчины остались внутри.
Ну и пусть. Я пошла ко дворцу, глядя на расцветающие под куполом цветы салюта. Все будет хорошо. Теперь-то точно все будет хорошо.
В беседке двое мужчин стояли и молча смотрели друг на друга. Спокойно, без агрессии или злости.
— Сюда мог зайти и не я, — сказал, наконец, блакориец. — Вы бы пощадили ее имя, милорд.
Герцог усмехнулся, достал сигарету, закурил.
— Вы не вовремя явились, барон. Не делайте так впредь, иначе мне придется убедить вас по-другому.
— Мальчишка, — беззлобно хмыкнул фон Съедентент, оставив почтительный тон, — эгоистичный мальчишка, — Люк глянул на него с изумлением, нахмурился. — Во всем так. Сначала делаешь, потом думаешь. В драке ты даже коснуться меня не успеешь. Говорю прямо — даже простой девке надо задирать юбки с умом. А Марина не девка. Она принцесса дома Рудлог с кровью Красного, руку которой сочли бы за честь получить в любом королевстве мира. Думай о ней, а не о себе. Разберись со своими долгами и совестью и тогда уже открывайся ей.
— А вы, барон, при ней нянюшкой? — Люк недобро посмотрел на собеседника, покрутил головой, словно разминаясь.
— Не хами, — предупредил его Мартин. — Я тебе дам один шанс, Дармоншир. Запомни. К ней — со всем уважением. Налажаешь — я сделаю так, что она о тебе и не вспомнит.
— Вы так добры, барон, — с издевкой произнес Люк, — а я нет. Я вам шанса не дам.
Фон Съедентент покачал головой и вышел из беседки. Слишком давно у него было так же, когда чувства заглушали и разум, и долг. И, наверное, уже не будет.
Марину он нашел в кругу танцующих. Извинился перед ее партнером, перехватил в танце.
Глаза у нее были совершенно шальные, темные.
— Не подрались? — спросила она со смешком.
— А тебе этого бы хотелось? — спросил Мартин, улыбаясь в ответ.
— Нет, — сказала она с пьяной уверенностью, — нет. Я бы хотела, чтобы вы подружились.
— Это вряд ли, — заверил ее барон. Она печально вздохнула, оступилась. — Пойдем-ка домой, принцесса, пока ты не заснула прямо во время фигуры.
— Домой так домой, — согласилась она покорно, следуя за ним вниз по лестнице. Внизу засмеялась как-то нервно, обняла спутника, уткнувшись лицом в его плечо. — Все так хорошо, Мартин.
— Пусть у тебя будет еще лучше, — произнес он тихо уже в ее гостиной. Поцеловал в щеку, протянул руку и снял с платья измятый, осыпавшийся цветок эдельвейса.
Суббота, Лаунвайт
Утром субботы Люк Дармоншир проснулся в превосходном настроении. Вчерашний бал, обещавший стать скучнейшим мероприятием и пафосным антуражем для публичного заклеймения его титулом, внезапно оказался напряженным и увлекательным.
Впрочем, таковым было все, что касалось Марины.
Пальцы его чуть дрогнули — он вспомнил отзывчивое тело под собой, упругие бедра в тонком шелке чулок, ее пальцы в своих волосах, ее губы, и улыбнулся широко, закинул руки за голову.
Их взаимная игра. Захватывающая, острая. Может ли что-то сравниться с нею?
Удивительно, но он получал удовольствие, просто прикасаясь к ней, узнавая ее. Это казалось таким же нужным, как и сделать ее своей, и он уже после своего вопроса понял, что не так все будет и не здесь. Но не мог удержаться, чтобы не позволить себе побыть с ней еще немного.
Он увидел ее издалека — и сразу узнал. По светлым волосам, по линии плеч, по немного нервным движениям тела. Хотя нет, все не то. Сначала он забеспокоился, как охотничий пес, взявший след, ощутил тревогу, начал оглядывать зал — и тут же увидел ее со спины. Марина, тонкая, прямая, стояла с бокалом шампанского и о чем-то разговаривала со своим спутником.
Ее затылок и ее спину он узнал бы среди тысяч других.
Нет, он пытался сдержать слово, данное Инландеру. Не показывать свой интерес, не подходить к ней, чтобы не привлекать внимание Луциуса. Не смотреть лишний раз. Стоически принимал вежливые поздравления от людей, которых он не знал, и которые чествовали не его — а герцогский титул. Даже успел поработать над загадкой поставленного кем-то и спасшего ему жизнь щита — пригласил на танец придворного мага Инландеров, пофлиртовал с ней немного, поинтересовался, может ли на нем стоять защита — и получил ответ. Никакого щита на нем нет. Поблагодарил, рассыпался в комплиментах, покаялся в ответ на ироничный упрек волшебницы в том, что использует бал для консультаций. И твердо решил отойти в королевскую ложу и при первой же возможности сбежать.
Будто он был в состоянии удержаться.
Кровь уже гнала по венам азарт и адреналин. Как украсть у всех на глазах драгоценную вещь? Как подойти к принцессе, коснуться ее, чтобы не вызвать никаких подозрений?
Голос разума твердил, что не нужно, что это опасно, что он рискует — а когда он боялся риска? Особенно ради такой награды… да. И даже нотации барона, которого так и не удалось разозлить и который живо напомнил интонациями выговоры его покойного деда, не испортили эту ночь.
Герцог Дармоншир уже позавтракал, уселся в кресле с сигаретой, лениво перебирая пахнущие типографской краской утренние газеты и поглядывая на телефон. Не выдержал, протянул руку — позвонить ей, поговорить, сказать, что хочет видеть. Просто услышать голос. Просто понимать, что она там, на другом конце трубки. Набрал номер… и отключился, глядя на заголовок в «Лаунвайтском светском сплетнике». Пробежался глазами по заметке и выругался сквозь зубы, кроша тлеющую сигарету в пальцах и не обращая внимания на ожоги.
Ему объявили войну.
«Волк в серебре» — гласили черные буквы заголовка. Он встряхнул газету, расправляя ее, прочитал новость на первой полосе, мрачнея и задумываясь с каждой строчкой.
«Без всякого сомнения, нынешний Серебряный бал стал событием года и лучшим среди проводимых ранее балов. Однако и это событие затмила новость воистину неожиданная — Его Величество Луциус Инландер по доброте и всепрощению своему принял оммаж нового герцога Дармоншира, в прошлом скандально известного нам гонщика, дебошира и мота Лукаса Кембритча. Герцог был элегантен и сдержан, вел себя с достоинством и приличествующей титулу надменностью и суровостью, кою только подчеркивала прекрасно сделанная волчья маска.
Напомним, что его светлость на долгие шесть лет покинул страну, оставив здесь сотни разбитых сердец и безутешных владельцев борделей и клубов, лишившихся весомого заработка. И вот он вернулся, как триумфатор, получив милость Его Величества, герцогскую цепь и значимое положение в королевстве. Нет возможности оспаривать мудрость Его Величества и право наследования, но прошлое его светлости не может не настораживать.
„За столько лет он должен был измениться“, — возразите вы. Мы глубоко уверены, что это так и есть, и что ночное пребывание Волка в беседке изумительного дворцового парка с некоей светловолосой дамой — при существующих его договоренностях о браке с пропавшей принцессой Ангелиной Рудлог — простая сплетня. И что кажущееся сходство оной дамы с третьим цветком огненного дома — плод воображения завистников. Ведь не мог же властительный Дармоншир оскандалиться в первый же день принятия титула? Тайно встречаться с третьей сестрой, будучи обрученной с первой — да кому такое в голову могло бы прийти? Мы не верим, нет-нет, не верим.
На этом умолкаем, дабы не придавать сплетням весу.
Многие лета герцогу Дармонширу!»
Люк перечитал заметку еще несколько раз, чувствуя, как начинает пульсировать кровь в висках и воздух сгущается, едва протискиваясь сквозь сжатые зубы. Отметил автора — некая Элизабет Э., которая вполне могла быть и Джоном Д., и даже Петром Ивановичем С., хотя, скорее всего, никакого автора не существовало. Вряд ли газетенка могла опубликовать подобное даже при всей своей желтизне и при всей существующей в Инляндии либеральности в отношении прессы. Значит, за ним намеренно следили, значит, статью «заказал» кто-то могущественный, которому не смогли возразить. И он, Люк, сам дал им в руки оружие против себя. И против Марины.
«Вы бы пощадили ее имя, милорд», — вспомнил он. Задрал голову вверх, чувствуя, как сводит скулы и темнеет в глазах от тяжелой, выворачивающей мышцы злости, серьезной и столь непривычной ему, судорожно двинул кадыком и разодрал газету пополам, швырнул со стола пепельницу — та разбилась об цветастый камин, осыпалась пеплом и осколками, пнул столик — так, что тонкая ножка сломалась, и тот рухнул на пол. Пачка газет веером разлетелась по ковру.
— Идиот! — рявкнул Дармоншир и еще раз пнул ни в чем не повинный столик. — Какой же ты идиот, твою мать!
Открылась дверь в гостиную, заглянул невозмутимый дворецкий, старательно скрывающий удивление.
— Ваша светлость, — произнес он, — вам приказывают явиться к Его Величеству на аудиенцию.
— Конечно, — процедил Люк, — спасибо, Доулсон.
Конечно, его вызывают. Неизвестный доброжелатель обязательно должен был озаботиться, чтобы информация дошла до Луциуса.
Дворецкий сдержанно поклонился и развернулся к двери.
— Доулсон, — позвал его герцог, — а вы не знаете, где сейчас руководитель службы безопасности, работавший на деда? Как его звали… Леммин… Ламмин…
— Леймин, ваша светлость, — сказал дворецкий, — он ушел на пенсию сразу после того, как умер ваш дед.
— Я хочу встретиться с ним, — сказал Люк, — договоритесь.
— Да, милорд.
Ну что же, здравствуй, большая политика. Ты, идиот, решил, что все будет легко, и даже покушение не воспринял серьезно. И что в результате? Под тебя копают, так, чтобы уменьшить твой вес, если убрать не получится. И ладно бы под тебя, но они посмели тронуть Марину. Именно ее имя сейчас полощут и обсуждают — и пусть это подано так, что не подкопаешься — как невинный пересказ сплетни. И именно он этому виной.
Злость, застывшая внутри, никак не уходила и требовала действий, и мозг, разнеженный и вялый после прошлой ночи, вдруг обрел четкость и трезвость.
Создать персональную службу безопасности, вернуть в работу этого Леймина. Раз уж он находил его, Люка, в притонах Лаунвайта, то и другое сможет. А ему нужны верные люди.
Проверить весь персонал. Подписать с ними магдоговора. Чтобы никто не смел болтать о том, что происходит в доме.
Узнать, кто автор и заказчик статейки.
Узнать, кто заказчик покушения.
Узнать, кто уничтожает Инландеров. Получится раскрыть — можно будет потребовать у Инландера снять с него долг и передать титул младшему брату.
Работай, Люк, работай.
И молись, чтобы Марина не была потеряна для тебя навсегда.
Иоаннесбург, Зеленое Крыло.
Не только герцог Дармоншир в этот момент наслаждался свежей прессой. Вернувшийся из эмирата Тайтана Майло Тандаджи с брезгливостью просматривал «Сплетника» из утренней подборки отечественных и иностранных газет. Он вышел на работу в выходной — в воскресенье королева с мужем уезжали в поместье Байдек, а ему нужно было доложить о результатах поездки и договоренностях. И поприсутствовать при работе с заговорщиками наконец-то восстановившегося лорда Тротта.
Начальник разведуправления отложил газету, поглядел на край стола — туда, где лежала папка с делом Кембритча. Поджал губы и взял ее с собой, прихватив и «Сплетника».
Потому что если он не доложит королеве о скандале, это сделает кто-то другой. И тогда вопрос о его компетентности и преданности встанет вновь. А реакцию ее величества предугадать нетрудно. Тут уже не придержишь личное дело.
Королева Василина, свеженькая и улыбчивая, ожидала его в кабинете, и очень не хотелось разбивать ее настроение об реальность. Ее муж, Мариан Байдек, находился тут же, встал, подал тидуссу руку, приветствуя его.
— Вы меня порадуете, да, полковник? — спросила Ее Величество и улыбнулась. Она была просто одета, без косметики, с собранными в короткий кудрявый хвостик волосами, и вдруг Тандаджи увидел, как она на самом деле молода. Королева нетерпеливо постукивала ручкой по столу, да и вообще выглядела как человек, который вот-вот уедет в долгожданный отпуск. Собственно, так оно и было. Рудлоги разъезжались из дворца — королева с супругом и детьми в поместье, принцесса Полина с сопровождающими дамами — в Бермонт на время полнолуния.
— У меня разные новости, — уклончиво сказал он, присаживаясь у стола. — Есть обнадеживающие, касающиеся принцессы Ангелины. Я получил аудиенцию у эмира Персия, Ваше Величество. Несколько дней назад прошла информация о том, что на связь с Тайтаной вышли драконы с предложением наладить торговое сотрудничество. Они собирают караван из грузовиков с товарами, который должен отправиться сегодня днем. На границе с Песками их встретят местные жители и укажут путь к городу. Я вчерашний день провел во дворце эмира, и мне удалось убедить его разрешить двум нашим агентам присоединиться к каравану. При условии, что они никак не проявят себя, просто разузнают, находится ли Ее Высочество Ангелина в Истаиле, понаблюдают, при возможности выйдут с ней на контакт.
— Что он запросил за помощь? — очень серьезно поинтересовалась королева.
Тандаджи чуть поморщился — во рту до сих пор стоял привкус эмиратской дурман-травы. Они скурили с эмиром не меньше десятка кальянов, неспешно обсудили множество тем — от политики до спорта, пока тот, наконец, не перешел к делу. Нельзя было давить, нельзя было показывать интерес, но при этом постепенно подводить разговор к нужным темам. Восточная дипломатия — полутона, в полной мере доступные только тем, кто родился и вырос в культуре многословия и намеков. Витиеватые беседы вроде бы и ни о чем, но в ходе которых решаются важные вопросы и получаются ответы. Нет, он был прав, решив пообщаться с эмиром самостоятельно.
— Он посетовал, что не вы лично обратились к нему, — сдержанно ответил Тандаджи. — Но мне удалось убедить его, что встреча — моя личная инициатива и вы не в курсе.
— Что недалеко от правды, — холодно произнесла Василина.
— Простите, Ваше Величество, — спокойно покаялся Тандаджи, — но у меня на руках были неподтвержденные данные. Я не могу давать вам информацию, не проверив ее.
Королева снова стукнула ручкой по столу и с укоризной посмотрела на него.
— Я поделился с ним некоторыми данными о его южных соседях, — неохотно пояснил начальник разведуправления. — Информация за информацию. Мы легко отделались, Ваше Величество. Он несколько раз приводил разговор к тому, что желал бы породниться с вами.
— У него же есть супруга? — недоуменно вспомнила Василина.
— Как я понял, эмир лелеет надежду, что выдаст младшую дочь за одного из ваших сыновей. Ей два года, моя госпожа.
Байдек хмыкнул, и королева с улыбкой посмотрела на него.
— Думаю, и Андрею, и Василю рано еще в женихи, — сказала она. — Они с собаками не могут справиться, а уж с женой…
— Справятся, — пообещал Байдек. — Но хотелось бы избежать для них договорных браков.
Супруги обменялись понимающими взглядами, и Тандаджи почувствовал себя лишним.
— Это действительно хорошие новости, полковник, — произнесла королева.
— Это еще не все, Ваше Величество. Удачно отработали развернутые подразделения и с другой стороны, на границе Рудлога и Песков. Им удалось привлечь внимание местных жителей.
— Каким образом?
Тандаджи кашлянул.
— По ночам маги вызывали грозу с молниями. Ночами далеко видно и слышно. Мы решили, что в условиях засухи кто-то точно придет за водой. И, действительно, пришли после первой же ночи — несколько десятков человек, из ближайшей деревни. Мы их накормили, напоили, отдали воду. Но они очень уважают и боятся своего Владыку, моя королева. Поэтому … пришлось их убеждать.
То, что всерьез рассматривалась необходимость взять женщин и детей из деревни в заложники, пока мужчины проводят агентов к городу, он не стал уточнять. Удалось просто обмануть, внимательно слушая рассказы о великом драконьем Владыке, о его волшебной невесте и сокрушаясь всем военным отрядом, что им, убогим, из-за эффекта блуждания не суждено увидеть великолепный Истаил, и выразить Владыке свое восхищение.
Аборигены оказались наивны и добры, первая подозрительность сменилась доверием, и через три дня общения, совместных сытных приемов пищи и обменов подарками глава деревни предложил агентам проводить их в Истаил.
Надо будет, кстати, Рыжову благодарность выписать, за болтливость и бесконечное терпение.
— И они согласились помочь. Так что в данный момент полтора десятка наших людей идут к Истаилу. Местные рассказали, что в пустыне есть опасные песчаные духи, поэтому пришлось дать в сопровождение магов. Но им понадобится около недели, Ваше Величество. Зато мы будем иметь там свободу действий. Относительную, конечно. К сожалению, связь с группой уже утеряна. Но, возможно, маги смогут создавать Зеркала к оставшимся в лагере сотрудникам, когда пройдут полосу блуждания. Будем ждать.
— Это отличные новости, — с благодарностью сказала Василина. — А что с той девушкой? Помните, подругой дракона?
— Она у нас, — коротко отрапортовал Тандаджи, и Ее Величество чуть нахмурилась, — но она погружена в странный сон, поэтому пока бесполезна. Сегодня придет специалист, помогающий нам с допросами заговорщиков, попрошу его посмотреть и на нее.
— Вы хорошо поработали, господин Тандаджи, — Василина задумчиво поглядела на папку в его руках, чуть подняла брови, разглядев газету. — Вы что-то еще хотели обсудить?
— Да, — начальник разведуправления подал ей газету. — Это, Ваше Величество.
Она читала и хмурилась, брезгливо кривила губы. Принц-консорт забеспокоился, встал, подошел к жене сзади, склонился — тоже прочитать. Тандаджи ждал.
Королева подняла глаза. Спокойные, если не считать того, что они чуть посветлели, будто подёрнулись ледком.
— Спасибо, господин Тандаджи, — сказала она вежливо. — У вас в руках, я полагаю, дело Кембритча? Очень вовремя. Вы свободны, спасибо.
Тидусс встал, поклонился и вышел.
Королева Василина некоторое время листала толстую папку с делом нынешнего герцога Дармоншира, на середине вздохнула потерянно, встала, прижалась к мужу.
— Не хочу, — прошептала она горько, — не хочу снова идти к Марине, снова говорить с ней об ответственности. Бесполезно все, бесполезно. И не запретишь ведь ей. Я так и знала, я чувствовала, что что-то случится! Я просила ее избегать Кембритча, пока не решится вопрос с помолвкой. Просила! И что? Ну почему она выбрала именно этого… негодяя, Мариан? Мне противно читать, не хочу! Противно.
Барон погладил супругу по волосам, по напряженной спине.
— Я не питаю излишне теплых чувств к Кембритчу, Василек, — сказал он глухо и успокаивающе, — он дерзок и неуправляем. И за его поведение в покоях Марины я еще с него спрошу. Жаль, что я сразу не узнал, — он мрачно улыбнулся, пока супруга не видит, вспоминая драку. — Но я не могу назвать его негодяем. Он храбр. Много сделал для нас и для Рудлога. А работа агента под прикрытием, Василин, обычно довольно неприглядна. Не суди его сгоряча.
Она возмущенно подняла на него глаза, нахмурилась.
— Ты его защищаешь?
— Отдаю ему должное, — сурово произнес барон, но руки его в противовес тону, были нежны. — Я не скажу, что он мне симпатичен, Васюш, но в нем что-то есть. Характер, жена моя. А что касается Марины… мы можем защитить ее от врагов. Но не от ошибок. Ответственность наступает только тогда, когда человек ощущает последствия своих поступков. Если написанное здесь — правда — а я не исключаю, что это простые сплетни, то ей будет неприятнее всего узнать, что ты была права.
— Я хочу, чтобы она четко понимала, с кем имеет дело, — решительно сказала согревшаяся и расслабившаяся в руках мужа королева. — И чтобы начала думать о том, что может навредить не только себе, но и семье. Нас уже поливали грязью в прессе, Мариан. Это не то, что я бы хотела снова испытать.
Королева перед отъездом все-таки зашла к Марине. Сестра еще спала, прижав кулачки к шее — она всегда так делала, еще с младенчества, когда подмерзала во сне. Вид у нее был самый безмятежный. И Василина, повздыхав над тихо сопящей сестричкой, не стала ее будить, хоть и отругала себя за мягкотелость. Прикрыла ее сброшенным пледом, покачала головой — Маришка легла спать накрашенной, в комнате пахло алкоголем, чудное платье лежало на полу, съехав со стула. И положила на тумбочку папку с личным делом и газету.
