ГЛАВА 12
После памятного разговора с Кариффой прошла без малого неделя.
Мы, следуя установленному четкому расписанию, ежедневно занимались, и наставница по-прежнему строго требовала отчета по каждому занятию. Была все так же неулыбчива и неразговорчива со мной, надменна и высокомерна — с прислугой. На первый взгляд ничего не изменилось. Но в то же время что-то неощутимо поменялось в наших отношениях.
Ушло титаническое напряжение, сжигающее Кариффу изнутри. Она расслабилась, прекратила каждое мгновение колоть взыскующим, недоверчиво-подозрительным взглядом. Словно, разделив со мною непомерную для одного человека тяжесть, бывшая наида Игерда Крэаза наконец-то смогла разогнуться, распрямить плечи. Не физически — стройная, с неестественно ровной спиной, она всегда выглядела так, будто палку проглотила. Морально.
Савард за эти дни так ни разу и не появился. От него, как и раньше — правда, уже ежедневно — прилетал магический вестник с традиционными вопросами и пожеланиями. Я дежурно отписывалась в ответ. Радовало ли это? Скорее да, чем нет. Сейчас, когда сиятельный находился далеко, где-то там, в столице, сексуальное притяжение, которым я буквально захлебывалась рядом с ним, ослабло, перестало тревожить. И я с головой погрузилась в то, что считала самым важным на данный момент, — в освоение окружающего меня мира.
Сферы.
Разговоры со слугами. Теперь я свободно передвигалась по всему дому и прилегающему к нему саду, общалась не только с Лилой и Нидой — с каждым, кто находился в усадьбе.
Снова сферы.
И конечно же уроки Кариффы.
Желая показать, что четко выполняет условия соглашения, наставница пространно, с демонстративной готовностью отвечала на любой вопрос. Увы! Знала она немногим больше того, что показывали официально разрешенные «фильмы». Что в общем-то и понятно. Каким образом реальная, достоверная информация об Эргоре могла попасть к благородной сирре, с юности запертой в покоях наиды? Но теми сведениями, что она располагала, старуха делилась по первому требованию.
Да и сами занятия стали намного интереснее. От истории рода Крэаз и славных деяний предков сиятельного мы перешли ко дню сегодняшнему, и я с огромным удивлением узнала, что у Саварда, оказывается, есть младшая сестра. Сначала тот факт, что с давно почившими родственниками пришлось познакомиться раньше, чем с живыми, ошеломил. Но потом сообразила: это для меня существование Наланты стало сюрпризом, а настоящая Кателлина не могла не знать о единственной дочери бывшего советника императора. Поэтому ей никто и не спешил сообщать очевидное. Ну а в иерархии семьи шестнадцатилетняя девочка действительно стояла на последнем месте. И рассказывать о ней надлежало после ее знаменитых прадедов.
Но главное, я — с разрешения сиятельного, которое он дал после просьбы наставницы, — несколько раз уходила порталом в Хардаис, столицу контролируемой родом Крэаз провинции. Пусть старуха не отпускала от себя ни на шаг, а за спиной безмолвными тенями маячили Динс с Ниором, но все же… все же…
Широкие шумные улицы и узкие безлюдные переулки. Добротные приземистые двух- и трехэтажные здания старого города. Мелкие разноцветные камешки пешеходных дорожек и тяжелые булыжники гранитных мостовых. Все интересовало, привлекало внимание, вызывало любопытство. Мы с Кариффой неторопливо гуляли, разговаривали, заходили в лавочки, чтобы купить приглянувшуюся мелочь.
Однажды, когда я лениво изучала очередную витрину, поджидая застрявшую в магазинчике Кариффу, почувствовала тяжелый взгляд, настойчиво буравящий спину. Оглянулась. На противоположной стороне улицы в тени дерева стояла девушка. Невысокая, хорошо сложенная. Не изящная и утонченная, какими обычно бывают сирры, а очаровательно пухленькая, немного широкая в кости. Густые светлые волосы, вздернутый носик, алые губки, на щеках здоровый румянец. Судя по всему, простолюдинка.
Симпатичная, очень юная и… явно имеющая ко мне какие-то претензии. Ничем иным повышенное внимание, а также боль, недоумение, даже ненависть, что отражались на ее лице, объяснить не могла. Наши глаза встретились, и на несколько секунд все вокруг замерло. Потом я отвлеклась на голос Кариффы, а когда вновь посмотрела на другую сторону улицы, девушки там уже не было.
Вскоре неожиданная мимолетная встреча не то чтобы стерлась из памяти — потускнела, перекрылась другими впечатлениями. Я никогда, наверное, и не вспомнила бы о загадочной незнакомке, если бы через несколько дней поутру не наткнулась на нее в собственных покоях.
То, что в гостиной не было Кариффы, не удивило. В последнее время она перестала приходить рано. Но вот то, что служанки тоже отсутствовали, оказалось сюрпризом. Обычно одна из них всегда дежурила здесь, чтобы сопроводить меня к завтраку, а сейчас — никого, если не считать странной особы с лихорадочно горящими глазами.
При виде меня девушка издала сдавленный возглас, метнулась вперед… и как подкошенная упала к ногам, мгновенно уцепившись за них на удивление крепкими руками. Как в дурном анекдоте, честное слово.
— Умоляю… сделаю все, что вы скажете… исполню любое желание… умоляю, — доносились снизу невнятные слова и подвывания, пока я пыталась переступить и выбраться из неожиданно цепкого захвата.
Вырваться не удалось. Разозлившись, изо всех сил потянула девушку вверх и, когда ее лицо оказалось вровень с моим, рявкнула:
— Четко, ясно, без рыданий — что нужно?
Как ни странно, это возымело действие. Незнакомка перестала истерить и заговорила почти связно:
— Пожалуйста, сирра, уговорите саэра заключить со мной еще один договор. Не в столице, там у него наверняка уже кто-то есть. Здесь, в Хардаисе. Ведь господин иногда сюда наведывается. Пусть редко. Это даже лучше. Зависимость будет расти не так быстро, и я излечусь. Когда-нибудь… Потом… А сейчас смогу с ним… Прикасаться, целовать… — Взгляд девушки затуманился. Речь снова стала невнятной. Руки, стиснувшие ткань моего платья, задрожали. — Вы не думайте, я, конечно, нара, но буду стараться… очень стараться… Господину понравится. И вам легче, если саэр станет реже брать на ложе.
Возникло нехорошее подозрение. Да что там подозрение — практически уверенность. Осталось только кое-что уточнить.
— Как тебя зовут?
— Хельма, госпожа.
Сестра Ниды. Так я и думала.
— Почему ты пришла с этим ко мне, Хельма?
Губы девушки искривились в горькой усмешке.
— Господин благосклонен к вам, сирра.
— Откуда такая уверенность? Я всего лишь наида.
Угрюмое, но твердое в ответ:
— Знаю.
И упрямое молчание. Печально, но здесь я ничем помочь не могу.
Стараясь не обращать внимания на горестные всхлипы, сказала строго:
— Даже если бы от меня хоть что-то зависело, я ничего не стала бы делать, Хельма. Ты больна, тебе надо лечиться. А связь с саэром только усугубит состояние.
Рыдания мгновенно прекратились. В воспаленных глазах забилась, засияла чистая, ничем не замутненная злоба.
— Ненавижжжууу, — яростное шипение, и скрюченные пальцы когтями хищной птицы рванулись к моему лицу.
Не успела ни испугаться, ни отреагировать. Сзади на обезумевшую девицу налетели непонятно откуда взявшиеся служанки, скрутили, потащили прочь. Отвернулась, чтобы не видеть неприглядной картины. А в спину мне неслось бессмысленное:
— Все вернется… Тебя не будет… Как прежде… Он обещал… Вернется… Обещал…
Почему я не остановила тогда, не расспросила подробнее? Почему не сказала ни Кариффе, ни Динсу с Ниором? Не придала значения бреду несчастной девчонки. Слишком легко поддалась уговорам плачущей Ниды, которая просила молчать о происшествии. Приняла объяснения служанки, заверения, что она просто помогла сестре поговорить со мной, чтобы та наконец-то смирилась, поняв, что у нее нет никаких шансов. Очень уж хотелось побыстрее выкинуть неприятное событие из головы.
Позавтракала. Занялась сферами. Появившаяся только после обеда наставница ничего не заподозрила. Телохранители, в обязанности которых не входило круглосуточное дежурство у дверей покоев наиды, — тем более.
А к вечеру мне стало плохо.
* * *
Ярко-алая вспышка расколола пространство. Ослепила, высушила кожу полуденным июльским солнцем. Воздух плыл и дрожал в знойном мареве. Зеркальная глазурь стен, полированный камень пола, обычно источавшие живительную прохладу, обдавали немыслимым жаром. Изломанные, объятые пламенем тени причудливыми мрачными видениями скользили вокруг, с каждой секундой все теснее смыкая огненное кольцо.
И я горела вместе с ними.
В горле словно проросли острые раскаленные шипы, впиваясь в нежную кожу и мешая дышать. Беспомощно приоткрытые потрескавшиеся губы с хрипом втягивали воздух. Воспаленные, опухшие веки не хотели открываться. Сердце колотилось часто и громко, как птица, что бьется в силке, ломая крылья в безнадежной попытке вырваться и улететь. Но я упрямо брела вперед, изо всех сил стараясь не упасть.
Еще чуть-чуть… Немного… Там, уже совсем рядом, — арка перехода. А дальше Мост Слез, святилище и… спасение. Дойду…
Вот и последний поворот. Тени стали двигаться быстрее, придвигаться все ближе. Казалось, кожа сейчас лопнет, сожженная изнутри. Ноги подкосились, и я упала. Полетела вниз, в пропасть, которой не было конца и края. Рассыпалась на тысячи невесомых осколков. Но перед самым небытием сгусток тьмы, тягучий и упоительно прохладный, дотянувшись из ниоткуда, рывком выхватил меня из бездны…
— Что с ней, Гарард? Что?! — ударило рядом оглушительным раскатом грома.
— Кадх, — донеслось сухим ветром в ответ.
— Этого не может быть! Он на нас не действует… Сила не даст… — снова прогрохотало, но уже тише, как будто сквозь толщу воды.
— Не все так просто… голос стал неразборчивым, превратился в череду размытых звуков, понять которые воспаленное сознание уже не могло. И я, не дослушав, опять покатилась в жадно распахнувшуюся навстречу ждущую-зовущую пучину…
Очередная ярко-алая вспышка расцвела вокруг причудливой гигантской хризантемой. Хлестнула по глазам, обожгла тело лютым январским морозом.
В святилище царил жуткий холод. Лики, покрытые инеем, содрогались, корчились на стенах. И я коченела, дрожала вместе с ними, склонив голову перед Великой.
— Женщина создана для мужчины. Он властелин и раб любви ее. Лишь в любви можно познать бога, и познание это бесконечно, — тихо падали вечные, как мироздание, и такие же древние слова. — Два наслаждения у души — настаивать и терпеть. Два наслаждения у разума — владеть и отдавать. Два наслаждения у тела — прикасаться и обладать.
Озноб бил все сильнее. Потерла плечи в тщетной попытке согреться, и тут же чьи-то сильные руки обхватили со спины, прижимая к восхитительно горячему телу. Попыталась обернуться, чтобы увидеть, кто находится сзади. Не получилось.
— Лишь единение страстей и наслаждений рождает истинную любовь, которая несет с собой восторг, облегчение, нежность, — торжественным заклинанием прозвучали последние слова богини, и она сомкнула уста. Ожидая.
Знала, чувствовала — надо сказать что-то, но гортань словно свело судорогой. Ни шевельнуться, ни вздохнуть. Молчал и тот, кто стоял за спиной. Только объятия стали крепче, надежнее, даря тепло и покой.
— Ты выбрал, темный, — звонкий смех богини наполнил святилище. — Помни об этом. Ты выбрал!
И снова алая вспышка. Еще ярче, еще ближе…
Резко вскинулась на постели, судорожно ловя пересохшим ртом странно густой, тяжелый воздух. Мгновение — и все в мире встало на свои места. Покои наиды. Спальня, залитая мягким светом. Придвинутое к кровати кресло. Утомленное, осунувшееся лицо Гарарда.
— Сирра Кателлина! Слава божественной Троице, наконец-то! Как себя чувствуете? Ничего не болит? — радостно бормоча, бросился ко мне целитель.
Ладони, которыми он, не касаясь, провел вдоль моего тела, чуть заметно светились.
— Слабость сильная, — прислушалась к ощущениям, — а в остальном все в порядке. Что со мною было, мэтр Гарард?
Мужчина опустил руки, нахмурился.
— Порошок кадха. Достаточно добавить в еду или питье всего несколько крупиц, чтобы убить человека. Через несколько часов начинает лихорадить. Потом забытье, галлюцинации, паралич и смерть.
— Хельма?
Всего одно слово, но мэтр понял. Еле слышно вздохнул.
— Да. Кувшин с соком в гостиной. — Усмехнулась: из ягод фюрра, мой любимый. — Никому и в голову не пришло проверять. Обычно высокородным никакая отрава не страшна. Стихия защищает даже тех, в ком ее всего крупица. Но в этот раз порошок оказался непростой. Магия, которой его напитали, временно перекрыла силу, отрезала от носителя. С дваждырожденными и сильными саэрами подобное бы не прошло, их связь со стихией невозможно прервать, даже ненадолго. Но заклинание предназначалось не им, а именно сирре. Для вас воздействия оказалось достаточно.
— Хорошо, что быстро нашлось противоядие, — поежилась, представив, что было бы в противном случае.
— Нашлось, — подтвердил целитель, и голос его странно дрогнул. — Но оно не подействовало. Противоядие помогает, да и то не всегда, только если принять его в течение часа после отравления.
— Как же мне удалось… — не договорила. Слово «выжить» произносить не хотелось.
— Не знаю, — растерянно признался Гарард. — Когда прибежал сюда, вы уже находились без сознания. Горели, метались в бреду. Все мои снадобья оказались бесполезны, а магия — бессильна. Я опытный целитель, сирра Кателлина, поверьте, и ясно видел — конец близок. Все изменилось в мгновение. Если бы вы были саэром, я бы сказал, что в вас неожиданно потоком хлынула сила. Но это ведь невозможно.
— А что случилось дальше? — спросила тихо.
— Дальше? — невесело хмыкнул целитель. — Появился саэр Крэаз. Вашу наставницу, служанок, телохранителей и эту ненормальную девчонку, Хельму, по его приказу закрыли в допросных. А сам господин все дни почти не покидал покоев наиды. Сидел рядом. Караулил каждое движение. Ловил каждый звук. Когда наступил кризис, и вы метались, отбиваясь от призраков, трясясь в ознобе, лежал рядом, согревая, делясь энергией.
Мужчина замолчал. Я тоже не спешила продолжать разговор, вспоминая свои полубезумные, лихорадочные видения и пытаясь соотнести их с рассказом Гарарда. Что-то не давало покоя. Какое-то воспоминание упорно пыталось пробиться сквозь вязкую путаницу мыслей.
Кажется, мэтр сказал, что порошок насытили магией.
«Ни один маг на свете не изучил лекарственные растения лучше…»
«Только я знаю, какого результата можно достигнуть, напитав простой настой малой толикой силы…»
«Ни один маг… не изучил лучше…»
— Циольф, — ошарашенно уставилась на застывшего у кровати целителя, не в силах поверить очевидному. — Но зачем?
— Нет! — в яростном отчаянии мотнул головой Гарард.
Растрепанные светлые пряди с тонкими, блестящими ниточками седины беспорядочно упали на лоб, закрывая глаза. Мужчина нетерпеливо смахнул их с лица, повторил уже спокойнее:
— Нет. Я знаю Циольфа, он не стал бы этого делать.
— Из жалости ко мне? — поинтересовалась скептически.
Я прекрасно помнила целителя рода Эктар. Не монстр, конечно, не маньяк-убийца, но особой симпатии к себе с его стороны тоже не заметила. Просто так убивать не стал бы, а вот по приказу или за деньги — вполне. И никакое сочувствие или сострадание помехой не стало бы. Ничего личного, как говорится.
— Из жалости к себе, — парировал Гарард. — Отравить наиду советника императора сиятельного саэра Саварда Крэаза… Ни один маг не решится на такое. Тем более Циольф. Он уж точно не стал бы рисковать, в его-то ситуации… — Мэтр осекся, словно внезапно осознал, что сказал лишнее, досадливо поморщился и продолжил: — Да и имперскую клятву верности никто из нас обойти не в силах. Она как раз подразумевает непричинение физического вреда высокородным.
— Но Циольф сам мне говорил, что единственный из всех вас занимается подобными исследованиями. Тем, как влияет магия на различные снадобья.
— Мне это известно, — голос мэтра стал суше. — Я обязательно сообщу о том, что знаю, саэру. Не беспокойтесь, сирра, даже если попытаюсь, клятва не даст смолчать или утаить сведения, напрямую касающиеся безопасности членов рода Крэаз.
Отвела глаза. Не хотелось видеть злую, язвительную усмешку на лице обычно веселого и жизнерадостного мужчины. Целитель кашлянул, привлекая внимание, но не успел ничего сказать. Дверь резко распахнулась, и в спальню буквально ворвался Савард. Жадный взгляд нетерпеливо прошелся по моему лицу, плечам, груди, снова вернулся к лицу. Несколько секунд сиятельный напряженно изучал меня. Потом повернулся к мэтру.
— Гарард? — раздалось требовательное.
— Следов яда не осталось, господин, — склонил голову целитель. — Теперь сирре Кателлине нужно отдыхать и набираться сил.
— Иди. Я позову.
Еще одна отрывистая команда, и Савард, казалось, тут же забыл о Гарарде, полностью сосредоточившись на мне. Подошел. Опустился на край кровати. Медленно, очень осторожно провел ладонью по лбу, щеке, подбородку. Погладил плечо, на мгновение задержался, чуть сжав его, и убрал руку.
— Как себя чувствуешь, Кэти?
— Хорошо.
Внезапно вспомнился горящий-замерзающий храм. Слова богини. Надежные руки, что обнимали, поддерживали, дарили тепло.
«Женщина создана для мужчины. Он властелин и раб любви ее… Ты выбрал, темный…»
Улыбнулась.
— Спасибо.
— За что?
Действительно, за что? Стоял ли сиятельный возле меня в святилище? Слышал ли богиню? Или то были просто ничего не значащие видения, бред, вызванный тяжелой болезнью?
— Гарард сказал, вы были все время рядом, — почему-то стало неловко. — Как долго я была без сознания?
— Сегодня четвертый день.
Трое суток на грани жизни и смерти. Поежилась от пронзительного озноба, изморозью пробежавшего по спине. Сиятельный заметил, подался вперед, накрыл мои руки своими.
— Я был у императора, когда пришел вызов от Гарарда. Перенесся сразу же, но ты уже умирала. Скользила по грани, не приходя в себя. А я смотрел на это. Понимаешь? Просто смотрел, как уходит моя женщина, и ничем не мог помочь.
Савард стиснул побелевшие губы и замер, поглощенный битвой с захлестнувшими его тягостными чувствами.
— Мэтр недоумевал, почему ты вообще еще дышишь. А я вспомнил о крови жриц и, знаешь, Кэти, обрадовался. — Мужчина уже успокоился, говорил сдержанно, уверенно. Лишь глаза, под которыми за эти дни залегли глубокие тени, горели яростным темным пламенем. — Понял: мне все равно, кому много веков назад служили женщины вашей семьи, если сейчас именно это поможет тебе выжить. Ты металась, выкрикивала что-то непонятное на странном языке. Наверное, родовая память отозвалась бессознательно, принесла воспоминания о древних ритуалах. Я выгнал всех, даже Гарарда. Не желал, чтобы возникло хоть малейшее подозрение.
Да-а-а. Боюсь, древние ритуалы тут ни при чем.
«Так что ты будешь кричать „Мамочка!“ по-рязански», — этим, кажется, Штирлиц свою беременную радистку запугивал? Не знаю, как во время родов, а вот в бреду перейти с чужого, пусть даже магически усвоенного языка на родной, впитанный с молоком матери, вполне возможно.
— Сначала ты горела, потом начался озноб, тело просто обжигало холодом, — не замечая моего смятения, продолжал Савард. — Укрывал — не помогло. Обнял, пытаясь согреть. Молился великому Горту, Ариву, даже Лиос, хотя мужчины никогда не обращаются к женской богине. Но было уже безразлично, я взывал ко всем, лишь бы помогли. И почудилось, боги откликнулись. Меня будто вывернули наизнанку, изучая мысли, чувства, желания, взвешивая и проверяя, насколько искренен. Я тогда испугался, что не поверят, отнимут тебя все-таки. Обхватил крепче, прижал к себе. И наваждение пропало. Ты перестала дрожать, бредить, задышала спокойнее. Я никак не мог разжать руки, отпустить. Так и лежал рядом. А в голове все звучали и звучали какие-то странные слова: «Ты выбрал, темный… Помни…» Даже не заметил, как провалился в сон.
Негромкий, чуть хрипловатый голос. Короткие, рубленые фразы. Уставший, недоуменный и какой-то отрешенный, словно погруженный в себя взгляд. Казалось, сиятельный сам не до конца понимает, что произошло. Было ли хоть что-то на самом деле, или ему просто пригрезилось. Навеяло. Горячкой переживаний. Бессонным бдением у постели умирающей наиды. Страстным желанием спасти ее.
Я могла бы разрешить эти сомнения. Слишком хорошо помнила и видения, и речь богини. Но мужчина не стал ничего у меня спрашивать, и я промолчала — не готова была пока к откровенным беседам.
Вместо этого задала свой вопрос:
— Выяснилось что-нибудь о личности отравителя?
Глаза Саварда остро блеснули, лицо потемнело и напряглось. Осторожно погладила длинные пальцы, резко сжавшие край простыни.
— Я знаю, кадх в сок добавила Хельма. Но достать его самостоятельно она не могла. Значит, есть еще кто-то. Тот, кто в нужный момент оказался неподалеку, внушил «правильные» мысли, дал порошок. Сообщник. Нет, кукловод. Так кто это был?
Савард немного отстранился, словно мгновенно закрылся. Сказал преувеличенно строго:
— Гарард велел тебе больше отдыхать, Кателлина.
Поняла, что сейчас он просто встанет и уйдет, не желая давать никаких объяснений. Говорить, что я имею право знать, кто на меня покушался, бессмысленно. Какие права? О чем вы? Мужчина во всем разберется и все уладит. Поэтому пошла другим путем. Пусть пожалеет бедную больную, которой никак, ну вот совершенно никак нельзя лишний раз волноваться.
— Пожалуйста! Это не простое любопытство, меня ведь хотели убить! — Теперь губы должны чуть дрогнуть, а ресницы затрепетать и опуститься. Главное, не переиграть. Сиятельный отнюдь не дурак. — Оставаться в неведении, не знать, кто, зачем, не повторит ли снова — мучительно тяжело. Просто невыносимо.
Савард нагнулся, прикоснулся горячими губами к виску, на мгновение замер, а затем все-таки встал. Даже двинулся к двери. Но на полпути остановился. Задержался у окна, постоял минуту, о чем-то размышляя, и сдался.
— Сегодня тебе действительно нужно отдыхать, Кэти. Это не обсуждается, — поставил он точку, пресекая любые возражения с моей стороны. — Завтра, все завтра.
И вышел.
В комнату вернулся Гарард в сопровождении служанки, которую я никогда прежде не встречала в доме. Под пристальным надзором целителя молчаливая девушка помогла мне подняться и привести себя в порядок, перестелила постель, накормила бульоном. После чего, так и не сказав ни единого слова, покинула комнату. Мэтр ненадолго задержался, чтобы влить в меня очередное снадобье, — надо же, опять какое-то зелье, а ведь не собиралась больше ничего пить! — и тоже удалился. А я закрыла глаза и почти мгновенно заснула — спокойно, глубоко, без кошмаров и сновидений, чтобы проснуться только утром следующего дня. Как ни странно, абсолютно здоровой, полной сил и энергии.
Узнала все от той же сосредоточенно-хмурой служанки, что завтрак вместе с сиятельным ждут в саду, быстро собралась и поспешила во внутренний двор.
Савард действительно был там. Спокойный, собранный. Шагнул навстречу, улыбнулся, приветствуя. Опережая возможные вопросы, тут же предупредил, что рассказывать о случившемся начнет только после того, как я съем все, что положат на тарелку. Выпью сок. Приму оставленное Гарардом лекарство. Чуть заметно усмехнулся моей недовольной гримасе и проводил к столу.
Завтракала быстро, почти не чувствуя вкуса блюд, — хотелось побыстрее покончить с трапезой и перейти к разговору. Потом случайно подняла глаза на Саварда и замерла. В отличие от меня он так и не притронулся к еде. Просто сидел и смотрел. Долгим задумчивым взглядом. А в уголках его губ пряталась теплая, немного обескураженная улыбка. Это было так непохоже на всегда настороженного и подозрительного сиятельного, что я растерялась.
От смущения выдала первое, что пришло в голову:
— Спасибо за колье, — после памятной прогулки я при первой же возможности заглянула в шкатулку, чтобы познакомиться с оставленными там драгоценностями. — Оно правда очень красивое. И топазы, и жемчуг… белый.
Хрипловатый смех сиятельного, искренний, заразительный прервал мой жалкий лепет и сгладил неловкость момента.
— Понял, понял! — отсмеявшись, небрежно махнул рукой мужчина. — Чтобы по-настоящему тебя порадовать, нужно дарить другое. Прогулки, например. Или сферы. Я отдал распоряжение, в ближайшее время сюда доставят новые. Что ты хотела бы увидеть?
Слово за слово, и минут через десять я вдруг поймала себя на том, что уже, похоже, никуда не тороплюсь.
Савард оказался прекрасным собеседником, внимательным, интересным, остроумным. Расспрашивал, что мне понравилось. Делился своими предпочтениями. Рассказал, что в детстве, еще до того, как научился читать, любил вечерами смотреть исторические сферы. Если не успевал перед сном дойти до конца, то потом, лежа в кровати, долго не мог заснуть, сочиняя, додумывая истории. Я слушала негромкий хрипловатый голос, смотрела в искрящиеся весельем глаза, и мне было уже совсем не важно, действительно ли он заинтересован в нашей беседе или просто нащупывает точки соприкосновения, приручает.
Но все рано или поздно заканчивается. Постепенно опустела моя тарелка. И сок допился. Я проглотила придвинутое сиятельным лекарство, и оба мы вдруг замерли как по команде. Вспомнились Хельма, отравление, неведомый кукловод. Несколько минут, в течение которых старательно смотрела куда угодно, только не на сиятельного, прошли в напряженной тишине. Потом Савард обреченно вздохнул и начал говорить.
Все оказалось примерно так, как я и предполагала.
Некоторое время назад с Хельмой познакомился некий мужчина. Имени его она, естественно, не знала, лицо и фигуру не разглядела, стар или молод, не поняла. Девушка не могла даже оценить его социальный статус, предположить, саэр он, маг или нар. Облик его всегда как будто ускользал, размывался, а затем, стоило лишь новому знакомому скрыться из виду, и вовсе стирался из памяти.
Удивилась — как такое возможно? — и узнала о существовании заклинания «Пыль иллюзий», которое позволяло «не видеть» того, на кого его накладывали. Этот отвод глаз, сложный, высокоуровневый, энергоемкий, был под силу только одаренному магу или саэру. На высокородных он не действовал — не мешал рассмотреть и запомнить человека, а вот на наров влиял безотказно. Тем более Хельму личность благодетеля никогда и не интересовала.
Главным для девушки являлось то, что незнакомца переполняло безграничное сочувствие к ее судьбе и он обещал всяческую помощь. Обвести вокруг кольца обезумевшую от своих чувств несчастную труда не составило. Как и уверить в том, что основной преградой на пути к счастью является появившаяся в доме возлюбленного наида. Нет, на моем убийстве никто не настаивал. Да Хельма и не взяла бы на душу такой грех. Ей всего лишь предложили добавить в питье госпоже одно редкое волшебное средство, делающее женщину совершенно непривлекательной для саэра.
«Тогда препятствий больше не будет, — нашептывал несчастной доброжелатель, — и все вернется. Станет по-прежнему».
Как легко обмануть того, кто сам рад и готов обманываться!
Хельма убедила Ниду, которая обожала единственную сестренку и очень переживала за судьбу непутевой девчонки, позволить ей увидеться с хозяйкой: «Только посмотрю на счастливицу, попрошу быть ласковой с господином, а потом сразу же пойду к целителю и начну лечиться». Нида уговорила Лилу не мешать встрече, оставить сестру со мной наедине.
Вот так безумие одной, глупое потворство и беззаботное легкомыслие других привели меня фактически на грань между жизнью и смертью.
«Сама-то хороша, — одернула себя. — Что стоило вовремя рассказать о визите одержимой Кариффе или Динсу с Ниором?»
Та же опрометчивая неосторожность. Та же беспечность. Убийственная в моем случае.
— Значит, кто был тот мужчина, неизвестно.
Я откровенно приуныла. Не очень-то приятно сознавать, что затеявший все загадочный кукловод не только вышел сухим из воды, но остался неузнанным. Наверняка бродит теперь неподалеку, планируя — а что ему еще остается делать? — новые гадости.
— И ничего выяснить не удалось? — вяло осведомилась, не испытывая, впрочем, особой надежды.
Название заклинания — «Пыль иллюзий» — звучало очень солидно, с ходу убеждая в своей серьезности. А если вспомнить, что отвод еще и «сложный, высокоуровневый, энергоемкий», совсем тоскливо становилось.
Мужчина взглянул остро, помедлил, потом нехотя произнес:
— Единственное, что остается в таких случаях, — попробовать считать воспоминания.
Слово «попробовать» неожиданно кольнуло слух.
— Это сложно?
— Нет, — небрежно усмехнулся сиятельный. — Любой маг легко просмотрит память нара. А уж саэр тем более. Поэтому, чтобы сохранить в тайне нужные образы, впечатления, воспоминания, на них часто накладывают особую магическую печать.
— И что тогда? — спросила и почему-то затаила дыхание.
— Ее можно сорвать. Но если печать ставил сильный маг или дваждырожденный высокородный, то при попытке вскрыть заблокированную зону она просто выгорит.
Противно потянуло под ложечкой.
— Хельма… жива? — спросила внезапно севшим голосом.
Савард кивнул, чуть заметно скривившись. Я молча смотрела, ожидая пояснений, и мужчина продолжил, пусть и без особого желания.
— «Благодетель» не стал тратить время и силы на аккуратную, точечную печать, для надежности сделал ее жестче и объемней, чем требовалось. Активировавшись, она выжгла большой участок. Физически с девчонкой все в порядке. А в остальном… Ее мозг серьезно поврежден и деградировал до уровня восьми-десятилетнего ребенка-нара.
Хельма…
Бедная глупышка. Несчастная жертва чужих желаний и претензий, которую использовали все кому не лень. Сначала сиятельный — для утоления своей похоти. Пусть невольно, но именно из-за него нормальная девушка превратилась в безумного наркомана. Потом неизвестный — для удовлетворения собственных амбиций. Этот даже не стал напрягаться, не захотел соблюдать осторожность, когда накладывал печать. Видимо, заранее списал со счетов.
— Что теперь с ней будет?
Савард пожал плечами. Ответил безразлично-холодно:
— На рудниках и детям, найдется работа.
Хельма. Совсем девчонка еще…
Широко распахнутые прозрачные, полные слез глаза. Шелк густых светлых волос. Пухлые губы, словно созданные для поцелуев. Могла ведь составить чье-то счастье, стать преданной женой, заботливой матерью.
— Она и так уже наказана, — произнесла тихо. — Да и не понимала до конца, что творит. Ее зависимость…
— Ее зависимость, — резко перебил сиятельный, — прекрасно лечится. Сама не хотела.
— Конечно, не хотела. Потому что полностью увязла в ненормальных мучительных чувствах. Не осталось ни воли, ни желания оборвать все это. Разве не должны были за ней следить? Родственники? Целитель? Почему вы не распорядились заставить Хельму, если добровольно откажется, обратиться за помощью?
Савард напряженно выпрямился. Сжал челюсти, так что на скулах четко обозначились желваки.
— Никто не подозревал, что болезнь настолько далеко зашла, — вытолкнул он сквозь стиснутые зубы. — Это редкий случай. Обычно все происходит не так резко и внезапно. А родные молчали.
— Но если… — опять начала я.
И меня снова оборвали:
— Довольно! Не желаю больше говорить об этой девице. У тебя есть еще вопросы?
Вопросы были. И даже ответы на них у сиятельного нашлись.
Лила и Нида тоже угодили на рудники. За халатное отношение к своим должностным обязанностям, как сказали бы на Земле.
Ниора и Динса отлучили от моей особы, отправив в какую-то тьмутаракань гонять расплодившуюся нечисть. Я не понимала, в чем заключалась вина телохранителей, которые вовсе не обязаны были круглосуточно находиться при наиде, особенно в доме, но промолчала.
Кариффу, слава всем богам, вернули назад. И то только потому, как пояснил Савард, что она единственная подходящая кандидатура на роль моей наставницы. В ее жилах течет та же кровь жриц Проклятой, и старуха заинтересована в сохранении нашей общей тайны не меньше, чем я.
Слушала рассказ о том, как поступили со служанками, телохранителями, наставницей, но слова сиятельного словно скользили мимо. Все мысли занимала светловолосая голубоглазая девчонка в легком, простого кроя платье. Та, которой уже не существовало, хотя тело ее по-прежнему дышало, ело, разговаривало. Даже улыбалось, наверное. Для меня, землянки, судьба Хельмы казалась чудовищной.
Савард, заметив мою тягостную задумчивость и желая, видимо, как-то расшевелить, неожиданно предложил сходить в Хардаис. Не раздумывая, с готовностью согласилась.
Если бы я знала, что нас там ожидает.
* * *
Пока собиралась, с сожалением сообразила, что погорячилась. Нам вряд ли удастся погулять спокойно. Только не в столице провинции, которой управлял Крэаз. Очень уж заметной фигурой был сиятельный, слишком многие знали его в лицо.
Все сомнения развеялись в то мгновение, когда мы в сопровождении четырех молчаливых телохранителей покинули резиденцию наместника, куда перенеслись порталом. Нет, на нас действительно глазели. Но исподволь. Косились украдкой, по возможности стараясь делать это незаметно. И Саварду на самом деле кланялся каждый встречный. Но на почтительном расстоянии, издалека. Приблизиться, а тем более навязать разговор никому и в голову не приходило. Так что мы относительно спокойно, неспешно переговариваясь, дошли до центральной рыночной площади, от которой лучиками в разные стороны растекались прямые широкие улицы и убегали узкие извилистые переулки.
Площадь окружали торговые ряды — белоснежные, словно прилепленные друг к другу дома с низкими полукруглыми массивными арками галерей, занятые многочисленными лавочками и магазинами. А в центре был разбит уютный скверик. С раскидистыми деревьями, дарящими прохладу, цветниками, фонтаном, дорожками, усыпанными разноцветными камушками, и удобными лавочками.
Вокруг царила привычная будничная суета. Доносился приглушенный гомон. Кто-то спешил за покупками или уже возвращался, нагруженный ими. Кто-то просто стоял и слушал расположившихся возле сквера уличных музыкантов. И так вдруг захотелось остаться одной. Походить здесь, среди обыкновенных, напоминающих моих соотечественников людей. Послушать музыку с веселыми колокольчиками. Затеряться в этой толпе, где в воздухе витает спокойствие, ощущается привкус острых пряностей, специй и свежей выпечки.
— Проголодалась? — Савард, видимо, заметил, как я, чуть раздувая ноздри, с наслаждением впитываю окружающие запахи, и по-своему истолковал увиденное. — В городской резиденции, к сожалению, обед вряд ли готовили. Я никого заранее не предупреждал о нашем визите. Но мы можем вернуться в усадьбу или пообедать в «Армаре». Неплохая ресторация. Для Хардаиса, конечно.
Даже выяснять не хотелось, что значит «неплохая» в понимании сиятельного, скорее всего — роскошное, пафосно-помпезное заведение. Только для саэров и осчастливленных допуском в святая святых наров, приближенных к высокородным. Там, без сомнения, потрясающая кухня, вышколенная обслуга, приятная обстановка. Богато, красиво… тоскливо.
Еще раз глубоко вздохнула. Все вокруг было пропитано неповторимым волшебным ароматом корицы и марципана. И я неожиданно для себя выдала:
— Хочу булочку.
— Что? — изумленно вскинул брови мужчина.
Встала и решительно пошла «на запах». В маленький угловой магазинчик, где благоухало свежеиспеченной горячей сдобой так, что вкус ее буквально чувствовался на языке, и где царила дородная улыбчивая розовощекая женщина в белом кружевном переднике.
— Вот, — кивнула на прилавок. — Можно мне это?
Таким растерянным Саварда я еще никогда не видела.
Да и то верно. Вряд ли хоть какая-то из его знакомых высокородных дам предпочла бы плюшку из уличной лавчонки обеду в парадном «Армаре». Ну и ладно. Еще одна причуда в добавление к прочим. На фоне остальных странностей наиды дома Крэаз эта выглядела совершенно невинной.
— Ну так как? — решила стоять на своем до конца.
Мужчина посмотрел на булочку. На меня. Снова на булочку. Пожал плечами. Расплатился, несмотря на все уверения хозяйки, что для нее будет честью просто угостить сопровождающую господина сирру. И я наконец заполучила вожделенное лакомство.
Дошла до лавочки в сквере. Села. Сиятельный задержался на мгновение, точно сомневаясь, но потом все-таки опустился рядом.
Следующая фраза вырвалась сама собой.
— Будете? — спросила, решив разделить свою радость с Крэазом.
Честно разломила душистую пышную сдобу пополам и протянула ему половину. Если несколько минут назад, в магазинчике, мне казалось, что Савард дошел до крайней степени удивления и сильнее поразить его уже невозможно, то теперь я поняла, что ошибалась. Таким ошеломленно-обескураженным он тогда точно не был.
Чуть помедлив, мужчина осторожно взял из моих рук злосчастный кусочек, почти затерявшийся в его большой ладони, и замер, словно не зная, что делать дальше.
— Попробуйте, — решила подбодрить шокированного «господина». — Ваш повар в усадьбе готовит изумительные десерты, не спорю. Изысканные, затейливые, роскошные. А это простая булка. Но очень вкусная, поверьте.
И не обращая больше внимания на сиятельного — я предложила, поделилась, а дальше пусть сам решает, — сосредоточилась на собственных ощущениях.
Легкое дуновение ветерка. Ласковое прикосновение солнечных лучей, просвечивающих сквозь густую листву дерева. Запах травы, цветов, разогретой земли. Нежнейший вкус выпечки, так напоминающей мою любимую, веганскую. Зажмурилась от удовольствия. Если забыть об окружающих, можно вообразить, что я дома. Сижу летом в парке возле офиса, наслаждаюсь законным обеденным перерывом.
Поймала себя на том, что улыбаюсь.
Доела. Вздохнула, с сожалением возвращаясь к действительности, и перехватила взгляд Саварда. Мужчина смотрел пристально, жадно, будто хотел разгадать какую-то загадку, добраться до самой сути моей души. В его серых глазах отражалось небо. А в глубине таилось удивление. И тепло. И странная нежность.
Плюшки в руках уже не было. Надеюсь, он ее все-таки съел.
Назад шли молча. Не знаю, о чем думал Крэаз, а мне покоя не давал испытующий, заинтересованный взор сиятельного. Мы уже подходили к особняку наместника, когда тишину спокойной респектабельной улицы разорвал пронзительный крик:
— Господин!
Обернулись.
Полноватая женщина средних лет. Растрепавшиеся от бега русые волосы. Опухшие от слез веки. Усталое, изможденное лицо.
— Пожалуйста, пощадите!
Незнакомка бросилась было к Саварду, но охранники мгновенно остановили — не дали приблизиться, и она забилась в их руках, рыдая.
— Урга! — Поспешно подошедший сзади мужчина, невысокий, седовласый, невзрачный, потащил женщину в сторону, пытаясь увести прочь, но она вырвалась, не удостоив спутника внимания.
— Кто такие? — резко бросил сиятельный.
— Ильм Дарн, господин, — склонился в поклоне мужчина, — а это Урга, моя жена. — Видя недоумение и нарастающее раздражение высокородного, поспешно добавил: — Нида и Хельма — наши дочери.
Его слова словно подтолкнули женщину.
— Девочки мои, — застонала она горестно.
Отчаянный, горящий безумной надеждой взгляд жадно заскользил по лицу Саварда.
— Лиос Заступницей заклинаю, Аривом, Гортом Вседержителем, сжальтесь, сиятельный господин, — лихорадочно выталкивала из себя Урга. Сухие, потрескавшиеся губы тряслись. — Смягчите наказание, молю.
Несколько светлых прядок прилипли к лицу, но нара даже не дернулась, чтобы их убрать, будто и не заметила вовсе. Крупные, привыкшие к работе руки нервно перебирали, сминая, ткань платья на груди, и я как-то машинально отметила, что на подрагивающих, узловатых в суставах пальцах обгрызены ногти.
— Гортом и Аривом? — прищурился Крэаз. — Ты, наверное, забыла, как их называют? Так я напомню. Арив Справедливый и Горт Карающий. Великие судят беспристрастно. Они милосердны к честным людям, но безжалостны к преступникам.
Женщина с силой рванулась вперед, пытаясь освободиться из рук телохранителей. Еще раз. И еще. Не сумела и закричала надрывно, исступленно:
— Но ведь ваша наида жива, здорова. И будет жить дальше. А мои девочки долго на рудниках не протянут.
Зря она это сказала. Ох, зря. Лицо Саварда окаменело, замкнулось. В стремительно темнеющих глазах бешено взметнулось черное пламя.
— Жива, говоришь? — тихо, пугающе спокойно проговорил он. — Твои дочери сделали все, чтобы этого не было. — Надменно вскинул подбородок, холодно закончил: — Хельма и Нида Дарн виновны, они по заслугам осуждены на наказание. Обе.
И отвернулся. Абсолютно уверенный в своей правоте. Высокомерно-величественный. Жесткий. Страшный в гневе, что бился, клокотал у него в груди, не находя выхода.
— Нам пора. Идем Кэти.
Вложила ладонь в протянутую руку, но с места так и не сдвинулась, не в силах оторвать взор от фигуры просительницы.
В тот момент, когда Урга осознала, что все кончено и надежды больше нет, из нее словно вырвали душу, вместе с ней забрав эмоции, мысли и последние силы. Женщина перестала метаться, рыдать, кричать. Медленно опустилась на колени и заскулила — чуть слышно, монотонно, покачиваясь из стороны в сторону. Муж неловко засуетился рядом, бормоча что-то и пытаясь поднять супругу, но у него не получалось. Раз за разом жена снова оседала на землю, ничего не видя и не слыша вокруг.
Ужасная сцена.
— Кателлина? — Сиятельный мягко потянул, и я, не сопротивляясь, прижалась к широкой груди.
Подняла голову.
Знала, нет, чувствовала, просить нельзя. Не сейчас, не при всех. Поэтому просто смотрела, стараясь взглядом передать все, что сейчас ощущала, переживала.
Смотрела и молчала, не зная, что ответить на недоуменный вопрос, застывший в горящих яростью серых глазах. Смотрела и видела, как темное пламя постепенно гаснет, смиряется, отступает вглубь. Савард успокаивался.
— Почему, Кэти? Они же чуть не убили тебя? — раздалось наконец закономерное.
Прильнула ближе, торопливо шепча куда-то в плечо, упрямо надеясь, что меня поймут:
— Потому что не могу иначе. Знаю, вы не станете менять наказание Ниде и Лиле. Они нарушили договор и служебную клятву. Простить их — означает позволить другим слугам считать, что им тоже сойдет с рук подобное небрежение своими обязанностями. Но Хельма… Она достаточно наказана. Куда уж больше? То существо, что находится сейчас под стражей, не имеет к ней никакого отношения. Девушка с телом взрослой женщины и умом десятилетнего ребенка, который не помнит ни меня, ни вас, ни того, что произошло. Что ждет ее на рудниках? Умственно неполноценная калека — она никому уже не причинит вреда. Если смягчите приговор, нары увидят, что вы не только беспощадны к врагам, но и снисходительны к убогим.
Если честно, не была уверена, что последний аргумент подействует. Сомнительно, что в этом мире способны оценить милосердие и терпимость к слабым и больным. Хотя кто знает. Так или иначе, поспешила добавить:
— А еще вы снимете тяжкий груз с моего сердца.
Сиятельный отстранился. Коснулся пальцами подбородка, поднимая лицо вверх. Вгляделся. Пытливо, серьезно, как-то грустно. Выдохнул хрипловато:
— Твоя доброта пугает, девочка.
Снова привлек к себе, заключая в тесные объятия, и сказал поверх головы:
— Хельма Дарн передается под опеку родителей — Ильма и Урги Дарн. С назначением обязательных посильных общественно-полезных работ на благо города. Полное наблюдение. Ежедневное освидетельствование целителя. Еженедельная проверка имперской службой безопасности. Покинуть город она имеет право только после получения специального разрешения.
Женщина запричитала что-то неразборчивое. Муж вторил ей, бубня невнятные благодарности.
— Не мне, — резко оборвал их Савард. — Скажите спасибо госпоже. Если бы не ее заступничество и просьбы, я даже слушать бы не стал. И уж точно не был бы так снисходителен.
И, удерживая, не позволяя обернуться на супругов Дарн, увел меня в особняк наместника.
