Книга: Виктор Цой. Последний герой современного мифа
Назад: «Радоваться надо!»
Дальше: «Начальник Камчатки»
1982–1986
«Сорок пять»
Итак, работа, начатая еще в Морском, не прекращалась и по возвращении в Ленинград. Виктор, Алексей и Олег непрерывно репетировали дома, отдавая предпочтение той из их квартир, где отсутствуют родители. В результате упорного труда к осени 1981 года была готова идеально отработанная сорокаминутная программа, которую было не стыдно показывать кому бы то ни было.
Олег Валинский, музыкант первого состава «КИНО»:
Название «Гарин и Гиперболоиды» родилось от Гребенщикова. Цой уже был с ним знаком. Когда все началось, Цой обратился к Гребенщикову: мол, хотим играть, как назваться? Боб сказал: «Ну, назовитесь „Гарин и Гиперболоиды“». И все, больше мы об этом не думали.
Алексей Рыбин:
Нам ужасно нравилось то, что мы делали. Когда мы начинали играть втроем, то нам действительно казалось, что мы – лучшая группа Ленинграда. Говорят, что артист всегда должен быть недоволен своей работой, если это, конечно, настоящий артист. Видимо, мы были ненастоящими, потому что нам как раз очень нравилась наша музыка, и чем больше мы торчали от собственной игры, тем лучше все получалось. Это сейчас вокруг Цоя создана легенда и он воспринимается всеми как «Ах, какой загадочный и Богом отмеченный…». А он был совершенно обычным, неоригинальным и заурядным парнем. Который просто вдруг начал писать хорошие песни. Всё. На этом, как говорится, «точка, конец предложения». Ничего сверхъестественного в нем не было вообще.
Павел Крусанов:
Где-то с августа 1981-го Цой, одолжив у меня бонги, цилиндры которых были покрыты ярким малахитовым пластиком, вместе с «Рыбой» и Валинским усердно репетировал акустическую программу. «КИНО» в ту пору еще не родилось – группа называлась «Гарин и Гиперболоиды». Носитель редкого мелодического дара, Цой, разумеется, царил здесь безраздельно. Секрет заключался в эксклюзивной формуле вокала. Цой вел основную партию, а «Рыба» с Валинским заворачивали этот добротный продукт в такую, что ли, неподражаемо звучащую обертку. У Валинского был чистый, сильный, красивый голос, кроме того, он довольно долго и вполне профессионально пел в хоре – таким голосовым раскладкам, какие он расписывал для «Гарина…», позавидовали бы даже Саймон и Гарфункел. Цоевский «Бездельник» («Гуляю, я один гуляю…»), под две гитары и перкуссию, грамотно разложенный на три голоса, был бесподобен. Возможно, это вообще была его, Цоя, непревзойденная вершина. Я не шучу – тот, кто слышал «Гарина…» тогда вживую, скажет вам то же самое (тропилловская запись альбома «45», составленного из песен той поры, делалась, увы, уже без Валинского, пусть и с участием практически всего «Аквариума»).
Конечно же, ни о какой-либо концертной деятельности ребята пока мечтать не могли, все музицирование сводилось к исполнению песен в компании знакомых и друзей. И вот как-то так получилось, что на дне рождения Игоря «Пиночета» Покровского (по другой версии, Алексея Рыбина, поскольку дни рождения Игоря и Алексея практически совпадают) появился Борис Гребенщиков, и, как рассказывает он сам, «самым существенным событием мероприятия стало то, что глубокой ночью Цой вместе с Рыбиным стали петь свои песни».
Уехал же Гребенщиков оттуда с четкой мыслью «о том, что нужно немедленно поднимать Тропилло и, пока вот это чудо функционирует, его записывать».
Борис Гребенщиков:
Тогда как танком прокатило, я и подумать не мог, что такой величины автор вырос в Купчине и доселе никому не известен. На следующий день стал звонить друзьям-звукорежиссерам, уговаривая их немедленно записать песни Цоя, пока ребятам еще хочется играть. Я очень счастлив, что оказался в нужный момент.
Тем временем к началу 80-х годов в СССР сформировалось полноценное рок-движение, которое власть даже поддерживала, не желая провоцировать протестную стихию. Так, по государственной инициативе в 1981 году был открыт ставший настоящей легендой первый в Союзе Ленинградский рок-клуб.
Разумеется, Цой с Рыбиным решили вступить в рок-клуб, членство в котором давало хоть какие-то возможности более-менее официально выступать перед публикой.
Отрепетировав всю программу еще раз, группа довольно успешно показала себя перед приемной комиссией и, ответив на ряд идеологических и других вопросов, была принята в рок-клуб.
Федор Лавров:
В рок-тусовке было явственное расслоение даже по возрасту. Люди, которые были всего на несколько лет старше, хипповали. А для панков хиппи были вчерашним днем. Для нас «Аквариум», заявлявший, что они играли панк на фестивале в Тбилиси, был унылой хиппанской музыкой. Удивительно, что, когда «КИНО» вступило в рок-клуб, хотя «Рыба» и Цой были панками, к ним тоже стали относиться с ревностью.
Алексей Рыбин:
В Ленинграде теперешние «лучшие друзья» Цоя нас вообще не воспринимали! Кроме «Аквариума» и «Зоопарка», нас все считали гопниками. И в рок-клубе мы были какими-то отщепенцами. Нам устроили всего два концерта, в порядке общей очереди. И вся околомузыкальная тусовка нас презирала.
Виктор Цой. Июнь 1982 года, Ленинград. Юбилей «Аквариума». Возле общежития Кораблестроительного института. Фото – Алексей Вишня
Владимир Рекшан, музыкант:
Весной 1982 года, когда я пришел в рок-клуб на концерт, о будущих потрясениях и речи не шло. Зал Дома народного творчества предназначался для театральных постановок, и отличались клубные концерты отвратительным звуком. Половину концертов народ проводил в буфете, где продавалось пиво, кофе и мелкая закуска. Я обычно приходил на Рубинштейна, чтобы встретить знакомых и поболтать, проявив таким образом причастность к определенной социальной группе. Постоянно появлялись новые люди, и, если ты планировал продолжать сценическую деятельность, следовало держать нос по ветру. Никого не встретив в буфете, я отправился в зал и сел в партере, услышал, как объявили дебютантов: «Группа „КИНО“!» Несколько человек в зале вяло захлопали в ладоши. На сцене появился сухопарый монгол в рубахе с жабо, сделал сердитое лицо и заголосил. Монгол оказался Цоем. Рядом с ним на тонких ножках дергался славянин, и оказался он Алексеем Рыбиным, «Рыбой». Откуда-то из-под сцены периодически вылезал БГ с большим тактовым барабаном и исчезал обратно.
«И что они этим хотели сказать?» – несколько надменно подумал я, забыв, что и сам двенадцать лет назад выбегал на университетские подмостки босиком…
Вскоре группе пришлось расстаться с ударником. Олега Валинского забрали в армию, и Виктор с Алексеем остались одни.
Олег Валинский:
Сначала меня направили в учебку в Павловск, там была радиоразведка… А потом полтора года я служил на Кубе… А придя из армии в ноябре 1983 года, я узнал, что Цой с «Рыбой» уже не играют вместе.
Виктор Цой:
Первый концерт в рок-клубе, в 8 г-м году, мы играли в таком составе: я и «Рыба», барабаны – звучала фонограмма электрической ударной установки, Миша Васильев (из «Аквариума») играл бас, а Дюша (Андрей Романов, также «Аквариум») – клавишные. Концерт прошел ровно, понравился и нам, и публике.
Виктор продолжал писать песни, подолгу оттачивал их, обыгрывая те или иные гармонии, Алексей приезжал к нему, вместе они придумывали аранжировки, готовясь к будущей гастрольной деятельности.
Алексей Рыбин:
Витька был упорным и в этом плане трудолюбивым человеком. Некоторые песни рождались у него очень быстро, но над большей частью того, что было написано им с 1980 по 1983 год, он сидел подолгу, меняя местами слова, проговаривая вслух строчки, прислушиваясь к сочетаниям звуков, отбрасывая лишние и дописывая новые куплеты… Так же осторожно он относился и к музыкальной стороне дела. Витька менял аккорды до тех пор, пока не добивался гармонии, которая полностью удовлетворяла бы его, – в ранних его песнях практически нет сомнительных мест, изменить в них ничего невозможно.
После бурной встречи Нового, 1982-го года и довольно удачных концертов в Москве, устроенных московским музыкантом Сергеем Рыженко, о которых можно прочесть в многочисленных воспоминаниях и рассказах свидетелей, Виктор с Алексеем, с подачи БГ, решают записать свой первый альбом. Решено было и сменить название группы, поскольку старое – «Гарин и Гиперболоиды», – как этого и следовало ожидать, перестало устраивать музыкантов, тем более что применительно к дуэту (Цой – Рыбин) оно звучало достаточно странно. «Вы же новые романтики – вот и исходите из этого», – дал свое отеческое наставление Гребенщиков.
Алексей Рыбин:
После поездки в Москву к Троицкому и Липницкому о наших удачных гастролях в Питер дошли слухи, на Цоя стали обращать внимание. Так что столица нас оценила первой… Мы искали какие-то пути… Все записывали свою музыку дома на магнитофон, по счастливому стечению обстоятельств мы познакомились с БГ и группой «Аквариум»… И по-моему, именно Борис инициировал эту запись, убедил Тропилло и убедил своих друзей.
С рождением названия «КИНО» связано много разнообразных легенд. К примеру, Алексей Дидуровутверждал, что такое название закрепилось за группой после новогодних гастролей в Москве. Кто-то из гостей, увидев, как молодые, разогретые красным вином Алексей и Виктор плещутся в ванной голышом, произнес в восхищении: «Ну, вы даете, ребята, просто кино какое-то!»
Сам же Алексей Рыбин вспоминал, что название «КИНО» пришло после того, как они с Цоем провели целый день за перевиранием всевозможных слов. Толкового на ум ничего не приходило (рассматривались даже «Ярило» и «Пионеры»). В итоге, после целого дня мучительных переборов всевозможных существительных, внимание ребят, шагавших по Московскому проспекту, привлекла надпись «КИНО», одиноко светившаяся на крыше кинотеатра «Космонавт».
Алексей Рыбин:
Я, кстати, сказал Вите: «А вот „КИНО“ как тебе?» – «Полное говно, – сказал Витя. – Не пойдет, это не название, безликое абсолютно, ничего за ним нет, ничего не понятно, какое кино, что за кино…» Прошел день в перебирании слов, и потом изможденный Витя сказал: «Хрен с ним, пусть будет „КИНО“…».
«Во всяком случае, ничем не хуже, чем „Аквариум“», – решили Цой с Рыбиным, и группа обрела новое имя.
Итак, группа меняет название на «КИНО» и решает сделать запись первого альбома. Для этого Цой и Рыбин заручаются поддержкой самого БГ и участников группы «Аквариум», после чего БГ договаривается со звукорежиссером Андреем Тропилло, который уже записывал альбомы «Аквариума».
«Продюсером этой записи выступил Борис Гребенщиков, который, услышав песни акустического дуэта Виктор Цой – Алексей Рыбин, проникся симпатией к молодой группе и загорелся желанием помочь „КИНО“ записать первый альбом. Потенциал цоевских песен был виден невооруженным глазом, и БГ решил рискнуть. Закончив работу над „Треугольником“, он, договорившись с Тропилло, пригласил „КИНО“ в Дом юного техника на первые студийные пробы. Тропилло, не лишенный здорового авантюризма и имевший счастье наблюдать выступление Цоя с Рыбиным на какой-то безумной панк-вечеринке, согласился записывать „КИНО“ без предварительного прослушивания».
Борис Гребенщиков:
Я примерил рубашку продюсера в первом альбоме «КИНО». По необходимости пришлось это делать, потому что не было никого другого – Тропилло группа «КИНО» не интересовала, их запись была целиком моей инициативой.
С марта по апрель 1982 года группа «КИНО» с помощью музыкантов группы «Аквариум» в студии Андрея Тропилло записывает свой альбом.
Виктор Цой:
Пленку мы записали в принципе быстро, но между днями записи были большие паузы. Она не дописана, вышла без наложений, голый костяк, такой «бардовский вариант». Я успел только в три песни наложить бас, и то сам накладывал. Мы бы, конечно, доделали, но вышла какая-то лажа со студией, и мы выпустили пленку. Слушать ее мне было стыдно, но уже сейчас, задним умом, понимаю – Борис был прав, пленка сделала свое дело. На мое удивление, она очень быстро и хорошо разошлась. Последовали приглашения на концерты из разных мест страны, мы начали ездить в Москву, были там много и часто, в Ленинграде с выступлениями было сложней, играли часто на квартирах. Как правило, играли акустический вариант.
Записывался первый, полуакустический альбом группы в студии ленинградского Дома пионеров и школьников на Охте, где в то время располагалась студия Андрея Тропилло. Запись велась на обычный четырехдорожечный «Тембр», на котором постоянно приходилось переключать скорости. В какой-то момент Борис Гребенщиков, находившийся за пультом, забыл переключить скорость, и одна из песен, «Восьмиклассница», случайно оказалась записанной на девятой скорости.
Пустынной улицей вдвоем
С тобой куда-то мы идем,
И я курю, а ты конфеты ешь.
И светят фонари давно,
Ты говоришь: «Пойдем в кино»,
А я тебя зову в кабак, конечно.
У-y, восьмиклассница,
У-y, восьмиклассница.
Ты говоришь, что у тебя по географии трояк,
А мне на это просто наплевать.
Ты говоришь, из-за тебя там кто-то получил синяк,
Многозначительно молчу, и дальше мы идем гулять.
У-y, восьмиклассница,
У-y, восьмиклассница.
Мамина помада, сапоги старшей сестры.
Мне легко с тобой, а ты гордишься мной.
Ты любишь своих кукол и воздушные шары,
Но в десять ровно мама ждет тебя домой.
У-y, восьмиклассница,
У-y, восьмиклассница.
Кстати, о «Восьмикласснице». Существует огромное количество версий касательно этой песни.
К примеру, Алексей Рыбин рассказывал, что Цой написал эту песню после очередного романтического свидания с «восьмиклассницей», девушкой, с которой познакомился в училище. Московский писатель Алексей Дидуров утверждал, что Цой написал песню после прочтения его романа в стихах о «голой восьмикласснице». Художник Андрей Медведев предлагал иную версию. По его мнению, Цой написал знаменитую песню после того, как познакомился с одной из многочисленных учениц Андрея у него дома.
Версию Алексея Рыбина можно считать самой достоверной, поскольку «Роман о голой восьмикласснице» был прочитан Цою Дидуровым уже после написания песни, в ходе московских новогодних концертов «Гарина и Гиперболоидов» у Сергея Рыженко в 1982 году, а рассказ Медведева, в «салон» к которому Виктор стал заходить гораздо позже, чем была написана «Восьмиклассница», и вовсе выглядит неправдоподобно.
Что же касается самих «восьмиклассниц», то на эту роль претендовало много разных дам.
В одном из журналов, уже после смерти Виктора Цоя, было напечатано письмо некой девушки из города Ставрополя, по имени Ольга. Она рассказывала, что, будучи ученицей художественного училища в Ленинграде, познакомилась с Виктором Цоем, который тогда играл в ансамбле «Ракурс», выступавшем на танцах. У них вспыхнули яркие романтичные чувства, и Виктор даже написал песню, которую посвятил Ольге.
Дженни Яснец, художник-дизайнер:
Меня познакомил с Цоем мой покойный ныне друг, художник Андрей Медведев. Мы шли в районе метро «Автово» на день рождения к другому нашему общему другу, Гусеву, было лето, и все утопало в зелени. Мне было 15–16 лет, я выглядела абсолютно как ребенок, была в сарафане и детских сандалиях, покрашенных сиреневой темперой. Мы тогда раскрашивали обувь, что-то придумывали со своей одеждой.
Случайно мы встретили Цоя. Он был весь в черном, очень высокий, худой и очень красивый. Андрюша нас познакомил, и Цой пригласил нас на концерт. Я очень обрадовалась, я уже тогда начала ходить в рок-клуб, и мне было очень интересно. Как гласит легенда, Цой спросил у Андрея: «Кто это?» Андрей ответил: «Это моя ученица, восьмиклассница». Андрей тогда занимался со мной композицией, так как я училась в Серовском училище и готовилась поступать в Мухинское. Потом Цой и спел в подарок Андрею на день рождения свою песню «Восьмиклассница»… Было, конечно, все не совсем так. И старшей сестры у меня не было, и в кино никто не ходил, да и романа так и не случилось, хотя, конечно, вообще он производил впечатление. Высокий, стройный, черный, стильный…
Приведенный рассказ – это воспоминание девушки, о которой рассказал Андрей Медведев, то есть Дженни Яснец, которая в бытность свою студенткой Серовского училища действительно была знакома с Виктором Цоем. К сожалению, рассказ Дженни не более чем романтичная сказка, поскольку к моменту упомянутых событий Цою уже было 23 года и песня «Восьмиклассница» была давно написана. К тому же Дженни Яснец, равно как и Ульяне Цейтлиной и еще огромному количеству претенденток на эту роль, было тогда 16–17 лет, и тусовались они вовсе не с Цоем, а с художниками из компании Андрея Медведева и Георгия Гурьянова.
Георгий Гурьянов:
Это наши девчонки, да. Наше окружение. Писаные красотки. Улечка, Дженни… Сегодня, жаль, редко видимся… Уля в Москве живет. Дженни – в Питере. Хорошие девушки. Что я могу сказать еще? Они реальные очевидцы и свидетели того, что происходило с нами. И я могу это подтвердить.
Федор Лавров:
…«Восьмиклассница» у Цоя замечательная песня, тогда она нам всем очень нравилась…
Историй и легенд много, но реальную историю написания песни и имя ее главной героини сегодня вряд ли удастся установить точно. Но я отвлекся…
Итак, музыканты «Аквариума» мужественно помогали молодой группе осуществить задуманное, и сам Андрей Тропилло сыграл чудесное соло на флейте в песне «Дерево».
Правда, запись осложнялась тем, что Тропилло мешали бесконечные, отнимающие время проверки роно, пионеры из секции звукозаписи и всевозможные ученики, которые хотели научиться звукорежиссуре, а также периодические общественные нагрузки и поручения, которые необходимо было выполнять.
Алексей Рыбин:
Запись альбома продолжалась с переменным успехом. То у Тропилло в студии была какая-нибудь комиссия, то мы не могли отпроситься со своих табельных мест, то еще что-нибудь мешало. Однажды Витьке пришлось даже съездить на овощебазу вместо Тропилло, а Андрей в это время записывал мои гитарные соло, Севину виолончель и Дюшину флейту на песню «Мои друзья». Попав в настоящую студию, мы слушали Тропилло, как Бога Отца, и Гребенщикова, как Бога Сына. Мы выглядели послушными и боязливыми и были счастливы уже оттого, что у нас есть возможность записываться.
Всеволод Гаккель:
Во всех записях, в которых мне доводилось принимать участие, был момент интриги. В то время для нас это было достаточно привычное времяпрепровождение. Все зависело только от того, насколько виолончель вообще уместна в контексте рок-музыки. И насколько мобильно ты мог «с лёта» ухватить характер песни и придумать, что ты можешь в ней сыграть. Мне нравится, как я сыграл в песне «Мои друзья». Но все-таки это была сессия, мы специально для этого приехали в студию.
Алексей Рыбин:
Одна из песен была придумана музыкантами непосредственно в студии в процессе настройки инструментов. Незавершенные наброски текста к композиции «Асфальт» у Цоя уже были. Мы попытались играть какие-то немыслимые ходы, а Гребенщиков начал махать руками из аппаратной и кричать: «Это надо писать! Это надо писать! Это новая песня!» Она вся была построена на одном риффе, и в ней не было даже рефрена.
Пару лет «Асфальт» регулярно исполнялся на акустических концертах, поскольку это была самая тяжелая и мощная вещь из всего репертуара «КИНО». Именно с нее весной 82-го года группа начала свое первое выступление в рок-клубе. В программу входили еще три рок-н-роллъных номера: гипнотический бит «Когда-то ты был битником», пивной марш-бросок «Мои друзья» и монотонная «Электричка», ритмически выдержанная в русле композиции Игги Попа «Passenger» и сыгранная позднее в жестком хард-роковом ключе на альбоме «Последний герой». «Электричка везет меня туда, куда я не хочу», – пел Цой низким голосом под энергичный аккомпанемент двух акустических гитар… Но реноме «КИНО» составили не вышеупомянутый рок-н-ролльный блок и не ироничная псевдоиндийская стилизация «Ситар играл», а по-мальчишески угловатые и романтичные «Восьмиклассница», «Бездельники», «Время есть, а денег нет», а также абсурдистский хит «Алюминиевые огурцы», написанный Цоем по следам осенних сельскохозяйственных работ.
В итоге вся студийная запись четырнадцати песен группы «КИНО» заняла полтора месяца. Завершив работу, молодые музыканты, горящие желанием сделать что-то принципиально новое, в духе «новых романтиков», занялись оформлением своего первого альбома. Поскольку время записи (вместе с песней «Асфальт», впоследствии выпавшей) составляло ровно сорок пять минут, то именно это число и увековечилось в названии – «Сорок пять» («45»).
Виктор Цой:
Первый альбом, который предшествовал нашему концертному выступлению, назывался «45». Назывался он так потому, что по времени звучания он длился 45 минут в первоначальной версии, с песней «Асфальт». Потом мне показалось, что это неудачная песня, мы ее убрали оттуда, а название сохранили.
Вечер наступает медленнее, чем всегда,
Утром ночь затухает, как звезда.
Я начинаю день и кончаю ночь.
24 круга прочь, 24 круга прочь,
Я – асфальт…
Я получил письмо от себя себе,
Я получил чистый лист, он зовет к тебе.
Я не знаю, кто из вас мог бы мне помочь.
24 круга прочь, 24 круга прочь,
Я – асфальт.
Виктор Цой дома у Алексея Рыбина. Лето 1982 года. Фото – Алексей Вишня
Я свой сын, свой отец, свой друг, свой враг.
Я боюсь сделать этот последний шаг.
Уходи, день, уходи, уходи в ночь.
24 круга прочь, 24 круга прочь,
Я – асфальт.
Я – асфальт… Я – асфальт…
Я – асфальт… Я – асфальт…
Прочь, я – асфальт.
Изначально Виктор с Алексеем планировали сделать несколько фотографий в «новоромантическом виде» (с пистолетами в руках и в рубашках с жабо), чтобы использовать их в оформлении обложки альбома, но впоследствии от этой идеи отказались. Решено было взять за основу принцип оформления альбомов «Аквариума», обложки к которым делал Андрей «Вилли» Усов.
Ученик Андрея Тропилло, Алексей Вишня, к тому времени уже подружившийся с «КИНО», сделал несколько вполне приемлемых фотографий, и с их помощью ребята качественно оформили обратную сторону обложки, красиво написав названия песен и выходные данные. И вот альбом «родился»…
Виктор Цой:
Альбом был акустическим, но даже на таком уровне записи это было очень сложно… Он стал довольно популярным в узких кругах любителей рок-музыки, хотя это и не рекламировалось, и не снималось по телевидению…
В интервью журналу «Рокси» Цой называет песни «45» бардовским вариантом и признается, что был против выпуска этого альбома, поскольку запись, с его точки зрения, получилась сырой. Не менее скептически оценивал альбом и Рыбин, правда спустя много лет:
«Единственное, что в „45“ есть хорошего, – это трогательная непосредственность песен. Сами же песни представлены на альбоме очень наивно, а аранжировки отсутствуют как класс».
«Я думаю, что Цою хотелось, вероятно, не совсем того, что получилось, – вспоминал Гребенщиков. – Скорее всего, ему хотелось рок-н-роллъного звука – звука „КИНО“, который возник на их альбомах впоследствии. Но из-за нехватки людей, из-за моего неумения сделать то, чего они хотят, и их неумения объяснить, чего именно они хотят, получилось „4s“».
Сергей Бугаев, художник:
Гребенщиков так внимательно и по-дружески, по-отцовски, по-братски воспринял появление Цоя. Я тогда жил у Гребенщикова как раз на улице Софьи Перовской. Цой принес ему первую кассету с «45» – пленку: тогда еще кассет не было фактически. И Боря Гребенщиков очень по-дружески к этому отнесся, очень радостно…
Показательно, что ленинградская рок-тусовка альбом поначалу вообще не заметила, а московский подпольный журнал «Ухо» назвал песни «КИНО» расслабленным бряцаньем по струнам, в котором «серной кислотой вытравлены всякий смысл и содержание». В тот момент сложно было поверить, что спустя буквально несколько лет большая часть композиций из «45» будет звучать чуть ли не в каждом дворе под приблизительный аккомпанемент ненастроенных шестиструнных гитар.
Запись альбома тяжело далась как Виктору, так и Алексею. Собственно, это касалось и звукорежиссера, и участников группы «Аквариум». Виктор, в то время учившийся в художественном училище, отлынивал от занятий, выкраивая время на запись в студии, а Алексей, трудившийся монтажником сцены ТЮЗа, умудрялся получать мифические больничные, чтобы хоть как-то оправдать свое отсутствие на рабочем месте. Родные, конечно же, ни о чем не догадывались – ну, бренчат ребята на гитарах и пусть себе бренчат. Мало кто понимал, что за всем этим стоит в будущем…
Валентина Васильевна Цой:
Работу над альбомом «45» Витя засекретил: ходил таинственный, ни о чем не рассказывал. Как-то вечером принес мне плеер: «Мама, послушай!» Мне понравилось. «Во всяком случае, не хуже, чем у других!» – решила я. Дала ему десять рублей, чтобы как-то стимулировать. Думала, он сладкого себе купит, а он вернулся с бутылкой водки. Ну, думаю, обычный парень вырос.
Виктор Цой:
А из старых альбомов мне больше всего нравится первый альбом, «45», потому что… Ну, я не знаю почему, но нравится. Другое дело, что я из него немножко как бы вырос уже.
По мнению Андрея Тропилло, «45», в сущности, был сольным альбомом Цоя, а роль Алексея Рыбина свелась к тому, что «он пару раз на гитаре сыграл, а под конец записи вообще куда-то исчез». Надо отметить, что сам Алексей Рыбин не раз говорил, что работа в группе тогда действительно разделилась: Цой отвечал за творческую часть, а он – за административную: выступления, оплата, поездки, билеты. Но вот что касалось именно записи альбома, то тут все было, что называется, поровну.
Алексей Рыбин:
Да, Цой совершенно отбил у меня охоту сочинять песни. Я был просто подавлен обилием и качеством материала, который он постоянно мне показывал. Он писал постоянно, и его вещи мне нравились. Я видел, что Витя пишет песни лучше, чем я. Со своей стороны я делал то, что лучше получалось у меня, я хорошо аранжировал. Но что касается слов Тропилло насчет того, что «45» – сольник Цоя, – это следствие его маразма. Мы вообще с Цоем в ту пору не расставались. И «45» мы делали от первой до последней ноты вместе. Это знают и БГ, и Севка, и Фан, и все, кто там бывали. Делали все вместе, вплоть до обложки, – у меня дома на Космонавтов…
Не умея толком играть на инструментах, музыканты «КИНО» записали песни, которые с удивительной точностью передавали атмосферу городской романтики того времени с ее вечным безденежьем, бездельем и океаном нереализованных планов и ночных мечтаний. «Сигареты», «ночь», «телефон», «солнечные дни» – как бы там ни было, а «45» получился одним из самых светлых и лиричных альбомов за всю историю русского рока.
Алексей Рыбин:
Альбом «45» все хаяли. Говорили, что это самодеятельность ниже плинтуса. Нас поддержали Борис Гребенщиков и вся его группа, Майк Науменко привечал, остальные травили.
Запись альбома была закончена. Ее окончание и сам факт записи альбома дал «КИНО» определенный статус. Группа заявила о себе и была услышана. Как сказал в одном из интервью Виктор Цой:
«У нас появилась некоторая репутация, даже авторитет, мы уже сами могли выходить на какие-то студии».
Начало было положено. И надо сказать, довольно успешно.
Разрыв
Еще до записи альбома, во время одного из «квартирников» на Петроградской стороне, Виктор и Алексей знакомятся с Владиком Шебашовым, который становится первым официальным фаном группы «КИНО».
Примерно в это же время, в начале марта 1982 года, но уже в ходе записи «45», на одной из вечеринок Цой знакомится и с молодой художницей Марьяной, в скором времени ставшей Виктору не только подругой, но и полноценной участницей группы «КИНО» (в качестве гримера и костюмера), а впоследствии женой и матерью единственного сына Александра. Я не буду останавливаться здесь на личности Марьяны, о ней и некоторых интересных фактах, касающихся ее, я расскажу в отдельной главе, которую решил вынести за рамки основного повествования.
Игорь Петровский, давний приятель семьи Виктора Цоя:
С Витей мы познакомились в начале 80-х и приятельствовали до конца 1985 года, потом это как-то прекратилось. С Марьяной я познакомился во второй половине (в конце) 70-х, отчасти благодаря нашему знакомству они с Цоем и повстречались…
Как известно, Цой умел нравиться женщинам, и об этом вспоминают многие его знакомые и приятели.
Павел Крусанов:
Разумеется, регулярно появлялся в нашей квартире и Цой. Благо от Днепропетровской улицы было рукой подать до полюбившегося ему женского общежития ПЖДП (прижелезнодорожного почтамта) Московского вокзала, располагавшегося (речь об общежитии) в Перцовом доме на Лиговке. Да, этого не отнять: он нравился женщинам, – он был обаятелен, хорошо сложен, молчаливость добавляла его решенному в черных тонах образу известную толику романтической загадочности, ну а когда он брал в руки гитару и начинал петь, его и вовсе окутывало облако какого-то запредельного очарования, так что девицы теряли над собой контроль, и глаза их наливались томным матовым блеском. Не устояла даже милейшая и добрейшая майковская Наташка, – дело едва не дошло до адюльтера, отчего Майк некоторое время на Цоя ревниво дулся. Собственно, здесь же, на Днепропетровской, Цой увел у «Панкера» Марьяну. Вернее, она сама увелась: отдадим должное слабому полу, – практически невозможно соблазнить деву без ее встречного желания быть соблазненной.
В апреле 1982 года руководство рок-клуба предложило «КИНО» выступить в концерте молодых групп. С помощью музыкантов группы «Аквариум» было исполнено семь песен.
Алексей Рыбин:
Однажды Майк, вернувшийся из Москвы, между стаканами сухого сообщил, что «познакомился с настоящим мафиози». Собутыльники, в числе которых находились мы с Цоем, поохали, поахали, позавидовали и продолжили выпивать. Никто из нас не знал, что вскоре с этим «мафиози» столкнемся и мы…
Этим «мафиози» был Александр Липницкий – человек, по словам Алексея Рыбина, «сделавший для рок-групп из Ленинграда столько, что это сопоставимо с тем, что сделали для себя сами эти группы».
Летом молодые музыканты «КИНО» провели несколько концертов в Москве, в частности концерт у Александра Липницкого, на память о котором остались удачно сделанная запись и воспоминания очевидцев…
Александр Липницкий, музыкант группы «Звуки Му»:
Жаркие дни лета 1982 года. «КИНО» уже гремит – альбом «45» успешно конкурирует в Москве с самим «Аквариумом». 25 июля я устраиваю группе домашний концерт, пригласив московских художников и музыкантов. Хорошо накрытый стол стимулирует дуэт наших гитаристов, и песня «Лето», на мой вкус, никогда не была так сильно спета, как в тот день.
В городе плюс двадцать пять – лето!
Электрички набиты битком,
Все едут к реке.
Марьяна и Виктор Цой. 1983 год.
Фото – Алексей Вишня
День словно два, ночь словно час – лето!
Солнце в кружке пивной,
Солнце в грани стакана в руке.
Девяносто два дня – лето!
Теплый портвейн,
Из бумажных стаканов вода.
Девяносто два дня – лето!
Летний дождь наливает
В бутылку двора ночь.
Цой, Маръяша и Алексей, как и раньше, много времени проводят у Майка Науменко и, можно сказать, фактически становятся членами его семьи.
Между женой Майка, Натальей, и Виктором в недалеком прошлом были романтические отношения, которые, впрочем, если судить по воспоминаниям самой Натальи, отнюдь не зашли далеко и отнюдь не повлияли на их дальнейшую дружбу.
Наталья Россовская, жена Майка Науменко:
Ничего серьезного не было. Хотя я сама не знаю. Наверное, это все-таки была любовь с моей стороны. Совсем детская… Целовались как школьники.
Я не стал приводить полностью рассказ Наташи Науменко о ее дружбе и романе с Цоем, хоть Виктор и выглядит в нем чистым и романтичным героем, то есть таким, каким он был в первый, «ленинградский», период. Но, несомненно, найдутся читатели, которым милее Цой такой, каким он показан в рассказе Натальи.
Инна Николаевна Голубева, мама Марьяны Цой:
Да, они пропадали вечно в городе, у Майка. Но то, что рассказала жена Майка, Наташа, Житинскому, конечно же не совсем соответствует действительности…
К концу лета Цой и Марьяна с друзьями рванули в Крым, в поселок Малореченское, где наслаждались «диким» отдыхом. Сохранилось несколько фотографий, которые сделал их общий друг Владимир «Дед» Новиков, случайно встреченный компанией в Малореченском.
Алексей Рыбин:
Лето восемьдесят второго пролетело незаметно – я еще раза два съездил в Москву, Витька с Марьяшей – на юг, мы славно отдохнули и в начале осени снова встретились у меня на Космонавтов.
14 июля Цой получил диплом резчика по дереву. А по возвращении из Крыма его распределили на работу в Пушкин (в НПО «Реставратор») с обязательной двухгодичной отработкой по месту распределения. И теперь ему приходилось ездить к восьми утра в пригород и торчать под потолком анфилады Екатерининского дворца.
К осени 1982 года Алексею Рыбину, выполнявшему функции директора группы, удалось создать некое подобие концертного графика, правда, большинство выступлений проходило в столице. В основном это были квартирные сейшены, но изредка случались и более солидные мероприятия, например совместный с группой «Центр» концерт в МИФИ. Играли Цой с Рыбиным вдвоем, лишь пару раз компанию им составил барабанщик «Аквариума» Петр Трощенков.
Игорь Петровский, Людмила Петровская, Виктор и Марьяна Цой. 1982 год, Крым, Малоречка. Фото – Владимир Новиков
В конце 1982 года группа «КИНО» решает записать новый накопившийся материал.
Алексей Рыбин:
Витька продолжал писать, и материала для второго альбома у нас уже было более чем достаточно. Теперь когда мы разделили обязанности и всеми административными вопросами стал заниматься я один, мой товарищ начал наседать на меня и все чаще и чаще требовал, чтобы я поскорее подыскал студию для новой записи.
Поскольку Андрей Тропилло был очень занят работой с группой «Аквариум» и не имел возможности уделить время группе «КИНО», Гребенщиков предложил Рыбину самостоятельно найти студию для записи и даже снабдил его многочисленными телефонами знакомых звукорежиссеров. В конце концов после долгих поисков Алексею повезло, и он нашел студию звукорежиссера Андрея Кускова в МДТ. На барабанах группе помогает Валерий Кирилов, впоследствии ставший барабанщиком «Зоопарка». Но получившаяся запись к концу работы над ней перестает нравиться Цою, и он прячет ее «в шкаф».
Я сижу в кровати, только что из ванной, с мокрой головой.
На улице мороз, и рано, как ни странно, я пришел домой.
За стенкой телевизор орет,
Как быстро пролетел этот год,
Он так похож на прошлый год,
Я в прошлом точно так же Сидел один, один, один…
В поисках сюжета для новой песни.
Я не умею петь о любви,
Я не умею петь о цветах,
А если я пою, значит, я вру…
Я не верю сам, что все это так.
За стенкой телевизор орет,
Как быстро пролетел этот год,
Он так похож на прошлый год,
Я в прошлом точно так же
Сидел один, один, один…
В поисках сюжета для новой песни.
Алексей Рыбин:
К сожалению, эту запись мы так и не довели до конца, – Витьке вдруг разонравилась эта студия, звук записанных барабанов, хотя, на мой взгляд, он был вполне достойным. Мы собрались в Малом драматическом еще раз, записали голос, и Витька, забрав ленту себе, сказал, что пока на этом остановимся. У него не было настроения писать дальше – это было заметно. Отношения наши продолжали оставаться превосходными, он сказал, что просто устал и ему нужно сосредоточиться, чтобы записать полноценный альбом. А пара песен из записи в Малом драматическом потом так никуда и не вошла.
По счастливому стечению обстоятельств именно Кирилов сохранил копию этой записи, которая впоследствии была издана «Мороз рекордз» как «Неизвестные песни».
По воспоминаниям Марьяны, в конце января Цой, основательно испортивший пальцы трухлявой лепниной дореволюционных потолков, в конце концов добил своего начальника наплевательским отношением к работе, и тот счел за благо отпустить молчаливого молодого реставратора на все четыре стороны.
Работа Виктора Цоя «Грустный лев» в парке «Тихий отдых». Петербург. Фото – Марина Бабич. Из архива Виталия Калгина
Инна Николаевна Голубева:
Он же по специальности был резчик, а его почему-то распределили на лепнину. Как-то так получалось, что я не дотрагивалась до него никогда, а тут вот случайно коснулась его пальцев – и ощутила, что у него кожа нежная, как у младенца… Просто тончайшая. А он, значит, там штукатуром почти каким-то работал, и пальцы его были просто в хлам.
Виктор, уставший от восьмичасового графика работы, мечтал уйти в дворники или кочегары, чтобы иметь хоть немного свободного времени на занятие музыкой, но ничего подходящего не подворачивалось. В результате он устроился рабочим в Управление паркового хозяйства, располагающееся на улице Лизы Чайкиной, 4/12, где он вырезал детскую деревянную скульптуру в парке «Тихий отдых» на Каменноостровском проспекте, 81. До сих пор в том парке можно увидеть некоторые работы Виктора, к примеру «Грустный лев»…
Андрей Усов, фотограф ленинградского рок-клуба:
Цой занимался некоторое время рубкой деревянных скульптур в каком-то садово-парковом хозяйстве, и можете себе представить, что работы Цоя стояли на детских площадках – всякие мишки и прочее.
В середине февраля 1983 года рок-клуб запланировал очередную акцию – концерт групп-побратимов по записи альбома «45» – «Аквариума» и «КИНО». Перед Цоем и Рыбиным остро встает проблема расширения состава группы, ведь они по-прежнему оставались дуэтом. А музыка Цоя, по словам Рыбина, уже тогда «могла звучать только в электричестве, с полным составом».
Алексей Рыбин:
Перед тем как уйти в армию, Олег – наш Гиперболоид – работал в одной командочке параллельно с нами, играл с ней на разных свадьбах, вечеринках – подхалтуривал, одним словом. Командочка, впрочем, была некоммерческой направленности: вокалист обожал Джона Леннона, гитарист торчал от «Creedence», – со вкусом у ребят было все в порядке. Я тогда познакомился с этой группой и теперь решил попытать счастья и созвонился с басистом, Максом. Выслушав мои предложения и условия, Макс согласился поиграть с «КИНО» в качестве сессионного музыканта. Я начал ездить к нему (он тоже жил в Купчино, недалеко от меня) и репетировать с ним Витькин материал. Однажды я ехал к Витьке на Гражданку – вышел из метро «Площадь Ленина» и ждал троллейбус, на котором нужно было проехать еще с полчаса, чтобы добраться до Витькиного нового дома. «Привет», – услышал я знакомый голос, повернул голову и увидел Макса с бас-гитарой в чехле, а рядом с ним – Юрку. Юрка тоже был с гитарой в руках, – они, как выяснилось, ехали домой с какой-то очередной то ли халтуры, то ли репетиции, то ли еще чего-то. «Вы сейчас свободны?» – спросил я Макса и Юрку. «Свободны». – «Поехали к Витьке. Я как раз сейчас к нему на репетицию. Макс, ты уже можешь показать, что ты там напридумывал, может быть, Юра, и ты что-нибудь поиграешь – хотите? Можно попробовать». – «С удовольствием», – ответили продрогшие уже музыканты. Когда мы приехали к Витьке и я представил ему кандидатов в концертный состав «КИНО», Витька увел меня на кухню и неожиданно устроил мне небольшой нагоняй – впервые за все время нашей дружбы и совместной работы. Он был страшно недоволен тем, что я привел к нему в дом незнакомого ему человека – Каспаряна.
Цой поначалу совершенно не воспринял Каспаряна как кандидата пароль гитариста в группе «КИНО». Но, присмотревшись, он «дал добро» на продолжение репетиций Рыбина с Каспаряном.
Запланированный рок-клубом концерт состоялся 19 февраля 1983 года. Новые песни «киношников» были отрепетированы в «электричестве», и на этот раз «КИНО» обошлось без помощи коллег из «Аквариума». Хотя, по мнению некоторых, спешка и несыгранностъ сильно подвели ребят.
Алексей Рыбин:
Тот зимний рок-клубовский концерт «КИНО» – «Аквариум» оставил у меня самые приятные воспоминания, и у большей части моих друзей тоже. Единственным темным пятном была едкая рецензия в рукописном журнале «Рокси», – там говорилось, что то не так, это не так, у «Рыбы», мол, ширинка на сцене расстегнулась, да и вообще, мол, концерт был поганый. Почему поганый, я из статьи так и не понял.
Марьяна Цой:
Это был второй электрический концерт группы в ее жизни. Первый состоялся почти год назад и, как положено первому блину, вышел комом. Второй ком тоже вышел блином… Рядом стоял его приятель, который почему-то решил, что он – бас-гитарист. С таким же успехом это могла сделать я или первый попавшийся водопроводчик. Я уже не помню, кто там был на барабанах, помню только, что весь состав на сцене Цою не помогал, а ужасно мешал, и, несмотря на все Витины страдания, ничего хорошего не получилось.
Алексей Рыбин:
Мы играли первым номером – расширенный состав «КИНО»: мы с Витькой, Каспарян, Макс и приглашенный в качестве сессионщика джазовый барабанщик Боря, мой старый знакомый. Марьяша в этот раз постаралась от души, и наш грим, я уж не говорю о костюмах, был просто шокирующим. Ансамбль звучал достаточно сыгранно, Витька играл на двенадцатиструнке, мы с Каспаряном дублировали соло, и звучало все, кажется, довольно мощно. В отличие от традиционных красивых поз ленинградских старых рокеров, мы ввели в концерт уже откровенно срежиссированное шоу – я иногда оставлял гитару и переключался на пластические ужасы – например, в фантастической песне «Ночной грабитель холодильников» я изображал этого самого грабителя:
Он ночью выходит из дома,
Забирается в чужие квартиры,
Ищет, где стоит холодильник.
И ест…
Юрий Каспарян:
У нас был общий барабанщик – у группы «Гарин и Гиперболоиды», где играли Виктор, Алексей Рыбин и Олег Валинский, и у нашего студенческого коллектива, где играли я, Михаил Борзыкин, два моих друга и опять же Олег Валинский, с которым мы до сих пор иногда видимся. Валинский был тем самым барабанщиком. Познакомили нас общие друзья. Когда Виктор с Рыбиным решили собрать серьезную группу, они пригласили играть на басу моего знакомого, Максима Колосова, через которого я, собственно, и попал в «КИНО», – он как-то ехал в гости к Виктору и позвал меня: поехали вместе! Так все и получилось.
В процессе подготовки к концерту Цой присмотрелся к Юрию Каспаряну. Отношения же с Алексеем Рыбиным стали заходить в тупик, непонимание нарастало, и появлялось все больше взаимных претензий.
В итоге Алексей покинул группу, а Цой продолжил репетиции с Каспаряном. В интервью самиздатовскому журналу «Рокси» Алексей Рыбин объяснил свой уход так: «Цой как-то сказал мне: знаешь, в одной группе не должно быть двух лидеров».
Почему именно Алексей покинул группу, ни Цой, ни Рыбин толком никогда не говорили, а если и говорили, то вскользь, почти не касаясь истинных мотивов.
Алексей Рыбин:
Однажды Витька позвонил мне и сказал, что он решил немедленно приступать к записи.
– А где? – поинтересовался я. Идея была неожиданной – мы не собирались ничего писать раньше чем через месяц-другой.
– Нужно все-таки опять с Тропилло договариваться, – сказал Витька. – Давай этим займемся.
– Ну, хорошо, – согласился я, – с Тропилло мы договоримся. Тогда тебе срочно нужно начинать с нами репетировать – с Максом и Юркой.
– Нет, я думаю, что мы снова все сделаем с «Аквариумом». Это профессионалы, они сделают все как надо. Наши ребята еще не готовы. Новый альбом должен быть по музыке безупречным – они этого сделать не смогут.
– Нет, я не согласен, – сказал я. – В таком случае нужно подождать, пока Юрка с Максом все отточат. Мы должны этот альбом делать своим составом.
– Не надо меня учить, как мне делать мой альбом.
– Витя, если это твой альбом, делай его, пожалуйста, как хочешь. А если это альбом «КИНО», то это должно быть «КИНО».
– Леша, если у тебя такое настроение, то ведь я могу записать мой альбом и без твоей помощи.
Алексей Рыбин и Виктор Цой. Ленинград. Квартирник на Синопской набережной. Весна 1983 года. Фото – Владимир Быстров
– Пожалуйста, – сказал я и повесил трубку.
Больше мы с Витькой не созванивались никогда. «Мы странно встретились и странно расстаемся…» Дурацкий спор вдруг стал причиной совершенно дикого разрыва – группа «КИНО» перестала существовать. Это было как-то странно – совершенно, казалось бы, на пустом месте: ну, повздорили, ну, помирились… Но мы не вздорили и, соответственно, не мирились. Я чувствовал, что напряжение внутри «КИНО» в последние месяцы росло – и вот, прорвалось…
Я заезжал иногда к Каспаряну – Витька ему тоже не звонил, мы поигрывали немного, а потом я перенес свою музыкальную деятельность в Москву – стал ездить туда каждую неделю и играть дуэтом с Сережкой Рыженко. С Юркой, естественно, я видеться тоже перестал.
Однажды, месяца два спустя, я встретил его случайно на улице и узнал, что Витька позвонил ему и предложил поиграть. Ну, в добрый час…
Юрий Каспарян:
Ну, вот раньше была группа – Цой и Рыбин. Потом они что-то не поделили, разругались и расстались. После этого Виктор позвонил мне и говорит: «Ну, поиграем?…»
Алексей Рыбин:
Я ушел из «КИНО», потому что игра в группе – это профессия. Одно дело – весело проводить время с друзьями, и совсем другое – выбрать музыку на всю жизнь. В мире не очень много групп, которые состоят из друзей-приятелей. Те же «Rolling Stones» не то что не разговаривают месяцами, они живут на разных континентах и собираются вместе лишь для работы. Несколько лет мы с Витей дружили запоем. Нам было очень сложно поодиночке. Может, мы и разошлись-то в свое время потому, что слишком много общались, получилось такое перенасыщение друг другом. Он уходил в училище, я – на работу или в институт, маялись там полдня, но, как только за нами закрывались двери казенных учреждений, мы тут же встречались. И не расставались до поздней ночи. А часто и ночевали вместе.
Многим до сих пор непонятно, что случилось между Цоем и Рыбиным в далеком 1983 году. Но сегодня к Рыбину, наверное, у всего Питера странное отношение. По мнению членов группы «КИНО», он сложный человек. Даже непривередливые музыканты «АУ» довольно критически высказываются о нем и его делах. Цой же, по свидетельствам близких людей, впоследствии никогда его в разговорах не упоминал. Я, как автор книги, не могу делать каких-либо выводов об Алексее Рыбине, но могу сказать, что со мной лично Алексей Викторович всегда был предельно вежлив и мил.
Виктор Цой:
С Алексеем в последний период нашего сотрудничества отношения все больше осложнялись, и это мешало работе… Алексей – человек с обостренным чувством лидерства. Он постоянно говорил, что лучше меня поет, лучше аранжирует, лучше играет на гитаре… Мне не очень нравилось, что Леша на концертах, которые он сам для себя организовывает, исполняет мои вещи, не ставя меня в известность…
Сергей Жегло, один из московских знакомых Виктора Цоя:
Рыбин напрасно на него обижался. Я думаю, Цой не мог поступить иначе.
Рашид Нугманов:
Мне было интересно раннее творчество Виктора, но Виктор всегда уклонялся от вопросов о Рыбине. Это их личное дело. Как-то, на Беговой, Аркаша Высоцкий, с которым я познакомил Виктора, раздобыл редкую фотографию Цоя и Рыбина на концерте и вручил ее Виктору. Тот взял нож, истыкал им всю фотографию и бросил подарок на диван. Я спросил его: «Что так?» Виктор только поморщился. Я, разумеется, не настаивал и больше никогда не расспрашивал.
Алексей Вишня:
В распаде «КИНО» виноваты амбиции Алексея, – он был постарше Виктора года на четыре, пообразованней, вестимо, тоже песни писал, ну и, конечно, имел лидерский потенциал. Тогда в группе «КИНО» функционировали два персонажа («Рыба» и Цой), но ездили на гастроли они втроем. Марьяна была третьей. Гонорары делили соответственно: Цою 33 %, Марьяше 33 % и «Рыбе» 34 %. «Рыба» считал, что ему 34 % против цоевских 66 % западло. Рыбин возмущался – как так! А Цой говорил, что они трое, значит, и гонорар надо делить на троих. В противном случае «Рыба» получал бы 50 %, а Цой 25 %, в связи с чем Алексей и был изгнан. Деление было законным, но несправедливым. Рыбин поднял об этом вопрос и был вышвырнут Цоем под действием Марьяны, поскольку «Рыба» к тому моменту познакомил его на свою голову с Каспаряном.
Кстати сказать, «Аквариум» классического состава распался РОВНО из-за подобного. Рыбин был прежде всего забит в своей амбиции получать с концерта столько же, сколько Цой, и никаких дополнительных (придуманных) причин в том не было. Каспарян был согласен получать вдвое меньше, а Рыбин – нет. А вы, как дети, – творчество, понимаешь…
Алексей Рыбин:
Когда нас с Цоем, или БГ, или других музыкантов приглашали играть куда-нибудь на «квартирники», то всегда был договор с устроителями на конкретную сумму, которая могла колебаться от двадцати пяти до ста рублей. Это только Майк ввел собственную таксу: минута концерта – рубль… У нас не было супергонораров.
Георгий Гурьянов:
Как Цой относился к Рыбину? Наверное, иронично. Он не реагировал на упоминания его имени, считал его сумасшедшим, феерическим кретином… Думаю, он его терпеть не мог. Рашид Нугманов рассказывал как-то, как Цой при нем истыкал фото Рыбина ножом. Вот и все отношение. Я вообще отказывался играть с ними, пока Виктор не прогнал эту «Рыбу» из группы.
Евгений Титов:
…«Рыба» Каспаряна с Цоем познакомил. «Свинья», кстати, к «Рыбе» довольно прохладно относился, говорил… (не буду цитировать), но не очень хорошо, имея в виду не только его участие в «АУ», но и их дела с Цоем и др. И это не потому, что у него лично что-то не так сложилось, а вообще. Можно у Чернова спросить, например. «Свинья» ему про многих говорил, как старший товарищ советовал, с кем стоит иметь дело, с кем – нет. Я лично к «Рыбе» нормально отношусь, но я с ним вместе не играл и не знаю ситуацию изнутри, как с ним вообще играется. Бывают люди комфортные, с которыми легко все получается, бывают – нет. Не так близко его знаю, хотя в 80-х и дома у него бывал не раз, общались. «Рыба» такой, какой есть, имеет недостатки, имеет и достоинства. Как и все мы не идеальны. Как и Цой, который тоже имел недостатки и слабости, да? Живые люди, тем более тогда все были молодые – максималисты и не всегда могли правильно оценивать и себя, и других.
Насчет дележа денег Цоя и «Рыбы» ничего не могу сказать, не знаю. «Панкер» или «Пиночет» могут про то время что-то вспомнить, но надо иметь в виду, что тот же «Панкер» может быть не вполне объективен, так как у него есть в этой истории свой собственный имидж, который он сам же во многом и формирует. Так, в так называемой «официальной истории от Бурлаки и тов» его роль при создании «Свиньей» своей группы «АУ», мне (!) кажется, сильно преувеличена. Но это надо знать историю с разных сторон, от разных независимых друг от друга людей, не заинтересованных при этом в каких-то личных делах.
Дмитрий Левковский, администратор группы «Игры»:
С «КИНО» в лице «Рыбы», который тогда еще был как бы один из двух лидеров, я познакомился… в общем, как раз в то время, которое Леша описал в своей книжке «Кино с самого начала». Я устроился на работу в Оперную студию консерватории, а там как раз «Рыба» работал. Это, наверно, был 1982–1983 год, надо уточнить. Это время, когда Марьяна активно окучивала Цоя и выдавливала «Рыбу», как воплощение некоммерческого развития. Потом стали ездить с «Рыбой» на «квартирники», цоевские, куда-то в новые районы, на Комендантский, в полузаселенный дом… Комендантский тогда только осваивали, он вообще как Марс выглядел, – ни транспорта, ни магазинов. Вот там и жил Шебашов, официальный фан «КИНО», квартиру получил и он, и одна еврейка усатая. Там я с Цоем и познакомился. Точно, это 1983 год был. В том доме лишь две-три квартиры были заселены, соседей не было, и мы орали спокойно на весь дом…
Ну, то, что «Рыба» ушел из «КИНО», не совсем верно. Хоть Марьяна его и выдавливала активно, тем не менее тогда еще было непонятно, как все пойдет. Это выглядело как конфликт, а не разрыв отношений. Что касается того, что «Рыба» чего-то там делить не хотел, то тут просто. Есть-то он тоже хотел, как и все остальные… Бля, средства, говорят, не хотел делить. Какие средства? Просто делить особо нечего было. Все было на жопяном пару – от техники до методов продвижения. Это же был «совок», не надо забывать. Копимашины были все под идентификационными номерами… И так далее. Поэтому любой реальный технический прибамбас использовался на полную. Оттуда студия Тропилло, к примеру.
Марьяна Цой:
Так получилось, что Цой довольно долго мыкался с составом… Сначала с этим «Рыбой». Но «Рыба» – очень специфичный человек. Меня всегда потрясало, что «Рыба» на Цоя так орет: «Ну, ты там!» И когда «Рыба» дал интервью Старцеву, что это я его выгнала из группы, это подсознательно было правдой. Потому что я не понимала, кто главный в этой ситуации… В конце концов «Рыба» добился, что Цой его выгнал. А Витька если уж с кем расставался, то он отрезал сразу. У него не было так, чтобы пойти, выпить, выяснить отношения. Это ему не присуще вовсе. И «Рыбы» не стало в нашей жизни. Чик – и нету. Хотя я довольно долго булькала, что вот какой мерзавец.
Алексей Рыбин:
У меня в «Кино с самого начала» все написано. Мелкие обиды и мелкие ссоры были. Но глобально – нет. Люди типа Житинского любят грязь и сплетни. Житинский – при всем уважении – большой фантазер и часто выдает желаемое за действительное. Чем грязнее, тем интереснее. Но история искажается. Вот то, что говорит Вишня, правда. Финансовые споры у нас были. Но это не ключевой вопрос, это рабочий момент. Мне, в общем, все равно, что там кто будет думать. Я рок-музыкой как артист не занимаюсь уже лет 15, и не собираюсь. Мне это неинтересно. Но года за три до смерти Марьяны мы сидели у нее на кухне, выпивали (при этом я уже выпустил две пластинки каверов «КИНО» – с разрешения Марьяны), – она же была одним из инициаторов «реформы» «КИНО» в 1998-м, когда мы давали концерты песен Цоя… И Марьяна грустно сказала: «Ну что, Лешка, ведь никто, кроме нас, не знает, как все было на самом деле…» Вот так вот. Что же касается нелюбви ко мне Гурьянова, я его тоже не люблю…
Из слов Алексея картина причин разрыва становится ясна. Все остальное – уже межличностные конфликты, мало имеющие отношение к теме.
От «Пряжки» до Сорока шести»
В марте 1983 года в Ленинграде состоялся первый в городе, да и во всей стране, рок-фестиваль. Конечно же, далеко не все прошло так, как того хотелось рок-музыкантам, но сам факт проведения подобного мероприятия был отрадным, почти революционным.
«КИНО» из-за отсутствия полноценного состава в фестивале не участвовало, и Цоя очень раздражали вопросы на эту тему. По свидетельству Марьяны, его по двадцать раз на дню спрашивали, почему он не выступает. «Состава нет», – отвечал Виктор. «А в акустике?» – «Не хочу…»
Отсутствие состава хоть и удручало Виктора, но отнюдь не тормозило работу. Он по-прежнему пишет новые песни и выступает на «квартирниках», совмещая музыку с работой в садово-парковом тресте. Марьяна в одном из своих интервью вспоминала, как ездила с Охты, где они тогда жили, на работу к Цою в парк с бидончиком пива и жареным кабачком…
Каспарян, поначалу смешивший рок-тусовку, начал вписываться в стиль «КИНО», что очень радовало Цоя.
Александр Титов, музыкант группы «Аквариум»:
Что касается Каспаряна, то, перед тем как он появился в «КИНО», у него наверняка был период информационного голода, когда он тянулся к чему-то, но не имел источников. Это сказывалось на его игре: она была однообразной. Но он очень быстро вырос, потому что стал получать больше информации и потому что он очень умный парень и у него хорошее ухо. Он талантливый в музыкальном смысле человек. Он же самоучка, а когда самоучка достигает каких-то результатов, это говорит о его таланте, о том, что ему дано свыше.
Виктор и Марьяна Цой. 1982 год. Фото – Алексей Вишня
Марьяна Цой:
Как ни странно, Каспаряна привел все-таки «Рыба». Каспарян – это был такой самородок, ну прямо из лесу вышел… Цой его играть учил. Я его каким-то другим вещам учила, типа: не вытирать руки о штаны.
Инна Николаевна Голубева:
И появился Каспарян, который стоял, вот так вот открывши рот, смотрел на Витю. Как робот буквально. Будто его заколдовали. Ловил каждый звук Витиного голоса… Пришла как-то раз мадам Гребенщикова и сказала:
«Выгони ты этого дурака. Он тебе всю обедню портит. Что ты взял какого-то младенца?» Ругалась с Витькой. А Витя говорит: «Ничего, молодой… – Он как мэтр уже тогда говорил. – Молодой – научится». Вот так… Он уже папой таким себя представлял…
Виктор Цой:
Каким же будет новое «КИНО»? Я, Виктор Цой, гитара, скорей всего акустическая, и вокал. Юрий Каспарян, электрическая гитара. Владимир Арбузов, из «Мануфактуры», мы с ним, кстати, давно договаривались играть, да все не получалось – бас-гитара. И за неимением барабанщика возьмем известного многостаночника – Александра Кондрашкина.
Как видим, планы Виктора вращались вокруг нового состава, и даже примерный состав группы был подобран, но в итоге получилось все совсем иначе… Пока Каспарян разучивал гитарные партии, Цой вкупе с Майком Науменко частенько давал «квартирники» в Озерках у Павла Краева.
Павел Краев, устроитель квартирных концертов:
Это была с моей стороны прежде всего помощь музыкантам. Майк, кстати говоря, никогда не заказывал «квартирников». А Цой и Башлачев – они просили. Они меня просили просто: «Сделай „квартирник“, надо денег». У меня не получалось им заплатить столько, сколько им хотелось… 30 рублей обычно. Это моя гарантия была – 30 рублей. Конечно, не получалось. Но они очень хорошо скидывали. Я просил: «Ребята, у меня нет столько. Давайте на 50, например? Вам пополам по 25». А помогавший им иногда Наиль Кадыров, кроме портвейна, не получал ничего. Он потом приходил ко мне и сдавал пустые бутылки… Одним из самых ярких впечатлений от одного такого концерта, где Майк играл с Цоем и с Наилем, был момент, когда Серж внес авоську с водкой во время выступления. С авоськой, из которой торчали горлышки водочных бутылок. Это было, конечно, прекрасно. Все зааплодировали: полная авоська с водкой. Конечно, все радостно восторгнулись и похлопали в ладоши. И тут Майк сказал: «Цой, это не нам аплодисменты. А водке».
Летом 1983 года про Цоя вспомнили Вооруженные силы. Виктор решил «закосить». Получение психиатрического диагноза было единственным гарантированным «откосом» от службы в армии. Поэтому в середине августа 1983 года Цой с помощью Марьяны расцарапал себе вены и вызвал «скорую», после чего оказался в психиатрической больнице № 2, расположенной на набережной реки Пряжка.
Рашид Нугманов:
Афганская война была одной из дополнительных причин, по которым Виктор «косил» от армии в «психушке».
В те времена держалось устойчивое мнение, что у призывников с восточной внешностью более высокие шансы попасть в Афганистан
Инна Николаевна Голубева:
Да, Вите пришла повестка, и начиналась новая эпопея. Повестка пришла домой к родителям, значит, служить в доблестной армии. И начались звонки родителей. Роберт Максимович звонил и говорил Вите: «Ты честь семьи позоришь». Вот это мне всегда было очень интересно – про семью и про честь их, родительскую… «Что ты не идешь в армию? Ты должен идти, должен служить». Витя, конечно, и слушать не слушал их, все эти их бредни. Его родители были очень возмущены: «Ты позоришь нас, как так можно!» Им это казалось ненормальным, хотя Роберт Максимович тоже ни в какой армии не служил, потому что закончил Военмех.
Виктор Цой. Фото из архива Марьяны Цой
Цою, ориентировавшемуся на рассказы друзей (уже «откосивших» таким способом), две недели в «психушке» представлялись веселым приключением, но ему не повезло. По прихоти врача, пытавшегося вывести его на чистую воду, Виктору пришлось провести в дурдоме долгих полтора месяца, после чего он был выписан «законным советским психом». По словам Марьяны, он покинул лечебное учреждение «почти прозрачным».
Марьяна Цой:
На Цоя было страшно смотреть. Когда его выписывали, я еле дотащила Витю до машины и повезла домой – на очередную квартиру, которую мы тогда снимали. И вот просыпаюсь часа в два ночи, Цоя нет рядом. Выхожу на кухню: в темноте кромешной он что-то корябает карандашиком на разорванном спичечном коробке. Это был текст «Транквилизатора»…
Юрий Каспарян:
Это было не просто, Марьяна его навещала, я ждал, когда же он выйдет… Марьяша смешно рассказывала, как Цоя на Пряжку укладывали. Там нужно было под МДП закосить, маниакально-депрессивный психоз. Порезать вены и так далее. С этим брали. И у них там как-то было налажено со знакомыми, что его возьмут, но вены все равно нужно было резать. А Цой терпеть не мог крови. Палец колоть – это уже была проблема, тем более что человек на гитаре играл. А тут вены резать себе!.. В общем, вызвали они «скорую», приехали врачи, а Цой сидит такой розовый, на руках царапины какие-то маленькие. Но забрали все равно! Из больницы он принес две песни: «Транквилизатор» и «Я иду по улице в зеленом пиджаке…». По поводу последней сказал: ты рок-н-роллы любишь – вот тебе, пожалуйста… Ну, чтобы мне было понятно, что играть, потому что я, кроме рок-н-роллов, ничего не играл тогда практически. Все время мучился: что за «новая волна» такая, что там надо играть на гитаре? Там ведь гитара не основной уже инструмент. А мы были гитарной группой все-таки. И все это нужно было аранжировочно соотнести как-то – по функциям, по всему. Непростая задача: чтобы нововолновая эстетика присутствовала и в то же время чтобы все это оставалось простой гитарной музыкой. Я очень долго был в поиске, что видно по альбомам того периода: «Начальник Камчатки», «Ночь».
Я выхожу из парадной, раскрываю свой зонт.
Я выхожу под поток атмосферных осадков.
Я понимаю, что это капризы природы.
Мне даже нравится чем-то эта погода.
У-y, транквилизатор…
Метеоролог сказал, дождь будет недолго.
Я разобрал весь приемник, как опытный практик.
Ты понимаешь, что мне было трудно сдержаться.
Мне даже нравится этот, такой мой характер.
У-y, транквилизатор…
Я начинаю свой путь к остановке трамвая.
Я закрываю свой зонт, я – экспериментатор.
Вот проезжает трамвай, вот гремит, удаляясь.
Я направляюсь домой, я улыбаюсь.
У-y, транквилизатор…
Камни врезаются в окна, как молнии Индры.
Я нахожу это дело довольно забавным.
Ты понимаешь, что мне было нужно развлечься.
Мне надо чем-то лечить душевные травмы.
У-y, транквилизатор…
Вскоре Цой, продолживший репетиции с Каспаряном, решил сделать демонстрационную запись новых песен и дать Каспаряну возможность одному поработать над материалом. Запись под рабочим названием «46» была сделана в студии Алексея Вишни, ученика Андрея Тропилло, с которым они познакомились на записи «Сорока пяти». К тому времени, при участии Тропилло, Вишня собрал у себя дома небольшую студию, которую назвал «Яншива Шела». Это нелепое название по всем правилам конспирации того времени скрывало имя самого звукорежиссера.
Алексей Вишня:
С «Рыбой» мы перестали общаться. Он часто ездил в Москву и играл с Сергеем Рыженко, а я позвонил Цою. Несколько раз разговаривал с его мамой, но Виктора не было. «Он в больнице», – отвечала мама. «Ой, а что с ним?» – пытался я разузнать хоть что-нибудь. «Диабет», – отвечала мама… Наконец ответил Виктор: «Привет!» – «Витя, привет, это я! Ты что ваще, как ты себя чувствуешь?» – «Нормально…» Я не знал, как продолжать разговор. Чувствовал – что-то изменилось, что-то произошло с Виктором. «Вот, хотел вас в гости пригласить». – «На какой предмет?» Виктор держался подчеркнуто сухо. «Я магнитофон новый купил, давай попробуем сделать запись?» – «Зачем?» – «Как зачем, чтобы записать новый альбом». – «Я не совсем понимаю, зачем это нужно, Леша». – «Как зачем? Да приедь, посмотри, что тут у меня». – «А ты уже пробовал писать кого?» – «Да нет, вот сам пробовал, записал пару болванок…» – «И что?» – «Нравятся! Приезжай, сам послушаешь». – «Ну, хорошо. Я позвоню завтра, может, решим как с Марьяшей». В течение двух дней они приехали. Решили что-нибудь записать. Все было уже настроено и полностью готово к творческой работе. Не успев оглянуться, они записали уже первую болванку песни «Троллейбус». Юра играл соло, Витя пел, аккомпанируя на двенадцатиструнке, а я стучал по картонной коробке клизмой, насаженной на отвертку… Когда мы пили чай, любые паузы я старался заполнить новым на тот момент релизом «ДК». Цою очень нравился «Новый поворот», где вокалист безжалостно визжал: «Вооо-оот, новый повороооо-ооот. Что он нам несет – вино или компот. Или наблюет нам за шивороооо-оооот», – Витя радостно подпевал магнитофонной записи и танцевал руками… В очередной песне я тоже нашел себе дело: Каспарян играл восьмыми нотами, а я вертел ручку панорамы, перебрасывая восьмые поочередно, из одного канала в другой. Мы сами не заметили, как все болванки уже записались. Достаточно было еще одного приезда, и запись будет готова. Так и случилось: в следующий раз Виктор приехал один. Мы где-то что-то подчистили, я склеил номера в нужном порядке и говорю: «А знаешь, как круто было бы альбом назвать? „Сорок шесть”!» Виктор рассмеялся, выразив тем самым согласие. По крайней мере мне это так показалось… Он попросил сделать несколько копий и увез их с собой. На следующий день был понедельник, и я отнес новый альбом на работу – дал копию парням. Потом одни друзья приехали послушать – забрали копию. Затем другие…
В конечном счете запись распространилась по всему городу… Конечно, «46» не был полноценным альбомом. Витя решил его записать у меня только для того, чтобы под эти записи могли тренироваться музыканты, но я об этом узнал позже из интервью Цоя журналу «РИО». Потом «КИНО» переписали все эти песни по-новому: с Курехиным, Бутманом, Кондрашкиным, Трощенковым, Гребенщиковым. Они, конечно, лучше зазвучали все эти песни, однако чувствовалось, музыкантам пригодился наш первый совместный опыт. Они очень хвалили обстановку в моей студии – мол, пишешься у тебя как человек. Я старался создавать музыкантам хоть какой-то комфорт. По крайней мере около моих микрофонов спокойно можно было курить, пить чай в домашних тапочках.
Цой же, по воспоминаниям близких ему людей, никогда не воспринимал «Сорок шесть» как полноценный альбом группы «КИНО», хотя и смирился с тем, что запись «пошла в народ». Но для него она так и осталась демонстрационной лентой, рабочим материалом для Каспаряна.
Марьяна Цой:
Цой немного позлился да и плюнул, но сам никогда не называл эту работу альбомом группы.
Алексей Вишня:
Как музыканты, они были тогда на уровне нулевом. Ничего не контролировалось на записи, как получалось, так и получалось. Что меня на протяжении всей записи удивляло, так это то, что музыканты мне ни разу не сказали: «Давай, Вишня, отмотаем пленку назад, все к чертовой матери сотрем и перепишем все заново!» Хотя это вполне можно было сделать. Цой умел играть на гитаре, но притом что его называли бряцальщиком – он умел извлекать из гитары звук. Пускай это был и бряцающий звук, но это был хороший бряцающий звук, хороший чес.
Алексей Рыбин:
Цой первые пять лет своей творческой работы с «КИНО» ходил для завсегдатаев рок-клуба в «пэтэушниках», дворовых гитаристах.
В декабре Виктора вместе с Майком Науменко приглашают в Свердловск, где они выступают на нескольких полуподполъных концертах. Воспоминания свидетелей тех событий собраны в замечательной книге Елены Пудовой «Осторожно, гололед!».
В общем, 1983 год был довольно напряженным, и, как говорила Марьяна, «мы вздохнули с облегчением, когда он кончился».
Назад: «Радоваться надо!»
Дальше: «Начальник Камчатки»
