Глава 13
Олаф Длиннобородый, потирая пальцами виски, едва заметно скривился. Потом скользнул взглядом по комнате: сидящий у очага Эйнар, притихшая дочь Вильяма, что забилась в угол кровати за перегородкой, ее муж, деловито вышагивающий взад-вперед и не замолкающий ни на минуту… В сторону длинного стола, на котором лежало тело Хейдрун, Олаф старался лишний раз не поворачиваться. Да и на что там глядеть-то теперь?
А вот Рыжему в глаза посмотреть придется.
Вспомнив об этом и с горем пополам сосредоточившись, конунг вновь заставил себя слушать мерную речь гостя. Обстоятельства трагедии лорд Мак-Лайон уже осветил детально и сейчас перешел к многословным выводам, от которых у Олафа пухла голова. Но даже на одну-единственную похмельную чашу, увы, не было времени. Длиннобородому еще предстоял долгий и мучительный разговор со своим ярлом, и подготовиться к оному следовало в как можно более сжатые сроки.
– …таким образом, я решительно настаиваю на причастности к этому делу кого-то из вашего ближайшего окружения. А также на том, что Эйнар вряд ли мог убить свою жену. Как минимум потому, что памятный кинжал он снял еще по возвращении из храма, при свидетелях, и к сундуку с того момента больше не подходил. Сразу от дверей он направился к столу, из-за которого его, извиняюсь, попросту вынесли. Даже на двор он не отлучался – это может подтвердить кто угодно, включая вашего покорного слугу. В существовании помощника, который сумел бы передать Эйнару нож, я тоже сомневаюсь. Сэконунг ни на минуту не исчезал из поля зрения гостей, а на брачное ложе его препроводили в таком состоянии, что он не то что оружие в руках держать – даже стоять без посторонней помощи не мог.
– Знаю, сам нес, – мрачно отозвался конунг. – Дальше!
– Дальше переходим к личности убийцы и его возможным мотивам. Мотивов немного – всего один. Власть. Потому как если бы речь шла о мести, задуманной неудачливой соперницей…
– Да ты чего несешь, лорд?! – дернулся Эйнар. – Сольвейг и мухи не обидит!
– Закрой рот, – коротко рыкнул Олаф. И кивнул Ивару. – А ты продолжай. Месть, я так понял, ты не рассматриваешь? Отчего ж? Сигурд Пустоглазый здесь. И сестру привез, мне докладывали. Арундейлы не ягнята безответные, да и брак этот им с самого начала был поперек горла.
– Тут соглашусь. Своего конкурента и его семью вы лучше меня знаете. Но вот что касается сестры?.. Положим, к Хейдрун у нее были претензии, и немалые. Больше того – Сольвейг присутствовала на свадебной церемонии и в полной мере могла ощутить горечь поражения. Никогда не знаешь, что придет на ум оскорбленной женщине, проживи она хоть всю жизнь до этого тихой горлицей. Но давайте зададимся простым вопросом: какие цели преследовала бы сестра ярла Сигурда, решившись на убийство Хейдрун? Пожалуй, только одну – избавиться от соперницы, чтобы занять ее место. Но позвольте, зачем бы ей тогда подставлять Эйнара?.. В его чувствах Сольвейг была уверена полностью, а уж о том, как сильно ваш сын не желал связывать себя узами брака с дочерью ярла Ингольфа, знает весь Берген!
Длиннобородый, помедлив, вынужденно кивнул.
– Орудие убийства, – продолжил Ивар, – тоже важная деталь. Взять кинжал мог только тот, чьему присутствию рядом с сундуками никто не придал бы значения, то есть кто-то свой. В крайнем случае – приглашенный. Но и тому и другому нужен был ключ. У кого была вся связка, у Гуннара?..
– Ты в своем уме? – спокойно поинтересовался конунг. – Гуннару оно зачем?
– Незачем, в том-то и сложность. К тому же Эйнар видел убийцу, пусть не в лицо, – и размерами он даже отдаленно не напоминал вашего ярла. Но главный вопрос сейчас не в том, кто ударил Хейдрун, а у кого была возможность вынуть нож из сундука так, чтобы этого никто не заметил.
– Так небось перед самым убийством и вынули. Когда все улеглись. Раньше-то никак было не подобраться – мы с Ингольфом бочонки рубили как раз у дверей, бойцы туда-сюда шастали… Да и знали ж все, что за оружием Гуннар надзирает. Начни кто другой, хоть я, крышками хлопать – там бы и попался!
– Я тоже так думаю, – сказал Ивар. – Значит, над этим еще предстоит поразмыслить… Но вернемся к Арундейлам. Как я уже говорил, сомневаюсь, что это дело рук Сольвейг. Тем не менее ее брата, как вашего главного соперника, со счетов сбрасывать нельзя. На Эйнара у него явно были большие планы, и Рыжий в честолюбивых замыслах Сигурда Пустоглазого – та еще палка в колесе. Я говорил о власти – извольте, вот и мотив. Устранить досадную помеху в лице Хейдрун до свадьбы было невозможно, но кой черт разница – холостяк или вдовец?.. Главное, что Эйнар теперь свободен. Не удивлюсь, если ближайший родственник его возлюбленной выкажет полнейшую готовность прикрыть перспективного жениха своей сестрицы от гнева ярла Ингольфа… Однако даже в таком случае это еще не доказательство вины.
– Как – не доказательство? – нахмурился Олаф. – Да Арундейлу от Эйнаровой блажи наипервейшему выгода получается!
– Именно. Слишком уж предсказуемо. А также рискованно и глупо. Сомневаюсь, что ваш прямой конкурент не подумал бы о том, на кого первым делом повалятся все шишки. К тому же не забывайте, чем может обернуться для Эйнара смерть жены. Ингольф еще ничего не знает, но это ненадолго. Вы уверены, что ярл не наломает дров, когда вместе с трупом дочери ему один приметный кинжал предъявят?..
– Перегибаешь, лорд. Рыжий ведь не кретин. И друг мне. Нешто он на Эйнара с мечом ломанет, толком не разобравшись?
– Всякое бывает. Отцовские чувства, конунг, еще никто не отменял. А кровная месть? Кому, как не вам, знать традиции собственного народа?.. Опять-таки существуют и другие виды наказания: того же Сигвальда Железное Брюхо из страны выслали за убийство. Что мешает, к примеру, вам поступить так же? И сын живой, и союзник не потерян! Одно но – в любом случае ни от мертвеца, ни от изгоя Арундейлам проку не будет. Эйнар им нужен живой, свободный и не запятнавший чести. Иначе на тинг можно не соваться даже… Поэтому повторюсь – пускай я не исключаю возможности, что ярл Сигурд тут замешан, но с той же вероятностью он может оказаться чист.
Конунг недовольно поджал губы:
– Может, не может… Предъявить нам ему нечего, я так понял?
– Увы.
– А ежели постараться?..
Ивар криво усмехнулся:
– Постараться можно. И к стенке припереть тоже – если виновен. Но для этого как минимум нужно выяснить, где ярл находился в момент совершения преступления, кто может это подтвердить, насколько тем свидетелям стоит верить… И это при том, что я бы не советовал так сосредотачиваться на одном лишь Сигурде Пустоглазом. Очень уж обстоятельства мутные.
– Ну не Эйнар же Хейдрун ножом пырнул? Так? Значит, долго искать не придется!
– Боюсь, вы не совсем понимаете, конунг…
Длиннобородый поднялся со стула и посмотрел на лорда тяжелым взглядом:
– Я не ты, да понимаю. Может, и не Арундейлы злодейство сотворили, мало ли у меня завистников?.. Только Рыжему все эти догадки да рассуждения – звук пустой. Эйнара он не тронет, коль вина его не доказана, но смерть дочери никому с рук не спустит. И мне не позволит, – Олаф, хрустнув пальцами, повернулся к сыну. – Вставай. Со мной к Ингольфу пойдешь. Не хватало еще, чтоб у него сомнение закралось. Говорить вместе будем! Даст бог, услышит.
– Если позволите, конунг, – после паузы сказал Ивар, – я бы тоже хотел присутствовать.
Длиннобородый, помедлив, кивнул. И, пропустив Эйнара вперед, вышел. Лорд Мак-Лайон, на ходу набрасывая плащ, заторопился следом. Чуть приостановился на пороге, обернулся:
– Херд, Жила, вы тут еще посидите, хорошо? Условный стук тот же, чужих не впускать.
Дружинники с пониманием склонили головы. Из-за перегородки высунулась Нэрис:
– Ивар, ты надолго?..
– Как получится, милая, – неопределенно отозвался муж, уже одной ногой стоя на улице. – Но за четверть часа вряд ли обернусь. Так что отдыхай, не жди.
Дверь хлопнула, на мгновение впустив в дом завывания метели, и все стихло. Леди Мак-Лайон с тяжким вздохом сползла с кровати. Бросила унылый взгляд на стол, где, накрытая с головой, лежала Хейдрун. До отдыха ли в такой компании?
Нет, покойников Нэрис не боялась. Она целиком и полностью разделяла мнение Ивара, что бояться стоит живых. И наглядный пример делил с ней сейчас одну комнату… Леди отвела глаза от бугрящейся простыни, кое-где покрытой засохшими бурыми пятнами. Сдернула с постели лоскутное одеяло, набросила поверх. И, развернувшись, наткнулась взглядом на саквояж у кровати. Внутри него, в потайном кармашке, лежал маленький стеклянный пузырек.
Метель бушевала с какой-то отчаянной, озверелой яростью. Небо слилось с землей, превратив все вокруг в одно сплошное серо-белое месиво. Снежные вихри, налетая друг на друга, плясали в безумном танце, валили с ног, швыряли в лицо колючую ледяную россыпь. Творимир, тяжело опираясь на буковый посох и прикрыв лицо рукавом, пробирался по сугробам к гостевому домику. Шел он, кажется, уже целую вечность: усталость, бессонная ночь, полная тревог, встречные порывы ветра и метущий в лицо снег порядком вымотали воеводу. К тому же, что и говорить, отвык он в Шотландии от этакой круговерти – когда даже ноздри полны ледяной белой каши, и ни вздохнуть лишний раз, ни моргнуть.
Как велел Ивар, старшую (а теперь уже и единственную) невестку конунга Творимир проводил. После, памятуя о непогоде, прихватил забытый кем-то у дверей буковый посох да со спокойным сердцем поворотил назад. И давно бы уже дошел, кабы не метель! Отдуваясь и застревая в сугробах, русич топал вперед, мечтая только об одном: добраться поскорее до благословенного очага. А потом рухнуть на тюфяк и забыться сном хоть на полчаса – завтра-то вряд ли посчастливится…
– Стой, кто идет?! – тревожно донеслось сквозь завывание ветра.
Творимир стряхнул с бровей налипший снег и поднял голову. Сквозь молочную муть впереди проступило колеблющееся желтое пятно. Воевода сощурился – нет, глаза его не обманули. То ли фонарь, то ли факел, и держит его какая-то тощая смазанная фигура.
– Эх! – успокаивающим тоном отозвался русич. Он узнал голос горе-часового, того самого, что давеча на пару с леди Мак-Лайон грел уши у задней двери. Нескладный такой, одно название, а не дружинник. Как там бишь его кличут, Йорни? Или Бьёрн? Так и не определившись, воевода поспешно двинулся навстречу обеспокоенному бойцу. Имя его – дело десятое. Как бы дротик не метнул, дуралей, от излишней бдительности!..
Окутанная белыми вихрями фигура часового качнулась навстречу гостю. Остановилась, поджидая. И, подняв факел повыше, расплылась в знакомой щербатой улыбке:
– Творимир! А ты чего тут бродишь? Пурга страшная!
Русич неопределенно развел руками. И, страдальчески поморщившись от новой порции колючего снега в лицо, натянул на лоб сползший капюшон. Норманн, заметив это, склонил голову набок:
– Заплутал, что ли? Оно и верно, давно такой метели не было. Пойдем, сведу к твоим, гостевой дом тут рядышком. Все одно мне во дворе еще час торчать до смены. А зачем? Кому оно сдалось, в такую бурю, против конунга козни строить?
Сердито брюзжа вполголоса, дружинник развернулся и уверенно зашагал вправо. Русич последовал за ним. В болтовню Йорни он не вслушивался, знай себе топал след в след и тихо радовался, что в самом скором времени стряхнет наконец с себя несколько фунтов опостылевшего снега, протянет руки к огню…
– Ах ты ж!..
Факел впереди коротко вспыхнул, чудом не погаснув под очередным резким порывом ветра. Норманн резко затормозил. Творимир недовольно заворчал – ну, что там еще? Дорогу забыл? Аль вести передумал? Йорни, подавившись новым невнятным восклицанием, попятился. Налетел спиной на Творимира, торопливо вздернул факел вверх и принялся озираться по сторонам. Русич мысленно плюнул. Вот свезло же! Этот молокосос сам в трех столбах путается, а тоже еще, в провожатые лезет!
– Ты видел? – Голос дружинника был хриплый, словно от страха. – Ты их видел?
Творимир шагнул вперед, обогнув замершего норманна. Огляделся. Как и предполагалось – никого. Вот уж правду говорят, лиха беда начало! Мало ему пурги, мало хлопот, так еще и…
– Эх?
Слева в стремительном вихре мелькнула темно-серая юркая тень. Мелькнула и исчезла, зато появилась вторая – уже справа. Собаки? Воевода насмешливо ухнул – хорош ярл Гуннар, коль его бойцы живности домашней боятся. Псы у северян здоровые, лютые, но уж своих-то знают?
Хотя, ежели подумать, двор-то конунгов. А Йорни не из его дружины. Не говоря уж о Творимире. Еще и правда вцепится какая шельма! Русич поудобнее перехватил посох. К собакам, в отличие от волков, он относился вполне терпимо, но и ноги свои ему были дороги.
– Эх!
Вновь налетевший порыв ветра, хлестнув по глазам снежной плетью, заставил зажмуриться. Воевода тихо зашипел. Вытер лицо рукавицей, разлепил веки – и встал как вкопанный: прямо перед ним, вся в белых завитушках метели, каменным изваянием застыла остроухая собачья фигура. Большой серый пес с черной мордой, похожий на волка, стоял прямо перед Творимиром и, не мигая, смотрел на него. Русич почувствовал себя неуютно – глаза бесстрашной псины были пронзительно-голубые, в грозовую синеву, с яркими звездочками зрачков. Он никогда не видел у собак таких глаз.
Отбросив неприятные мысли, Творимир замахнулся на пса палкой. Однако бесстрашную скотину жест воеводы не впечатлил: пес лишь встопорщил уши и принюхался, словно раздумывая, достоин ли двуногий его пристального внимания. Посох снова взлетел кверху, целясь прямо в центр гладкого серого хребта, но пес не стал его дожидаться. Текучим движением вывернувшись из-под удара, он сделал молниеносный бросок вперед, перехватил толстую деревяшку челюстями…
– Эх!
Рывок с проворотом – и опешивший Творимир понял, что его пальцы сжимают воздух. А толстенная буковая палка зажата в капкане белых собачьих клыков. Ровно посередине. Глубоко внутри заворочался потревоженный зверь, но русич усилием воли заставил его утихнуть. Прорываться, пока у пса пасть занята? Так ведь он тут не один, остальные со спины броситься могут. Йорни сопляк, помощи от него не жди, а если Гуннарова дружинника порвут невзначай, командир с него, Творимира, шкуру спустит – довольно им и ярловой дочки, еще за бойцов чужих отвечать не хватало! Только что ж теперь, так и топтаться по колено в сугробах, как слепой на распутье?.. Словно прочитав мысли воеводы, пес тихо фыркнул. Потом повернул башку, внимательно посмотрел Творимиру в глаза и резко сжал челюсти. Хрустнуло – громко, коротко, и по обе стороны черной морды упали в снег две половинки посоха. Швырнется, нет? Русич медленно попятился. Заслонил плечом тщедушного часового, чуть прикрыл веки, сосредотачиваясь… И вдруг понял, что обороняться им больше не от кого.
Зверь исчез. Беззвучно, бесследно. Только на снегу остались валяться два разлохмаченных куска буковой палки. Творимир медленно моргнул. Потом встряхнулся и завертел головой по сторонам. Снег, ветер, глухое завывание метели – и никаких собак. Но не могли же они ему почудиться? Уж этот, голубоглазый, точно не мог! Терзаясь сомнениями, воевода обернулся к Йорни. Норманн стоял рядом, стиснув пальцами древко почти угасшего факела. Стоял молча, очень прямой и очень белый. И застывшим взглядом пялился на останки посоха.
– Эх?
Караульщик вздрогнул. А потом, придя в себя, впился мертвой хваткой в локоть воеводы:
– Они ушли?
– Эх??
– Ай, не важно! Пойдем скорее! Метель в самой силе, кабы беды не вышло… Да шевелись же ты, чего уперся?!
Дружинник нервно оглянулся, потом швырнул факел в ближайший сугроб и торопливо потянул ничего не понимающего Творимира за собой.
– Эх! – воевода попытался выдернуть локоть из цепких пальцев норманна, но, к вящему своему удивлению, не сумел. Тощий нескладеха, которого, кажется, щелчком прибить можно было, вдруг обнаружил такую силу, что Творимир аж диву дался – откуда что взялось? С другой стороны – чего брыкаться, пускай тащит, главное, чтоб с улицы да к очагу жаркому!.. Малахольный какой-то, подумал Творимир. И, прислушавшись к бормотанию дружинника, недоуменно наморщил лоб.
– Псы, – невнятно донеслось сквозь тоскливые завывания метели. – Псы вернулись. Да кто ж их привел-то сюда, храни нас Один?!
Жила, поерзав на тюфяке, тихо ругнулся и встал. Сделал шаг к входной двери, прислушался, проверил засов…
– Ты чего? – поднял голову Херд. – Сам же запирал.
– Да так. На всякий случай.
Товарищ зевнул во весь рот:
– Откуда тому случаю взяться? Лорд Мак-Лайон такого шороху навел! А щас еще Рыжему все расскажет – город ежом встанет. Вздремнул бы ты лучше, Жила, пока возможность есть. Уж всяко убивец тот к нам не полезет! Чего ему тут ловить-то?..
– Может, и есть чего, – хмуро отозвался дружинник, оставляя засов в покое. – Нам откуда знать?
Он прошелся по тесным сеням, вновь покосился на закрытую дверь и обернулся в сторону перегородки на жилую половину. Вспомнил заляпанный кровью стол, прикрытое простыней тело дочери ярла, которое никто так и не сподобился унести. «Вот уж не дело, – осуждающе подумал боец. – Тепло, запах скоро будет. Ей больше ничем не поможешь, а врачевательнице каково? И спасти не смогла, и сиди теперь в одном дому с покойницей! Пусть Хейдрун у нее на руках отошла, а все ж боязно небось? Вон шуршит там чем-то, не спится, видать…» Он, поколебавшись, заглянул в комнату. Обрывки бинтов с пола были убраны, кровать застелена, на стол поверх простыни наброшено лоскутное одеяло. Нэрис и правда не спала. Только до трупа, дожидающегося своего часа в пяти локтях от нее, леди определенно не было никакого дела: придвинув поближе к очагу низкий табурет, она раскладывала на деревянном сиденье блестящие склянки, что-то сосредоточенно бормоча себе под нос. Рядом стоял открытый саквояж. Жила качнул головой – крепкая женщина, однако! Или привычная просто? С таким-то супружником… Норманн чуть подался вперед.
– Вроде чистая, – услышал он. – Но стенки влажные и запах есть, стало быть… Нет, не яд. Да и зачем бы он, спрашивается? Ножом же били.
Леди Мак-Лайон перегнулась через саквояж, уцепила пальцами связку лучины и, выдернув одну, потоньше, намотала на ее верхушку клочок корпии. Взяла с табурета крохотную склянку, придирчиво оглядела со всех сторон… А потом, аккуратно введя в узкое стеклянное горлышко край лучины, мазнула несколько раз корпией по дну пузырька. Жила вытянул шею: подобные манипуляции он видел впервые. Зачем это ей? Врачевать ведь больше никого не надо!
Нэрис с величайшей осторожностью извлекла лучину из склянки и поднесла к носу. Принюхалась. Задумчиво наморщила брови, оглянулась через плечо на стол.
– Ну точно есть! – уверенно сказала она, ни к кому не обращаясь. После чего быстро выпрямилась и, не выпуская из рук лучины, шагнула к столу. Свободной рукой отдернула простыню с головы покойной, еще раз принюхалась к кусочку корпии и, выдохнув, склонилась над застывшим лицом Хейдрун. Дружинник округлил глаза. Навалился плечом на перегородку, силясь рассмотреть, что понадобилось леди Мак-Лайон от несчастной покойницы и…
Скри-и-ип!
Предательское дерево выдало его с потрохами. Нэрис рассеянно обернулась на звук:
– Что?.. А, это ты, Жила!
– Я… Простите, ежели беспокою, госпожа, да только…
Она отмахнулась. Снова поднесла к носу лучину, подумала и позвала:
– Иди сюда. Может, хоть ты разберешь?
Уговаривать себя норманн не заставил. Мертвяки ему были не внове, торчать у двери вместе с зевающим Хердом надоело до икоты, да и любопытно стало: что шустрая жена советника выдумала на этот раз?.. Он подошел к столу, бросил взгляд на саквояж, на разложенные подле склянки с непонятным содержимым и честно признался, что помочь – это он с удовольствием, да вот только лекарской науке не обучен.
– Не важно. – Нэрис без предисловий вытянула руку и сунула свою лучину дружиннику прямо под нос. – Нюхай!
– Чего?!
– Запах от нее есть, – нетерпеливо пояснила леди. – Такой же, как от губ Хейдрун. Мы с Эйнаром склянку нашли, в кулаке у бедняжки была зажата. Там пара капель оставалась, корпия влагу впитала… Да понюхай же, ну! Ничего с тобой не случится!
Жила с подозрением наклонился к лучине. Помедлив, осторожно втянул носом воздух:
– Пахнет.
– Это я и без тебя знаю. – Нэрис требовательно заглянула ему в лицо. – А чем? Вроде как травы, а какие – понять не могу. Все уже перебрала, ни одна не подходит. И это не мое обезболивающее, точно. Думала, может, ваше что… Тоже не узнаешь, да?
– Травы-то? – невнятно переспросил норманн, раздувая ноздри. – Нет, госпожа. Трав не услышал. А запах вот дюже знакомый! Дайте-ка еще разок… Ну, что я говорил? Она и есть.
– Кто??
– Мухоморова настойка, госпожа. Даже и гадать нечего. Если не верите, могу Херда позвать. Или еще кого, хоть из нашей дружины, хоть из чьей! А только они вам то же скажут.
Леди Мак-Лайон задумчиво прикусила нижнюю губу. Помолчала секунды три и неуверенно подняла на него глаза:
– Мухоморы, значит? А что, Жила, разве такую настойку все северяне пьют? И женщины тоже?
Он развел руками:
– Не знаю, не спрашивал. Хотя вообще вряд ли. Бабе оно зачем? Наш брат, понятно, хлебнуть может – особенно берсерк если и бой жаркий выдался. Бывает, прямо сырой гриб жрут! Но чтоб девица, да еще ярла дочь?..
Норманн оттер врачевательницу плечом в сторонку и нагнулся над Хейдрун, принюхиваясь. Нэрис была права – от запекшихся бледных губ девушки едва слышно тянуло привычным горьковатым ароматом. Сам Жила мухоморову настойку не особенно жаловал, но пил не единожды. И запах ее ни с чем перепутать не мог.
– Она, – вынес вердикт дружинник, выпрямляясь. – Точно она, чтоб мне лопнуть!
Леди нахмурилась. Медленно накрыла простыней лицо покойницы, покрутила в пальцах свою лучину… И вздрогнула – снаружи кто-то с силой толкнулся в дверь. Жила обернулся к сеням. Подождал мгновение – не раздастся ли следом условный стук, но услышал лишь еще одно неровное «бух!» да глухой мужской голос:
– Открывайте! Свои!
Из сеней высунулся Херд:
– Впустить или пущай катятся? Лорд велел сторонних гнать в три шеи.
– Спроси кто, – шепнул Жила, одним движением скользнув к двери. Не ко времени вспомнился убийца Эйнаровой невесты. Тоже небось не чужой был, раз уж она ему в ночи сама дверь открыла? Не нарваться бы вот этак же!
Он мигнул товарищу и прижался ухом к дереву, сделав знак леди Мак-Лайон – стойте, мол, где стояли, и тихо. Она кивнула. Человек с той стороны повысил голос:
– Есть кто внутри? Открывайте, хватит дрыхнуть! Ветром с порога сносит!..
– Не улетишь, не солома с крыши, – лениво отозвался Херд. – Кончай двери высаживать. Какого рожна надо?
– Войти, понятно! Открывайте! Сказал же – свои!..
– Отворять не велено. А коль свой, дак подождешь…
– Эх?!
Свирепый рык ударил в дверь снаружи, не дав дружиннику закончить и перекрыв сбивчивые объяснения незваного гостя. Нэрис встрепенулась:
– Творимир!
Потирающий ухо Жила вынужден был с ней согласиться. Стучал, выходит, один, а было их снаружи двое. И если первого по голосу норманн не признал, то уж знаменитое «эх», которым немногословный телохранитель главы Тайной службы имел обыкновение изъясняться в любой ситуации, никаких сомнений не оставляло. Опять же про стук условный русич понятия не имеет, он ушел еще прежде лорда. Знать бы только, с кем вернулся!..
– Ну? – подал голос Херд. – Так впускать или чего?
– Впускай, – поколебавшись, махнул рукой приятель. – Ворог так орать не станет, а Творимиру не откроешь – сам сто раз потом пожалеешь. Госпожа, вы все ж таки укройтесь за перегородку! Мало ли.
Леди Мак-Лайон, снова кивнув, исчезла. Херд поднял засов. Жила отступил на шаг, готовясь, в случае чего, принять удар на себя. Дверь распахнулась.
– Эх!..
Занесенный снегом воевода, сердито зыркнув на обоих дружинников, перешагнул через порог. Встряхнулся, как взаправдашний медведь, скинул капюшон и, обернувшись назад, кивнул, будто приглашая. В дверной проем шмыгнула нескладная фигура. Херд, брякнув ножнами, заступил ей дорогу:
– А ты-то куда разогнался?
– Эх… – снисходительно буркнул Творимир.
Часовые непонимающе посмотрели друг на друга: телохранителя лорда Мак-Лайона они знали еще по Шотландии, и такое гостеприимство, учитывая нынешние обстоятельства, с нелюдимым русичем никак не вязалось. Жила насупил брови и повернулся к топчущемуся у входа бойцу:
– Чей будешь? Кого надо? И не вздумай брехать – Творимир тут человек новый, а мы ж проверим!
– Да Йорни я. Из дружины ярла Гуннара. Караул нес, вот вашего подобрал, заплутавшего… Дверь-то заприте, нанесет сугробов полный дом!
Нэрис, услышав знакомый голос, выбралась из своего укрытия. Оправила платье, улыбнулась Творимиру, приветливо кивнула Йорни и поежилась:
– Дверь лучше и правда прикрыть, холодно… А насчет гостя нашего ты, Жила, не сомневайся! Он правду сказал. Мы из Шотландии вместе ехали.
Дружинник пожал плечами и послушно навалился на дверь. Лязгнул засов. Нэрис оглядела заснеженные фигуры двух мужчин и, спохватившись, сказала:
– Давайте скорее к огню! Продрогли, наверное, насквозь. Как метель, не утихла еще?
– Куда там, – отозвался Херд. – Я открыть не успел, как мне в морду горстью снега хлобыстнуло. Не видно ни зги, и ветер воет. Надолго теперь небось…
– Надолго, – хрипло выдохнул Йорни, не двигаясь с места.
Херд посмотрел в его бледное лицо и хмыкнул:
– Что, обратно в караул неохота?
Тот молчал, глядя в пол. Леди Мак-Лайон обеспокоенно шагнула к нему:
– Йорни? С тобой все в порядке?
Норманн неопределенно шевельнул плечом. А потом поднял глаза на Жилу и сказал:
– Псы.
– Чего?
– Там, снаружи. Все девять. Сам видел.
Нэрис, ничего не понимая, приподняла брови. А лица дружинников Эйнара вдруг одновременно вытянулись:
– Брешешь!
– Мож, померещилось?
Йорни быстро мотнул головой. И ткнул пальцем в Творимира:
– Хоть у него вон спросите! Вместе ж были. Они это, точно вам говорю. Вернулись. Ищут…
– Кто ищет? – совершенно запуталась Нэрис, переводя жалобный взгляд с лица Йорни на построжевшего Жилу и обратно. – Кого? Объясните вы толком! Что может быть такого ужасного в собаках?.. Творимир!
Воевода, вспомнив пронзительно-голубые глаза бесстрашного пса, нахмурился. Норманны ни бога ни черта не боятся, а тут всего два слова, «псы» да «девять», – и рожи у обоих как береста сделались. Значит, есть причина?
– Эх! – потребовал он, упершись глазами в Йорни.
Дружинник ярла Гуннара, до которого только сейчас дошло, насколько странно его поведение выглядит в глазах шотландских гостей, смешался. Заморгал, заторопился было разъяснить, но с первых же неразборчивых слов был прерван Жилой:
– Сымай плащ да иди к огню. Обогреешься, в себя придешь. Все одно начнешь скакать сейчас с пятого на десятое!.. Простите, госпожа. Запамятовали мы, что вы с Творимиром нездешние. Обычаев наших не знаете, легенд не слышали… А Йорни грех виноватить, я и сам бы струхнул.
– Из-за собачьей стаи? – недоверчиво переспросила Нэрис. – Да ведь только на подворье конунга собак несколько дюжин бегает! На псарню даже без Рагнара любой войти может. Я там сама вчера час провела, всех перегладила… Жива, как видите!
– Этих бы не погладили, – подал голос Херд. – Они не ласки ищут.
– А чего? И зачем? И, господи ты боже мой, скажите уже, что тут вообще происходит?!
Норманны переглянулись. Жила посмотрел на раздосадованную леди и с сожалением покачал головой:
– Уже произошло, госпожа. Недаром, видно, лорд Мак-Лайон кого-то из своих винит в злодействе. И метель, теперь вижу, тоже не просто так! Они вернулись, чтобы забрать своего. Они всегда возвращаются.
– Кто? Собаки?!
– Нет, госпожа, псы. Псы Локи…
