Книга: Охота на гончих
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11

Глава 10

Небольшой головной отряд свиты ярла Ингольфа уже достиг крыльца и, поворотив лошадей, разделился надвое, пропуская вперед своего повелителя. Нэрис, привстав на цыпочки, вытянула шею. Рыжего она узнала сразу по огненной шевелюре, яркость которой не смогла приглушить даже седина. Ярл возвышался над толпой – как всегда прямой и невозмутимый. И пускай размерами да шириною плеч он порядком уступал Гуннару, но усомниться в силе Ингольфа Рыжего не смог бы никто. Буйство и простота Гуннара, которые были так по сердцу его дружине, вчистую проигрывали холодноватой сдержанности второго ярла. Лично его Нэрис знала плохо, но, судя по рассказам лэрда Вильяма, характер Рыжего полностью соответствовал внешности. На слова он был скуп, суждениями нетороплив, а в бою – страшен. Поговаривали, что одно только появление Ингольфа на поле брани могло повергнуть врага в бегство… И вот этого человека Эйнар намеревался оскорбить отказом? «Вовремя даны на земли Фолькунгов позарились! – подумала леди. – Такие, как Рыжий, обид не помнят – сразу воздают. И дорогу им переходить не стоит, коли жизнь дорога».
Предмет ее мыслей, чуть покачнувшись в седле, поднял голову и окинул равнодушным взглядом двор. Нэрис невольно вздрогнула, когда холодные глаза ярла встретились с ее собственными – пусть лишь на какое-то мгновение, но ей и того хватило. Выдавив из себя жалкую улыбку, Нэрис с трудом подавила желание спрятаться за спину Тихони. Не от страха, нет, просто Рыжий одним своим присутствием вызывал у большинства людей осознание собственной ничтожности.
Ингольф едва заметно шевельнул бровью: дочь старого знакомого он узнал, на лица у ярла память была завидная. Удивления, однако, не выказал – только легонько кивнул в ответ на ее улыбку и повернулся к крыльцу. Там уже стоял Олаф Длиннобородый. И он, похоже, был единственным, кому при виде сурового ярла не хотелось провалиться сквозь землю. Лицо конунга осветилось улыбкой.
– Рыжий! Добрался-таки, старый черт!
Леди Мак-Лайон внутренне съежилась от такого немыслимого панибратства. Да, конунг, конечно, может многое себе позволить, но… Это же Ингольф! Тот самый, что армию единым взглядом на колени горазд поставить! А его в лицо, да при всех – «старым чертом»?
– Чертей проповедникам своим оставь, – ответил Рыжий, спрыгивая на землю. Потом бросил поводья в руки кого-то из бойцов и добавил: – Видали и постарше… В дом-то пригласишь аль не про нас такие хоромы?
– Чья бы корова мычала, – со смешком отозвался правитель. – А то я у тебя в Тронхейме не был?
Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Нэрис поймала себя на мысли, что впервые видит улыбающегося Ингольфа. Это было так непривычно, что она даже растерялась. А когда совладала с эмоциями, высокий гость и хозяин дома уже скрылись внутри.
– Кажется, – пробормотала она, – я начинаю понимать, отчего Длиннобородый среди своих такой вес имеет… Если уж такие люди ему беспрепятственно себя ругать дозволяют.
– Ругать? – удивленно переспросил Тихоня. – Опомнитесь, госпожа! Где ж тут ругань? Радость одна – давно друзья старые не виделись. От если б конунг его свиньей али там псом шелудивым…
– Тсс! – испуганно зашипела леди, вцепившись в его рукав. – Да ты с ума сошел, Ульф?! Спаси бог, услышит кто!
– И чего? – еще больше изумился воин. – Я ж не всерьез, а так, примеру для.
– Вот донесет кто-нибудь Рыжему про твои «примеры»! С ним, знаешь ли, не то что Ивар, с ним и его величество ссориться не станет!
– Да бросьте, госпожа, – разулыбался Тихоня, снисходительно глядя на нее сверху вниз. – Это ж Ингольф. Он разницу понимает… Экий обоз-то длинный! Нешто ярл со всей семьей пожаловал?
– Так ведь дочь замуж выдает, – чуть успокоившись, пожала плечами Нэрис. – И не за кого-нибудь, а за сына конунга. Такое-то событие! Не удивлюсь, если и правда вся родня съехалась. Плюс, конечно, приданое…
– Да, приданое знатное, – согласился Ульф, одобрительно разглядывая табун крепких мохнатых лошадок, что замыкал нескончаемую вереницу возов.
Нэрис, проследив за взглядом норманна, понурилась:
– Теперь уж Эйнару и впрямь не отвертеться. Чтобы конунг этакий куш упустил? Да он скорей на сына кандалы наденет да под конвоем в святилище отправит. К тому же Ингольф… Только б Эйнар на него не сорвался. Страшно подумать, что случиться может!
– Это да, – снова кивнул Тихоня. – Эйнар мужик резкий, а уж в таком-то виде?.. Хорошо, прямо щас не вылез! Было бы шороху.
– То есть? – захлопала ресницами леди Мак-Лайон. – Я не понимаю, Ульф… что с Эйнаром? Где он?
– Так на конюшне, госпожа. Пьяный валяется. Вусмерть. Еще темно было, как пришел – и уже лыка не вязал. Мне-то чего – чай, сам был не лучше… Да вы не волнуйтесь! В первый раз, что ли? К завтрему отойдет.
– Какое «завтра»! – всплеснула руками Нэрис. – Свадьба-то у него сегодня!
– Обождите, госпожа, – наморщил лоб ничего не понимающий Тихоня. – Почему – сегодня? Или это мы с Жилой целых два дня квасили?..
Она страдальчески закатила глаза:
– Да нет же! Олаф перенес торжество на день раньше. Из-за да… э-э-э… нет, я с ними со всеми с ума сойду. Ульф!
– А?
– Бегом на конюшню, пригляди, чтоб Эйнар оттуда и носу не высовывал. Упаси господь, Ингольфу на глаза попадется. Что стоишь, ну? Я плащ накину, саквояж с лекарствами возьму и догоню.
– Ну, ладно… А саквояж зачем?
– Буду в чувство приводить, – сказала леди Мак-Лайон. И, смерив взглядом покачивающуюся фигуру норманна, добавила со вздохом: – Обоих!

 

Несмотря на то что зимой навигация практически сводилась к нулю, порт в долине Бергенсдален кипел и бурлил. По сути, это был отдельный город – с богатыми и бедными кварталами, мастерскими, лавками, тавернами… Город жил своей беспокойной жизнью, рос и множился, не затихая даже по ночам. Порт!.. Этим все сказано.
Ивар и Творимир, оставив лошадей у коновязи одного из окраинных постоялых дворов за мелкую денежку, пробирались сквозь толпу на пристани. Остро пахло рыбой и морем.
– Эх! – Русич, который терпеть не мог большие сборища народа и которому заново оттоптали ноющие еще со вчера мозоли, нелюбезно отпихнул локтем кого-то из зазевавшихся рыбаков. – Эх!..
– Да будет тебе, – отмахнулся лорд Мак-Лайон. – Развздыхался. Мне, что ли, легче? Между прочим, я тебе предлагал остаться в Бергене. Ульфу сопровождение не доверил – так и не ной теперь…
Творимир, вспомнив мутного Тихоню, которого час назад едва добудился, недовольно ухнул: доверишь ему, как же! Небось сутки целые с дружинниками от бочек не отползали – руки дрожат, морда зеленая… Какое сопровождение? Хорошо если хозяйку не прозевает. Что, с ее-то шустростью, более чем вероятно. Вот припала же нужда Мак-Тавишам на командира разобидеться!.. Пускай и лоботрясы оба-двое, а хоть какое-то подспорье. Русич взгрустнул: где-то они там? В деревню свою вернулись или по Шотландии скитаются в поисках лучшей доли? А то, может, одумались – хоть и с опозданием? Парни-то они отходчивые, незлобивые, дурные разве что без меры, а так… Воевода не хотел себе в этом признаваться, но он скучал по Мэту и Марти. В сущности, они ведь заменили ему собственных сыновей, которых у него никогда не было. И не будет: оборотничество многое дает, но отнимает еще больше! Телом-то он крепок, и бабы от него не шарахаются, однако…
– Не спи на ходу, – вклинился в невеселые мысли голос Ивара. – Сворачиваем.
Творимир поспешно кивнул. И скривился: шумная пристань сменилась узкой извилистой улочкой, загаженной до омерзения. Не сказать, чтобы остальной порт был намного чище, но это… Темнота, серо-желтый с бурыми потеками снег под сапогами, чудовищное зловоние – кажется, свежий морской ветер никогда не гулял по здешним закоулкам!
– Эх, – проскрипел воевода, торопясь прикрыть нос меховым воротником плаща. Помогло мало.
– Не говори даже, – согласился лорд Мак-Лайон. – Самого выворачивает. Ничего, сейчас пообвыкнемся.
Творимир брезгливо сплюнул. Привыкать к эдакой пакости он не собирался. Но деваться, увы, было некуда. Знал, с кем связался, – гончей Кеннета Мак-Альпина и не в таких местах бывать доводилось. Так же как и ее телохранителю. К большому, надо сказать, неудовольствию последнего.
– Потерпи, друже, – извиняющимся тоном проговорил командир. – Вроде как идти нам недолго уже… Чтоб я сдох, ну и темнотища! И это днем. А что ж тут ночью творится?
Ясное дело – что, подумал воевода. Разбой да беззаконие. А уж по темному времени сюда меньше чем с отрядом вообще соваться не стоит!.. Он обогнул закаменевшую от мороза кучу нечистот и двинулся следом за лордом. Тот же, вертя головой по сторонам, брюзжал себе под нос:
– Поближе окопаться никак не могли? Обязательно надо в трущобы самые… Творимир! Увидишь вывеску «Щербатая секира» – свистни. Здесь сам черт ногу сломит, не говоря уж об освещении. А у местных спрашивать себе дороже. Им только дай лопуха-иноземца… Ага! Отбой, дружище. Кажется, мы на месте.
– Эх?!
– Н-да. Согласен, могло быть и получше…
Они стояли перед дверью в искомое заведение. О том, что это трактир (хотя слово «кабак» подходило ему куда как больше), свидетельствовал запах дешевого пойла, сочащийся изо всех щелей, нестройный гул голосов за дверью и покосившаяся вывеска: «Щ…бата… с…кира». Остальные буквы были скрыты полудюймовым слоем грязи напополам с инеем.
– Не пойму, мы ему мало платим, что ли? – вполголоса проронил королевский советник. – Или опять за старое принялся?..
Он осекся: дверь распахнулась, и наружу вывалилось чье-то тело в истрепанном рубище. Тело, с размаху налетев на лорда, пьяно икнуло и повалилось в снег, пятная и без того совсем не белую дорожку остатками недавнего пиршества. Творимира передернуло.
– Пошли. – Ивар придержал начавшую закрываться дверь. – Успеем еще наглядеться.
Воевода поспешно шагнул вперед. И замер на мгновение, оглушенный волною смрада, дохнувшего на него прямо с порога. К запаху прогорклого сала и кислого вина примешивался тяжелый дух людского пота. Откуда-то – наверное, с кухни – тянуло гарью. А надо всем над этим сизыми обрывками реял удушливый чад расставленных по залу жаровен и полуслепых коптилок… Русич чихнул – так засвербело в носу. Хотя это еще полбеды: его звериный нюх в подобных местах уже через минуту вообще отказывал напрочь. Оставалось надеяться только на глаза, опыт и связи командира.
– Курс налево, – тут же раздалось из-за спины. – Там стол не занят. Да шевелись ты! Стоит, моргает. Ну?
Лорд, потеряв терпение, поднырнул под локтем своего телохранителя и заглянул ему в лицо:
– Эк ты угорел с одного вдоха. Хоть рукой лицо прикрыл бы, ей-богу… Ладно, пойдем, пока без места не остались. Трактир-то, гляжу, спросом пользуется.
Он заторопился к облюбованному столу. Творимир двинулся следом. Нос прикрывать не стал – все равно теперь без пользы. Только, уже плюхнувшись на лавку, украдкой потер слезящиеся глаза и покаянно ухнул, бросив взгляд на командира – прости, мол. Лорд махнул рукой:
– Бывает. Сам не ожидал, что Химиш здесь такой свинарник устроит. Хотя догадаться стоило, конечно, – сколько его помню, он всегда в рукав сморкался. Причем в один и тот же… Эй, красавица!
Последние слова относились к широкобедрой подавальщице, что проходила мимо с пустым подносом. Даже слово «миловидная» в ее отношении выглядело откровенной ложью, но Ивар на комплименты никогда не скупился. Особенно если они могли ускорить дело – торчать в этом клоповнике лишние четверть часа королевскому советнику не хотелось.
– Чего изволите? – пробасила служанка, нависая над столом. Лиф ее заляпанного жиром платья угрожающе затрещал. Ивар бросил на стол золотую монету:
– Хозяина.
– Чего-о? – Женщина выпучила глаза. Они были густо подведены углем и смотрели совершенно по-коровьи.
Лорд пожал плечами и выложил перед хлопающей ресницами служанкой еще одну монету, на этот раз серебряную:
– Хозяина позови, говорю. И золотой ему передай. Будешь умницей – к серебрушке за понятливость еще одну добавлю. Ну, иди, чего ждешь?
– А «пожалуйста»? – ухмыльнулась подавальщица, наклонясь еще ниже, почти к самому лицу опешившего лорда. Творимир – тот даже рот раскрыл от изумления. А женщина уперла локти в стол и хихикнула, глядя на их вытянувшиеся физиономии: – Ну-ну! Я же пошутила. Что, ваше сиятельство, не признали? А я вот вас еще с порога…
Голос ее стал другим – мягким, ласковым, женственным. Да и тупое выражение подчерненных глаз испарилось в одну секунду, как будто его и не было.
– Алиса?! – громким шепотом выдохнул Ивар. Она весело кивнула. – Ну и разнесло же тебя, дорогуша…
– Химишу нравится. – Она повела округлым плечом, ничуть не обидевшись на его замечание. – А на лицо вы не глядите, ваше сиятельство. Это ж для посетителей. Сами видите, кто к нам ходит.
– Вижу. Муж-то здесь?
– Здесь. У него там посетитель, важный, ну, вы понимаете… Так что уж обождите минуточку, как он освободится, дак я его пришлю. А то, может, наверх бы поднялись? – Она, выпрямившись, взяла со стола золотой и игриво посмотрела на Ивара. – Посидели бы спокойненько, в тишине, чарочку опрокинули бы. Как в старые добрые, а?
– Недосуг мне, Алиса, – ностальгически улыбнулся королевский советник. – Да и годы уже не те, чтоб резвиться. Дай знать Химишу, что я здесь. И скажи, пусть не копается – у вас тут задохнуться можно. Хоть бы дверь открывали, что ли.
– Мы пробовали. Не помогает… Вы располагайтесь, милостивые государи, я сейчас вам винца хорошего пришлю, какое сами пьем, и закусочки свеженькой. Там, глядишь, и дышать легче станет!..
Она подмигнула Ивару, прижала к боку поднос и отошла. Лорд Мак-Лайон подпер голову рукой:
– Да-а. Старые добрые времена… ох, чертовка…
– Эх?!
Ивар бросил на друга насмешливый взгляд:
– Ты Алису двадцать лет назад не видел. Да за такую рабыню местные купцы всем торжищем передрались! Собственно, пока они отношения выясняли, мы с Химишем и подсуетились… Не выпучивай ты так глазищи: покупал он, для себя, – между прочим, только затем, чтобы после освободить да жениться. Что и сделал, я всего лишь материальную сторону обеспечивал. Химиш не информатор – золото. А за жену он потом год бесплатно на нас работал. И – прямо скажу – сильно продешевил!
Творимир с откровенным недоверием поглядел на то место, где только что стояла подавальщица. Двадцать лет – оно, конечно, для бабы полжизни, но все-таки? Русич крякнул. И, подумав, рассудил, что всякое бывает. В такой-то дыре столько времени жить, да еще небось и роды постоянные – от этого не похорошеешь… Он перевел рассеянный взгляд на дверь кабака. Она как раз вновь распахнулась, впуская внутрь клубы морозного воздуха и небольшой отряд плечистых норманнов. Наемники, про себя отметил воевода, да еще и без хозяина. Уж больно вид у них потасканный. К тому ж бойцы при деле да деньгах в местах почище столуются. Десяток? Нет, всего семь человек. Еще трое, что в хвосте пристроились, – закутанные с ног до головы и трясущиеся от холода – явно не норманны. Небось с корабля спустились только что, да и оказались в тутошней дыре по незнанию. Ишь, как колотит-то их, бедняг…
Достойные искренней жалости иноземцы, кутаясь в плащи, забились в противоположный угол, поближе к жаровне. Более закаленные наемники сели за стол у самой двери, согнав компанию рыбаков и потеснив уже знакомого шотландским гостям священника из торговой слободы, невесть как забредшего в этот портовый вертеп. Один из наемников, видно старший, заозирался в поисках подавальщицы. Но Алиса, судя по всему, трудилась здесь одна, поэтому молодцам пришлось смириться с ожиданием. Которое их настроения отнюдь не улучшило – привычно попререкавшись друг с дружкой, наемники обратили скучающий взор на соседа по столу.
– А ты чего здесь расселся? – Один из бойцов придвинулся поближе к священнику и пихнул его локтем в бок. – Не видишь – стол занят? Люди отдохнуть пришли, а он сидит, чавкает!..
Тот поднял голову от своей краюшки и посмотрел на задиру таким растерянным взглядом, будто увидел его только сейчас.
– Чего зенки вылупил? – не отставал норманн. – Глухой, что ль? Дак я те щас в ухо двину – враз излечишься. Забирай, говорю, свои объедки да катись отсюда! Мы гулять будем!
– Простите, – голос у священника был тихий, бесцветный, как и он сам, – я не хотел помешать. Я сейчас уйду.
Он положил свой нехитрый завтрак на стол и потянулся за лежащей у лавки котомкой. Наемник переглянулся с остальными:
– Гляди-ка, мужики, эта цапля еще и говорить умеет?
– Дак потрындеть они все горазды, – дополнил кто-то из отряда. – Руки-то кривые, слышь! Только и доблести, что проповеди гнусить да лбом в землю биться…
– Думаешь? – прищурился заводила. – А вот щас и проверим!
Он протянул руку и смахнул на пол оставленную без присмотра краюшку. Та отлетела под лавку напротив. Священник, обернувшись, беспомощно моргнул – и полез доставать…
– Ну вот! А ты говорил – криворукий! Глянь, как он хваталками своими меж сапогов-то шурудит! Не иначе как решил еще каким огрызком разговеться?..
Норманны загоготали. Творимир набычился и сжал кулаки: сам не крещеный, он одинаково равнодушно относился к любым богам и их служителям, но здесь дело было не в вере. Семеро здоровых лбов гнобили безответного священника просто так, забавы ради. А издевательства над слабым воевода не терпел.
– Сидеть, – просвистел Ивар, заметив, как светлые глаза товарища наливаются кровью. – Сами разберутся. Бить его никто не будет, а касаемо насмешек… Сидеть, сказал! Мало тебе прошлого раза? Так тут не Шотландия, и свидетелей побольше будет!..
Русич заскрипел зубами. «Прошлый раз», о котором говорил советник, и вправду едва не стоил жизни им обоим. Тогда воевода вступился за какую-то девчушку, что прижали в темном углу пьяные дружинники одного из южных баронов. Случилось это близко к полнолунию и кончилось плохо: обидчики отправились к праотцам, а спасенная девица повредилась в уме. Повезло еще, что никто ничего не видел, а баронишка был из захудалых. Так-то оборотень и себя, и командира под топор бы подвел.
И сейчас Ивар дело говорит – нельзя встревать. Только хуже сделаешь. Ведь правда, позадираются да отстанут.
– Эх… – бессильно прошипел Творимир, отводя взгляд от веселящейся компании наемников.
Лорд дернул плечом:
– Да понятно, что свиньи. Но и священник, я смотрю, привычный? Странный он все-таки. Я не про кротость запредельную, а вообще. Что он здесь позабыл? У него же вроде как личный благодетель имеется?
Воевода неопределенно ухнул. Может, потому тут и сидит, что благодетеля обременять не хочет? Да и харчи в «Щербатой секире» небось дешевые…
– Идите к нам, отец Теодор! – услышал Творимир и поднял голову. Один из давешних замерзших иноземцев у жаровни в углу, скинув плащ, приветственно махал рукой монаху. – Идите, у нас место найдется! Докушаете спокойно. Что ж вы опять по холоду скитаться пойдете? А нам не в тягость, правда, друзья?
Его приятели, зябко кутаясь в плащи, кивнули. И подвинулись на лавке, освобождая место для еще одного человека. Губы священника тронула тихая улыбка:
– Благодарю…
– И на этих шутников деревенских не обижайтесь, – скорчив надменную мину, добавил сочувствующий. – Вечно они бузят, коли в мошне пусто! А там, почитай, круглый год ветер гуляет: кому такие-то репьи под боком нужны?..
Норманнский заводила зыркнул на наглеца мрачным взглядом:
– Пасть захлопни, подвывала! Договоришься когда-нибудь.
– И правда, Седрик, – негромко проронил отец Теодор. – Не ругайся, стыдно… Всяк свое понятие имеет. Не нам осуждать.
Он, опустив глаза, притулился возле жаровни, сдувая с краюшки прилипший сор.
Ивар улыбнулся другу:
– Ну вот видишь? Все устроилось, надо было просто подождать. Гнев, друже, плохой советчик.
Творимир не отозвался. Он с любопытством изучал взглядом неожиданного заступника: нескладного седого человека со впалыми щеками и красным носом. По внешности скорее англосакс, хотя с монахом он говорил на чистейшем гэльском. Пьяница, определенно. И что только у них с таким-то божьим смиренником общего может быть?
– Ну, пусть! – поерзав, вздернул малиновый нос тощий Седрик. – Им оно зачтется! А вас, отче, я лучше песенкой порадую…
Ивар, следом за воеводой повернувший голову к дальней жаровне, увидел в руках Седрика лютню и приподнял бровь:
– Ты смотри-ка, бард? А смелости, однако, ему не занимать: толпу мордоворотов «репьями» обозвал и в ус не дует. Рисковый старикан. Или к нему тут уже привыкли просто?
Один из товарищей храброго музыканта, наклонившись к его уху, что-то сказал. Седрик покосился на гомонящих наемников, склонил голову набок и ухмыльнулся:
– С нашим удовольствием!..
Он откинул в стороны полы плаща и, пристроив лютню на коленях, тронул струны. Один аккорд, другой… Взгляд барда, наткнувшись на сидящего рядом священника, вдруг посерьезнел. Пальцы замерли на мгновение, взлетели вверх и вновь упали на дрогнувшие струны. Мелодия изменилась. А по шумной зале поплыл надтреснутый голос:
Давно исчезла позади Ирландия моя,
Летит к Драконовой Земле крылатая ладья,
Дорогу знают моряки, и сквозь густой туман
К пределам приближаюсь я мне неизвестных стран!
Так было… С юных лет я жил в обители святой,
В душе моей всегда царил молитвенный покой…

Лорд Мак-Лайон молча смотрел на отца Теодора. С каждым новым аккордом, с каждым новым словом, слетавшим с губ Седрика, священник становился все бледнее и бледнее.
Читал, молился и учил смиренных простецов,
И переписывать любил труды святых отцов
В своем скриптории… Но вот случилось злым ветрам
Пригнать лихих норманнов флот к ирландским берегам.
И не спаслись от их секир ни знать, ни простецы…
И что им был мой монастырь, что братья и отцы?
Что книги – мудрости исток – работа долгих лет?
Кто служит демонам – жесток, в том состраданья нет!
Забрали злато с серебром, а то, что не металл,
В своем неистовстве слепом пожар уничтожал…
А я – священник молодой – случайно уцелел,
И навсегда, давим тоской, в себе запечатлел:
Руины Божиих церквей, развалины домов,
Убитых маленьких детей и безотрадных вдов…

Разговоры в зале постепенно стихали, взгляды присутствующих один за другим устремлялись к дальнему углу, где сидел бард со своими друзьями. Даже наемники, оставив препирательства, повернули головы. Священник, стиснув в руке помятую краюшку, застыл на лавке каменным изваянием.
– Творимир, – шепнул Ивар, осененный внезапной догадкой. – Да ведь этот Седрик про него поет?
Русич медленно кивнул: в лице безответного брата Теодора не было ни кровинки.
Пускай среди своих друзей безумцем прослыву –
Мне жаль язычников лихих! Поэтому плыву
Я прямиком в драконью пасть. А также для того,
Чтоб злую отвести напасть от края моего.
Разить язычников мечом? Я этому не рад…
Они, в невежестве своем, обречены на ад.
Не против плоти брань веду, а против Сатаны!
Пусть злые идолы падут! Пусть люди той страны…

В полумраке замершей, как перед грозой, таверны жалко брякнула об пол чья-то ложка. Семерка норманнов у двери, не сговариваясь, опустила на стол сжатые кулаки. Но бард, казалось, этого даже не заметил: он остервенело терзал струны рыдающей лютни, вторя ей уже не хрипло-испитым, а звучным и сильным, как у молодого, голосом:
За горизонтом стонет гром, и молния блестит –
Быть может, то свирепый Тор мне яростно грозит?
Он шлет на нас жестокий шторм, досадою горя,
Да только мы не повернем обратно корабля.
О Тор, что северных волков на бой благословлял!
Пил кровь поверженных врагов и жалости не знал!
Я не боюсь твоих жрецов, твоих жестоких слуг!
Кто жизнь свою отдать готов, тот не бросает плуг.
Силен ты нынче, спору нет, но твердо знаю я –
Преобразит Господний Свет норманнские края.
Меня ты в силах умертвить. Что ж, я приму венец,
Коль чашу суждено испить… Но это – не конец!
На месте гибели моей, пусть через много лет,
Веселый колокольный звон провозгласит рассвет.
Нет, не к кумиру твоему, из хижин и палат,
На Божью Службу, к алтарю, норманны поспешат.
А если к капищам твоим случайно кто придет,
Он лишь обломки на земле разбитые найдет!
И вместо рощи в честь твою увидит он пустырь…
И это будет месть за мой сожженный монастырь!
Пусть Один, Локи, Фрейя, Тор грозят расправой мне –
Лети, крылатая ладья, к Драконовой Земле!

Последний аккорд оглушительной трелью взлетел к закопченному потолку общей залы. И оборвался на пределе, невидимыми осколками осыпаясь вниз. В наступившей тишине стало слышно, как тяжело, с присвистом, дышит рисковый бард Седрик…
Увы, общее оцепенение было недолгим. Застонали отодвигаемые скамьи: это медленно поднялись со своих мест семеро норманнских наемников. Лорд Мак-Лайон тоскливо выругался. И, услышав за спиной скрип половиц, поднял голову.
– Алиса! – На лице королевской гончей было написан такой неподдельный восторг, что подавальщица невольно сбилась с шага. – Ангел мой! Ну наконец-то!..
– Все б мне так радовались, – польщенно буркнула супруга хозяина. И сделала приглашающий жест рукой. – Пойдемте. Химиш гостей выпроводил, вас ждет не дождется. А… чего тихо-то так?
– Это, душа моя, ненадолго, – пообещал лорд, торопливо поднимаясь. – Один ваш певец не тем богам в бороды плюнул. Творимир, пойдем! Пойдем, чтоб тебя!
– Э-э-эх!..
Алиса окинула недоумевающим взглядом зал. Увидела изготовившихся к драке наемников, утирающего губы барда с лютней – и горестно всплеснула руками.
– Седрик! Вот принесла ж его нелегкая, пропойцу этакого!.. Последние синяки сойти не успели, а он уж снова за старое? – Женщина быстро обернулась к дорогим гостям. – Милостивые государи, вы уж не обессудьте, провожать не буду. Да и вон же она, дверка-то, чай, не заблудитесь! Химиш внутри ждет, и вино с закускою там же… Покорнейше прошу извинить… Рон! Кликай остальных да бегом сюда!
Она, заткнув передник за пояс, ринулась наперерез взбешенным наемникам. Следом, откуда-то из-за стойки, метнулось трое плечистых парней. «Охрана», – с облегчением понял Ивар. И, клещом вцепившись в локоть русича, поволок его к неприметной двери под лестницей. Вслед товарищам несся грохот падающих жаровен, вопли попавших под раздачу посетителей и площадная брань. Отчаянно тренькнула лютня. Несчастный бард таки «договорился».

 

Хозяин «Щербатой секиры» был огромен, волосат и немного пьян. А еще обладал такой расплывчатой внешностью, что его с легкостью можно было принять хоть за шотландца, хоть за норманна, хоть за кого угодно – смотря по одежде и обстоятельствам. На кого он был похож сейчас, Творимир сказать затруднился. Да и не до того ему было: пропустив командира к столу, где дожидались вино и закуски, телохранитель по своему обыкновению замер у двери, привалившись к ней спиной, и навострил уши. Приватный разговор главы Тайной службы со своим информатором никакого интереса для русича не представлял – чего там нового услышишь? А вот то, что происходило в общей зале, по другую сторону двери… Творимир завистливо вздохнул. Нет, он, конечно, понимал, что Ивар прав, не след им обоим в кабацкую драку мешаться. Только внимание ненужное привлекать. А что до Седрика – так ведь ихнего брата всегда лупили и будут лупить. За язык длинный да глупость беспредельную: даже священник смолчал, а бардам все законы не писаны. И рот на замке они держать не умеют, порода такая. Потому и живут недолго. А кто виноват? Только священника этого, отца Теодора, и вправду жаль. Достойный человек, пускай и блаженный малость!
– Экий ты, Химиш, занятой-то стал, – говорил между тем лорд Мак-Лайон, голодным взглядом косясь на оставленное Алисой угощение. Позавтракать он так и не успел. – Пока тебя дождешься, того и гляди башку проломят. С кем шептался-то?
– Дык… с людьми ж!
– Оно и понятно, что не с курами. Соглядатаи портовые, что ли? Или рыбка покрупней? Уж не конкуренты ли наши с заманчивыми предложениями? Смотри у меня, ведь проверю.
– Бог с вами, ваше сиятельство! – Заросшее лицо Химиша приняло такое обиженно-жалобное выражение, что Творимир у двери только хмыкнул: копия придворный казначей, пойманный на недостаче. – Да разве ж я когда… Вы кушайте, кушайте! И винца вот, пожалуйте, из моего погребка личного… А что ж вы так внезапно, без предупреждения? Мы б и встретили, как подобает!
– Угу. С каких это пор тебе предупреждения нужны? Мы еще позавчера высадились, и ты об этом знаешь. Что за люди здесь были, Химиш? Не виляй!
– Ну ей-богу, ваше сиятельство… Почто верного человека подозрением обижаете? Да и… не про вас гость-то…
– Не про меня? Ты перед тем, как ответить, хорошо подумал, Химиш?..
Хозяин трактира подпрыгнул на стуле:
– Виноват, ваше сиятельство! Одичал в глуши, забылся!.. Не то слово брякнул по недоумию!
– Короче.
– Ни при чем тут конкуренты ваши, – понизив голос, признался наглец. – И ребята мои, что здешние, что бергенские, тоже не при делах. Женщина ко мне приходила. Ну… это самое… Только Алисочке не говорите! Она баба горячая, может и того, скалкою по загривку! А вы знаете, какая у нее рука тяжелая?
Лорд Мак-Лайон присвистнул:
– Ах ты, сквернавец. Жене, значит, рога наставляешь? Среди бела дня, в собственном доме?
– Дык а как иначе-то, ваше сиятельство, – ежели я днем при таверне быть должон, а ночью – при законной супруге? Как-то вот приходится…
– Нанимателей в общей зале дымом да вонью травить? – закончил за него Ивар. – Пока ты тут милуешься? А и правда, подумаешь – лорд! Небось обождет, не рассыплется?
– Ваше сиятельство, да я ведь не то хотел…
– Оборзели! – рявкнул королевский советник, грохнув кулаком по столу. – Мне что, каждый год по всем по вам с проверками таскаться? Или под дверью вместе с забулдыгами ждать, пока очередь моя подойдет? Так ведь у короны таких, как ты, закрома полные! И вернуть тебя, откуда взяли, нам труда не составит! Еще одно клеймо захотел, Химиш?
– Ваше… – затрясся незадачливый ловелас, смертельно бледнея, но суровый работодатель не дал ему закончить. Откинулся на стуле, бросил в рот кружок кровяной колбасы и, сменив гнев на милость, сухо констатировал:
– Первое предупреждение. Второго не будет. Уяснил?
– Д-да!..
– Молодец. Плесни мне вина, что ли.
– Это мы сию секундочку! – засуетился ветреный супруг Алисы, украдкой вытирая со лба холодный пот. Главу Тайной службы он знал давно и цену его слова – тоже. Загреметь обратно на галеры, пусть даже старшим надсмотрщиком, Химишу хотелось меньше всего в жизни. Как и менять нанимателя на хозяина, а свободу – на рабство. Он вспомнил о полузатертом клейме на груди, под рубахой, и дрогнувшим голосом повторил:
– Виноват, ваше сиятельство! Ей-богу, бес попутал! Вдругорядь не повторится. Да вы кушайте, кушайте! Мы ж не без понятия…
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11