ГЛАВА 33
Из-за пасмурной погоды я подумала, что час ранний, но, как оказалось, проспала.
— Мисс Кармель, вы там? Вы меня слышите?
— Да, Нора, одну минутку.
Я поспешно накинула халат и отворила дверь. Я не сомневалась, что она явилась сюда, чтобы отвести меня к графу. А мистер Фарроуч времени даром не терял! Уже подсуетился и успел привести угрозу в исполнение.
— Ой, что сегодня случилось! — выпалила Нора, едва переступив порог.
И не успела я рта раскрыть, как она тут же посвятила меня во все подробности.
Как оказалось, этим утром кто-то напал на графиню и ранил её. И не просто ранил, а порезал горло от уха до уха, да так, что бедняжка и звука не может произнести. К ней уже вызвали хирурга из города. В свете злодейского нападения, очень подозрительным стал неожиданный отъезд гостей. Никто не видел, как и в какой час это произошло. И лишь когда поднялась суматоха, конюхи спохватились, не досчитавшись лошадей. Тогда-то и выяснилось, что все трое покинули замок. Граф тоже уехал, ещё до завтрака, никого не предупредив, куда направляется и когда вернётся.
— Но он знает о происшествии с графиней? — уточнила я.
— Да, он-то ей первую помощь и оказал — рану затыкал. Велел никого, кроме врача, не пускать. А потом сразу уехал.
Я ошеломлённо уставилась на неё.
— Но жизнь леди Фабианы вне опасности?
— Говорят, рана скорее страшная, чем серьёзная, — пожала плечами Нора.
— Не лучше ли было вызвать местного хирурга, чем дожидаться из города?
Служанка захлопала глазами.
— Так никто из местных не поштопает так гладко, — пояснила она.
Кухня жужжала как потревоженный улей. Люди были заметно растеряны ввиду отсутствия хозяев.
При виде меня все ненадолго отвлеклись, чтобы поздороваться, а потом снова вернулись к бурному обсуждению.
— Мисс Кармель, — подскочила Иветта, — зря вы так быстро вчера с танцев ушли. Ух и весело было!
— Да погодите ты, весело, — сурово осадила её Симона, — в замке непонятно что творится, а она всё со своими танцами. Как же без хозяев-то! — всплеснула руками она.
— А что же мистер Фарроуч? — осторожно поинтересовалась я. — Значит, теперь он за главного?
— То-то и оно, — страшным шёпотом поведала миссис Меррит, — его сегодня ещё никто не видел.
— Как не видел? — изумилась я. — Но он у себя?
— Никто не знает, — пожала плечами Беула.
— Но вы проверяли? Стучались к нему?
Кларисс с Симоной переглянулись, а Иветта уставила на меня глаза-блюдечки:
— Нет, конечно! К нему никто никогда не заходит. Он всегда сам появляется.
Я похолодела, решив, что мистер Фарроуч скончался от удара после моего визита. Но тут же рассердилась: каков негодяй! Умер нарочно, чтобы отягчить мою совесть. Нет, не бывать этому!
— Я к нему зайду, — кивнула я, и женщины одарили меня взглядом, каким смотрят на мучениц.
— Мы будем рядом, — мужественно заявила Иветта, — только чуть-чуть позади.
Я поднялась на первый этаж, пытаясь осмыслить всё случившееся, но увязать одно с другим никак не получалось. По всему выходило, что супругу ранил граф. В том, что он на это способен, я не сомневалась, но не понимала, зачем ему это. Может, из ревности? Но как тогда объяснить внезапный отъезд гостей? А может, это Дезире решила отомстить сопернице, так и не сумев завлечь графа в свои сети? Или какая-то муха укусила бессловесного мистера Брауна? И надо же: не просто ранили, а лишили голоса. Было ли это простым совпадением, или нападавший знал, где кроется источник её влияния на окружающих?
Этими размышлениями я пыталась отвлечь себя от предстоящего. Всё внутри сжималось и переворачивалось при мысли о том, что я могу найти в той комнате. А что, если я обнаружу там его холодный труп с искореженным страшными судорогами лицом и вывалившимся языком? Отогнав эту ужасную картину, я остановилась перед дверью, глубоко вздохнула и постучала. Никто мне не ответил. Я обернулась к Беуле и Иветте, замершим, как и обещала Иветта, немного позади. Они обменялись вопрошающими взглядами и пожали плечами. Тогда я толкнула дверь — она оказалась не заперта — и осторожно заглянула внутрь.
Мистер Фарроуч лежал на смятой постели с закрытыми глазами. Черные волосы разметались, осунувшееся лицо, и так обычно бледное, затмило белизной подушку, лоб и шея блестели от пота. Когда дверь отворилась, его веки дрогнули и приоткрылись. Воспаленные глаза остановились на мне и тут же страдальчески закатились.
— Только не это, — простонал он, — снова вы. Господи, за что…
— За ваши грехи, — пояснила я и обернулась к дожидавшимся меня девушкам.
— Иветта, принеси, пожалуйста, зерновые тосты, джем, отварные яйца и крепкий чай. Беула, будь добра, захвати таз с водой и полотенце. И сообщите миссис Меррит, что мистер Фарроуч болен и я побуду с ним.
— Нет-нет, я в порядке, — послышался за моей спиной почти испуганный шепот.
— И даже бредит, — закончила я.
— Мы мигом, — заявила Иветта, с любопытством выворачивая шею.
Она до последнего пыталась заглянуть в щелочку, пока я притворяла дверь. И в глазах мелькнуло разочарование, потому что разглядеть так ничего и не удалось. Я повернулась к настороженно наблюдавшему за мной больному. Он сделал попытку подняться на локтях, но тут же обессиленно рухнул обратно.
— Я буду вас пытать, — заявила я.
— Вы лжете, — неуверенно просипел он.
— Вы правы, — вздохнула я, — придётся ограничиться видом ваших мучений.
— Тогда устраивайтесь поудобнее и получайте удовольствие, — слабо отозвался он и закрыл глаза.
Я шагнула к кровати, и он встрепенулся.
— Что вы делаете?
— Как что? Хочу поправить вашу подушку и придвинуть столик, чтобы было куда поставить завтрак и умывальные принадлежности.
— Значит, и правда остаётесь? — уточнил он обречённым голосом.
Я улыбнулась, как научилась у графа, — одним уголком рта (и, как я надеялась, зловеще).
— О да, — заверила я. — Граф уехал, и нам с вами о многом надо поговорить.
— Тогда отвернитесь, — буркнул он.
— Что? Зачем это? — насторожилась я, и он ответил хмурым взглядом.
— На одну минуту.
Я не пошевелилась.
— Будьте так добры, — выдавил он сквозь сцепленные зубы.
— Имейте в виду, — предупредила я, отворачиваясь к двери, — тень падает прямо передо мной, и я сразу замечу, если вы вздумаете что-нибудь выкинуть.
По правде говоря, я не верила, что он решится причинить мне вред, зная, что Беула и Иветта вернутся с минуты на минуту. Но всё же стоять к нему спиной было неприятно: волоски на шее шевелились, как если бы в клетке позади меня прохаживался хищник, стуча хвостом о землю.
Раздался шорох, и вскоре он снова подал голос:
— Можете повернуться.
Я обернулась и уставилась на него в изумлении, не веря своим глазам. Теперь он лежал полностью одетый, только костюм был измят.
— Зачем это? Вы больны, и так будет неудобно.
— Если вы окончательно потеряли стыд, то у меня он ещё остался.
Мне невольно стало смешно, но тут его лицо скривилось, и он потянулся к ноге, часто дыша. При виде чужих мучений мне стало не до смеха, и я с досадой поняла, что получать удовольствие не получится.
— Так это всё из-за неё? Что с вашей ногой?
В этот момент в дверь постучали, и девушки передали мне то, что я просила. Потом они нехотя ушли: Иветта на кухню, а Беула к виконту и леди Эрселле. Я предупредила, что проведу занятие позже.
После их ухода я расположила поднос с завтраком на столике возле кровати, а таз с водой пристроила на невысокий комод. Потом подошла к окну и раздвинула шторы. Я бы хотела сказать, что при этом поток света озарил комнату и изгнал мрачную атмосферу, но этого не случилось: небо было обложено свинцовыми тучами, как черепицей, а ветер гнул деревья и гонял сморщенную листву по двору. И всё же стало чуть светлее.
Утром комната и её хозяин уже не производили такого пугающего впечатления, хотя зверьки, баночки, книги и знак на стене никуда не делись. Просто с рассветом все наши ночные кошмары бледнеют.
Обстановка у него была очень простой, я бы даже сказала аскетичной: темные тканевые обои безо всяких узоров, обычная деревянная мебель, состоявшая из рабочего стола, книжного стеллажа, комода и двух стульев. Разве что кровать под балдахином немного выбивалась из прочего окружения. Но, судя по всему, она стояла тут уже не одно десятилетие и едва ли отображала личные вкусы мистера Фарроуча. Никаких картин на стенах или памятных фигурок и милых фарфоровых безделиц на каминной полке не наблюдалось.
Когда я вернулась к кровати, он уже пришёл в себя, только грудь всё ещё бурно вздымалась. Я намочила полотенце в тазу и наклонилась к нему:
— Что вы делаете? — отшатнулся он.
— Вы весь вспотели.
— Не смейте.
— Ещё немного, и будете плавать на подушке.
Он немного подумал и с досадой протянул руку.
— Я сам.
Я протянула ему полотенце, и он вытер лоб и шею. По окончании процедуры я убрала умывальные принадлежности, придвинула к кровати стул и села. Потом переместила поближе поднос и взяла в одну руку изящный серебряный ножик, узор на котором вился по всей рукоятке и продолжался по плоскости лезвия, а в другую — поджаренный хлеб.
— Итак, мистер Фарроуч, — я подцепила кончиком ножа густой комок кисло-сладкого сливового джема и принялась широкими резкими мазками наносить его на тост. Лезвие громко чиркало о запеченную корочку. — Я рада, что теперь у нас есть возможность поговорить при более благоприятных обстоятельствах.
Он напряженно следил за тем, как я намазываю джем, но при этих словах поднял глаза и натянуто усмехнулся.
— У вас плохо получается роль злодейки. И я вчера уже вам всё сказал.
— Это не так.
— Я сказал, что вы спятили и несёте чушь. Я не убивал мисс Лежер. С какой стати мне это делать?
— Это вы мне и расскажете.
Последним росчерком я закончила намазывать джем — теперь он лежал тонким сиреневым слоем — и протянула ему тост.
— Я не голоден.
— Вам нужно поесть, чтобы были силы. Иначе не сможете отвечать на мои вопросы.
Он нахмурился, но тост взял. Я меж тем подхватила чайник и пододвинула чашку. Иветта заварила на совесть: густая черная струя ударилась о полупрозрачные фарфоровые стенки, как будто из носика вывалился угорь. Я подцепила серебряными щипцами два кусочка сахара, кинула в чашку и размешала.
— А вы сегодня куда смелее, — заметил он.
— Наверное, потому, что вы ещё несколько дней будете не в состоянии рассовывать меня по баночкам, — холодно заметила я.
Он поморщился.
— Я это сказал, чтобы вы держались подальше, — буркнул он. — И кстати, вы ошибаетесь. Мои приступы проходят так же внезапно, как и начинаются.
Мистер Фарроуч широко улыбнулся, и я замерла, не донеся ложечку до яйца. Но тут же взяла себя в руки, поправила его на подставке, аккуратно разбила и пододвинула к нему.
— Вы лжете.
— Нет, — ещё шире улыбнулся он, — через полчаса я вполне могу снова стать самим собой: розовощеким и жизнерадостным балагуром.
Он осклабился, но тут же поморщился.
Когда с завтраком было покончено, я убрала поднос и вернулась на стул возле кровати.
— Итак, начнём сначала. Предупреждаю: пытаться звать на помощь или терять сознание бесполезно.
— Я и не собирался, — хмуро отозвался он.
— Я отсюда не уйду, пока вы не ответите на все мои вопросы.
— В следующий раз буду требовать рекомендации от нескольких работодателей.
— А если будете грубить, попрошу Иветту принести целую тарелку отварной брокколи.
— Я люблю брокколи.
— Неправда.
Он немного помолчал, изучающе глядя на меня.
— Неправда, — согласился он.
— Если вы, как утверждаете, ни при чём, расскажите мне что знаете. Когда Матильда уволилась?
— Месяц назад.
— Она мне ничего об этом не писала.
— Она решила всё внезапно и известила об этом в последний момент.
— Вы меня обманываете.
— Послушайте, — раздражённо начал он, — если вы не верите ни единому моему слову, то наш разговор не имеет смысла. Он ничем не помогает вам и причиняет неудобства мне.
— Вы можете представить какое-нибудь доказательство?
— Разумеется, — он коротко кивнул на комод. — Выдвиньте второй ящик. Там, справа, вы найдёте её заявление об уходе.
Я сделала, как он сказал. К моему удивлению, ящик тоже оказался набит книгами, причём вполне безобидными (если не считать длиннющих названий, от которых кружилась голова). Похоже, мистер Фарроуч не лгал о своей любви к чтению. Приподняв содержимое, я обнаружила плотный сиреневый конверт. Открыв его, я пробежала глазами ровные красивые строчки с характерным завитком над буквой «д». Я узнала руку Матильды, и передо мной действительно было её заявление об уходе.
Я повернулась к лежащему на постели мужчине.
— Как вы докажете, что не заставили её написать это письмо, чтобы отвести подозрения?
— Никак, — отозвался он. — Вам придётся просто поверить. Или не поверить — на ваше усмотрение.
В голову пришла неожиданная мысль.
— А почему это письмо здесь? Разве вы не храните все бумаги и документы в кабинете?
На это он ничего не ответил.
— А что же её вещи?
— Она быстро собрала их и отправила в гостиницу.
— В какую?
— Этого она не сказала.
— Она не назвала причину ухода?
— Нет.
— Но вы знаете?
Он помолчал.
— Догадываюсь.
— Но мне не скажете?
— Нет.
— И после этого я должна вам верить?
— Послушайте, — он повысил голос, но тут же взял себя в руки, — я мог бы сейчас солгать вам, придумав десяток причин. Но я не стал этого делать.
Такой ответ меня не удовлетворил, но был по-своему честен.
— Мой следующий вопрос. Её колокольчик. Если она уволилась, почему вы его не уничтожили, согласно инструкции. И почему он так выглядит?
Он пожевал губами.
— Я его уже нашёл таким, — нехотя признался он.
— Что значит нашли?
— Мисс Лежер должна была уехать рано утром, но, когда все проснулись, её уже не было. Она покинула замок ночью. При этом висевший в кухне колокольчик исчез. — Я кивнула — именно его я и нашла в ножке кресла. — А тот, что был у меня, — продолжил он, — принял такой вид… и я не стал ничего с ним делать.
— Почему?
Он сделал паузу, подбирая слова.
— Потому что тем самым я мог нанести ей вред.
— То есть Мэтти жива? Она в порядке? — я радостно встрепенулась и подалась вперёд.
— Не могу сказать этого с полной уверенностью. Возможно, серьезно больна. Я не знаю, как должен выглядеть колокольчик в случае смерти владельца.
— Почему же вы оставили его на кладбище?
— В следующий раз буду чаще оглядываться по сторонам, — проворчал он и пояснил: — Потому что прошёл месяц, и я пришёл к выводу, что мисс Лежер… уже не вернётся. — Я сглотнула, поняв, что он на самом деле имел в виду. — Но уничтожить его, не зная этого наверняка, я не мог.
— Хорошо, — продолжила я. — Теперь ваша чрезмерная реакция на серьги. Вы знаете, что они не мои. Откуда они у Матильды?
— Откуда они у вас? — ответил он вопросом на вопрос.
— Я их нашла недалеко от вашей двери. В луже крови.
— Что вы несёте?
— Именно, — подтвердила я, внимательно вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, не притворяется ли он. — По всему первому этажу, на котором, напомню, располагается ваша комната, разлита, разбрызгана и размазана кровь.
— Что? — его глаза округлились в неподдельном изумлении. Но прежнее скептическое выражение быстро вернулось. — Это невозможно, здесь каждый день убирают, — сдержанно заметил он.
— Это не сама кровь, а её следы, — пояснила я. — Память впиталась в стены — её не смоешь.
— Вы уверены? Вы не могли ошибиться, приняв за неё что-то другое?
— Уверена, — отрезала я. — Так что с серьгами?
Он пожал плечами.
— Спросите об этом не у меня.
Произнося это, он изогнул губы в неприятной улыбке. Я минутку подумала и поняла, к чему он клонит.
— Я устала от ваших намеков на графа. Почему вы приписываете мне эту недостойную связь?
Недоверчивый взгляд на его лице сменился смущённым.
— Опираюсь на большой опыт и наблюдения за вашими предшественницами.
— Меня вы знаете всего неделю. А Матильда, я уверена, не подала бы и малейшего повода к подобным обвинениям!
Он никак не прокомментировал мою гневную реплику. Только кинул задумчивый взгляд и, к моему удивлению, пробормотал:
— Извините, если ошибся.
— Если ошиблись? — я аж подскочила. — Или вы думали, что ни одна девушка не устоит перед мужчиной, способным принимать облик её идеала красоты? — Я бросила торжествующий взгляд на его изумлённое лицо. — И, видимо, не предполагали, что может хотя бы догадаться об этой прелестной способности графа! Так, значит, в этом его искра? Скажите, как он это делает, как обходит запрет?
Лицо мистера Фарроуча окаменело, как будто на эмоции опустилась шторка.
— Не понимаю, о чём вы, — сухо бросил он.
— Прекрасно понимаете. Но настолько преданы ему, что даже под пытками не сдадите хозяина. Чем он это заслужил? Или в вашем договоре просто есть соответствующий пункт?
— Прекратите, — прошептал он.
— Ах да, я чуть не забыла про вашу метку, — не унималась я. — Точнее, про её отсутствие. Что это значит? Граф снял её в качестве поощрения, за выслугу лет? Или за то, что старательно храните его маленькие секреты?
— Замолчите! — крикнул он, и я тут же пожалела о своей несдержанности, потому что его глаза закатились и он дернулся в новом припадке.
Я вскочила со своего места и склонилась к нему.
— Что я могу сделать? — воскликнула я, искренне раскаиваясь. — Я могу как-то помочь?
— Вы… нет, — задыхаясь, произнёс он, когда немного отпустило. — Только… хуже, когда вы… рядом, — он по капле выдавливал из себя слова. Лоб снова заблестел от пота. — Но… сообщите графу, когда вернётся. Он… знает, что делать…
— Я это сделаю! Я непременно ему скажу, сразу как только он…
Но мистер Фарроуч уже откинулся на подушку и не слышал меня.
— … вернётся, — тихонько докончила я.
А потом отошла от кровати и осмотрелась. Стараясь не задевать особо мерзкие экспонаты, я обыскала его комнату. Периодически я оглядывалась на кровать, чтобы проверить, не пришёл ли он в себя. Но его глаза были закрыты, а грудь неровно поднималась и опускалась. Похоже, он спал.
Я тщательно проверила рабочий стол (вчерашний кинжал мирно лежал в ящике), полки над ним и комод. Но больше ничего подозрительного или имеющего хотя бы отдаленное касательство к моему вопросу не нашла. На всякий случай простучала стены, днища ящиков, поискала расшатанные половицы, даже поворошила каминными щипцами золу — ничего.
Оставался только книжный стеллаж. Я задумчиво провела пальцем по кожаным корешкам и открыла пару книг наугад. Потом вернула их на место и сосредоточила усилия на тех экземплярах, в наличии которых обвиняла его вчера. Часть из них была на латыни, другая — на неизвестном мне языке. Эти книги, обернутые в жесткую темную кожу с серебряными застежками, представляли собой некую странную смесь учебника по биологии, средневекового сборника заклинаний и поваренной книги — так дотошно там выписывались какие-то рецепты с указанием мер веса, количества и даже длины ингредиентов. Страницы пестрели незнакомыми словами, символами и значками, в которых я мало что поняла. Зато прекрасно уразумела назначение иллюстраций, показывающих в разрезе органы и внутренности как животных, так и людей. Последнее особенно меня шокировало. Авторы этих книг явно шли на преступление. Ведь единственный способ так подробно узнать внутреннее строение человека — сделать вскрытие. Я слышала о жутких случаях, когда преступники разрывали свежие могилы, похищали мертвецов и продавали в анатомические театры. Сложив всё увиденное, я пришла к выводу, что держу в руках пособие по некромантии. Неужели именно по этой причине мистер Фарроуч ходил на кладбище, к могиле Дороти Гросс?
Я побыстрее захлопнула книгу и вернула её на место. По правде сказать, мне хотелось вымыть руки, как будто на пальцах остался незримый след, мрачный отпечаток. Хоть я и не могла их прочесть, но чувствовала, что от этих фолиантов исходит что-то темное, неправильное, противное природе. Я оглянулась на мистера Фарроуча. В свете нашего вынужденного общения, моё мнение о нём не то чтобы изменилось, но теперь я была озадачена. Если ещё вчера я видела в нём поклонника темных искусств, злодея и убийцу, то сегодняшний разговор показал его человеком пусть и колючим, но по-своему честным. И только эти отвратительные книги и препарированные зверьки не вязались с новым впечатлением. Я тут же спохватилась, вспомнив другие неясности в его поведении. Нет, я не совершу ошибку излишней доверчивости. Возможно, именно этого он от меня и ждёт. Тем не менее я неожиданно порадовалась тому, что не успела обратиться в полицию: в ближайшее время, пока мистер Фарроуч в таком состоянии, мне самой ничто не угрожает, и я могу попытаться узнать во время беседы то, что он точно не рассказал бы стражам правопорядка. Пользоваться его нездоровьем, конечно, некрасиво, но мне сейчас было не до щепетильности.
Я окинула взглядом остальные полки. Коллекция была обширная и весьма разнообразная. Здесь были и труды по физике частиц, и философские трактаты, и какие-то инженерные чертежи, и переписки выдающихся умов древности и современности. Среди внушительных талмудов с тиснёными корешками, атласными язычками закладок и полуосыпавшимися золотыми буквами в названиях меня привлёк небольшой красный томик, стеснительно задвинутый в самую даль. Под ничего не говорящей обложкой оказался сборник из трёх средневековых легенд весьма романтичного содержания. Когда я его открыла, оттуда выпал и спланировал на пол листок. Это оказалась прелестная акварельная миниатюра с простеньким пейзажем. Подобные нередко писала Матильда, у неё к этому настоящий талант. Я быстро сунула её обратно меж страниц.
— Удовлетворили любопытство? — раздался голос позади меня.
Я испуганно обернулась, пряча книжицу за спиной, как какая-нибудь воровка. Мистер Фарроуч пришёл в себя и смотрел прямо на меня. Интересно, как давно он за мной наблюдает? Мне стало неловко, как будто я подглядела что-то личное, не предназначенное для посторонних глаз. Стоя лицом к нему и спиной к стеллажу, я постаралась незаметно вернуть находку на место.
— Не совсем, — объявила я. — У меня ещё много вопросов.
— Вам придётся их отложить, если не хотите свести меня в могилу. Прошу, покиньте комнату и дайте отдохнуть.
В этот момент снаружи послышался звук подъехавшего экипажа. Я подошла к окну и увидела, как из кеба выпрыгнул широкоплечий, но при этом не массивный мужчина лет тридцати, с цепкими глазами и зачесанными в гладкий пучок волосами. Сложением он был похож на одного из тех рабочих, что разгружают мешки с углем в порту. И, казалось, эта угольная пыль осела на нём, сделав смуглым, кареглазым и темноволосым. Единственное, что безошибочно указывало на его профессию, был щегольский саквояж в руках.
— Приехал врач, — сообщила я.
Мистер Фарроуч удивился, и только тут я вспомнила, что он не мог знать о нападении на графиню. Я вкратце пересказала ему новости. Он никак не отреагировал: ни сочувствием, ни злорадством. Пообещав зайти позже и привести врача, когда тот спустится от леди Фабианы, я направилась к двери.
— Не нужно. Он мне не поможет.
Ничего не ответив, я покинула комнату и поспешила в холл.
